Right round the clock

— И как давно он уже не появляется? Всё тело Освальда дрожит, руки, крепко схватившиеся за ручку зонта трясёт, как и всё тело, да так, что ему кажется, отпусти он ручку, лишившись опоры — точно упадёт на пол, поди, сломав какую-то конечность. Этот на вид нелепый, странный Эдвард не на шутку зацепил его. И то ли это было от того, что Эд Нигма оказался его первым, не побоюсь этого слова, другом (да и в целом, первым, кто хоть как-то заинтересовался его персоной) то ли этот мальчишка и впрямь прав — они похожи. Освальд знал, что имеет мягкое сердце, знал, что именно оно является его слабой точкой, а значит должен оберегать его от излишних эмоций вроде той же привязанности. Зная это, привыкнув к тому, что нужно быть внимательнее и даже жёстче, никогда бы даже подумать не мог, что станет переживать за кого-то столь незначительного на вид, только появившегося в его жизни. И стоя в пустом классе, на пару с учителем, который курировал класс Эдварда, он мысленно порицал себя. — Около двух дней. Кажется, семья в отъезде. Сердце сжалось, и Освальду даже показалось, что он вовсе перестал дышать на минуту. Наспех попрощавшись с преподавателем, он поковылял вон из класса. В отъезде, то-тоже. Услышанное совсем не вязалось с информацией, которую Кобблпот знал: семье Эдварда было абсолютно плевать на него, да и в целом они были не то что бы благополучной семьёй. Они бы точно не решили внезапно устроить милую семейную поездку. Никогда. Сущий вздор. В сознании эхом отбивается голос Эдварда, рассказывающий всякие ужасы своей совместной с этими монстрами жизни. Голос с трудом старается не дрожать, Нигма держит планку, дабы не прослыть сопляком в глазах Освальда. Зрачки расширяются, и Освальд стоит посреди пустого коридора в полумраке, с открытым ртом от заставшей его врасплох мысли. Они снова причинили ему боль, они снова сделали что-то, и Эдвард абсолютно точно не в порядке. Гадкая, скользкая тревога, смешавшаяся с чувством вины от бездействия, как паук, плетёт свою паутину в сознании, заполняя мозг паникой, не давая мыслить рационально. Он ничего не сделал, совсем ничего, даже зная проблему, и теперь его единственный друг страдает, а всё потому, что Освальд — глупая, трусливая птица, просто слабак. Он чувствует как задыхается, сердце колотиться как бешеное, отдаваясь по всему телу, а каждый вздох дается всё сложнее, борьба с собственным сознанием стремительно заканчивается. 1:0 в пользу страха, и Освальд не выдерживает, всё-таки валясь на пол на подгибающихся ногах. Зонт выпадает из ослабевшей хватки руки и звонко падает на паркет, прокатываясь к стене. . . . Он старался как мог. Столькие года издёвок знатно потрепали его ментальное состояние, добавив остро воспринимающему окружающий мир парню ещё и нервозность, с каждым годом, с каждым новым стрессом всё нарастающую. Иногда он не справлялся и событие оказывало на него такое громадное влияние, что тому казалось, что он практически умирает. Зарекаясь не привязываться и быть осторожнее с людьми, Освальд не учёл одного — человеческий фактор и, кажется, это было его величайшей ошибкой. . . . Перед глазами театр. Побитые стены, отличная звукоизоляция от внешнего мира, пустые комнаты и залы, всё осталось неизменно. Это было даже иронично; Освальд приходил сюда, в место где люди должны были отлично проводить время абсолютно разбитым. И каждый раз появлялся Эдвард. Глупый, нелепый, заносчивый Эдвард. Он раздражал, был слишком громким, был прилипалой, только вот, сейчас он чуть ли не молился, дабы Эдвард появился. Освальд переступает через порог главного зала, вступая в практически кромешную тьму. . . . Он открывает глаза, щурясь. Первое, что он замечает: сердце больше не колотиться настолько сильно, а тревога осталась практически незаметна, и мелькала где-то глубоко в мыслях, куда Освальд предпочёл не соваться. Он садится на кровать, осознавая, что находится в гостиной собственного дома. Из-за дверей осторожно выглянуло лицо его матери, стараясь не разбудить сына шумом. Освальд заметил её, уставившись на неё взглядом, полным вопросов. Гертруда, решив не дожидаться их, вывалила всю информацию сразу на сына. — Учитель доложил, что ты чувствовал себя, — она сглатывает, задумываясь, какое бы подобрать слово, — в общем-то, неважно себя чувствовал. Я и примчалась. . . . —…Ну, и ты уснул. Расскажешь, что произошло? — Освальд отрицательно машет головой и Гертруда, будучи крайне понимающей женщиной, удаляется восвояси, оставляя парня в одиночестве. Он подхватывает сумку, и поднимается к себе в комнату. Валится на кровать, протягивая на себя одеяло и засыпает обратно, прямо в одежде, что было совсем ему не свойственно. . . . Под шум очередного летнего ливня спать было ещё приятнее. Капли отбивают собственный непрекращающийся ритм, иногда немного учащаясь. Будто бы кто-то играл на барабанах, но не слишком громко, так, что и уснуть можно было. В комнате стояла кромешная темнота, не считая света луны просачивающегося через незашторенное окно. Сквозь барабанную дробь дождя, другие шумы со стороны улицы были заметны куда меньше или вовсе растворялись в гуле. Освальд резко дёргается, выдыхая и мигом расплющивая глаза. Стук. Он садится на кровать в полной растерянности, вслушиваясь в бесконечный поток капель, а если точнее — что находится за ним, что он собой так стремиться скрыть. Стук. Он ходит вдоль комнаты, туда-обратно, стараясь отследить источник звука, или хотя бы узнать откуда тот исходит. Стук. Освальд возвращается к окну. Звук точно идёт с улицы, раз в комнате нет никаких причин его возникновения. Открывает окно, стараясь уменьшить количество издаваемых звуков. Он убирает с лица чёлку, всматриваясь. Под его окном лежало, на взгляд, 2-3 небольших камня, а в паре метров от них вырисовывается долговязая, тощая фигура, в насквозь промокшем свитере. Он поднимает голову вверх, сталкиваясь взглядами с Освальдом, неловко машет рукой и так же неловко, стыдливо улыбается, той же неизменной улыбкой. Не в силах сдержать эмоции или начать злиться, Кобблпот прикладывает палец к губам, шикая, тем самым показывая чтобы тот прекратил швыряться. Он хватает куртку, небрежно брошенную на стул, и на цыпочках, двигается в сторону выхода. . . . Дверь открывается, а Освальд в мгновение ока находит взглядом Эдварда, стоящего немного поодаль от дома, ближе к окнам его комнаты. Ботинки вваливаются в промокшую землю, неизбежно пачкаясь, но он не замечает, не в силах снять с лица такую дурацкую, но совершенно искреннюю улыбку. Он почти падает подбегая к парню, но тот перехватывает Освальда, сжимая в объятьях, от чего второй, прижимаясь к его свитеру, тоже насквозь промокает. Пошатываясь и дрожа от холодной и мерзкой погоды, они стоят так ещё пару секунд, пока Эдвард не отпускает «птичку». — Ты сейчас и впрямь похож на птицу. Как воробей, что-ли, — Эдвард смеётся, а Освальд комично хмурится. . . . — Слушай, — произносит Освальд, поставив белую чашечку чая на блюдце и присел за столик на веранде напротив Эда. Он подталкивает блюдце парню, тот отпивает, слегка морщась, не рассчитав, что чай может быть слишком горячим, — Так что всё-таки случилось? — Долгая история, — он покручивает ушко чашки, — Очередной скандал, но меня почти не задело. Ввязался дядя, брат матери, настаивает на моём переезде. — Так ты уедешь? — Нет. Это в другом штате, на юге, и я не хочу. — И что делать тогда? Тебе же лучше будет, — Освальд прикусил губу, — То есть, я бы и рад что бы ты остался, но Эдвард, они убивают тебя. — В этой ситуации, скорее я скоро убью их. Обещаю, не сломаюсь, — он обнадеживающе со старательно скрытой печалью улыбается, — Дядя говорит, не маленький уже, могу и переехать. Да вот денег немного, так что тут или работать устраиваться, или… а в целом, больше вариантов и нет. Но пока, да, я с ними. — Понятно, — Освальд отводит взгляд в сторону, а ливень так и льёт, не останавливаясь, — Идти домой уже поздно, да и погода…сам видишь. Останешься, может? Эдвард одобрительно кивает, а в глазах читается благодарность. . . . Эдвард проводит рукой по книжной полке в комнате Освальда, поочерёдно притягивая книги за корешок, вчитываясь в название каждой. На полках имелось всякое: начиная от Шекспира заканчивая Фрейдом и, конечно, Эдвард читал как минимум треть от всего, что успел увидеть. — Это ничего, если я постелю тебе на полу? Если нет, то можешь лечь в гостиной, — косится на Эда. — Это отлично. Останусь на полу в твоей комнате, — Эд присаживается на стул рядом с кроватью, на которой сидит Освальд, облокотившись о стену. Кобблпот прерывает тишину: — Я всё-таки рад, что познакомился с тобой. Эдвард улыбается, пялясь на шкаф. — Я могу быть в толпе, но всегда отличаюсь. Кто я? — Ты снова со своими загадками… — Ну же, Освальд, — он приободряющие толкает его в плечо. — Личность? — Эд кивает. — В точку! Необычная, ты, Освальд, личность. От того и я рад, что мы познакомились. — А ты до чёртиков странный, — смеётся Освальд, поднимаясь с кровати, дабы соорудить Эду место для сна. Самым приятным в столь нежданной ночёвке, помимо того, что тревога Освальда и чувство одиночества ушли было то, что Гертруда долго не допытывала, как же в их доме появился внезапный ночной гость, а молча накрыла на стол с утра, пожелав мальчикам приятного аппетита. И всё-таки, она крайне мудрая женщина.