Шербет

Дымчато-серое небо раскинулось над дворцом санджакбея Манисы широким полотном, сотканным из туч, солнечного света и мелкой пыли, коснуться которого побоялся даже горный ветер, умчавшись вниз по реке к морю. Утонувшее в облаках солнце медленно скатывалось к горизонту, в саду, окутанном тенями, одиноко пела птица, казалось, будто время замедлило свой ход и бьющая ключом дворцовая жизнь вдруг затихла, позволив шехзаде уединиться в беседке и предаться чтению. Яхья все-таки привез из столицы забытую им записную книжку и теперь Мустафа с интересом вчитывался в затейливую вязь строк, выведенных чернилами на пожелтевших от времени страницах. Сам Ташлыджалы стоял неподалеку и незаметно наблюдал за ним, смущенный его увлеченным шепотом, повторяющим написанные им слова. Опасаясь встретиться с Мустафой глазами, он случайно взглянул на его руку, будто выкованную из бронзы, к которой не смел прикоснуться даже мысленно, и еле слышно вздохнул. Листва тоскливо молчала, а зной подступал все ближе, превращая день в смутный сон. — Знаешь, у меня не хватит всех слов, чтобы описать те чувства, которые пробудили во мне твои стихи, Яхья, — Мустафа взглянул на друга и мягко улыбнулся. — Настолько они прекрасны. — Несмотря на свою занятость, вы смогли уделить им время, чем оказали мне большую честь, шехзаде, — негромко отозвался Ташлыджалы, слегка опустив голову. — Вижу, несколько последних страниц вырваны из переплета, жаль, — Мустафа закрыл книжку и вернул ее заметно побледневшему Яхье. — Неужели эти строки были настолько плохи, а, Яхья? — Извините, шехзаде, — с трудом проговорил тот. — Ладно тебе, я же пошутил, — Мустафа взглянул на слуг с подносами в руках и коротко кивнул им, приказав подойти: — Сегодня так душно. Может полегчает, если я выпью шербет… Яхья сжал книгу в руках и задумался. В последнее время его не покидало пугающее чувство обреченности. Поначалу он думал, что это могло быть связано с разрывом, случившимся между ним и Михримах, но потом Ташлыджалы начал замечать, как пристально следит за Мустафой и Мехмедом, отчаянно борясь с желанием вмешаться в их разговор и перевести все внимание старшего шехзаде на себя. Его сомнения развеялись тогда, когда Мустафа однажды признался ему, что встретил на охоте очаровательную гречанку по имени Хелена, в которую влюбился без оглядки. Что с ним происходит? — Это же вишневый шербет, не так ли, Яхья? — вдруг донесся до него голос шехзаде. На столике мерцал стакан с густым и темным, похожим на кровь, напитком с дробленым льдом и щепоткой специй на розоватой пенке. — Верно, — Ташлыджалы посмотрел на Мустафу. — Я подумал, вдруг он придется вам по душе, и приказал принести. В темных глазах шехзаде зажглись лукавые огоньки. — Я попробую, — он поднес стакан ко рту. Яхья, взглянув на его полураскрытые губы, прикрыл глаза и нервно выдохнул. Мустафа сделал пару глотков и довольно улыбнулся, чувствуя как приятная прохлада растекается по всему телу, отзываясь дрожью по спине, как едва уловимая кислинка раскрывается на языке букетом ванили, корицы и вишни, приводя его в тихий восторг. — Яхья. Ташлыджалы вздрогнул, боясь поднять взгляд. — Ты, наверное, устал, — Мустафа протянул ему свой стакан с шербетом. — Выпей. — Что вы, шехзаде, как я смею, — смутился Яхья. — Посмотри мне в глаза, Яхья, — поймав его растерянный взгляд, Мустафа продолжил: — Ты — мой друг, а с друзьями я делюсь всем, что имею. Он заметил, как резко позеленели глаза Ташлыджалы, и тревожно улыбнулся. Что-то крадется к его сердцу. Нужно быть начеку.