Я, Махидевран

      …Целительница знала толк в своём ремесле: через три дня Александра вышла из комнаты как ни в чём не бывало.       Я помнила трюк Хюррем с «падением в обморок» прямо в объятия султана. И размышляла, как бы не позволить ей его проделать. Ну, в самом деле: не стоять же мне наготове каждый раз, когда султан пойдёт через гарем. Пришлось задействовать Нигяр-калфу. Одна золотая монета может творить чудеса, как выяснилось, а уж две… Отныне Александру к моменту визита султана в гарем ставили всегда первой в строю девушек: мимо первой обычно он проходил не глядя, хотя все девушки почему-то считали, наоборот, это место самым желанным. Александра возмутилась, конечно, но её чуть не побили, и ей пришлось смириться.       Но яркая внешность работала на неё, и однажды её всё-таки выбрали среди нескольких других невольниц для танца перед Повелителем. Конечно же, Александра не упустила шанс. Не знаю, чем уж она там крутила перед ним, но султан всё-таки выбрал её для хальвета. А потом ещё раз. И ещё… Ты же не думала, что так просто будет переломить канон?       Конечно, не смогла я смолчать, когда в очередную среду мой обожаемый Повелитель навестил меня.       Сулейман как обычно очень мило поинтересовался моим самочувствием, что сразу же заставило меня вспомнить, что я типа «слаба здоровьем». Уверив его, с самой сладкой улыбкой, на которую только была способна, что со мной всё в порядке, особенно в его целительном присутствии, я села на ковёр у очень низенького столика, он сел напротив, и мы принялись ужинать.       После ужина и омовения рук нам было чем заняться, а уже потом я встала у постели и, опустив голову, сквозь ресницы наблюдала, как одевается мой возлюбленный султан. Он выглядел довольным, да и я чувствовала, как пылают мои щёки и туманятся глаза. Ну, и лучше момента я просто не могла выбрать…       — В гареме судачат, рабыня Александра всё-таки привлекла ваше внимание, повелитель, — вздохнула я. — Вы уже несколько ночей принимаете её. И она теперь имеет свою комнату на этаже фавориток.       — Махидевран, каким бы ни было моё отношение к тебе, матери моего единственного сына, я остаюсь султаном. Я владею не только половиной мира, но и всем в этом дворце. И всеми. Тобой, кстати, тоже. Султан говорил не то, чтобы сердито, но весьма холодно. Я потупилась, чувствуя, что мои (мои, чёрт побери!) глаза наполняются слезами.       — …А потому я могу проводить время с любой из девушек моего гарема и не спрашивать твоего разрешения и даже мнения. Я полагаю, что это последний раз, когда я напоминаю тебе об этом.       Я поклонилась с видом величайшей покорности. «Хм, что-то этот «вид величайшей покорности» и поклон удаётся мне с трудом. Махидевран-гордячка нечасто, похоже, пользовалась именно этими мышцами. Ладно, потренирую их. Ради собственного счастья и ради того, чтобы максимально осложнить жизнь Хюррем. Да, кстати!..»       — Прошу простить меня, повелитель. Рабыня Александра… Нет, заставь себя это сказать!       — …красивая девушка и способна привлечь взоры… и не только. К тому же, она теперь не иноверка, а мусульманка. И как только султан не услышал, как ты скрипела зубами!       — И почему это имеет значение? — заинтересованно спросил Сулейман.       — Мне кажется, она достойна и имя получить новое. Достойное её… выдающихся качеств.       — Хм, а ведь ты права, — улыбнулся он. Как же мне нравится его улыбка! — Я подумаю, какое дать ей имя… Может, Зухра? Или Гюльнур? Лейла ей, конечно, не подходит…       — Если позволит Повелитель сказать моё мнение… — потупила я взор, полагая, что нужно спрятать злорадство.       — Говори, моя Весенняя Роза. Но вообще-то я удивлён. Мне показалось, что ты не очень-то любишь эту девушку. Теперь его голос был по-прежнему ласков.       — Я должна любить всё, что любит мой Повелитель. «Надеюсь, мой сладкий голос был достаточно убедителен».       — Твоё великодушие восхищает, — сказал Сулейман и поцеловал меня в лоб. — Говори же.       — Что вас больше всего привлекает в этой девушке? Ясен перец, что. Не первый раз замужем. Только вряд ли он тебе признается в этом.       — Она непосредственная. Она яркая. Всегда с улыбкой на губах, даже если ей плохо. Я ни разу не видел её с кислым лицом. «В отличие от Махидевран. Ну, и Хатидже к концу сериала. Надо взять на заметку».       — Тогда возможно вы сочтёте подходящим именем… Хюррем?       — Хюр-рем… — произнёс он ненавистное мне имя и улыбнулся. Как же я ненавижу, когда он улыбается не мне! — Очень хорошо. Я дам ей это имя. А тебе полагается награда, моя мудрая красавица… И султан очень мягко — он всё-таки помнил о моём «слабом здоровье»! — опять опрокинул меня на тахту…

***

      — Отныне ты будешь Хюррем, — с улыбкой сказал султан, обнимая стан своей наложницы.       — Вы даруете мне новое имя? А что оно значит?       — Смеющаяся госпожа. Та, кто несёт улыбки и радость.       — Красивое имя.       — Такое же красивое, как ты.       Если султан ждал, что рабыня каким-то ещё образом покажет свою благодарность, он этого не дождался.       …Едва только покинула султанские покои, новонаречённая Хюррем помчалась в гарем. Опершись руками на перила балкона, она посмотрела вниз на других рабынь, которые, впрочем, даже не заметили её. Александра нахмурилась, топнула ногой и похлопала в ладоши, привлекая-таки внимание к своей персоне.       — Отныне моё имя Хюррем, и никто не смеет называть меня иным именем! — звонко и радостно прокричала она. — Этим именем наградил меня султан Сулейман!       — И что? — пробурчала одна из девушек, впрочем отвернувшись от балкона. — Прикажете сплясать в честь этого, Хюррем-хатун? Лучше бы денег дала. Или хотя бы шербета. Те, кто стояли поблизости и могли это услышать, засмеялись, прикрывая рты, и вскоре девушки вернулись к своим прерванным занятиям.

***

      Я старалась не думать о счастье моей соперницы. Я твердила самой себе, пусть, мол, радуется, что так высоко взлетела, больнее будет падать. А сама заняла себя более полезными делами. Например, прогуливалась по дворцу (точнее, по той части, по которой дозволено было ходить) и саду. Не в одиночестве, конечно. В сопровождении Гюльшах. Я старалась всё запоминать и потом зарисовывала по памяти план. Я не знала точно, зачем мне это было нужно, но решила, что не помешает. Также я старалась побольше общаться с Мустафой. Он и по сериалу очень любил свою мать, но сейчас мы просто стали неразлучными. Я не только играла с ним, я попросила у султана дозволения присутствовать на уроках. Конечно, не на тех, где он учился стрельбе из лука и сражению на мечах (это в дальнейших планах), но на уроках по исламу, истории, географии, математике, чтению и письму. Я обосновала своё желание тем, что хочу быть уверенной, что шехзаде не перетруждается учёбой, но на самом деле я сама хотела выучить побольше. Так что, в учебной комнате поставили для меня ширму, и я сидела за ней. Меня обязали носить и покрывало, поскольку учителя были хоть и почтенного возраста, но всё-таки мужчинами. Но я не расстроилась: под столькими слоями одежды было проще прятать собственные записи. Потом я делала вид, что проверяю у Мустафы уроки, а сама училась и училась. Было полезно и мне, и ему: мой сын объяснял мне, и сам запоминал лучше. Ну а я, вспомнив обещание Султану, решила-таки сочинить свои стихи. Получилось криво-косо, но мой Повелитель разулыбался от удовольствия, аки солнышко. Ну, правильно, до стервы-Хюррем ему, поди, наложницы стихов не писали. Вот, что у меня получилось: Напрасно соловей над гордою рыдает розой, Красавице в шелках чужды печаль его и слёзы: Весёлый танец мотылька Пленил её и о любви навеял грёзы.       Певец любви, ты восхищаешь своей песней,       Влюблённым кажется, что нет её чудесней,       Все видят радость в ней,       А твои слёзы — неизвестны. Султан души моей, что мной пренебрегает, На дев других лазурны очи направляет. Без взора тех очей Махидевран всё чахнет, умирает.       Так что, мне было чем заняться и без Александры-моими-стараниями-Хюррем. Но её счастье видимо не казалось ей полным без моей реакции на её стремительный взлёт. Однажды, словно подкарауливала меня, она заступила мне дорогу. Новое платье, расшитое золотыми полосками, ещё не обмялось на ней, стояло колом. Но наглый взгляд был преисполнен превосходства:       — Как поживаешь, Махидевран…-султан? «Ага, выдрессировалась всё-таки! Запомнила, как надо обращаться к матери шехзаде».       — По воле Всевышнего, хорошо, Александра-хатун. Ах, да, теперь же у тебя другое имя. Хрюхрен, кажется? Гюльшах спрятала смех в ладонь. Хюрремкина служанка опустила глаза и кусала губы, чтобы не рассмеяться тоже, ибо не полагалось ей смеяться над собственной госпожой. Сама Хюррем побледнела, а потом покраснела пятнами и топнула ногой:       — Султан назвал меня Хюррем! Советую запомнить!       — Да что ж ты, шуток не понимаешь? А я-то думала, раз ты сама над другими шутить мастерица, то у тебя есть чувство юмора. Хюррем, значит? Я знаю.       — Откуда знаешь? А, твоя наушница Гюльшах на хвосте принесла.       — Нет. Это я предложила султану так назвать тебя.       — Что-о?! Ах, какое наслаждение мне доставила смесь её эмоций в этом коротком слове! Я продолжила, стараясь, чтобы в моём тоне она не услышала ничего кроме благожелательности:       — Султан посоветовался со мной, и я предложила такое имя. Он одобрил. Вот ты его и получила, Хюррем. Живи теперь с этим. Оно подходит тебе, вечно-смеющаяся-по-поводу-и-без-повода-госпожа. Хотя, смех без причины, говорят, признак… недалёкого ума. И я с достоинством задрала нос, как она сама делала в сериале, и пошла дальше.

***

      — Султан Сулейман!       — Эй, кто это смеет врываться в мои покои?! А, это ты, Хюррем… И что опять стряслось?       — Скажите, султан, это правда?!       — Что именно?       — Что имя Хюррем подсказала вам Махидевран.       — …Махидевран-султан. Да, это правда. Она возмущённо пыхтела, покраснев, и словно потеряла дар речи. Красавицей при этом она вовсе не казалась.       — Да как вы… Да как она… — задыхалась она. И выпалила: — Я не хочу это имя! Дайте мне другое! Если до этого султан сохранял на лице снисходительную усмешку, то теперь он нахмурился и медленно встал из-за своего ювелирного столика.       — Ты опять забываешься, рабыня? Много ли времени прошло с тех пор, как я приказал тебе не сметь мне перечить? По плети соскучилась? Или на сей раз на фалаку захотела? Вон отсюда! И не появляйся возле меня, пока не прикажу прийти. Чтобы мои глаза даже тени твоей не видели!       — О султан! — отработанным движением распростёрлась она у его ног. Но это опять не помогло.       — Стража! — похлопал он в ладоши, не глядя на девушку. Явился один из стражников и молча склонился в поклоне. — Кликни какого-нибудь агу. Эту девушку нужно отвести в её комнату и зорко присматривать за ней. Чтобы она не покидала свою комнату без моего позволения. Сулейман спокойно вернулся к прерванной работе, не удостаивая даже взглядом жалобно всхлипывающую на полу рабыню.