***
Вокруг было очень тихо, когда Ева раскрыла глаза и слегка прищурилась из-за яркого света. Предметы и силуэты вокруг были размытыми, а в ушах стоял тихий шум, из-за чего она не могла разобрать голоса и предложения, которые звучали возле её кровати. Всё было так, как будто она оказалась под толщей воды и не могла выбраться. — Насколько все плохо? — Трудно сказать. Пациентка потеряла много крови, пуля прошла навылет, из ушей тоже шла кровь и, судя по всему, она не сможет слышать ещё какое-то время. Ева повернула голову в сторону говорящих и опознала полковника Филлипса, который стоял возле женщины в белом халате. — Извините меня, — врач быстро подошла к койке и прикоснулась прохладной ладонью ко лбу Евы. — Агент Парсон, вы меня слышите? Слов было практически не разобрать и тело ей совершенно не подчинялось, когда она захотела дать свой ответ, но вместо этого губы даже не разомкнулись. — Она очнулась? — Скорее нет, чем да, — устало вздохнув, ответила женщина, — она в бреду, организм будет время от времени будить её. 11 июня 1943 года Бреннеро // Италия Повернув голову на левую сторону, Ева шмыгнула носом и вытерла щёки белым рукавом своей рубахи, в которую была одета. Она все ещё ничего не слышала, лишь тихий шум в ушах, будто где-то далеко работал радиоприёмник, который давно поломался. В госпитале было темно и все раненные и больные мирно спали, не обращая внимания на девушку, что проснулась посреди ночи и не могла уснуть уже больше часа. Каждый раз ей снились кошмары. Она мечтала проснуться, чтобы не смотреть на смерти своих товарищей снова и снова, но организм не позволял ей этого, продолжая удерживать во сне и заставляя смотреть каждую сцену до конца. Ева думала, что сходит с ума. В её снах всё происходило ещё хуже, чем было на самом деле и это пугало. Она не хотела возвращаться в этот кошмар, не хотела о нём даже думать, но мысли были только об этом. И теперь, когда она проснулась посреди ночи и не могла уснуть, она всё прокручивала прошедшие события в своей голове и тихо плакала, не в силах остановить боль в сердце и поток слёз. Почему это произошло со мной? Почему они все мертвы, а я — нет? Ева винила себя в каждой смерти. Она боялась смотреть в глаза выжившим солдатам, боялась скорого выхода на улицу, боялась теперь даже представить себя в роли человека, который будет отдавать приказы и вести за собой людей. Потери, потери, потери. Почему-то лишь сейчас она осознала весь ужас войны. И ей было ужасно стыдно за то, какой она её изначально представляла. Вера в лучшее, победу и спокойную обстановку на передовой развеялись, оставляя после себя лишь тоску, боль и потери. Сегодня она впервые подумала о том, что хочет вернуться домой. Она больше не хочет оставаться в Италии, не хочет быть военной, как Пегги. Ей хотелось обратно на базу СНР, в шумный и мирный Нью-Йорк, где всё просто, где нет этого кошмара, от которого слёзы на глаза наворачиваются. Впервые она ощутила себя настолько слабой, что было противно от себя самой. Многие годы Ева твердила себе, что она может пережить что угодно, может быть сильной, если нужно и совладать с собственными эмоциями, даже если на душе паршиво. Но когда ты остаёшься наедине со своими страхами и проблемами, горечь утраты и страх накрывают тебя с головой и больше нет смысла скрывать свои чувства и казаться сильной, потому что рядом не было людей, которые могли осудить тебя за твою слабость. Ева плакала тихо, ощущая дрожь губ и в пальцах рук, пока сжимала белую простыню, которой была укрыта. Она плакала до тех пор, пока организм не выдохся окончательно и глаза сами не закрылись, погружая девушку в глубокий сон без сновидений, впервые за всё это время. 12 июня 1943 года Бреннеро // Италия — Когда она сможет дать показания? — Я не знаю, врач сказала, что её слух ещё не вернулся к ней и она до сих пор ничего не ест. — Чёрт, мы не можем так долго ждать. Я уже слышал версию выживших солдат, но мне нужен и её взгляд со стороны. Возможно, мы что-то упустили, — полковник Филлипс вздыхает и потирает устало лицо руками, — вы говорили ей? — О том, что... — Да. — Нет, сэр, я подумала, что ей нужно дать время. — Хорошо, значит, не будем спешить. Как только агент Парсон придёт в себя, дайте мне знать. — Так точно, полковник Филлипс. 13 июня 1943 года Бреннеро // Италия Прошло три дня с тех пор, но Ева так и не почувствовала себя лучше. Не в духовном плане. Физически она ощущала себя чуть лучше, но с учётом отсутствия аппетита и голодания, организм практически не восстанавливался, поэтому девушка продолжала неподвижно лежать на боку целыми днями. Она смотрела в одну точку не обращая ни на кого внимания, пока сон не утягивал её обратно в прошлое. Все, кто пытались поговорить с ней, в конечном итоге наталкивались на каменную стену из молчания и безразличия. Ева думала, что если их всех игнорировать, то рано или поздно они сдадутся и сами уйдут. В конечном итоге так и происходило. На третий день слух вернулся. Совсем немного, но этого было достаточно, чтобы снова слышать шорохи за спиной, громкие крики, звук танков и машин за окнами госпиталя. Шум в ушах не пропал. Это вызывало ужасный дискомфорт и головную боль, от которой Ева с ума сходила всё утро и весь последующий день после того, как проснулась и не могла уснуть от спазмов в области висков. — Ева, ты должна есть, — Маргарет сидела на краю кровати за её спиной и повторяла эту фразу уже, наверное, раз двадцатый. Из-за болей в голове девушка жмурилась, накрывалась полностью одеялом, пусть и было ужасно жарко, но она хотела, чтобы её просто оставили в покое. При виде и запахе еды ей хотелось выблевать все внутренности наружу. — Ева, послушай... — Уйди, Маргарет, — холодно и резко обрывает её девушка, даже не обернувшись, — оставь меня в покое. Агент Картер в очередной раз разочарованно вздохнула и отступила, не принимая больше попыток достучаться до своей подруги. — Ты не должна справляться с этим в одиночку, Ева. Не должна, но по другому она не умела. Каждую проблему Парсон всегда старалась решать самостоятельно, особенно если это касается внутренних переживаний. Как бы она не старалась излить душу или выговориться — это не помогало. Никогда не помогало. Ева знала, что должна сама пройти через это, сама перебороть все страхи и всю боль внутри себя, чтобы стать сильнее и умнее, чтобы не совершать подобных ошибок ещё раз. Держать внутри себя всю эту боль невыносимо и любой здравомыслящий человек скажет ей, что один в поле не воин, но Ева была готова умереть в одиночестве, лишь бы не рассказывать никому о том, что творится у неё в душе и мыслях. Вечером к ней зашёл полковник Филлипс и Ева попыталась сесть на кровати прямо, чтобы внимательно выслушать мужчину. — Лежите, агент Парсон, не нужно делать резких движений, — полковник схватил стул у стены и поставил его возле кровати, — как ваше самочувствие? — Всё в порядке, полковник Филлипс. — Неужели? Агент Картер говорит, что вы уже три дня ничего не ели и нашему врачу это очень не нравится, потому что из-за этого ваш организм очень медленно восстанавливается, а она, знаете ли, бывает ужасно невыносимой, когда её пациенты ничего не делают на благо своего здоровья и пренебрегают своим лечением, — он старается немного шутить и даже улыбаться, от чего девушка подхватывает его маленькую «игру», но наигранная улыбка исчезает с губ так же быстро, как и появляется. Ева устала от постоянного внимания к своей персоне, как будто в военном лагере или госпитале больше не было людей, с которыми можно было поговорить, повозиться или давать нравоучения. Ей просто хотелось, чтобы её оставили в покое. — В любом случае я рад, что вы идёте на поправку и ваш слух потихоньку к вам возвращается. — Спасибо. Ева изо всех сил старалась вести себя уважительно, потому что знала, кто сидит перед ней и что, рано или поздно, к ней придут с вопросами, на которые у неё может и не быть ответов. — Агент Парсон, я понимаю, что вы ещё восстанавливаетесь, но у меня есть к вам пару вопросов. Это больше не может ждать. — Конечно, полковник Филлипс, я готова ответить на все ваши вопросы. Для Евы было удивительным то, насколько безразлично она звучала даже сейчас. Как будто всё происходящее больше не имело никакого значения. Наверное, от части, так и было, ведь какая-то частика её умерла на том поле битвы, где погибли почти все солдаты. — Что там произошло? Что вы видели? На этот простой вопрос должен был последовать тяжёлый ответ. В голове тут же выстроилась вся картина того, что происходило в те минуты и то, как быстро она сменялась ужасающими событиями, пугало. — Мы высадились из машин на окраине леса и пошли вперёд. Пройдя небольшую территорию пустынного поля мы быстро оказалась у входа в небольшое поселение, которое уже было разбомблено и развалено. Дома и руины там были очень малы, так что прятаться, практически, было негде. Моя группа шла справа, а группа капитана Смита слева. Мы окружали территорию, как и планировали. Мы прошли почти целый километр, как вдруг кто-то из солдат закричал, что это ловушка, — Ева медленно сглотнула ком в горле и прикрыла глаза, тяжело дыша. Она старалась не воспроизводить в своей голове те события, но воспоминания лезли в голову без остановки и даже сейчас Парсон могла услышать запах гари, дыма, металла и крови на своих руках. — Начались обстрелы. Немцы бросали гранаты и, судя по дыму и подпалам, дымовые шашки. Они поджигали какие-то участки территории, так что всё вокруг быстро оказалось в дыму. Я потеряла из виду почти всю группу, а капитана Смита увидела лишь тогда, когда часть нашей группы или то, что от неё осталось, оказалась в поле. Мы не видели их, но казалось, что они видят нас. Они были готовы к нашему приходу. Я сразу это почувствовала и моя догадка подтвердилась, когда мы услышали звуки танка. Эти ублюдки выкатили чёртов танк прямо на нас и пока мы бежали через то дурацкое поле без единого укрытия, танк стрелял по нам, как по мишенях в тире. В общем, мы чудом спаслись в то утро. После окончания рассказала повисла давящая на уши тишина. Полковник что-то обдумывал в своей голове, в то время как Ева молча сидела и смотрела в одну точку, поджав губы. — Возможно, было что-то особенное? То, что могли заметить только вы? — полковник спрашивал с какой-то долей надежды в своём голосе, от чего Ева внезапно вспыхнула, ощущая жгучую ярость и несправедливость во всём происходящем. — Да что я могла там видеть, кроме горы трупов своих товарищей, крови и смертей на моих глазах? Эти парни отдали свои жизни, спасая меня! И это вы меня заверяли в то утро, что проверили каждый дюйм той территории! Вы сказали, что там никого не осталось! Вы послали нас на чёртову смерть, полковник Филлипс! — она не могла остановить свой поток слов, который был пропитан сплошными обвинениями и обидой. И плевать, что на соседних койках спали или отдыхали такие же раненные бойцы, как и она сама. Ей нужно было выговориться на этот счёт, нужно было сказать человеку на против, как сильно он облажался. — И самое забавное, что вы, кажется, не удосужились поставить своих людей, чтобы наблюдать за той территорией круглосуточно, не так ли? Вы дали слабину, вы оставили отбитое вами же место пустовать. Даже если на сутки, это больше не имеет значения, потому что они следили за каждым вашим шагом. Они знали, что рано или поздно мы придём туда, поэтому пока никого из наших там не было, они пробрались на территорию, укрылись и ждали, когда мы появимся. Вот что я заметила там необычного, полковник Филлипс. Надеюсь, этого ответа вам будет вполне достаточно. — Вполне, агент Парсон, — она не могла понять по его голосу, раскаивается он или ему всё равно на то, что произошло. Скорее всего ему действительно больше не было до этого дела, потому что для этого человека есть лишь одно правило: это война, а на войне людям свойственно умирать. Однажды он сказал ей это и теперь смысл этих слов стал немного другим. Конечно, полковнику Филлипсу очень жаль и он скорбит за погибшими, но прошлое не вернуть и нужно было идти дальше, чтобы победить в этой войне, чтобы не застрять в своих сожалениях и переживаниях, которые очень быстро могут сожрать тебя изнутри. Нужно быть сильным и уметь отпускать людей, но для Евы это был первичный опыт и она ещё не готова была становиться такой хладнокровной и стрессоустойчивой, как этот мужчина. — Вы должны знать ещё кое-что, агент Парсон, — спустя минуту молчания, начал полковник. — Под утро следующего дня мы нашли тело капитана Смита на дороге в лесу. Он потерял левое предплечье и у него было несколько пулевых ранений, синяки, гематомы и, в общем, когда мы нашли его, он был еле живой. Мы думаем, что после того последнего взрыва, он отлетел достаточно далеко и потерял сознание, а когда пришёл в себя, то стал бороться за собственную жизнь, — Ева слушала настолько внимательно, что даже слегка приоткрыла рот от удивления. Эта новость была невероятной, — он перемотал свою руку ремнём, чтобы остановить кровотечение и стал идти по дороге, пока снова не потерял сознание. — Где он сейчас? — Ева быстро обвела взглядом койки, но не заметила никого, кто был бы похож на капитана Смита. — Его уже здесь нет. Когда мы его привели сюда рано утром, вы крепко спали и не просыпались долгое время. Капитана Смита быстро подлатали, а после отправили самолётом в Лондон. Его служба окончена, агент Парсон. Он будет жить. Это единственная, к сожалению, хорошая новость за последние несколько дней. Она не могла поверить в это чудо. Судя по тому, как безразлично остальные солдаты воспринимали всю информацию, которую слышали в помещении, все они уже знали об этом. Ева не могла себе даже представить, насколько сильным, порой, мог быть организм человека, чтобы пережить такое и не дать ему умереть. Она могла лишь представить, какой обильной была потеря крови у капитана Смита и как отчаянно он боролся до последнего вздоха, пока не потерял осознание на пути к военному лагерю. Ей хотелось взглянуть в глаза этому мужчине ещё раз, чтобы пожать его руку и выразить всю ту благодарность, которая таилась в ней с того самого момента, как он спас ей жизнь и не один раз. — Мне очень жаль, что с вами такое произошло, агент Парсон. Всех здесь готовят к тому, что в любой момент может произойти ужасная бойня, в которой может погибнуть девяноста процентов из ста всех солдат на поле битвы. К этому всегда нужно быть готовым и у нас, военных, увы, нет времени оплакивать павших и лечить свои душевные раны, потому что враг на той стороне никого не щадит и не станет ждать, пока мы наберёмся сил. Помните об этом, — мужчина поднялся со стула и вернул его на место, а после в последний раз замер у койки девушки, понимающе улыбнувшись, — но если вы решите вернуться в Нью-Йорк на Бруклинскую базу СНР — я пойму. Подумайте об этом и как только примите решение, дайте мне знать. И он ушёл прежде, чем Ева смогла принять или отклонить его предложение. Она и сама не знала чего хочет в данный момент. Два дня назад она мечтала о том, чтобы оказаться снова в родном городе, а теперь она не была уверена в том, что действительно хочет этого сейчас. Парсон ещё удивлял и тот факт, как точно и филигранно полковник Филлипс чувствовал внутренние переживания своих подчинённых. Он будто залазил под кожу, читал мысли и лишь по ударам сердца человека и его взглядам мог понять, о чём он думает и чего желает. Он мог найти подход к каждому, если пожелает, мог выслушать любого, если того требовала ситуация. Сегодня он не только выслушал обвинения в свою сторону и даже не возразил, но и предложил то, о чём Ева думала два дня назад. Девушка ещё долго лежала на спине неподвижно, смотря в потолок и обдумывая всё то, что произошло с ней сегодня. И перед тем, как её глаза сомкнулись, она поняла, что уехать домой сейчас сродни капитуляции или белому флагу на войне — страх и трусость, но Ева никогда не соотносила себя с подобными качествами и поэтому подсознательно уже давно знала, что останется здесь не смотря ни на что. 16 июня 1943 года Бреннеро // Италия Еда здесь была отвратительной на вкус. Чем дольше Ева оставалась в военном лагере, тем больше она понимала, что кроме картофеля, зелени, яиц, хлеба и маленьких кусочков курицы у неё ничего не будет. Продовольствия поступали медленно, но в срок. И тем не менее выбирать не приходилось, поэтому однотипная еда уже начинала надоедать. На улице был разгар лета и многим хотелось не столько еды, сколько прохладной питьевой воды, которая тоже была ограничена в употреблении. Но самым худшим было то, что принять душ здесь та ещё роскошь. Огромные цистерны с водой доставляли из больших освобождённых городов и у каждого подразделения были свои дни для купания. Выдавались и хорошие деньки, когда весь день мог идти проливной дождь. Тогда все, кто желал, выбегали на улицу и кое как мылись под открытым небом, дабы не ждать следующего похода в душ. Таким же способом набиралась вся остальная вода на случай первой необходимости, пока не привозили новую из городов. Это были сплошные круги ада и Ева даже боялась представить, как выживали здесь мужчины и женщины, когда лагерь только формировался и не было здесь ни туалета хоть какого-то, ни закрытого душа, ни кухни. Ровным счётом — ничего. В связи со всем этим стрессом Ева стала замечать большие сбои в своём организме и, больше всего, это стало сказываться на месячных циклах, которые сократились до трёх дней. В какой-то момент она даже стала переживать по поводу своей возможности в будущем иметь детей, но врач заверила её, что такие сбои вполне объяснимы на почве войны, травмы и любых сильных внутренних переживаний, а её голодание тоже ни к чему хорошему не приведёт. На четвёртый день она согласилась съесть немного картошки с хлебом и курицей, но когда ей принесли этот же обед сегодня днём, она оставила тарелку почти не тронутой на тумбочке, не желая есть одно и тоже второй день подряд. Запах варёного начинал вызывать ужасную тошноту, а из-за жары вкус и вовсе был пресным. Внутри помещения было душно и жарко, но за окном то и делали, что шелестели листья на деревьях от ветра и Парсон, поддавшись соблазну, свесила ноги с кровати и попыталась встать. Попытка не была успешной. Мышцы потеряли всю свою силу и организм оказался настолько слабым, что не выдержал нагрузки и потянул девушку обратно вниз на кровать. Ева разочарованно вздохнула, смотря в потолок, пока лежала на спине. Во второй раз она держалась за железную спинку кровати руками, медленно поднимаясь на ноги, как вдруг ощутила головокружение и боль в боку. Её тело снова потянуло её назад на кровать, но чьи-то руки крепко схватили её за талию, удерживая на месте. — Аккуратней, тебе разве можно уже вставать с постели? Джеймс смотрел на неё, как на маленького ребёнка, который не следил за предписаниями врача и за которым нужно было следить круглые сутки. — Я в порядке, просто это место...Не могу больше здесь находиться. Тут душно и я устала лежать на кровати. Ева ухватилась рукой за правое плечо Барнса и на несколько секунд прикрыла глаза, прислушиваясь к ощущениям внутри себя. — Ты точно в порядке? — Да, мне просто нужно немного привыкнуть к вертикальному положению, — устало усмехнулась девушка, поднимая взгляд вверх. — А ты что здесь делаешь? — Ева взглянула на него ещё раз, быстро обведя взглядом и улыбнулась. В эту секунду она не ощущала никакой неловкости. Джеймс был для неё маленькой поддержкой и опорой, которой для неё была ещё и Маргарет, но подруга слишком усердно пыталась влезть в душу, в то время как Барнс просто был рядом и вёл себя так, словно ничего не произошло. Сейчас ей было нужно именно это. Чувство, будто ничего не случилось, будто всё было по старому. — Хотел проведать тебя. Я думал сделать это раньше, но нас так нагрузили работой, что в какой-то момент я потерял счёт времени. — Работой? И чем же ты занимался целыми днями? — Ева отклонилась слегка назад, недоверчиво глядя на мужчину возле себя, который крепко удерживал её руками на месте. — Ну, я помогал на кухне чистить картошку... — Фу, это ты сегодня картошку чистил? На вкус она просто отвратительна. — Чистить, а не готовить! — Баки смотрит на неё злым взглядом, а через секунду тихо посмеивается, поддерживая хорошее настроение брюнетки подле себя. — И, чтоб ты знала, солдаты не сидят здесь целыми днями, валяя дурака. — Правда? Как интересно... — Вообще-то, мы помогаем с готовкой на кухне, чиним поломанные вещи... — Пуговицы пришиваете что-ли? — Ева засмеялась, представляя в своей голове сотню солдат, которые сидели на улице и пришивали пуговицы к рубашкам. — Я сейчас уложу тебя обратно на кровать и уйду чистить картошку, если ты не прекратишь перебивать меня, — его брови смешливо поигрывали и губы растягивались в такую обворожительную улыбку, что Ева быстро успокоилась, наблюдая за ним, словно зачарованная. — Так вот, мы пришиваем не только пуговицы, — и Ева засмеялась так громко, что через секунду стала охать от боли в боку, но перестать смеяться она всё никак не могла. — Из-за тебя у меня сейчас все швы разойдутся, — тихо постанывая и всё ещё посмеиваясь, шептала Парсон, упёршись лбом в плечо сержанта. — Я могу замолчать, если хочешь. — Нет, всё в порядке, продолжай. У вас там что, уроки кройки и шитья каждый день? — Девушки нынче в дефиците, так что приходится самим справляться с оторванными пуговицами, порванными носками и протёртыми штанами. — Упаси Бог, чтобы я здесь зашивала солдатские носки и штаны. Я хоть и девушка, — Ева произносила это так, словно она была ею последней на планете, — и, кстати, я умею пришивать пуговицы и штопать носки, но вашей личной швеёй здесь не нанималась. — Жаль, а я уже думал перекинуть часть своей работы на тебя, пока ты здесь лежишь и прохлаждаешься. Не удержавшись, Ева шутливо ударила его несколько раз ладонью в плечо. — Эксплуатация больных! Я была о вас лучшего мнения, сержант Барнс. — Ну ладно, ладно, вы лучше обопритесь на меня, агент Парсон. Я собираюсь вывести вас на свет Божий, — Ева решительно обхватила руками мужскую руку и сделала несколько аккуратных шагов вперёд, слегка пошатываясь, — чёрт, придётся сказать парням, что нужно подождать до полного выздоровления. И Джеймс во второй раз получил несколько лёгких ударов ладонью по плечу от девушки, которая звонко смеялась вместе с ним над его шутками. Сержант медленно вёл Еву к выходу, на ступеньках аккуратно придерживал за руки, перенимая весь вес девушки на себя, чтобы ей легче было спуститься на землю и после потихоньку уводил всё дальше в сторону небольшой лавочки, которая стояла в тени под деревом. — Могу я задать тебе один вопрос? — это было первым, что Джеймс спросил у неё, когда они только сели на лавочку и Ева спокойно вдохнула свежий летний воздух. Ветер аккуратно ласкал её разгорячённую кожу и залетал под рубаху, вызывая мурашки по всему телу. — Конечно, — она спокойно ответила ему, настораживаясь из-за резкого перепада его настроения и серьёзности голоса, которым был задан этот вопрос. — Шесть дней назад, когда тебя только привезли, я заметил на твоём теле тёмно-красные полосы. Некоторые из них были очень маленькими, словно царапины, а некоторые были достаточно длинными и большими. На секунду я подумал... — Что меня кто-то бил розгами? — на губах появилась грустная улыбка и Ева опустила взгляд на свои руки, аккуратно щипая бледную кожу. — Да. Ну, или как-будто ты упала в колючий куст, — Джеймс задорно улыбнулся, но это не спасло атмосферу их разговора. — Это небольшая особенность моего организма. В детстве, когда я очень много нервничала и переживала, на мочках моих ушей появлялись бордовые пятна, как будто кто-то поставил мне там маленькие засосы, — тихий смешок сорвался с её губ, но Ева так и не подняла взгляд вверх, всё ещё рассматривая свои руки, — потом мама заметила, что время от времени на моём теле могли появляться такого же цвета полосы разных размеров. В основном это была спина. Очень редко бывало, когда они проявлялись на руках, ногах или животе. В общем, в один прекрасный момент её это очень напугало и мы пошли к врачу. В больнице нам сказали, что они не знают, что это такое, но заверили, что это никакая не болезнь. Они предположили, что сосуды в организме очень близко расположены к моей коже, а из-за того, что моя кожа достаточно чувствительная и тонкая, — мама даже говорила: как у бабочки, — то при стрессе или физическом воздействии мои сосуды лопаются и образуются подобного рода полосы бордового цвета. — Это значит, что любое физическое воздействие на твоё тело вызывает... — Да. Если меня ударить по оголённой руке или ноге очень сильно, отпечаток того, что меня ударило, может остаться на теле на какое-то время. В детстве, да и сейчас, у меня часто бывали синяки или царапины по всему телу. Один раз даже, в школе, я как-то проиграла в игру одному мальчишке и ему нужно было со всей силы ударить ладонью меня по ноге. Я тогда в юбке была и его удар оказался настолько сильным, что отпечаток его ладони ещё два дня сходил с моей ноги, — Ева искренне улыбнулась, вспоминая свою юность и старую школу, где не было никаких разделений на уроки для мальчиков и девочек. Это были лучшие годы её жизни. — Это весьма необычно. Зачем же ты тогда пошла служить, если твой организм такой... — Не вздумай сказать «слабый»! — Ева резко подняла голову вверх, устремляя предупреждающий взгляд в сторону Джеймса, — моя мать всегда так считала. Она вообще старалась уберегать меня от всех проблем в этой жизни. Как будто я сделана из чёртового фарфора, — девушка раздражённо фыркнула, смешливо скривив губы, вспоминая поведение своей матери несколько лет назад. — Ты не поверишь, но в детстве я была достаточно непослушным ребёнком. — Правда? — Вот видишь, — Ева засмеялась, наблюдая за наигранно-удивлённым выражением лица мужчины. — Я любила убегать из дому на спортивную площадку к своим друзьям, чтобы поиграть в мяч, полазить по деревьям или поиграть в догонялки. Мою мать это злило до ужаса, отец же относился с пониманием. Я терпеть не могла все эти красивые платья, юбочки, блузочки и туфельки на низком каблучке, — её аж передёрнуло от воспоминаний. — В тот вечер ты была очень красивой, — тихо проговорил Баки, смотря в зелёные глаза девушки. Парсон медленно приоткрыла губы, пытаясь произнести слова благодарности, но застыла, всматриваясь в голубые глаза сержанта, в которых читалась лишь искренность. Она прекрасно знала о каком вечере он говорил. Это был единственный раз, когда Барнс видел её не в военной одежде зелёного цвета. — Спасибо, — так же тихо ответила Ева спустя несколько секунд, смущённо опуская взгляд вниз на свои руки. Неловкая пауза повисла в воздухе и Парсон отвернулась в сторону, рассматривая проходящих мимо мужчин в форме. Она всё ещё чувствовала себя некомфортно рядом с Джеймсом, который определённо нравился ей, но Ева не хотела торопиться и не хотела думать про отношения с человеком, который может погибнуть так же легко, как те парни несколько дней назад. Ей нужен был друг и Барнс хорошо справлялся с этой ролью. Подумав о друзьях, Ева вспомнила про Билли, который остался в Нью-Йорке на базе СНР для дальнейшей работы. Кто-то должен был продолжать заниматься разработками, поставками и координированием всех спец-агентов и военнослужащих. Она очень скучала по нему: по их разговорам, посиделкам в университетской библиотеке, по шуткам на лекциях и совместным проектам по праву. Родители, после её расставания с Конрадом, предлагали ей присмотреться к Портеру, делая акцент на том, что парень очень смышлёный, добрый, образованный и красивый, но Ева никогда не смотрела на него как на потенциального будущего жениха. С ним было так же комфортно, как и с Пегги и между ними никогда не было неловкостей, в отличии от ситуации с Джеймсом, рядом с которым она ощущала лёгкое волнение, учащённое сердцебиение и трепет в груди. Он ей нравился. Она уже давно это признала, вот только ему не говорила. И если бы родители узнали про её новые отношения, они были бы... — Боже мой, — тихо прошептала Ева, в панике оборачиваясь к Джеймсу и смотря на него испуганными глазами. — Что такое? — быстро проговорил он. — Мои родители, — начала девушка, пытаясь медленно подняться с лавочки. — А что с ними? — Джеймс тут же поднялся с места и подхватил её под руки, аккуратно поднимая с лавочки вверх, придерживая, пока ноги привыкали к очередной нагрузке. — Мои...мои родители, я обещала им писать письма каждую неделю, а прошло уже столько времени. Они, наверное, очень переживают. Письма от сюда до Америки будут идти минимум неделю, если не больше. Ева выглядела такой испуганной и нервной, что Джеймс на мгновенье за переживал не меньше вместе с ней, но через несколько секунд почувствовал облегчение, услышав всего лишь про какие-то обычные письма. Конечно, это было важно, ведь он сам писал письма своей семье, но не так часто и уж тем более не переживал так сильно из-за неотправленного письма. Ева же выглядела так, словно забыла выключить дома в Нью-Йорке утюг и теперь ей придётся лететь через пол континента, чтобы спасти свой дом от возможного возгорания. Хотя, с такими временными промежутками, дом должен был уже загореться и сгореть. Джеймс отвёл её обратно в госпиталь и аккуратно усадил на кровать, пообещав заглянуть в её палатку и раздобыть письменные принадлежности. Через час он уже держал в руках всё необходимое и помог Еве удобно расположиться на кровати для написания письма. — Тебе нужен один конверт или несколько? Я не знал, сколько писем ты захочешь написать, поэтому... Ева на пару секунд задумалась, а после протянула руку вперёд. — Давай два, — улыбнувшись, задумчиво проговорила она. — Твои родители живут не вместе? — как бы между прочим поинтересовался Джеймс, но Ева уловила нотки любопытства в его словах и сощурила взгляд. — А что такое? Знаешь, я про тебя знаю гораздо меньше, чем ты обо мне. Это не честно, — с вызовом проговорила девушка. — Ты просто не спрашиваешь. — Ты мог бы рассказать и без моих расспросов, — Баки закатил глаза и улыбнулся. — Ладно, что ты хочешь знать? — Много чего, но в данный момент у меня нет времени слушать твои истории из детства, потому что мне нужно написать два письма до пяти часов вечера, когда приедет машина, чтобы забрать почту, поэтому я хочу провести эти несколько часов в одиночестве, — она улыбалась, наблюдая, как медленно раздражается Барнс от её нахальства. Ева чувствовала вкус маленькой победы на губах, пока мужчина в очередной раз закатывал глаза, цокал языком и складывал руки на груди, занимая оборонительную позу. — Второе письмо для того парня из ресторана, не так ли? — Ева чувствовала, что он специально пытался вывести её на чистую воду, говоря таким самодовольным, нахальным и уверенным голосом, словно ему нет никаких равных среди других мужчин. — Ревнуешь, Баки? — сладко протянула брюнетка, наклоняясь чуть вперёд. — Ого, что это? Ты впервые назвала меня не по имени? — хохотнул сержант, улыбаясь ещё шире. — Это чтобы ты не расслаблялся, а теперь кыш от сюда, ты мешаешь мне писать мои письма, — она драматично смахнула волосы рукой с плеча и откинулась на подушку, принимаясь деловито за выполнение своей задачи. Баки смотрел на неё ещё несколько секунд, прежде чем тихо хмыкнуть и, не сказав ни слова, уйти из госпиталя по своим делам. Ева смотрела, как его фигура удаляется и скрывается за дверью, и на губах у неё была счастливая улыбка, которая не сходила до самого вечера. 18 июня 1943 года Бреннеро // Италия Ей понадобилось больше времени на восстановление, чем она предполагала. Ходить всё ещё было тяжело, но от части Ева знала, что халтурила. Её организм был полон сил и сама она была полна энтузиазма, вот только страх и чувство беспомощности каждый раз оказывались сильнее, когда она хотела уйти из госпиталя в свою палатку раз и навсегда. Рана быстро заживала, ноги покорно держали её на земле и бок больше не болел. Физически Ева была в прежней форме, но морально она не была готова зайти в палатку к полковнику Филлипсу для обсуждения дальнейших спецопераций. Маргарет пропадала на кратковременных заданиях, уезжала в город за продовольствиями, заполняла отчёты и засиживалась допоздна с полковником и другими солдатами, продумывая дальнейшие планы для нападения. Агент Картер заходила к ней каждый день утром и вечером, но никогда не задерживалась надолго. После попытки заговорить с Парсон о дальнейших планах американской армии, Ева закрылась в себе и не стала поддерживать разговор, от чего брюнетка молча приняла поражение и через пару минут удалилась. Возможно, она пыталась вытащить свою подругу из мучений и переживаний, подталкивая к новой работе, но это не помогало. Ева боялась брать на себя любую ответственность. Каждое своё действие и мысль она поддавала сомнениям, дотошно и скрупулёзно выискивая любые мельчайшие изъяны. Это почти сводило её с ума. Настолько, что спать по ночам снова было невозможно. Её мозг был переполнен мыслями и тишина вокруг давила с такой силой, что хотелось закричать во всё горло, лишь бы она прекратилась. Ева уже и забыла, когда рыдала в последний раз взахлёб ночью, мучаясь от кошмаров и бессонницы. Но если в первые дни это помогало ей выплёскивать эмоции наружу, то теперь она усердно сдерживала их внутри себя, стараясь быть сильной как можно дольше. Она хотела доказать самой себе, что способна держаться, что способна не расплакаться от терзающих её мыслей и кошмаров по ночам, что способна пережить это в одиночку и не сломаться. Джеймс не появлялся, а полковника Филлипса она видела в последний раз почти неделю назад, в тот самый вечер, когда он рассказ ей про капитана Смита. Ева не знала, почему главнокомандующий не заходит к ней и не делится хоть какой-то информацией, но потом она поняла, что для этого есть агент Картер, которая любезно делилась с ней, — она надеялась, — всей важной информацией и ничего не утаивала. Этот день был таким же душным, жарким и обычным, как и все предыдущие. Ева лежала поверх простыней, ощущая себя до ужаса бесполезной и вдруг услышала громкие возгласы, шум машин и танков. Казалось, что целые роты солдат быстро передвигались туда-сюда и лишь звук марша в чёрных ботинках был слышен со стороны улицы. Надвигалось что-то серьёзное. Что-то, о чём Ева не знала или её просто не предупредили. Аккуратно выглянув за дверь, Парсон прищурилась, закрывая глаза от ярких лучей солнца и присмотрелась. Солдаты действительно бегали строем, держа в руках автоматы. В машины забрасывали боеприпасы. Капитаны, офицеры, рядовые и сержанты маячили перед глазами и всё смешалось в одну сплошную зелёную кляксу перед глазами. — Ева, — она даже не заметила, как Пегги быстро подошла к ней, держа в руках несколько скрученных бумажек. — Что происходит? — быстро и тревожно спросила Парсон, переминаясь с ноги на ногу. — Полковник Филлипс дал приказ выдвигаться сегодня на закате в сторону границы. У нас осталось несколько часов, так что мне... — Почему ты ничего не сказала? — она чувствовала, как начинала медленно задыхаться от возмущения и обиды, что ей никто не рассказал о предстоящей масштабной операции. Ева и без того чувствовала себя слабой, беспомощной и бесполезной, но это было лишь в её голове и её собственные убеждения, а теперь все вокруг выставили её именно такой, чуть ли не тыкая в это носом. Это было чертовски обидно. — Я пыталась тебе рассказать, но ты не хотела слушать. — Это масштабное наступление, судя по количеству людей и боеприпасам, Маргарет. Ты должна была рассказать мне, — слишком резко бросила девушка, нахмурившись. — Да брось, ты едва выносила мои разговоры о службе на фронте, пока лежала в госпитале, а теперь обвиняешь меня в том, что я умолчала о предстоящей битве? — Маргарет выглядела чертовски раздражённой, скручивая бумаги в своих руках со всей силы. — Я вижу, как ты изводишь себя, как не спишь по ночам, но не хочешь рассказывать об этом. Как думаешь, прибавились бы к твоим старым кошмарам новые, если бы я рассказала тебе детальный план нашей операции? Ева понимающе поджала губы, виновата опуская взгляд в пол. — Я люблю тебя, Ева, — спустя несколько секунд мягко проговорила Картер, — и я сделала бы всё ради твоей безопасности... — Как и я, — быстро и тихо проговорила Парсон, поднимая взгляд вверх. — Я знаю, но сейчас ты должна оставаться сильной, поправляться и возвращаться в строй. Полковник Филлипс сказал, что он сделал тебе одно предложение и ты до сих пор не дала ему ответ... — Передай ему, что я остаюсь, — она уверенно кивнула, обнимая себя руками. — Хорошо, — Пегги улыбнулась, слегка наклонив голову вправо, — хорошо, я очень рада это слышать. Между ними повисла небольшая пауза и Ева заметила лёгкое волнение подруги, от чего тут же потянулась к её рукам и сжала её свободную ладонь в своей. — Так ты...расскажешь мне, что происходит? Она чувствовала, как её сердце забилось быстрее и ком медленно застревал в горле от волнения, когда она ожидала ответа от своей подруги. — Мы решили, что ждать больше нельзя. Напряжение на фронте растёт. Мы ничего не знаем о планах ГИДРЫ и сейчас нашей проблемой является армия нацистов у наших границ. Гитлер что-то замышляет и боюсь, что сегодняшняя битва будет одна из самых тяжёлых за последние месяцы. Наша разведка подтвердила расположение военной техники за пределами леса в той самой заброшенной деревне, из которой вы едва выбрались живыми. Если мы позволим им наступить первыми, то можем не выстоять и потерять нашу стратегическую точку. Британские войска будут наступать с левого фланга, а мы с правого, — Пегги на мгновенье замолчала, переводя дыхание, — мы уверены в своей победе. Полковник Филлипс проверил всё тысячу раз, прежде чем отдать приказ. Маргарет аккуратно взглянула на свою подругу, поджав губы от волнения. Она знала, что из-за небольшой халатности в прошлый раз погибло много людей и это терзало Еву по сей день. — Вы уверены? — тихо спросила Парсон, нервно кусая губы. — Да. Наша разведка работала днём и ночью. Мы не подпустим их к нашим границам, Ева. Это будет тяжёлая битва и, возможно, мы потеряем много людей, но победа всё равно будет за нами. Картер говорила так уверенно, что Еве хотелось слепо верить в каждое её слово, но чувство тревоги и паники всё равно медленно подкрадывалось, заставляя тяжело дышать и сердце биться в два раза быстрее. Вокруг происходила сплошная суматоха и она не прекращалась ни на секунду. — Хорошо, — спустя несколько минут молчания выдохнула Парсон, смотря на пробегающих мимо солдат. — Пообещай, что вернёшься живой. — Ева, — она покачала головой, улыбаясь так, словно её подруга была маленьким ребёнком. — Ты должна пообещать мне, Маргарет, иначе ты не сдвинешься с этого места ни на шаг, — её голос был острым, как бритвенное лезвие, без намёков на шутки и ребячество. Она до ужаса переживала за самого близкого для неё человека здесь. Ева даже боялась представить, что с ней может случиться, если Маргарет погибнет в этом бою. — Я обещаю, что со мной всё будет в порядке, и я вернусь живой и невредимой. — Хорошо. Не забывай об этом, ладно? — Картер понимающе улыбнулась и кивнула головой, — ты зайдёшь ко мне перед уходом? Когда вы отправляетесь? Пегги засунула руку в карман своего пиджака и достала от туда часы на цепочке, всматриваясь в циферблат. — Сейчас четыре часа дня, значит, у нас осталось ровно четыре часа до отправления. Мы должны успеть прибыть туда до захода солнца. Ева нервно переступала с ноги на ногу, снова обнимая себя руками. Жара на улице была невыносимой, но девушка всё равно ощущала дрожь в теле и холодный пот, который медленно стекал по её спине. Они обменялись ещё парой фраз и вскоре Пегги ушла, скрываясь в толпе проходящих мимо солдат. В госпитале оставалось ещё двое мужчин, которым запретили покидать сегодня лагерь со всеми. Они долго возмущались, но врач была непреклонна. Ева же молча сидела на своей постели, время от времени кусая ногти от волнения и покачиваясь из стороны в сторону. Ей принесли ранний ужин, к которому она даже не притронулась. Казалось, что если она посмотрит на него хоть одним глазком, то её тут же стошнит на пол. Такого сильного страха она ещё никогда не испытывала в своей жизни и это сводило её с ума. Шум на улице стих лишь под вечер, когда время близилось к восьми. Лишь тогда Ева заставила себя подняться с постели и снова выйти на улицу. У госпиталя при входе была широкая, деревянная, небольшая веранда и три длинные ступеньки вниз. Парсон не могла заставить себя выйти дальше веранды, поэтому обхватила рукой деревянную колонну и подпёрла её своим боком, тревожно наблюдая за происходящим со стороны. Солнце уже медленно садилось за горизонт. Оглядевшись, Ева заметила идущую к ней Маргарет, на которой уже были надеты штаны, белая футболка и кожаная куртка. На боку у неё висело несколько гранат, кобура с пистолетом и винтовка через плечо. Парсон ощутила, как резко забилось её сердце в бешеном ритме и ладошки предательски стали потеть, от чего та постоянно их вытирала о свою больничную рубаху. — Уже? — нетерпеливо спросила девушка, когда Маргарет замерла на ступеньках. — Да, через двадцать минут отбываем. Ты как? — её напарница и лучшая подруга выглядела не менее взволнованно, но волновалась она скорее за состояние Евы, чем из-за предстоящей миссии. Она не раз видела, какой собранной была Картер, когда отправлялась на задание. В её глазах никогда не было страха. — Я...всё в порядке. Чувствую себя беспомощной, — она горько улыбнулась. — Всё будет хорошо, я же обещала тебе. У них было очень мало времени, но Ева не думала, что их разговор затянется на пару секунд. — Агент Картер! Полковник Филлипс вас вызывает. Это срочно, — пробегающий мимо солдат позвал девушку и та быстро кивнула, снова оборачиваясь к подруге. — Я должна идти. — Да, конечно, — она не хотела, чтобы Маргарет уходила. Это было несправедливо. И тяжело. Пегги смотрела на неё с серьёзным выражением лица ещё несколько секунд, прежде чем подняться быстро по ступенькам и заключить Еву в крепкие объятья. От этого стало ещё тяжелее. Обычно так прощаются, когда не знают, что их ждёт впереди. — Всё будет в порядке. Я отомщу за каждого убитого солдата. Ты только не наделай глупостей, пока меня не будет, хорошо? Ева тихо засмеялась, крепко сжимая пальцами кожаную куртку подруги. — Хорошо. Ты только не умирай. — Не буду, — Пегги отстранилась и улыбнулась ей, делая шаг назад. Ещё несколько шагов вниз по ступеньках и брюнетка снова скрылась в толпе, убегая по своим делам. Ева хотела верить, что это была не последняя их встреча. Она всё так же стояла, не в силах пошевелиться и скрыться в госпитале. Время тянулось то слишком быстро, то ужасно медленно. Страх скручивал её живот так сильно, что хотелось заплакать. — Агент Парсон! — она услышала бодрый мужской голос справа и резко обернулась, замечая бегущего к ней Джеймса. Он остановился на второй ступеньке и поставил ногу на третью, упираясь рукой в колено. — Сержант, — Ева натянуто улыбнулась, ощущая ауру лёгкости и беззаботности вокруг этого мужчины. Он отправлялся на сражение, а выглядел так, словно собирался уйти на танцы. — Провожаешь нас на битву? Уже предвкушаю, как мои пули будут пронзать тела этих ублюдков, — бодро заявил он, улыбаясь. Ей хотелось что-то сказать в ответ, но она не могла подобрать слов. Ком стал в горле и все мысли и слова напрочь вылетели из головы. Она могла лишь стоять и смотреть на человека, который стал для неё не менее важным, чем Маргарет. Потерять его сегодня-завтра было бы так же мучительно и чувство страха усилилось, заставляя её слегка дрожать, хоть на улице и была ужасная жара до сих пор. — Хотела бы я пойти вместе с вами, — наконец-то тихо выдавила она из себя, тоскливо улыбаясь. Барнс тут же принял серьёзное выражение лица, поднимаясь на одну ступеньку вверх, но всё ещё не подходя к ней слишком близко, держа дистанцию. — Не сегодня, — тихо начал он, смотря на неё в упор, — к тому же, тебе ещё предстоит написать сотню писем своим родителям и твоему загадочному Билли, — последние слова он произносил с улыбкой на губах, подозрительно прищурившись. Ева тут же спохватилась и сложила руки на груди в возмущении. Он что, читал мои письма? — Откуда ты...— она сощурила взгляд, смотря на него с подозрением. Джеймс самодовольно хмыкнул и выглядел так, словно раскрыл её маленькое преступление. — Ты что, читал мои письма? — вскрикнула девушка с возмущением. — Боже упаси, — в свою защиту поднял он руки, не прекращая улыбаться. — Так, взглянул на адрес получателя. Ева задохнулась от возмущения, совсем позабыв о своих переживаниях несколько минут назад и о предстоящей битве на передовой. — Где ты вообще достал мои конверты, Барнс? — не унималась она, всё ещё говоря слишком возмущённо, — и вообще, ты в курсе, что смотреть чужую почту некрасиво? — Вообще-то, я её не читал, а просто взглянул на конверт, — в свою защиту проговорил он, выглядя победившим в этой маленькой схватке. — Да какая разница! И где ты взял мои конверты, я же передавала их посыльному, который заходил ко мне в тот же день перед отъездом. — Места нужно знать, агент Парсон, места, — не унимался он, продолжая играть в свою маленькую игру. Не расскажет же он ей, что его любопытство было так велико, что пришлось нагнать посыльного и попросить его показать конверты, чтобы кое что проверить. Молодой парень в форме без проблем передал ему пачку, пока паковал вещи в машину и за пару секунд Джеймсу удалось найти нужные два конверта, проверив имена получателей. Имя Билли Портер привлекало его внимание в первую очередь и Барнс не мог вспомнить, чтобы это имя хоть раз упоминалось девушкой. Учитывая разные фамилии он мог сделать вывод, что это был не её брат, а значит, потенциальный ухажёр, который остался в Нью-Йорке. Что за трус, если до сих пор не отправился на войну? Хотя, может, противопоказания не позволили... — Так что за парень этот, Билли? — не унимался Джеймс, всё ещё хитро улыбаясь. Они ведь друзья. Они сами об этом договорились. И, кажется, на правах друга ему хотелось задавать ей глупые, странные, личные и бестактные вопросы. Это, порой, слишком сильно выводило девушку из себя. Он вёл себя, как самый настоящий наглец. — Какое тебе дело, Барнс? Ревнуешь? — в тон ему ответила Ева, ухмыльнувшись. — А может и ревную. Или, переживаю за сохранность конфиденциальной информации, которую ты можешь отправлять, скажем, немецкому шпиону, который засел в Америке и собирает любую полезную информацию. — Твои предположения смешны, Барнс, — раздражённо фыркнула девушка и закатила глаза. Внезапно кто-то позвал его из толпы и мужчина обернулся через плечо, быстро кивнул и снова посмотрел на девушку, только теперь без своей обворожительной улыбки. Пришло время прощаться. Осознание снова накрыло Еву и страх моментально вернулся, накрывая её с головой. — Ладно, — она сдалась, устало вздохнув. Ей не хотелось отправлять Джеймса на передовую с дурными мыслями и догадками о её личной жизни в голове. — Билли старый друг из университета. Мы учились вместе и дружим до сих пор. Баки снова улыбнулся, делая шаг назад. — А я то думал, что я ваш единственный друг, агент Парсон, — бодро проговорил он, ухмыльнувшись. — Мечтай, — Ева тихо засмеялась, растягивая губы в улыбке. — И...будь осторожен. Барнс уже спустился на землю и повернулся к ней лицом, отдавая честь. — Будет сделано, агент Парсон, — он улыбнулся ей в последний раз, прежде чем развернуться на пятках и побежать в толпу к своим ребятам, которые ждали его у машины. Ещё пара минут и вся военная техника двинулась в сторону леса. Вокруг царила тишина и лишь звук колёс и гусениц от танков был слышен повсюду. Каждый молча шёл в своём строю, настраиваясь на предстоящий бой. Ева простояла на своём месте ещё около часа, пока звуки машин совсем не прекратились и на лагерь не опустилась ночь. Внезапно стало очень тихо и Ева, спустя несколько минут, наконец-то зашла обратно в госпиталь, прячась от лёгкой, летней, ночной прохлады. Время будто замерло. Никто не проронил и слова. Все сидели в ожидании первых выстрелов, первых взрывов от бомб и первых раненых, которых могли привезти сюда в лагерь уже сегодня ночью. Недолго думая, Парсон собрала все свои вещи и освободила койку. Врач отговаривала её от этого, убеждая, что ей нужно время для восстановления, но Ева наотрез отказалась, отправляясь в свою палатку, где оставалось несколько девушек-медсестёр и поварих. Им всем ничего не оставалось, кроме как сидеть в ожидании и тишине, которая медленно пожирала каждого изнутри, вызывая ужасные мысли в голове и от того дикую панику вперемешку со страхом, избавиться от которых было невозможно. Ева в который раз за день ощутила себя беспомощной и бесполезной.***
Её лёгкие горели огнём. Дышать с каждой минутой становилось всё труднее, но она не сдавалась. Медленный бег превратился в настоящую погоню от самой себя. Она бежала быстро. Ещё пара секунд и она задохнётся, упадёт на землю от усталости в ногах и громко захрипит, царапая тонкую кожу горла ногтями. Ещё. Быстрее. Ева повторяла про себя два этих слова каждый раз, когда хотела остановиться. Но она не могла. Остановиться, значит задохнуться, упасть на землю и учащённо дышать, глотая ртом тяжёлый лесной воздух. Вокруг всё пахло дымом, сухой землёй, листьями, потом, грязью, кровью и порохом. Эти запахи преследовали её каждую ночь и каждый из них приносил за собой какое-то воспоминание, которое порой не было радужным и счастливым. Кошмары прошлого тянули к ней свои щупальца и бег был единственной отдушиной прямо сейчас. Ещё. Быстрее. Она повторила их снова, когда почувствовала вторую волну прилива энергии и ускорилась, ощущая, как горят ступни в тяжёлых ботинках. За спиной её ждал военный лагерь, полный раненных, стонущих, плачущих и мёртвых солдат. Кто-то возвращался, чтобы привезти своего товарища, а после уезжал снова, не давая никаких чётких и вразумительных ответов по поводу того, какая обстановка сейчас на передовой. Она постоянно слышала: в порядке, держимся. Но этого было, чёрт возьми, недостаточно, чтобы утолить хоть на мгновенье её ужас и страх, которые скручивали живот до боли днём и ночью. Ещё. Быстрее. Парсон старалась помогать с того самого момента, как первая машина заехала на территорию лагеря с десятком раненых солдат. Все, кто остался, тут же ринулись помогать врачам и медсёстрам. Ева делала всё, что было в её силах, но когда она увидела на носилках парня с оторванной ногой и перевязанным кровавым бинтом на голове, её стошнило через секунду на свои ботинки от увиденного. С тех пор она ничего не ела, хоть и прошло меньше суток. В тот момент все понимающе посмотрели на неё, но ничего не сказали. Не одной ей было так же паршиво и это не могло не радовать. Раненных было столько, что не хватало продовольствий, воды и лекарств. Вообще ничего не хватало. Некоторых быстро латали на ходу и тут же отправляли машинами дальше, в город, откуда их мог забрать самолёт и доставить до нормальной больницы. Ещё. Быстрее. Но больше всего она боялась увидеть знакомое лицо среди горы трупов или раненных. Каждый раз она бежала практически первой, чтобы взглянуть на новоприбывших и каждый раз облегчённо выдыхала, не находя среди солдат Джеймса, Маргарет или полковника. Машины приезжали стабильно раз в четыре часа и в последний из них она услышала, что раненных разбрасывают по разным лагерям в независимости от того, где они отсиживались всё это время. И в тот момент Ева осознала, что кого-то из её близких могли направить не сюда, а в другое место. Она запаниковала так сильно, что почувствовала очередной приступ тошноты и головокружения. Мир плыл перед глазами и она чувствовала, как задыхалась. И через несколько минут она уже бежала в сторону леса, схватилась за первое попавшееся дерево и опустила голову вниз, стараясь прийти в себя. Лишь спустя несколько минут она почувствовала облегчение, когда задышала глубоко и полной грудью. И теперь она бежала по лесу так быстро, что лёгкие уже не функционировали в полной мере. Они горели самым настоящим огнём и лишь эта физическая боль не позволяла ей окунаться в собственные страхи и переживания, которые выбивали её из равновесия. Очень отдалённо она слышала звуки падающих бомб и взрывающихся гранат. Это был едва уловимый звук, но ей казалось, что она слышала его слишком отчётливо для такого дальнего расстояния. Все остальные тоже его слышали, но старались не предавать огромного значения, потому что у них и так было дел по горло. — Агент Парсон, перевяжите ему руку жгутом, срочно, — она работала на автомате, крепко перетянув руку мужчине со всей силы и тот завыл раненным зверем, кусая свой кулак до крови. Крики умирающих людей были повсюду. Казалось, что она будет слышать их постоянно, когда это всё закончится. Рано или поздно, — она была уверена, — всё должно было закончиться. — Сейчас, сейчас, сейчас, — тихо шептала девушка, заливая спиртом огромную разорванную рану от осколочной гранаты. Нога этого мужчины напоминала кровавое месиво из металла, кусочков одежды, мяса, костей и крови. Его нужно было перевязать, прежде чем отправлять дальше на машине. Её пальцы слегка тряслись и желчь плавно поднималась по горлу вверх. Вот-вот, и её снова, в который раз за последние сутки, стошнит прямо на пол или под дерево от увиденного. Она всё ещё отказывалась от еды, не в силах даже смотреть на неё. Морфий действовал безотказно, но крики всё равно стояли в ушах, и смотря на все разорванные раны и пулевые ранения она боялась представить, какую боль ощущали эти мужчины, корчась на койках в госпитале. Когда спустя несколько часов её снова стошнило, медсестра вытолкала её из госпиталя и посоветовала съесть хотя бы пару кусочков хлеба и выпить воды, чтобы она не выглядела такой болезненной и набиралась сил. Ева не плакала, не тряслась от страха при виде трупов или разорванных ран людей, она держалась уверенно, орудуя жгутами и бинтами как могла, но внутри её сердце сжималось от боли и особо тяжёлые случаи вызывали такую сильную жалость и ужас, что желудок просто не выдерживал подобных зрелищ. У всех был свой предел. И в те моменты, когда ей особенно было тяжело, она сбегала в лес на пробежку, которая превращалась в самую настоящую погоню за призраком. Это помогало отчистить мысли и стабилизировать её внутреннее состояние, но когда она возвращалась обратно в лагерь, кошмары прошлого возвращались вместе с ней и не покидали её ни на мгновенье. Во всех этих раненных и убитых Ева видела тех самых парней, которые умерли у неё на глазах. В какие-то моменты для неё это было даже смешно — переживать из-за этого так сильно и так долго. Но когда тебя каждый день окружает похожая ситуация, забыть подобное потрясение было непросто. Ева не знала, как избавиться от этого, поэтому справлялась так, как умела. Всё, что угодно, лишь бы на пару часов почувствовать себя нормальным человеком без кошмаров в своей голове. И плевать, что десять дней назад она схватила пулю и пролежала на койке почти неделю. Плевать, что бок от бега горел огнём. Плевать на промокшую насквозь футболку и штаны, плевать на горящие лёгкие и воспалённое горло, в которое, как будто, насыпали целую горсть песка. Всё, что угодно, лишь бы убежать от проблем на пару часов, набраться сил, а потом начать всё сначала. Сражение на территории Италии длилось уже десятый день. Всё это время Ева спала от силы часа три или четыре, а в остальные свободные часы помогала на кухне, разгружала запасы из машин, помогала в госпитале и бегала. Она пришла в отличную физическую форму, пусть её врач, с которой она жила в одной палатке, не поддерживала её методы после удачного лечения пулевого ранения. И за все десять дней она ни разу не увидела Пегги, полковника Филлипса или Барнса. Ева старалась не думать о их смерти или тяжёлых ранениях, которые уже лечили в другом лагере или даже больнице, но страх всё равно присутствовал и это сводило её с ума. Приезжавшие солдаты заявляли, что они продвигаются вперёд и немцы отступают. Это были первые хорошие новости за последние десять дней. Раненных становилось всё меньше и все сидели в ожидании, когда же наконец-то закончится весь этот кошмар. Не в силах сидеть больше на месте, Парсон вышла на улицу и заметила надвигающиеся серые тучи. Дождь, впервые за весь месяц. Через пару дней должен был начаться июль. Все, кто был в лагере, стали доставать на улицу тазы, вёдра и бочки, чтобы набрать как можно больше дождевой воды для мытья посуды в будущем, стирки и принятия душа. Условия жизни на войне были антисанитарные и до омерзения ужасные, но в этих условиях жили все без разбора и выхода другого ни у кого не было. Уже к позднему вечеру тучи сгустились настолько, что покрывали всё небо тёмно-серым цветом и гром проносился в разных уголках неба. Со стороны леса дуло приятным прохладным ветром, от чего мурашки бегали по телу. Хотелось улыбаться, стоять под проливным летним дождём и просто радоваться жизни. Это было дурной идеей выбежать на тропу в лес так поздно, когда над головой грохочет гром и ветер завывает всё сильнее, но дождь почему-то так и не срывается с неба. Было темно, но Ева помнила эту дорогу как свои пять пальцев, поэтому бежала в размеренном темпе, наслаждаясь прохладной температурой вокруг, которая обволакивала её разгорячённое от бега тело. Она всё думала о том, что бой должен был уже закончиться. Она очень на это надеялась, пусть и не слышала шума машин и танков с другой стороны леса. Ева всегда бегала в противоположную сторону от той самой тропы, от куда возвращалась раненная из миссии и куда направились сотни солдат десять дней назад. И несмотря на то, что лагерь всегда охранялся и проверялся на наличие шпионов, пусть линия фронта и находилась за несколько километров от их стратегической базы, девушка всё равно надевала кобуру с пистолетом к своему кожаному ремню. Так, на всякий случай. Впервые лес пах так прекрасно. Свежо. Ощущение свободы окрыляло и ноги несли брюнетку всё дальше и дальше, пока она не остановилась возле дерева, чтобы отдышаться и прийти в себя. Пару минут и Ева снова устремилась вперёд, решая пробежать чуть дальше обычного и после сделать круг, чтобы вернуться обратно в сторону лагеря. В округе было тихо и лишь топот ног, шелест деревьев и хруст веток под ногами создавали ощущение присутствия кого-то в лесу. Как вдруг справа послышалось что-то незнакомое. Ева уже свернула и побежала обратно, но хруст веток в нескольких метрах от неё заставил девушку резко остановиться и прислушаться. Она подумала, что ей померещилось что-то в темноте, как через секунду хруст веток послышался снова и девушка резко спряталась за деревом, прислонившись к нему спиной. Сердце забилось ещё быстрее и Парсон пыталась дышать глубоко, дабы восстановить сбившееся от бега дыхание. Паника охватила её моментально. Никто не появлялся на этой территории леса и Ева едва ли могла предположить, что это были солдаты из британской или американской армии. Может, бродяги или дезертиры? Но узнать это было невозможно, потому как в кромешной темноте ничего не было видно. Хруст повторился ещё раз и Ева не знала, что ей делать дальше: бежать вперёд со всех ног или подождать, пока незнакомцы пройдут мимо. Небо разразилось громом и на мгновенье показались огромные яркие молнии, которые осветили территорию на несколько метров вокруг. Через несколько секунд послышались голоса и ей хватило мгновенья, чтобы разобрать иностранную речь. Это были немцы. Она понятия не имела, какого дьявола нацисты забрели так далеко от линии фронта и почему они пробирались к вражескому лагерю, если их было, от силы, несколько человек, судя по голосам возле неё. Они перешёптывались и медленно двигались вперёд, а когда молнии вспыхнули снова, Ева насчитала троих с пистолетами в руках. Ещё никогда она не сталкивалась с врагами так близко в одиночку и Парсон понятия не имела, что ей делать. Стрелять в пустоту и выдавать себя было плохой идеей, поэтому девушка глубоко вдохнула и задержала дыхание, вслушиваясь в тихий шёпот и шаги за своей спиной. Она пыталась вычислить их местоположение, чтобы выстрелить первой, потому что бежать было бессмысленно. Они выстрелят ей в спину или, чего хуже, побегут следом за ней и найдут вскоре американскую стратегическую базу, где было от силы несколько военных, куча раненных и женщин-врачей. Думай, думай, думай. Парсон молилась богам природы, чтобы молнии стали вспыхивать чаще, но это не понадобилось, так как один из них включил маленький фонарик и осветил территорию вокруг себя. Решив, что это её последний шанс перед тем, как свет погаснет, она вышла из укрытия и сделала несколько точных выстрелов. Стрельба из пистолета вызвала такой громкий шум, что немцы резко закричали и стали палить в ответ без разбору. У Евы было преимущество в укрытии и невидимости из-за кромешной темноты. Свет фонаря погас, но девушка могла различить хоть немного их местоположение из-за громких голосов. Они что-то кричали ей на своём паршивом языке, сто процентов выкрикивая ругательства и просьбы выйти из укрытия. Адреналин гонял кровь по телу и сердце стучало, как бешеное, заставляя Еву глотать ртом воздух и жмуриться от звона в ушах. Было тяжело сосредоточиться, но страх вперемешку с безумием и храбростью заставляли делать безумные вещи. И когда они подошли ещё ближе, Парсон вышла из укрытия и стала стрелять без разбору, переходя из одного места в другое, время от времени проверяя патроны и укрываясь от обстрелов. Выпустив очередь выстрелов, она услышала звонкий вскрик и глухой звук удара тела об землю. Оставалось ещё двое, а её патроны быстро заканчивались. Погода тоже не была на её стороне. Гром стал ещё сильнее и молнии вспыхивали всё чаще, но капли дождя не предвещали ничего хорошего. Если сейчас пойдёт ливень, то она едва ли увидит своих противников и сможет уйти от сюда живой. Парсон это прекрасно понимала и не знала, что ей делать. Она пряталась в укрытии слишком долго и уже потеряла из-за своей глупости местоположение двоих, пока гром снова не взорвался по всему небу и следом показалась яркая фиолетовая молния, которая на пару секунд осветила небо. Этого хватило, чтобы Парсон замерла в ужасе. Прямо перед собой, в двух метрах, она увидела перекошенное кровавое лицо с ухмылкой на губах. Прежде чем словить пулю, она сделала несколько выстрелов и скрылась за деревом, тяжело дыша. Она ничего не слышала из-за шума в ушах и громкого стука сердца, которое мог услышать любой желающий на расстоянии сотни метров. Её руки дрожали от ужаса, дыхание сбивалось и грудь болезненно сдавливало от переизбытка эмоций. Ещё один. Остался ещё один. Она надеялась, что их было всего трое. Отдышавшись, Ева снова выглянула из укрытия, как вдруг чужая рука схватила её сзади за волосы и откинула назад на землю. Парсон тут же отползла назад, пытаясь убраться от немца как можно дальше, но даже без света молний она могла видеть его силуэт в паре шагов от себя. Нацистская нашивка, форма с красными вставками и чёрной тканью. Этот урод улыбался ей так, как будто словил чёртов приз прямо посреди леса. Он ничего не говорил, за то уверенно действовал. Дождь капал всё сильнее и когда первый удар ногой пришёлся по её рёбрам, стена из дождя залила всю её одежду и землю под ней. Холодная вода жгла кожу, смывая грязь с рук и лица каждый раз, когда мужчина хватал её за волосы, снова и снова окунал её в лужу грязи, наматывая и без того недлинные мокрые волосы на кулак, усмехаясь ей в лицо. Ева чувствовала, как силы покидали её, как организм медленно сдавался под бесконечными ударами кирзовых ботинок. Она погружала руку в грязь, пытаясь отползти хоть на миллиметр от этого убийцы. Рыскала ладонью по земле в поисках пистолета, но ничего не давало результат, пока вдруг немец не поднял её за грудки вверх, рассматривая её разбитое лицо. — Кто ты такая? — его английский был весьма неплох, но яркий акцент, как у профессора Эрскина, резал уши. — Пошёл ты, — злобно выплюнула девушка, сверля его взглядом, пока дождевая вода заливала её лицо. — Ааа, американка, — довольно протянул он, всё ещё ухмыляясь. — Всегда было интересно увидеть вас вблизи, — немец не отпускал её, держа мёртвой хваткой за одежду. — Нам будет очень весело, красотка. Ты же не думала, что я просто так убью тебя, да? Женщины на войне, как мясо в голодовку, — он противно скалился, приближая своё лицо к её всё ближе. Ева решила, что это её последний шанс. Всё, как учил её Джеймс, только наоборот. Один удар и возможность вырваться из крепкой хватки будет ей обеспечена. Резко отведя голову назад, Ева ударила противника головой прямо в лицо и мужчина тут же завыл от боли в носу, расслабляя свою хватку. Вывернувшись, Парсон подбила его ноги и повалила на землю, упав на колени. Она думала, что справилась, думала, что победила, пока мужчина не перехватил её руки и не повалил на землю, нависнув над ней сверху. Из-за дождя было тяжело увидеть хоть что-то в чётком изображении. Ливень был таким сильным, что заливал каждый дюйм её кожи и особенно лицо. Он стоял на коленях между её бёдер и первый удар в лицо был таким размазанным, что даже смешно. Кровь тут же прилила ко рту и полилась струйкой из губ, как вдруг второй удар в область виска почти вырубил её прямо на месте. Ева чувствовала себя не только беспомощной и бесполезной, но и жалкой. Настолько, что было противно от того, что она ещё не сдохла. Одна мысль о том, что она отключится и не умрёт, вызывала дрожь по всему телу и самый настоящий животный страх быть не только изнасилованной, но и разорванной по частям и разбросанной по чёртовому лесу. И никто даже не найдёт её. По крайней мере, не сразу. Она чувствовала, что не могла умереть или отключиться, поэтому боролась так долго, как могла: закрывала лицо руками, уворачивалась от ударов и наносила свои, слабые, лёгкие, но точные. В реальном спарринге не на жизнь, а на смерть, было куда труднее, чем в наигранном на территории лагеря со своими собратьями по оружию. Она не могла так тупо умереть из-за своей неосмотрительность. Не могла умереть, просто потому что решила пробежаться на ночь глядя впервые. Боже. Это было так тупо, что хотелось разрыдаться. Но весомой причиной не умирать были близкие люди, которые с ума сойдут после её кончины. Она думала о родителях, особенно о матери, которая до сих пор считала её действия безумными и сумасшедшими. Что ж, в чём-то она действительно была права. Она думала о том, что полковник, Джеймс и Пегги, скорее всего, выжили и уже возвращались уставшие в лагерь, пока она валялась в грязи, вся побитая, пока сверху на ней сидел мужчина средних лет и терзал её тело со всей силы. Она не могла умереть, потому что иначе она предаст память о тех погибших солдатах, которые так отчаянно боролись за неё и защищали ценой собственной жизни. Они погибли не напрасно. Ева хотела в это верить. Они погибли не для того, чтобы она сдохла такой тупой и никчёмной смертью. Опомнившись, её рука стала быстро шаркать по земле в поисках палки, пистолета или какого-то камня, чтобы врезать запыхавшемуся немцу как следует. Она отчаянно рыскала возле себя, почти скуля от безвыходности, как вдруг пальцы нащупали что-то шершавое и увесистое в земле. Выхватив тяжёлый предмет, Ева занесла его резко над землёй и со всей силы врезала в висок немца, а потом ещё раз и ещё, пока кровь не брызнула ей на лицо. Она толкнула его руками, а после ногой и тот повалился на землю, пытаясь схватиться за её одежду. Теперь была её очередь сидеть сверху. Звериное чувство необходимости что-то разгромить, сломать и пустить крови так сильно захлестнуло её, что Ева едва остановилась, пока не почувствовала липкую кровь на ладонях и не обратила внимание, что тело мужчины уже давно не двигалось. Она била его камнем по голове так сильно и так долго, что пробила в ней дыру. Его лицо больше не было его лицом и дождь смывал огромные ручейки крови в землю. Она замерла, тяжело дыша. Руки медленно опустились вниз и лишь после вспышки молнии Ева смогла на мгновенье рассмотреть кровавую голову мужчины или то, что от неё осталось. Внезапный приступ рвоты накрыл её так быстро, что её стошнило прямо на немца, который уже даже не дышал. А потом она закричала. Так громко, что связки загорелись огнём и голос сорвался на миг, но она кричала снова и снова. Это был крик отчаянного человека, который потерял всё за раз. Ей казалось, что в этот момент она потеряла саму себя. Она видела, на что способна в порыве ярости и гнева. Она видела, что могли сотворить её руки с обычным человеком, даже если он был убийцей и самым настоящим куском дерьма. Она никогда не была способна на такую жестокость. По крайней мере, Ева всегда так думала, а теперь перед ней лежал окровавленный труп, опознать которого было невозможно. Слёзы смешались с каплями дождя. Она плакала громко, взахлёб и казалось, что звук её рыданий был громче раската грома в небе и звука громоздких каплей дождя, что бились о листья и землю без остановки. — Милостивый Боже, — мужской голос над её головой прозвучал так тихо, что его едва ли можно было расслышать. Ева сидела неподвижно возле трупа, дрожа всем телом то ли от холода, то ли от осознания того, что она только что не умерла. Её взгляд был устремлён в одну точку и теперь она плакала беззвучно, кусая свои холодные губы со всей силы. Казалось, что Парсон абсолютно не понимала того, что происходило вокруг неё. — Сюда, о Боже, все сюда, я нашёл её, — это был голос сержанта Гейба Джонса, кажется, его так звали. Послышался топот ног десятки человек и через несколько секунд несколько из них замерли возле неё, окружая. Окажись здесь хоть сотни немецких солдат, Ева не смогла бы сдвинуться с места ни на дюйм. Кто-то опустился на корточки рядом с ней и тёплые руки схватили её за плечи, слегка встряхивая. Медленно подняв взгляд вверх, Парсон едва ли различила знакомое лицо солдата. — Ева, — он был так серьёзен, так чертовски серьёзен и в тоже время до ужаса напуган. Джеймс смотрел на неё не верящим взглядом, будто это была не она, а кто-то другой. Так смотрят на жестоких убийц. Подумала она и разрыдалась ещё сильнее. — Обыщите территорию. — Как эти твари пробрались за линию фронта? — Ублюдков было трое, мы нашли ещё два трупа. Голоса звучали то здесь, то там, в нескольких метрах от неё. Еву трясло так сильно, словно её подключили к электрическому стулу и не сбавляли напоры тока ни на секунду. — Ева, посмотри на меня, — Джеймс держал её разбитое лицо в своих ладонях и ужас, жалость и злость мелькали на его лице и в глазах с огромной скоростью. — Что здесь произошло? Он пытался заставить её встать с места и уйти от трупа, из которого всё ещё текла кровь ручьём, но она едва ли могла пошевелить пальцем. — Я убила его, — прошептала она и нервный смешок сорвался с её губ, когда она посмотрела в глаза Джеймса. — Я убила его, убила, убила, убила, — Ева резко закричала, как маленький ребёнок и затряслась в новых рыданиях, опуская голову вниз. — Он мёртв, они все мертвы, я всех их убила, я убила их, я убила их всех, — тихий шёпот был похож на бред сумасшедшего. Она едва ли соображала то, что говорила и то, что делала, потому что всё её тело окоченело от дождя и усталости. Ей ужасно хотелось спать, желательно, навсегда. — Нет, нет, нет, смотри на меня, — Джеймс снова затормошил её, приводя в чувства. — Ты не должна закрывать глаза, слышишь? Боже, я прошу тебя, смотри на меня, только не отворачивайся, не закрывай глаза, — умоляюще просил он, почти скуля от боли, которая разрывала его сердце на части. — Ты сделала всё правильно. Они бы убили тебя, если бы ты не сделала это первой. Ева, ты ни в чём не виновата. Он говорил много, обрывками каких-то успокаивающих фраз, но это едва ли помогало удерживаться в сознании. Она смотрела на труп возле себя и приступ паники и тошноты снова завладел ею. За секунду стало тяжело дышать и грудную клетку сдавила сильная боль, от чего сердце забилось в три раза быстрее обычного. — Не смотри туда, смотри на меня, — Джеймс умолял её. — Не могу...— она глотала ртом воздух, пытаясь вздохнуть, — не могу дышать...я не могу... Мужские тёплые руки осторожно обхватили её лицо и подняли её голову вверх так, чтобы она видела лишь одни голубые глаза, залитые дождём, перед собой. — Глубокий вдох и выдох. Давай, ты сможешь. Чёрт, Ева, ты должна собраться! Ещё раз. Вдох, выдох, — его терпение было на исходе, она это слышала. Он то ли злился, то ли боялся или, скорее, всё вместе. Ева пыталась повторять за ним, слушать его голос и не смотреть никуда больше, кроме как на него. Люди вокруг о чём-то переговаривались, ходили туда-сюда, но чем дольше она дышала, тем сильнее теряла связь с реальностью. — Так не должно быть, — когда ей стало легче, она снова заскулила, всё ещё плача. — Я не такая, я не могу так. Он прекрасно понимал, о чём девушка говорила всё это время, но не мог подобрать нужных слов, которые бы заставили её поверить в то, что она поступила правильно. В порыве гнева и чувстве безвыходности, когда ты цепляешься за любую возможность, чтобы спасти свою жизнь, ты пойдёшь и не на такое убийство. Это была война и тут нечего было стыдиться или бояться. Просто для неё, для молодой и неопытной девушки это было впервые. Ещё никогда и нигде она не видела такой жестокости и это было сильное потрясение, которое перевернуло её мир в очередной раз за последние две недели. — Ты защищалась, ты боролась за свою жизнь. У тебя не было выбора. — Я не смогла остановиться. Я не знаю, почему я сразу не остановилась, — сразу после того, как убила его. Ева знала, что добивала уже бездыханное тело, но не могла остановиться и каждый раз заносила руку вверх, ощущая жгучую злость за всех тех, кого убили эти немцы сегодня, вчера и вначале июня у неё на глазах. За каждую отнятую жизнь она заносила чёртов камень в верх, чтобы впечатать его в голову ублюдка снова и снова. — Он заслужил это и даже хуже, — настаивал Джеймс, — ты слышишь? Каждый из этих кусков дерьма заслужил подобную смерть и несмотря на то, что произошло, ты всё ещё лучше каждого из них, лучше каждого из нас, ты поняла? — Барнс снова потряс её за плечи, приводя в чувство. Ева чувствовала, как начинала медленно успокаиваться и принимать в серьёз происходящее. Где-то на задворках сознания она соглашалась с каждым словом Джеймса, но чувство отвращения и страха к самой себе ещё не ушло. — Да, — тихо прошептала она, сглатывая кровь во рту. Слёзы больше не текли по её щекам. — Что ты поняла? — он почти рычал от гнева, крепко сжимая руками её плечи. — Каждый из них заслужил это. Каждый из них заслужил такую смерть, — словно под гипнозом повторяла она, едва раскрывая губы от холода, — за то, что они делали, за то, кого они убили. Я убила его, потому что он это заслужил, — на выдохе произнесла Ева и ощутила такую огромную усталость, что едва не упала на землю, если бы Джеймс не подхватил её под руки, поднимая вверх. Наконец-то они сдвинулись с мёртвой точки и Ева смогла сделать пару шагов вперёд, прежде чем остановиться, чтобы опереться на Джеймса по удобнее. Её лицо медленно начинало болеть и гореть огнём. Каждый мускул, каждый участок кожи. — Как вы нашли меня? — она спросила первое, что пришло ей в голову, когда они снова начали медленно идти в сторону лагеря. Остальные солдаты делали тоже самое. Кто-то пошёл вперёд, а кто-то шёл сзади, постоянно проверяя территорию на наличие врага. — Мы вернулись два часа назад. Мы отбили несколько километров территории и прошли вперёд, укрепляя свои позиции в небольшой брошенной деревни. Завтра там будет новый лагерь с новыми войсками, которые прибудут из Англии и Америки, — он знал, что эта информация тоже ей будет интересна, — когда мы вернулись, спустя час кто-то услышал выстрелы в лесу и мы тут же рванули на звук, но выстрелы быстро прекратились и мы подумали, что всё закончилось, но вдруг ты закричала и...— она почувствовала, как ему было тяжело это говорить, но Джеймс лишь нервно сглотнул стоящий комп в горле и продолжил, — твой крик не прекращался несколько минут, пока мы не нашли тебя. С каждым шагом Ева ощущала боль по всему телу из-за побоев, но так же и боль в сердце, пока Джеймс пытался подобрать правильные слова. Она не понимала, как этот мужчина оказывался рядом с ней каждый раз, когда был так чертовски необходим. Как будто он чувствовал, что она была в опасности или очень сильно нуждалась в поддержке. Магическая ментальная связь, не иначе. — Я сожалею, — тихо пробормотала Ева, опустив взгляд вниз. — Полковник Филлипс будет в бешенстве, — Барнс весело улыбнулся и обхватил девушку ещё крепче, стараясь облегчить её ходьбу как можно сильнее. Какое-то время они шли в тишине, пока огоньки света из лагеря не показались за деревьями. Ева впервые подумала о том, что она безумно счастлива возвращению Джеймса и его друзей. Кажется, это были именно они вместе с ним, когда её нашли в лесу под дождём возле трупа. — Я рада, что ты жив, — честно призналась она, обхватив руками солдата. — Я тоже, — он говорил о ней.