Айсберг

Настроение Эрика я чувствую еще в ванной. Пока умываюсь и принимаю душ, с любопытством слежу, как во мне созревает ответное желание. Восприимчивость – одна из сторон моего дара, и я давно научился отстраняться от чужих эмоций. Но это Эрик, и сейчас я берегу то, что возникло во мне, не тревожа лишними мыслями, оставляю на периферии сознания. Позволяю ему самостоятельно проделать весь цикл развития от легкого импульса, вызвавшего слабую искру, до ровного яркого пламени. Я не тороплюсь. Эрик и сам еще не уверен, чего хочет. Обычно он уверен, даже самоуверен... Но сейчас иначе. Так бывает, когда его одолевают тяжелые мысли и воспоминания, о которых он хотел бы забыть. И поэтому сегодня ему нужно другое. Мне теперь тоже нужно. Когда я возвращаюсь в комнату, Эрик уже в постели и дремлет. Точнее, делает вид. Даже не столько перед мной, сколько перед собой. Ложусь рядом и выключаю свет. И пока мы лежим в темноте и тишине, я, не используя свой дар, пытаюсь представить, что он сейчас чувствует. Желание? Смущение? Нерешительность? Спустя пару минут он тихо вздыхает, и я сдаюсь. Впрочем, я уже давно сдался. Поворачиваюсь к нему, кладу руку на грудь и чувствую, как от одного этого прикосновения он замирает. Наклоняюсь к его уху: - Хочешь? – делаю паузу, а он даже не дышит. – Хочешь, я тебя трахну? Конечно он хочет. Мой вопрос – скорее дань правилам приличия. Хотя это определение с учетом контекста немного абсурдно. Но он должен ответить. Так надо. Больше ему, чем мне, но и мне тоже. В темноте я скорее чувствую, чем вижу, как он кивает. Делаю вид, что не заметил. Наконец, спустя несколько секунд, он говорит: - Да. Да, хочу. Уже от того, как он это произносит, у меня мурашки по спине. Тем более, что мы оба знаем – он согласился вовсе не на то, о чем я спросил. Не только. Вместо прелюдии я заставляю его повернуться на живот и просто вхожу сзади. Прелюдия у меня другая… Я провожу ладонью по его спине и шее, вдоль позвоночника, глажу грудь и живот, но он чувствует меня не только телом – я касаюсь его мысленно, и хотя умею делать это совершенно незаметно, даю ощущение своего присутствия. В этом вся суть. Мой дар – это возможность сделать с ним что угодно сейчас. Лишить воли или любого из его чувств, внушить ложные воспоминания или отнять память, заставить сделать все, что мне вздумается… вообще все, потому что он не сопротивляется, а я могу, даже если он стал бы. Но я никогда не сделаю с ним ничего подобного. И только поэтому он мне все это разрешает. Я всегда считал себя цивилизованным человеком. Но то, что я чувствую сейчас с ним, не имеет к цивилизации никакого отношения. Когда он, как сегодня, не просто позволяет, а просит взять себя, я могу думать только о том, что он мой. Это отличается от того, как я читаю об этом в его мыслях, или когда вижу, как он на меня смотрит. Сейчас он по-настоящему принадлежит мне, как никому в этом мире. Я двигаюсь в нем медленно, просто чтобы не позволить возбуждению пройти, потому что заканчивать пока не собираюсь. Одновременно с очередным движением вперед, проникаю глубже в его сознание. Я прекрасно владею своими способностями, и все же на мгновение чувствую робость. То, что я делаю с ним, это слишком личное, совсем не то, что чтение мыслей. Другое. Я скольжу над его сознанием — словно это стихия, целый океан металла, его поверхность идет рябью и плавится под моим прикосновением. И только когда он готов, я даю ему ощущение – пока только иллюзию – контроля. Он может отказаться. Я каждый раз готов к тому, что мой дар встретит сопротивление, и мне даже кажется, что меня это нисколько не заденет… Но сейчас, как и всегда, я чувствую, как под моими ладонями расслабляются мышцы его поясницы, как уходит напряжение из плеч, словно я не взял под контроль его тело, а наоборот, дал свободу. Хотя в некотором роде так есть. Хочу видеть его лицо сейчас. Отстраняюсь, включаю ночник и прошу его: - Перевернись. Он переворачивается на спину, я подхватываю его под колени и кладу ноги себе на плечи. Он тяжелый, и мне не слишком удобно, но это не имеет значения. Целую внутреннюю часть бедер, прижимаюсь щекой к горячей коже. Эрик смотрит на меня, но взгляд едва заметно расфокусирован, словно он смотрит не в глаза мне, а куда-то внутрь. Видит что-то внутри меня, открытое лишь ему. Не знаю, что. Когда я снова вхожу в него, он коротко вдыхает и запрокидывает голову, я вижу как дергается кадык на его шее. Кладу ладонь на его горло, под пальцами часто бьется пульс. Он закрывает глаза. Его руки раскинуты на постели, пальцы расслаблены, словно он падает. Или летит. Беру его под полный контроль, теперь уже по-настоящему. Это должно быть страшно, но не для Эрика. Я смотрю на него не отрываясь, и вижу, как на его лице появляется странное отстраненное спокойствие. Сейчас без моей воли он не может даже дышать, я задерживаю свое дыхание – и он тоже не дышит. Время идет, кровь начинает стучать в ушах, но ни страх, ни тревога в нем так и не возникают. От этого страшно мне самому, и голова кружится, как на краю пропасти. Когда я наконец делаю вдох, то и Эрик вдыхает одновременно со мной. Мы дышим вместе, задыхаемся, жадно хватая воздух, и я больше не понимаю, где мои ощущения, а где – его. Его сознание уже не металл – металл расплавился, но превратился не в обжигающий поток, нет… я чувствую его как мед, густой и горячий, я тону в нем, теряю себя. Слышу стон, но это не Эрик — он молчит… Это я, вместо него. Я не знаю, сколько прошло времени. Наверное, если смотреть на часы, то совсем немного. Но я не смотрю на часы. Я смотрю на Эрика, и наше время течет иначе. С очередным выдохом я осторожно отпускаю его сознание, возвращаю ему себя, и сам становлюсь собой. Достаточно. Мое тело настойчиво требует разрядки. Я не настолько хорош в сексе, как воображал в юности. Как любовник я скучен, мне не нравятся нежности и долгие прелюдии, и нескольких минут мне вполне достаточно. Закрыв глаза, я ненадолго забываю об Эрике, сосредоточившись только на себе и своих ощущениях. Но самую острую, самую горячую волну удовольствия я отдаю ему – и смотрю… Смотрю, как жалобно сходятся над переносицей его брови, как он мучительно кривится, словно от боли, как молча упрямо сжимает зубы, когда кончает… Как потом он хватает воздух открытым ртом и растерянно моргает, приходя в себя, а лицо разглаживается и становится спокойным. Умиротворенным. Почти счастливым… Это моя награда. Опускаюсь на локти, просовываю руки под спину Эрика и упираюсь лбом ему в грудь. Слушаю, как успокаивается его дыхание. Расслабленно качаюсь на границе его сознания, как на морских волнах. Его мысли неспешно скользят подо мной, спокойные и плавные как киты, ласковые как дельфины, осторожно касаются спинами. Я их не читаю и не слышу, о чем они говорят. Мы молчим и не двигаемся. Стоит пошевелиться – и мгновение растает, время снова пойдет своим ходом, наполняясь обычными бытовыми действиями… Но пока можно помедлить. Время еще не начало свой отсчет, Эрик держит меня за плечи, а я чувствую, как бьется его сердце, словно у меня в ладонях. *** Прежде чем заснуть, лежим, прижавшись лбами, ладонь Эрика под моей щекой. Это хорошо, и я не спешу лечь поудобней, хотя знаю, что так не усну, да и Эрик тоже. Как странно мы все-таки устроены… Посмотреть со стороны – ну что в этом такого, два человека в не самой удобной позе, что за радость? Но если бы мы вместо секса сразу так легли, или если бы не друг с другом, а с кем-то другим… ощущения были бы совершенно не те. Все эти простые радости вовсе не так просто получить. Мы как айсберг, и убери то огромное и невидимое, что под водой – что останется? Обломки пресного льда, бесцельно плывущие по воле волн, обреченные бесследно раствориться в океане… И ни капли того, что заставляет сейчас замирать сердце. Я открываю глаза. В темноте я не вижу лица Эрика, хотя оно так близко, что я чувствую тепло его дыхания. На ощупь нахожу его руку и сжимаю пальцы. Мы лежим голые в постели и держимся за руки – до смешного наивный и целомудренный жест после всего, что было. Но почему-то сейчас он кажется особенно интимным. И это все, что нужно, чтобы понимать друг друга без моего дара. Этого всегда было достаточно.