Я, Махидевран

      У меня сегодня было прекрасное настроение. Наверняка, этому немало поспособствовала вчерашняя встреча с Хюррем в саду. Её лицо — это надо было видеть! Никакая телекамера не справится: она и завидовала, и ненавидела, и боялась. Но после того как она пролетела с письмами, даже если султан не посадил её под замок, у неё всё равно связаны руки. Чтó она сможет мне сделать?       Я отлично провела день. Шекер-ага превзошёл сам себя, все блюда были как-то по-особенному вкусны. Я ела просто не останавливаясь. На уроках Мустафа хорошо отвечал, все учителя его хвалили. И вовсе не потому, что ты сидела за ширмой.       На уроке ислама имам рассказывал о хадже, паломничестве по святым местам, которое обязан совершить каждый мусульманин. Мустафа буквально засыпал его вопросами. Мне тоже было интересно. И тут ребёнок в моём животе принялся так пинаться, что мне стало даже больно. Я застонала, не в силах терпеть. Мой старший сын тут же примчался с обеспокоенным лицом. Я утешила его, что это всего лишь его брат резвится. Мустафа, убедившись, что со мной всё в порядке, засмеялся:       — Мой братик послушал про хадж и решил пойти прямо сейчас! После уроков мы пошли гулять, а потом я наблюдала, как Ибрагим учит Мустафу обращению с оружием. Не один, разумеется, там толпа была целая из охраны. Кто-то саблями махал, кто-то из лука стрелял, потом ещё какое-то оружие было… бедный мой мальчик! Сколько ему нужно уметь!.. Он шехзаде вообще-то, сама говорила. «Я знаю, но он же ещё такой маленький!» Зато ему всё это нравится. Он учится с удовольствием. И старается. «Да, но не очень пока ещё получается…» Научится. У него нет выбора. Скоро родится не только Селим. «Хорошо, что я каждый раз убеждаюсь в хорошем отношении Ибрагима к Мустафе. И Мустафа к нему тоже хорошо относится»       …Прекрасный день завершился прекрасным вечером. Султан не только поужинал с нами, после он ещё учил Мустафу стихосложению. А я не только присутствовала, но ещё и подсказывала.       Отправляя сына спать, я поцеловала его в лоб, пожелала спокойных снов. Фидан и Нигяр увели его. Моя новая служанка Сезен (бывшая Сюзанна) оказалась к моей радости неплохим стилистом и очень красиво укладывала мои волосы, даже по-особому заплетала их на ночь. Под усыпляющими касаниями я уже почти дремала. Султан, конечно же, не остался на ночь, ведь мой живот становится всё больше. Мне даже кажется, безобразно больше. В его постели сейчас, скорее всего, Гюльнихаль. И это, как ни странно, хорошо для меня, она обработана мною и полностью мне верна. Даже если забеременеет — она не станет мне соперницей, в отличие от Хюррем. О, эта-то наверняка спит и видит, как султан вернёт ей свою любовь после родов. То, что она родит шехзаде (по сценарию Мехмеда, но моими стараниями Селима), я не сомневаюсь. Интрига в том, кто же родится у меня. Пусть это всё-таки будет мальчик! Эх, как же ты хорошо вписалась в мир сериала! Даже, подобно всем наложницам, мечтаешь родить султану сына.       Сезен закончила мою причёску, поклонилась, и я отпустила её спать. Мне всё больше и больше нравится покой и умиротворение этого дворца, когда он после дневного шума, суеты, забот затихает, успокаивается и становится похожим на книжные иллюстрации к сказкам. Я неторопливо подошла к своей постели, тоже собираясь ложиться. Налила в кубок воду из кувшина. Бездумно вертя между пальцев ножку кубка, я улыбалась, глядя, как за окном в сад опускается вечерняя темнота. Вот тут-то спокойствие приятного дня и закончилось.       В мою комнату ворвалась рыдающая (вот так сюрприз!) Хатидже. Какая идиотка дверь не закрыла, а? Она бросилась ко мне, упала на колени, хватая меня за руки. Естественно, я расплескала всю воду из кубка! Мало ей собственных слёз на лице, теперь весь лиф её платья был мокрым.       — Аллах, Аллах! Хатидже, дорогая! Что с тобой?! Почему ты плачешь? — я принялась её поднимать с колен. А что, ей ещё и причина нужна?       — Ах, не спрашивай, Махидевран, — всхлипывала она, пока я усаживала её на свою кровать, — видно, прогневала Хатидже чем-то Аллаха, беды так и сыпятся на её голову.       — Ну, расскажи, расскажи, что произошло? — я села рядом и подала ей воду в кубке. Но она едва коснулась его губами, вернула мне и замотала головой.       — Матушка договорилась о моём браке! «Ну, начинается!»       — О твоём новом браке? — изобразила я недоумение. — Но что же тут такого ужасного? Разве жених опять ста… почтенного возраста?       — Нет, он молод. Это Мехмед Челеби, сын Мехмеда Пири-паши…       — Да? Тот, который учит Мустафу? Она утвердительно затрясла головой.       — Ну, он вроде бы с виду приятный мужчина, образованный, опять же, отец его Великий визирь… Неплохая партия, Хатидже.       — Да что ж ты такое говоришь, Махидевран? — жалобно уставилась она на меня. — А как же моя любовь к Ибрагиму?       — А что, ты и Ибрагим?..       — Мы любим друг друга!       — Вот оно что…       — Вот, посмотри, какой красивый подарок он мне сделал! Дрожащей рукой Хатидже отогнула шейный платок и показала изящную брошь-бабочку.       — У Ибрагима прекрасный вкус. Во всех смыслах. А… а что сказал Повелитель насчёт твоего брака?       — Он согласился! — она опять залилась слезами. — Только ты теперь можешь мне помочь.       — Это как же?       — Надо что-то сделать, чтобы он, Сулейман то есть, отказался выдавать меня замуж за Мехмеда Челеби.       — Но что же я могу сделать?       — Придумай что-нибудь, Махидевран! Ты же такая умная! Да, куда уж умнее-то!       — А почему бы тебе просто не рассказать о вашей любви Повелителю? Он любит тебя и желает тебе счастья. А Ибрагим к тому же его лучший друг. «Вот из сериала я как раз и не поняла, почему эти влюблённые голубки и вправду не рассказали всё Сулейману. Или сценаристы специально этот огород нагородили, чтобы зрителям жалко их было?» Интересно, а если Мехмед Челеби был бы здоров?       — Нет, нет, что ты! — замотала она головой. — Как же я могу пойти против воли матушки и брата? «Что значит «как же»?! Ты султанша или кто?» Какая она султанша? Она Хатидже. Только и могла, что мужа рабом обзывать. «Ладно, надо эту ситуацию как-то разрулить… Кто её разруливал в сериале? Ибрагим?»       — Дорогая, — я утешающее взяла её за руки, — я постараюсь сделать всё, что смогу. Я поговорю с Повелителем. Иди к себе, ложись спать. Утром будем думать, что делать.       — Но… только не рассказывай ему, что я люблю Ибрагима!       — Хорошо-хорошо, дорогая. Иди. Отдохни. Я отвела Хатидже в её комнату.       Вернувшись к себе, я немного постояла у окна, пытаясь успокоиться. «Сейчас попью — и тоже спать», — подумала я, глядя на кубок, что опять стоял возле кувшина. Я задула свечи, оставив всего одну на столике и села на постели. Глаза мои закрывались. Зевнув во весь рот, я поднесла кубок к губам…       …Да что это ещё?! В дверь опять стучали. Да не просто стучали, а колотили, как будто вокруг бушевал пожар. Я подошла и открыла. В комнату, едва не сбив меня с ног, ворвалась плачущая Гюльнихаль.       — Махидевран-султан! — причитала она. — Помогите! Спасите! Сделайте что-нибудь! «Я им, что, скорая психологическая помощь?» Нет, психиатрическая.       — Аллах, Аллах, Гюльнихаль, что случилось? Сядь, выпей воды, успокойся и скажи внятно, что произошло. Я усадила её, она жадно опустошила мой кубок, повернулась ко мне и сняла вуаль. Господи, помилуй! Вся её шея и плечи были покрыты ужасными кровавыми язвами. Я чуть в обморок не грохнулась.       — Что это?!       — Я не знаю! Я вернулась от Повелителя и всего лишь накинула перед зеркалом подаренную им накидку… Она показалась мне какой-то влажноватой, но я не придала этому значения. И не успела я насладиться нежностью меха — как меня словно огнём жечь стало! И эти ужасные пятна!.. Они росли и росли… Она опять заплакала. Я подхватила её под руку и потащила вниз, в лечебницу. Потом вдруг сообразила, что лекарше может понадобиться эта самая отравленная накидка. Я прислонила Гюльнихаль к стене:       — Стой тут. Я сейчас вернусь.       — Нет, нет, — всхлипывала она, цепляясь за меня, — не бросайте меня, госпожа!       — Да не бросаю я, я сейчас вернусь. Подожди меня. Ладно? Она затрясла головой:       — А можно мне ещё немного воды?       — Ну, хорошо. Пойдём тогда назад, в мою комнату. Мы вернулись. Я опять напоила её. Потом мне пришла в голову идея промыть её раны, что я и сделала. Ей вроде бы стало легче, я усадила её и пошла за накидкой и лекаршей.       У меня хватило ума не трогать накидку голыми руками, я завернула её в покрывало. Арифе-ханым очень обеспокоилась, когда я ей рассказала о случившемся с Гюльнихаль. Она осмотрела злосчастную накидку и пошла со мной наверх, осматривать и бедную фаворитку.       Гюльнихаль спокойно лежала на кровати, словно спала, она не плакала и даже не стонала. Не успела я перевести дух, уже от облегчения, как лекарша, взяв её за руку, посмотрела на меня и прошептала:       — Махидевран-султан… Она мертва! И тут пол словно ушёл у меня из-под ног, и я рухнула в обморок.