Я, Махидевран

      Не скрою, я была рада, когда узнала, что Хюррем своим нахальством заслужила очередное отлучение от (постели) моего султана. На это я, собственно, и рассчитывала. Может ли это означать, что канон всё-таки можно переломить? Я стала думать дальше. …Было бы забавно, если бы по мере моего влияния на ход сериала изменялся бы и сам сериал. Я даже рассмеялась, представив, как лежу я дома на диване и смотрю, как на экране моего телевизора этакая «обновлённая» Махидевран лежит в той же позе на софе, глядит в окно и качает ногой, подбрасывая расшитую золотом туфлю. Сама на себя, стало быть, смотрю. Эх, жаль, не проверить, так ли это. К тому же, я всё ещё не уверена, что всё-таки нахожусь в сериале. Хотя наряды и украшения очень похожи, но всё-таки платья более закрытые, не так сильно декольтированы. Если не брать во внимание то, во что рядится Хюррем. «Ну, да ладно. Каковы должны быть мои дальнейшие шаги, если я хочу… Эй, а что ты хочешь? Я хочу стать женой султана Сулеймана. Стать Хасеки вместо Хюррем. Ещё хочу, чтобы Хюррем исчезла из Топкапы. Нет, смерти ей я всё-таки не желаю, выдать бы её замуж за какого-нибудь достойного (жалости) бея — и пусть ему мозги точит подальше от Стамбула и Сулеймана. Моего Сулеймана. Но раз Хюррем такая умная, какой её считают, — а дурой она быть не может, ибо султан Сулейман не влюбился бы в дуру, — то уж теперь-то она должна почуять во мне, изменившейся Махидевран, серьёзную угрозу своему «безоблачному» интриганскому счастью. Стало быть, теперь ход за ней. И что она может предпринять? Что она сделала в сериале? Нарожала кучу шехзаде, будто не помнишь! И одну Михримашку. Но «кучу шехзаде» она не может родить враз, не свиноматка же. Ты всё ещё про Хюррем? Ха-ха. Первенцем её был Мехмед. Кстати, вполне хороший парень получился. С Мустафой, между прочим, дружил. Вот родила бы она потом одну девчонку — и пусть бы султан любил её за это… Но нет, историю под ковёр не заметёшь, был такой султан Селим Второй, сын Роксоланы-Хюррем, и этот Селим был рыжим, как мать его. Хотя… Погоди-ка. Если я сумею научить Мустафу вести себя правильно, как подобает будущему султану, если нынешний султан не лишит его своей любви (и жизни)… Если Селим будет такой же… как бы выразиться по-османски… с шилом в седалище, как его братец Баязед… Какой тогда нафиг Султан Селим-хан хазретлери? Поубивают друг дружку — и привет. Значит, всё-таки возможны варианты? Но это всё потом, Хюррем пока ещё не беременна. Откуда знаешь? Может, уже? Да нет, она не то что весь гарем, она бы весь Стамбул оповестила и лично сообщила бы мне… Так что время у меня есть. Но совсем немного. Пока Сулейман сердит на неё. Итак, что у нас на повестке дня?       Во-первых, поддерживать гнев султана на своенравную рабыню. Во-вторых, забеременеть самой. Я, конечно, дико извиняюсь, но ты точно смотрела сериал? Там Махидевран так никого больше и не родила. Но беременность-то была! Значит, шансы остаются.       В-третьих, приставить к ней верную мне служанку. Гюльшах, дорогая, судьба османской империи в твоих, так сказать, лапках. Либо срочно выдрессировать-прикормить кого-то левого. Сюмбюля? Хорошо бы, но он такой противный тип… Служит не кому-то, а лишь себе самому. Ладно, поговорю с Гюльшах. Мне таким образом нужна будет новая служанка. Какая-то была в сериале подружка у Хюррем, та, с которой они вместе на корабле плыли. Хорошо бы её прибрать к рукам, пока наша Хохотушка-хатун про неё не вспомнила. Вроде, Мария её звали… Хорошее имя, главное редкое. Надо найти её. А ещё я подумываю заполучить себе в служанки Нигяр-калфу. Она уже, после тех золотых монет, смотрит на меня с собачьей преданностью, так что при случае попрошу Валиде. Не получит она Ибрагима к себе в постель, не при моей (хм-хм) жизни. Кстати, в-четвёртых, Ибрагим. Вот ещё его надо сохранить в живых, он за Мустафой хорошо приглядывал. Если честно, это будет ещё труднее, чем даже «во-вторых»… Даже не знаю, как мне подобраться к лучшему другу султана. Он должен не только доверять мне, мне надо стать его другом. Чтобы он слушал мои советы. …Вот, например, на кой ляд он поставил возле своего дворца те статуи, придурок?! Ещё не поставил. У него и дворца-то пока нет. Он даже ещё не женился на Хатидже. А ведь верно! Сестра султана! Этот «хрупкий печальный цветочек» прибрать к рукам будет попроще. Характера у неё ноль целых, ноль десятых, как и полагается османским принцессам. Стану её подругой. Поспособствую её свадьбе, тогда Ибрагим, по крайней мере, будет мне благодарен. А благодарным он быть умеет. Тогда может и другом станет. Или попросту буду нашёптывать что мне надо Хатидже, а та уже напоёт мужу. А то, боюсь, эти гордые мусульманские мужчины вообще не станут слушать постороннюю женщину. Зато жена — это другое дело. Тем более если эта жена — сестра султана. Ну, вот теперь по крайней мере я знаю, с чего начать».       И как только выдался удобный случай, я пошла в гости к Валиде. А «удобным» этот случай стал потому, что по дворцу разнеслось известие о приезде Хатидже-султан. Конечно, я понимала, что дочь немедленно явится засвидетельствовать своё почтение матушке. И, конечно, я сделала вид, что не подозреваю об этом. Чтобы иметь повод для визита к матери султана, я велела привести ко мне Мустафу. Мальчик обрадовался, что не нужно будет идти на урок, но потом сразу скорчил недовольную рожицу:       — Я хочу погулять, матушка.       — Да, дорогой, мы обязательно погуляем, но сначала нужно навестить бабушку. Надеюсь, тебе не нужно напоминать, как ты должен себя вести?       — Я помню. Я должен поприветствовать бабушку, поцеловать её руку и приложить ко лбу. Я должен вести себя тихо, стоять скромно, не говорить, пока ко мне не обратятся старшие… Матушка, это же скучно!       — Дорогой мой, — сказала я, обняла его и поцеловала в лоб, — так должен вести себя достойный человек. Должен показывать уважение к старшим. Хорошо воспитанный человек сам вызывает уважение. Как другие люди будут уважать тебя, если ты не будешь уважать их?       — Почему, матушка, вы так много говорите об уважении? Разве это так важно?       — Это важно, мой шехзаде. Твой отец — великий султан. Как ты думаешь, кто его уважает?       — Все в мире уважают Повелителя.       — Верно. А кого уважает Повелитель? Мустафа задумался, морща лоб. Отстань от ребёнка, ему всего пять лет. «Ребёнку УЖЕ пять лет, почти шесть, он уже читает, пишет, знает основы своей религии, знаком с историей своего, то есть, будущего своего государства. Он уже умеет держать в руке саблю и учится стрелять из лука. Потенциально он учится у-би-вать. Он шехзаде, чёрт побери! Будущий султан. Не пройдёт и десяти лет, как ему соберут гарем, и он уже сам начнёт делать шехзаде во славу Османской империи. …Кстати, как называется сын шехзаде? Шехзаде-заде? Шехзаде в квадрате. Квадратный шехзаде. Квадрат-заде. Заткнись. Ты первая начала: «заде-заде»… Словом, я все силы положу на то, чтобы Мустафа всё-таки стал султаном. Поэтому заткнись и не мешай мне воспитывать будущего султана». Чтобы не заморачиваться, как называть его сыновей? …Прекратив мысленно препираться с собственным внутренним голосом, я присела перед Мустафой:       — Ну, что, дорогой? Ты понимаешь, кого уважает Султан? Мустафа посмотрел на меня серьёзными круглыми тёмно-карими глазёнками, от которых в скором времени будут млеть его собственные рабыни (и сотни тысяч телезрительниц по всему миру. Ах, Мехмет Гюнсюр!..).       — Повелитель уважает свою матушку Валиде-султан.       — Правильно, мой мудрый сын. А если Валиде-султан уважает сам Повелитель, разве ты, его сын, не должен уважать её?       — Должен, матушка. Я всё понял. Я должен уважать отца, бабушку и вас. И этот умный ребёнок бросился ко мне на шею и поцеловал. Пусть не я родила его, но это мой сын! …Ну, Хюррем! Я не позволю тебе уничтожить моего львёнка! «Что? Я даже мысленно назвала его львёнком, как принято в Турции? Махидевран поглощает меня? Или я поглощаю её? Мы срастаемся, растворяемся и перемешиваемся. Я — уже не совсем я. Я — почти Махидевран».       С улыбкой на лице, но с некоторой растерянностью внутри, я взяла сына за руку, и мы отправились к покоям Валиде. В сериале я всегда восхищалась этой женщиной, Валиде Айше Хафсой-султан, матерью Сулеймана. Если родится у меня здесь дочка, надо назвать её в честь бабушки. Эй, стой, уточни сначала, похоже тут нельзя называть детей именем живущего родственника, иначе каждый второй шехзаде был бы Сулейманом. «Я кого-то попросила заткнуться, кажется? Если у моей дочери вторым именем будет Айше — что тут особенного? Айше — это жена ихнего пророка. Или дочь… Ну, не суть. Это очень распространённое мусульманское имя». Спроси у многомудрого Мустафы, кем была эта Айше! За-ткнись, ехидина. Посмотрю в своих записях».       Приказав стражнику-евнуху доложить о нас, мы немного подождали. Наконец, дверь открылась, и он с поклоном пригласил нас войти.       — Здравствуйте, Валиде-султан, — я поклонилась сидящей на тахте женщине, всё ещё красавице, несмотря на то, что её сыну «под тридцатник». Хотя, тут же рожают рано, так что, ей самой и «полтинника» ещё нет. Я поцеловала милостиво протянутую мне руку и, скромно опустив глаза, отступила. Пришёл черёд Мустафы приветствовать бабушку. Он всё сделал идеально, мой принц: и поклонился, и руку поцеловал, и голос тихий, и глазки в пол, — ну, безупречно! После церемонного приветствия бабушка всё-таки стала бабушкой, обняла, затискала-зацеловала внука, усадила рядом с собой. Три её служанки и калфа, которые стояли в сторонке, умилённо улыбались. А! Кстати, надо не забыть узнать у неё, сколько служанок мне положено «по штату», и нельзя ли мне разжиться ещё одной-двумя.       — Как ваше здоровье, Валиде-султан? — негромко спросила я.       — Всё хорошо, по воле Аллаха, — улыбнулась она, — Садись. Я очень рада, что ты навестила меня с Мустафой. Он так вырос! Как он учится?       — Очень хорошо. Я сама слежу за его успехами, учителя всегда его хвалят.       — Мне сказали, что ты даже на уроки с ним ходишь.       — Да, наш Мустафа так любит учиться, что я забочусь, чтобы он не переутомлялся. Мустафа, хитро улыбаясь, понимающе кивал мне из-под руки Валиде.       — Ты очень изменилась, Махидевран. Ты улыбаешься, держишь себя достойно… Ты и раньше мне нравилась, а теперь нравишься ещё больше.       — Благодарю вас. После того, как Повелитель вернул мне своё расположение, я сама поняла, что я изменилась, — я почти не соврала.       — Как же ты отличаешься от этой нахальной девчонки, которая теперь у него в фаворитках! — почти сердито сказала Валиде. — Я говорила ему, что от неё добра не жди, раз она даже вести себя не умеет, но он как околдован ею. А ведь она ухитрилась едва ли не всех в гареме перессорить! Как бы я хотела, чтобы она вообще никогда не появлялась на пороге нашего дворца… «Кажется, я могу найти в ней союзницу по борьбе с вредителями… Ой, то есть, с Хюррем». Вообще-то, это одно и то же.       Но я не успела сказать Валиде всё то, что собиралась: пришёл ага и возвестил о прибытии Хатидже-султан. Я встала, Мустафа подбежал ко мне. Я не знаю, насколько дружеские отношения сейчас между Махидевран и Хатидже, так что пока буду вести себя с ней как с султаншей, а там видно будет. Кажется, она сейчас приехала, потому что истёк «срок очищения», то есть, траур после смерти её престарелого мужа. Стало быть, мать начнёт искать ей супруга снова. А со мной, с Махидевран то есть, она вообще может быть не особо знакома. Ну, что ж, я-то сериал смотрела в отличие от неё, так что, познакомимся и подружимся.       Я стояла скромно в стороне, как подобает невольнице, знающей своё место. Чуть впереди служанок и калфы, и обнимала своего сына. Краем глаза успела заметить одобрение на лице Валиде, и тут же, тихо ступая, вошла Хатидже. Я поразилась, как же она не похожа ни на мать, ни тем более на брата. И даже на остальных сестёр. Воистину, «хрупкий печальный цветочек». Небольшого роста, худенькая, замотанная в фиолетовые одежды без всяких украшений… Да любая рабыня, даже из новеньких, выглядит краше! Лицо бледное, глаза в пол-лица, в глазах слёзы… Понятно, почему её Сулейман так любит: её сразу же хотелось обнять, пожалеть и защитить.       — Добро пожаловать, дочка, — ласково сказала её мать, встала навстречу, не позволила поцеловать свою руку, а сама поцеловала её в лоб. — Проходи, присаживайся. Как доехала?       — Всё хорошо, матушка. У меня всё хорошо, по воле Аллаха, не беспокойтесь обо мне. И голосок ей под стать: тонкий, тихий… Но уже проскальзывают те самые истеричные нотки. Или мне кажется, поскольку я много чего про её судьбу знаю.       — Хатидже, ты не помнишь Махидевран? — повела рукой в мою сторону Валиде. — А это наш Мустафа. Шехзаде-хазретлери.       — Добро пожаловать, Хатидже-султан, — поклонилась я. — Мустафа, поздоровайся с Хатидже-султан, она сестра нашего Повелителя, стало быть, твоя тётя. Подойди, поцелуй руку.       — Здравствуй, Махидевран, — тихо сказала Хатидже. — Давно я тебя не видела. Ты похорошела ещё больше. Мустафа! Как же ты вырос! Когда я тебя видела, ты только-только ходить начал. А теперь ты совсем взрослый! Мой сын робко приблизился к ней:       — Добро пожаловать, Хатидже-султан, — старательно выговорил он и потянулся к её руке, но она вдруг всхлипнула и схватила его в объятья, заливаясь слезами. Мы с Валиде переглянулись.