Без тебя

В голове гудит. А перед глазами настолько давящая темнота, что кажется еще немного и она поглотит его полностью, выпивая без остатка, не оставив после него даже горстки горячего пепла. Воздух вокруг раскаленный, он сдавливает легкие и мешает ему нормально думать. Из-за этого осознать сложившуюся ситуацию Каору попросту не может. Да и вообще не помнит он, что привело его в это отвратительно удушающее место, из которого он никак не может выбраться. Он аккуратно движется вперед, пытаясь коснуться руками хоть какой-то опоры, но кроме невесомого пространства, в котором он сам буквально парит, здесь больше ничего нет. И он боится, что это начнет сводить его с ума раньше, чем он найдет выход из этой ловушки собственного разума. Тем более, оказывается, что блуждать сейчас в этой абсолютной темноте - это даже страшнее, чем в детстве, когда за окном колышутся от ветра темные кроны деревьев, устрашающе постукивая в его закрытое окно. Страшнее, намного страшнее. Потому что здесь нет выхода или спасения. Здесь только он сам и его липкие тягучие страхи, запершие его в клетку боли и отчаяния. Он точно снова чего-то не смог достичь. Тело помнит только надсадную боль, колюче-острую, словно его просто сверху придавили бетонной стеной. Помнит этот хруст костей, кажется собственных, а не чужих. Помнит.. Но снова сердце, сделав маленький оборот воспоминаний, возвращается к пустому «ничего». Кроме боли, осевшей грудой осколков под ребрами, из сознания ничего больше вытащить не получается. И это угнетает еще сильнее, чем просто белое полотно в памяти. Только размытые цвета, подернутые белесой пленкой, плохо скрываемого страха - красный, синий, и кажется, золотой, так больно режущий ему глаза. И это все такое знакомое, почти родное, кажется, протяни руку и упадешь в мягкое облако приятных снов, где нет боли и страха. Каору хочет это сделать. Хочет довериться и раствориться в манящем тепле цветов. Но что-то прямо из глубин души его отталкивает от этих размытых видений. И он невольно одергивает руку назад, снова падая в холодную темноту. /Это больше не твое. И больше не родное. Хватит цепляться за этот идеализированный твоим сердцем образ, Каору/ Он растерянно выдыхает, стараясь не обжечь легкие еще больше, новой порцией кислорода и на ощупь садится там же - в этой кромешной тьме. /Что же это за образ? Чей он? И почему казался ему таким безумно необходимым, и в тоже время до безбожного противным. Словно эта размазанная картинка втоптала его в грязь, смешивая с асфальтной пылью. И кажется, не только его.. Но и близких его сердцу людей тоже/ Каору хочется стряхнуть с себя это наваждение, и липкий страх, расползающийся все глубже внутри, скручивая все его мысли в тугой узел. Дышать с каждой секундой становится тяжелее. Ему просто хочется взвыть от собственного бессилия и опереться на плечо Джо, прячась от всего мира за его крепкой спиной, хочется успокоиться в этих теплых надежных руках. На этот раз точно родных и даже немного любимых. Правда ощущения того, сколько он здесь провел времени, начинает слишком пугать. /Что это? Кома. Просто бессознательное состояние. Галлюцинации. Или.. / Если здесь нельзя выжить, то смерть больше не кажется ему такой уж плохой идеей. Правда, если он уже там за гранью живых просто из-за этого дурацкого образа.. /То можно ли наложить на себя руки, будучи уже мертвым/ Внутри внезапно загорается красным мысль о том, что Джо бы его не понял, и даже никогда не простил бы его только за подобные идеи, мелькающие в его голове. И главное, он бы без него не смог, и это режет по сердцу ножницами, выкручивая его изнутри еще сильнее, чем раньше. Больно. Просто больно. Словно кто-то близкий и родной предал все чувства, всю веру. Предал его идеалы и стремления. Предал и бросил его одного на съедение собственному отчаянию и вгрызающейся в пульсирующую плоть боли. Перед глазами теперь вместо темноты кровь, заливающая лицо. Ярко-алая, надсадно соленая, с тем самым металлическим привкусом, от которого его всегда тошнило. Кровь, которая всегда для него была стремлением к победе, теперь заставляет его желать быстрее все закончить и раствориться в этом алом зареве. *** - Вы Коджиро, да? – лечащий врач Черри наконец-то вышел к нему спустя час его бессмысленных метаний по коридору. От стены к стене. От одной отвратительной мысли к другой. И только проходящие мимо люди, в которых он постоянно врезался, могли привести его в чувства хоть на несколько секунд. - Да, это я. А что.. - Он пришел в себя. Я советую вам, молодой человек, для начала успокоиться. Ему ваше лишнее беспокойство абсолютно ни к чему, - Джо растерянно кивнул в ответ и накинул на плечи белоснежный халат, который ему протянул врач. Дверь, которую он терроризировал взглядом уже час, наконец-то открылась и сердце внутри забилось слишком сильно, грозя заставить владельца задохнуться от переизбытка эмоций. /Каору жив. А остальное совсем не важно. Потому что он в любом случае будет рядом с ним/ *** Черри бледный, как тот самый снег, которого они никогда не видели. Бледный, потерянный и с влажными от слез глазами. Не смотрит на него. Отводит взгляд, закусывает губу, и теребит одеяло в руках, слишком сильно сжимая белую ткань. - Каору.. - Нет, Джо. Не надо. Не говори ничего. Только не сейчас. Я не хочу ничего слышать, потому что.. Потому что я сам виноват в случившемся. Доверился, как последний дурак. До последнего надеялся, что он выше своих странных наклонностей. Верил в то, чего никогда не было и не будет, поэтому я не заслуживаю твоего сожаления. Джо послушно молчит, но садится рядом с ним на кровать, и берет чужие холодные руки в свои, согревая их горячим дыханием. Ему и не надо ничего говорить Каору, он может выразить всю свою любовь просто взглядом, невинным жестом, теплыми прикосновениями и немой поддержкой. Он к этому привык. Каору тоже. Слова между ними всегда превращаются в издевки, шуточки и подколы, лишь изредка они говорят друг другу что-то действительно ценное и стоящее. Хотя вечная атмосфера издевательств друг над другом, заставляет их обоих чувствовать себя проще и лучше. Потому что это понимание того, что ты не один. Не брошен на произвол судьбы, как щенок, не угодивший своей хозяйке. Каору в ответ на чужие прикосновения только доверчиво жмется к подставленному плечу, и прячет покрасневшие от слез глаза под обрамлением густых ресниц. Он бы и позволил себе все рассказать. Или сказать Коджиро все то, что его беспокоило и угнетало. Вот только Джо не вынесет его слез и разрыдается сам. А Каору слишком сильно не хочет, чтобы из-за него кто-то еще так невыносимо горько, для его души, страдал.