Персональный ад профессора Дойла

Дом профессора Де Марко, Вашингтон, 29 июня 2000, 19.27 — Да где этот чёртов дневник? — прошипела Адриана, пнув очередную коробку, заваленную книгами и научными журналами. Она встала с корточек, критично осмотрев оставшийся десяток ящиков разных размеров. Примерно половина из них была заполнена печатными изданиями, что явно не облегчало поиск. — Вот уж не думал, что дочь придёт в мой дом не через центральный вход, — в комнату вошёл Уильям Де Марко и встал у стены, скрестив руки на груди. — Привет, Адриана! — Здравствуй! — она сделала вид, что выбор очередной коробки занимает её больше, чем появление того, с кем она так не хотела пересекаться. — Что ищешь? — спросил Уильям. — Дневник Аманды, — Адриана не надеялась, что отец поможет ей с поиском, но мало ли? Раз уж всё равно пришёл. — Я его сжёг, — ровным голосом ответил профессор. Адриана, взявшая в этот момент с верхней полки увесистый ящик, с грохотом уронила его на пол. Она развернулась к отцу и вперила в него яростный взгляд. — Что? — в неверии прошептала она. — Обе мои дочери охраняли личную жизнь от посягательств, не доверяя тайны даже родителям. Знаю, что порой вы делились секретами друг с другом, но я не мог позволить, чтобы этот дневник попал в чужие руки. И в твои, в том числе. — Но почему? — Адриана подошла к отцу ближе, продолжая сверлить его взглядом. — Потому что Аманды больше нет, Адриана. Прекрати ворошить былое и пытаться найти ответы там, где их нет. Она сделала то, что посчитала нужным. Для неё это было важно. Ты же пытаешься понять смыслы, которые имеют для тебя заведомо другое значение. Оставь в покое память о сестре, — Уильям смотрел на неё, не моргая, и она заметила, что его глаза увлажнились. — Нам всем надо жить дальше. — Да как ты мог? — оглушающе громко вскрикнула Адриана, вскинув руки и сжав кулаки. — Там могли быть ответы про Николь. — Николь родилась обычным ребёнком, — спокойно ответил профессор. — В том смысле, что у неё нет никаких специфических клеток, а её способности наследовались по линии рода. — Ты читал дневник Аманды? — Я уже сказал, дневник — это личное. Ни у тебя, ни у меня нет права читать такие вещи. Мы с Амандой были ближе, чем тебе может показаться. Не забывай, что я тоже учёный, и я мог направить её действия. Поэтому я знаю особенности экспериментов твоей сестры и полученных результатов. Но записи Амми могли попасть в руки плохих людей, которые могли извратить смысл написанного. Адриана прижала ладонь ко лбу и отошла к окну, закусив губу. — Ты опоздал. Страницы дневника и даже биоматериалы из лаборатории были выкрадены, — она резко развернулась на каблуках и направилась к двери. — Я ухожу. На этот раз через центральный вход. Уильям поймал её за локоть и притянул к себе. Встретившись с ним взглядом, Адриана вдруг заметила то, что никогда не видела в глазах отца: страх и беспокойство. — Адди, я собирался сам прийти к тебе. За несколько дней до смерти вашей мамы мне приснился сон. Она сидела на веранде в кресле-качалке с книгой в руках, а я стоял рядом и смотрел на неё, — его голос дрогнул. — Вдруг, откуда не возьмись, вокруг кресла начал клубиться чёрный туман. Он в секунду поглотил Маргарет, я даже пошевелиться не успел. В ночь, когда не стало Аманды, я проснулся от такого же кошмара, — профессор замолчал, нервно дёргая желваками. — Зачем ты мне это рассказываешь? — Адриана вырвалась из захвата и отступила на шаг назад. — Прошлой ночью я видел, как этот же туман клубился вокруг тебя… И ты в нём исчезла, дочка, — Уильям смотрел куда-то мимо неё. — Адди, будь осторожна. Прошу тебя. — Я не верю в дурацкие предчувствия, отец, — ровно сказала Адриана, однако внутри неё всё сжалось от его слов. — Со мной ничего не случится, — она печально улыбнулась и сделала шаг к двери. Но Уильям снова взял её за руку. — Стой, я не всё тебе сказал, — он заговорил ещё мягче, и Адриана искренне удивилась таким переменам в привычно строгом поведении отца. — Я знаю, что ты не захочешь со мной говорить на эту тему, поэтому убедительно попрошу тебя в ближайшее время связаться с Дереком. Возможно, он даже лучше поймёт, что происходит. — О чём ты? — нетерпеливо спросила она, всматриваясь в грустные глаза отца. Де Марко смотрел то на дочь, то куда-то мимо неё, и Адриана стояла, не в силах отвести взор от него. Он вёл себя странно и нетипично, словно стыдился начать разговор. И тут холод пробежал по спине Адрианы. Кажется, она поняла, что за беседа их ждёт. — Я знаю, что произошло между тобой и Дойлом. Меня это не касается, но я также знаю, что это породило непонятную и, на первый взгляд, опасную связь между вами. Адриана хотела тут же прервать этот разговор. Она действительно не хотела обсуждать такие вещи с отцом, но, едва заслышав про опасность, передумала. — Опасную для кого? — глухо спросила Адриана. — Для меня? Или для него? — Для вас обоих. Верховный Дом вытянул из твоей памяти только ту информацию, которая касалась создания связи с Дойлом. Я очень надеюсь, что они не узнают про вашу… близость, во время которой произошло что-то, что не поддаётся никакому объяснению. Но даже того, что известно Совету, достаточно, чтобы инициировать заседание Трибунала. Тебе может грозить высшая мера наказания, — его голос снова дрогнул. — А Коннору? — еле выдавила из себя опешившая Адриана, остекленевшими глазами глядя в окно. — Коннору? — тихий дрожащий голос профессора моментально приобрёл металлические нотки. — Максимум, что ему может грозить, — то, что он избавится от назойливой тёти Николь, потому что её упрячут на сотни футов под землю в Зал конфирмации. Адриана дёрнулась, услышав это название. Она и раньше понимала, чем грозит эта опасная игра, но боялась даже в мыслях произносить эти слова, знакомые лишь понаслышке каждому Посвящённому. На территории, где построен Верховный Дом в Лондоне, глубоко под землёй оборудован изолятор для тех, кто нарушил Кодекс Посвящённых либо так и не научился справляться со своей энергией, став опасным для окружающих. Мало кому приходилось видеть его воочию, потому что оттуда никто не возвращался в привычную жизнь. В одну секунду растерянный взгляд Адрианы превратился в яростный, а губы поджались. Теперь она сверлила тяжёлым взором отца из-под опущенных ресниц. — Только Дерек и ты могут чувствовать эту связь, которую я создала по неосторожности. Больше никто. Верховный Дом никогда бы не узнал об этом, если им кто-то не подсказал. — Прекрати, Адриана, — гневно выкрикнул Уильям. — Твои подозрения доводят меня до бешенства. — А кого мне подозревать? У меня что, есть другие Посвящённые родственники? Может, у тёти Марты вдруг на старости лет открылся экстрасенсорный канал? — она тихо шипела, вздрагивая всем телом от злости. — Не ты ли всю жизнь славился чётким соблюдением Кодекса Посвящённых? Ты знаешь весь свод правил наизусть и никогда его не нарушил. — Замолчи, я сказал! — рявкнул Уильям так, что задрожали стёкла в рамах. — Если бы я знал, кто этот ублюдок, который инициировал расследование твоей самодеятельности, я бы сам его отправил под землю. Только не в Зал конфирмации, а буквально. Ты — моя семья, и я никогда бы не стал доносить на дочь. — А что бы ты сделал? — она сузила глаза, нервно вцепившись пальцами в плечи. — Сам посадил бы меня на цепь? Или в чулан? В закрытую школу я уже по возрасту не прохожу. Как ты сейчас избавишь свою незапятнанную репутацию от неконтролируемого позора во плоти, папа? Слова Адрианы рвали Уильяму сердце. Он понимал её ярость, но боль причиняло ему другое: она ни на секунду не сомневалась, что Дерек в этой ситуации невиновен. И, выбирая между отцом и Рейном, она была готова поверить, что именно Уильям виновен. Рейн часто конфликтовал с Верховным Наставником, а Де Марко-старший и Слоан когда-то были друзьями и до сих пор неплохо ладили. Но сейчас Слоан оставался непреклонным, не допуская Уильяма в дело дочери. Правда, и сам профессор ни секунды не верил, что Рейн может быть доносчиком. Он знал, как Дерек рьяно оберегает его дочь от любых посягательств. Но тогда кто этот предатель? — Ты злишься на меня, я знаю. Я виноват перед тобой. И думаю об этом каждый день. Не самый лучший момент, чтобы говорить о прошлом, но нам надо будет обсудить это, Адриана. А сейчас остынь, — собравшись, холодно произнёс Уильям. — Ругань не поможет делу. Я сделаю всё, чтобы ты не попала в этот проклятый изолятор на остаток жизни. Адриана, почувствовав, что у неё не осталось сил на бурные всплески эмоций, подняла уставший взгляд в потолок. — Ты сказал, что я создала что-то непонятное. Почему? Разве это не обычная связь? Не такая, как у Дерека со мной? — Тебе лучше обсудить это с ним, так как у нас с тобой родственная связь, а у него с тобой — созданная. Но, насколько я понял и смог сам почувствовать, ты не только напитала Дойла своей силой, ты сама пустила его энергию в себя. — Так и было… — призналась Адриана. — В тот день я была крайне истощена, мне нужны были силы. — Ты не поняла меня. Мы можем брать энергию людей, но её хватает лишь ровно настолько, пока наш собственный растраченный потенциал не восстановится, полностью вытеснив эту подпитку. Только энергия Посвящённого может оставаться в теле того, кого он ею напитал. — Но Коннор не Посвящённый, — понимая, куда ведёт отец, шёпотом произнесла Адриана. Голова разрывалась от полученной информации и тупой боли в висках. Не стоило пить. Она презирала алкоголь и не понимала, что побудило её открыть бутылку вина, стоявшую в погребе ещё с момента, как в этом доме жил отец с матерью. Адриана всё больше злилась на себя, абсолютно не понимая, что с ней происходит и почему какие-то странные желания начали охватывать её против воли. — В том-то и дело, но я чувствую его энергию в тебе. А твою — в нём. И эта энергия Дойла в тебе очень странная, Адриана, — задумчиво протянул Уильям. — Коннору постоянно плохо, а так быть не должно, если судить по информации, указанной в документах учёных, — выпалила Адриана мысль, которая лишала её покоя и сна с момента, как она покинула Галифакс полторы недели назад и почувствовала резкое ухудшение самочувствия Дойла в тот же вечер. — Могла я ему навредить своей энергией? — она подняла взгляд, наполненный надеждой, на отца, хоть и понимала, что он не может знать ответ на этот вопрос. Уильям молчал, глядя на неё. Пауза затянулась. — Я хочу знать правду, — надорванным голосом произнесла Адриана, чувствуя, что глаза наполняются слезами. — Отец… — Не знаю, Адди. Ты же понимаешь, он был участником научных экспериментов, к которым «Наследие» не имеет никакого отношения. Никто тебе не скажет, как могла повлиять твоя сила на его восстановление. И почему энергия Дойла осталась в тебе. Но если он обычный человек, а не Посвящённый, он не мог создать с тобой связь. Однако она каким-то образом закольцевалась между вами, и может быть для него разрушающей. Его «сосуд» не создан для подобной силы. Он просто не знает, как управлять тем, что нас учат контролировать с детства. К тому же, Дойл не может самостоятельно восстанавливать утраченную энергию, и это очень плохо. — Погоди, — Адриана стала белее мела и задрожала, — то есть он может меня чувствовать? Как я его сейчас? — Вряд ли он вообще понимает, что с ним происходит, — растерянно произнёс профессор. — Если допустить, что ты ещё и вмешалась в процессы перестройки организма… то я ему не завидую. — Есть ли способ оборвать эти кольцевые потоки? — она знала ответ на этот вопрос от Дерека, но хотела услышать мнение отца. — Только смерть уничтожает неразрывную связь, какой бы она не была… — Уильям опустил глаза. — Мне жаль, милая… Дом Вудхаузов, Хеллворк 29 июня 2000, 20.02 В спальне Коннор уложил Линдсей на кровать и аккуратно потряс её за плечи, пытаясь привести в чувство. Несмотря на вечер и открытое окно, в комнате стояла адская духота. Без всяких сомнений и промедлений, Коннор расстегнул две верхние пуговицы зелёной блузки Лин, чтобы обеспечить приток свежего воздуха. Чуть повернул её голову к окну и замер. За ухом не было заглушки от телепатического воздействия. Коннор заглянул за второе ухо, но и там не нашёл устройство. Машинально коснулся своей заглушки, убедившись, что она на месте. — Линдсей! Чёрт, Лин, — он похлопал по щекам и уже более настойчиво потряс её. — Очнись! Она открыла глаза и мутным взором посмотрела на Коннора. Затем улыбнулась и потянула его за воротник рубашки к себе. Дойл еле удержал равновесие, чтобы не рухнуть на её тело сверху. — Малыш, ложись скорее в кроватку, нас ждут яркие и удивительные сны, а может… и не только сны, — дьявольским смехом рассмеялась Лин, и у Коннора от этого зловещего звука застыла кровь в жилах. — Линдсей Дон… Дойл, да очнись ты, наконец! — громко выкрикнул он, вырвавшись из её цепких объятий. Недалеко от кровати валялась пустая бутылка от минералки. Коннор схватил её и побежал в ванную, чтобы набрать воды. Вернувшись, начал лить воду на руки и растирать Линдсей лицо. Она вяло сопротивлялась, но в себя не приходила. Стараясь не паниковать, Коннор по её метаниям и мычанию отчаянно пытался понять: Линдсей под воздействием алкоголя либо чего-то похуже. И только у него закончилась вода, как дверь отворилась, пропуская Мелиссу с тарелкой в руках. — Коннор, вы за весь вечер ничего не съели! Так ведь и уснёте голодным, а это вредно для желудка! Я принесла вам кусок домашней пиццы. Уверена, вы не откажетесь! — Мелисса улыбнулась, уставившись своими пустыми глазами на Линдсей. «Ещё как откажусь!» — подумал Коннор, тут же почувствовав, как от пищевода до паха будто разлился цемент, схватив единым спазмом все внутренности. — Ваша жена опьянела от вина, да? — взволнованно спросила Мелисса, поставив тарелку с пиццей на тумбочку рядом с кроватью. — Вероятно, но вообще — это на неё не похоже, — ответил Дойл максимально спокойно. — Знаете, я что-то тоже неважно себя чувствую, — взглядом указал на дверь, намекая. — До завтра! Мелисса пожелала ему спокойной ночи и вышла. А Коннор, теряясь в собственных догадках, достал мобильный и набрал номер Питера. С Прэйгером обсуждать эту ситуацию совсем не хотелось, хоть Коннор никогда ранее не нарушал субординацию, понимая, что раз кейс-менеджер не он, то отчитываться о ходе расследования должен напрямую Мэтту. Правда, через минуту разговора с Эксоном пожалел, что позвонил ему. — Да не знаю я, что с ней! — зарычал Коннор, услышав один и тот же вопрос о состоянии Лин в третий раз. — Знал бы, не звонил. Я один раз видел захмелевшую Линдсей на собственном дне рождения, но тогда она вела себя совсем иначе. — Дойл, это Прэйгер, — после секундного шума произнёс другой голос по ту сторону «провода». — А какого черты ты докладываешь о результатах расследования Эксону, когда я уже издёргался весь, не получив от вас за два часа ни одного сообщения? — кажется, Мэтт был в ярости. Коннор слышал от коллег, что тот отличался своим нетерпением и яркими эмоциональными реакциями, за что многие не любили его и не хотели с ним работать в качестве подчинённых. Но тут он явно не на того напал. — Я не докладываю, — ледяным тоном произнёс Коннор, — это звонок человеку, который знает Линдсей по времени больше, чем я. И может сообщить о ней ценную информацию, — Дойл задумался. — Но, по всей видимости, нет, не может, потому что никто из нас не видел пьяную Линдсей… Коннор бегло рассказал всё, что произошло с момента, как они вошли в дом Вудхаузов. Мэтт молча слушал его, не перебивая. И когда Дойл закончил, сказал: — Давай подождём до утра. Ситуация спорная. Если что-нибудь произойдёт, сразу же звони мне в любое время. Это понятно? — Понятно, — сквозь зубы процедил Коннор. — Не забудь про камеры! И Дойл… Не смей в этом доме даже хлебную корку есть, пока мы не поймём, чем вызвано странное поведение Линдсей. Коннор нажал на отбой, не отреагировав на последнюю фразу, лишь мысленно указав далеко невежливые координаты, куда пойти Прэйгеру. Хотя тот, конечно, был прав. Да какая уж там еда… Дойл присел на кровать, держась за окаменевший живот, и всмотрелся в лицо Линдсей. Она мирно и тихо спала с ангельской улыбкой. Коннор аккуратно убрал выбившуюся прядь её светлых волос за ухо. «Пожалуйста, пусть это будет всего лишь вино…» — подумал он, стягивая с кровати вторую подушку. Дойл долго боролся с желанием лечь рядом с Лин. Кровать была просто огромной и, по ощущениям, чертовски удобной. Но Коннор всё же решил, что лучше переночевать на полу. И отнюдь не потому, что не хотел смутить Линдсей, если она вдруг проснётся. Во-первых, он боялся, что такое близкое соседство с любимой женщиной по понятным причинам будет сбивать поток мыслей, а ему хотелось детально разобрать весь текущий день и по ежедневной привычке перед сном проанализировать события. Во-вторых, Коннору очень сильно хотелось спать, и мягкая постель явно поспособствовала бы моментальному засыпанию. Сейчас он на собственной шкуре убедился, что поспешил с выходом на работу, потому что чувствовал себя и вправду неважно. Адриана и Адам просили его задержаться дома хотя бы до понедельника, но разве его удержишь? И теперь он злился на себя, потому что слабость и плохое самочувствие могли повлиять на его работоспособность. Боясь уснуть, Коннор то и дело вставал на ноги, ходил по комнате, смотрел на лицо Линдсей, проверял её дыхание. В раздумьях он и не заметил, как прошло пару часов и начало темнеть. Когда уже практически стемнело, Коннор расстегнул рубашку и лёг на живот, ощущая, как прохлада от половиц чуть снижает болезненные ощущения. Стараясь не отвлекаться на бесконечные сигналы, поступающие от горячего тела, он без остановки перебирал в голове детали расследования и не только. Полчаса отделяло стрелки часов от полуночи, и мысли текли вяло, периодически соскакивая в другое русло. Понимая, что засыпает, Коннор взял в руки телефон и увидел пропущенный час назад звонок от Адрианы. Засомневался, стоит ли перезванивать, всё же время позднее. Перечитал внимательно все сообщения от Адама, который весь день про просьбе Коннора писал короткие смс о том, как у него и Никки дела. Ничего нового там не увидел и уже собирался положить телефон обратно под кровать, как экран загорелся. Пришло смс от Адрианы: «Ты спишь?» Коннор встал, посмотрел на Линдсей, которая спала всё в той же позе, отошёл к окну и набрал номер Де Марко. Вчера вечером они так «чудесно» поговорили, что он не мог уснуть почти до утра. Может, и сегодня она ему обеспечит бессонную ночку, пока он не провалил задание? — Я не сплю, — шёпотом сказал он. — Чего ты хочешь? — И тебе доброй ночи, Коннор! — спокойно сказала Де Марко. — Не думай, я не соскучилась, просто хотела сказать, что нашла человека, который помог расшифровать оставшиеся файлы Сперви. Те, что Эксону не удалось взломать. Нам нужно будет обсудить с тобой эту информацию. В пятницу я приеду повидаться с Никки, тогда и поговорим. — Хорошо! — тихо буркнул Коннор. За время общения с Адрианой Дойл понял, что если ей больше нечего сказать, она бросала трубку, не попрощавшись. Тишина и отсутствие коротких гудков явно говорили о том, что Де Марко озвучила не всё, что хотела. — Что-то ещё? — Да, — очень неуверенно начала она. — Ты хорошо себя чувствуешь? — Вполне, — ответил Коннор и поступил её излюбленным способом: нажал на отбой. «Может хоть так поймёшь, как это неприятно, когда бросают трубку на середине разговора…» — подумал Коннор и лёг на спину. Разговор его совсем не взбодрил, хоть ему и стало интересно, что же она прочла в документах. Но отнюдь не новость о файлах озадачила его. Почему Адриана спросила про самочувствие, сформулировав фразу именно так? Учитывая то, что он знал теперь её секрет и подметил, что она всегда звонит в минуты, когда у Николь длительные истерики, Коннор почти не сомневался, что Адриана каким-то образом считывает состояние Никки на огромном расстоянии. Не хватало ещё, чтобы один сексуальный контакт проложил какую-то особую связь между ним и Адрианой. Или просто вопрос совпал с паршивым состоянием, а остальное он сам надумал? Может же она просто волноваться за него? Коннор поджал губы и опустил уголки рта, вспомнив её привычно строгий надменный взгляд. Сомнительная догадка, конечно. Но ведь поначалу ему вообще казалось, что она его ненавидит. Да и он с первой встречи не питал к ней никаких тёплых чувств. Хотя и не мог отрицать, что такие женщины, как она, обычно его привлекали. В постели. Но рядом с собой по жизни он хотел видеть мягкую, нежную и любящую спутницу, а не ярую воительницу с железной хваткой. Однако Коннор не мог не заметить, что в их отношениях с Адрианой что-то изменилось, и началось это до секса. После выписки из медицинского корпуса Управления Коннор провёл с Адрианой три дня за обычными повседневными делами и разговорами. Она готовила для него, убирала квартиру, полностью взяв все заботы о Николь на себя и выгнав его из собственной комнаты, где стояла кроватка. Адриана хотела, чтобы он больше отдыхал и спокойно восстанавливался, а не бегал к орущей Николь, просыпаясь раз за разом. И хоть они за пару дней поспорили десяток раз из-за сущих мелочей, Коннор всё равно испытывал облегчение от мысли, что не остался в сложной ситуации один. Особенно после того, как последствия разрушения R-системы нагрянули к нему во всей красе в ночь с пятницы на субботу. Ни первая, ни вторая, ни даже третья чашка ромашкового чая не приносили ему значительного облегчения, хоть и немного ослабляли спазмы. Его лихорадило, и Адриана, раз за разом успокаивая плачущую Николь, неизменно возвращалась к Коннору и садилась рядом. Она ничего не спрашивала, ничего не говорила, просто молча сидела рядом. А он лежал с закрытыми глазами, желая, чтобы она оставила его одного, потому что стонать в её присутствии ужасно не хотелось. Но отчего-то не решался попросить её уйти. Адриана хорошо удерживала его в состоянии бодрствования, ведь он боялся уснуть и снова выпасть в кошмарные воспоминания, но всё же то и дело проваливался в сон. В какой-то момент Коннор отключился на пару часов, а когда проснулся утром, замер, почувствовав, что Адриана гладит его по голове. Видимо, и она поняла, что он уже не спит, хоть и лежит, не открывая глаз, поэтому быстро убрала руку и чуть отсела. Но Коннора этот жест поразил до глубины души. Он припомнил, что только мать запускала пальцы в его чёрные густые волосы, ласково перебирая их. Находясь на границе сна и яви, он отчётливо увидел вслед за образом матери Адриану в белом медицинском халате и вновь ощутил приятную прохладу её ладоней на пылающей жаром коже. До него не сразу дошло, что это не Адриана, а Аманда в «Улье». По телу Коннора пробежали мурашки и волна озноба. После лаборатории, где его бесконечно трогали, ощупывали и резали грубые руки в резиновых перчатках, он вообще не допускал прикосновений к себе. Даже случайных. Коннор пару раз инстинктивно дёрнулся, когда на работе Линдсей дотронулась до него, хотя безумно желал ощутить её касания. Но касания Аманды всегда были ободряющими и приятными, хоть и воспоминания о ней его разум всё равно связывал с болью на операционном столе. Он хорошо помнил, как из-за этого отреагировал на первую встречу с Адрианой, но сейчас её прикосновения почему-то не вызывали у него отвращения и не пробуждали подсознательный страх. Теперь же мысли о её спасительно прохладных пальцах, бережно скользящих по горячей коже, повели засыпающего Коннора к воспоминаниям о других частях тела Адрианы, и он внутренним рывком вернул себя в реальность, понимая, что его заносит. На кровати шумно со стоном выдохнула Линдсей, и Коннор в одну секунду подскочил на ноги. Сел рядом, взял её за руку, всмотревшись в лицо, освещённое тусклым светом ночника. Линдсей не проснулась, только чуть нахмурилась, но уже спустя мгновение черты разгладились, а губы вновь чуть растянулись в лёгкой улыбке. — Линдсей, — тихо позвал Коннор, коснувшись большим пальцем её щеки. — Ты слышишь? Она никак не отреагировала. Коннор наклонился к ней ещё ближе. Он криво улыбнулся одним уголком рта и провёл рукой по её волосам. Всмотрелся в закрытые веки, в улыбку, наклоняясь с каждым выдохом к Лин всё ближе. Её дыхание защекотало кожу, и Коннор прикрыл веки. — Прости меня, я не хотел причинить тебе столько боли. Если бы я мог что-то изменить, — с печальной ухмылкой прошептал Коннор. Он снова дотронулся до её волос, бережно погладил их. Глубоко вздохнул и вернулся на пол. Закрыл глаза, думая, что полежит ещё минут пятнадцать и выйдет из комнаты, чтобы осмотреться и, если получится, установить камеры так, чтобы не попасться на глаза хозяевам дома. Но стоило только прикрыть веки, как Коннор в ту же секунду провалился в бесконечную пустоту, которую вдруг разрезал едва слышимый звук, похожий на треск костра. Он приоткрыл глаза и увидел на красных стенах полыхающие блики. Яркая вспышка озарила комнату алым светом. Коннор лежал всё в той же позе, в которой уснул: на спине. Он попытался привстать, но не вышло. Хотел позвать Линдсей, однако язык отказывался повиноваться. Ощущая огненный жар на коже, Коннор выдохнул, и его внезапно прошибло ледяной волной, когда он почувствовал прикосновение чужих ладоней чуть ниже пупка. Он не мог пошевелиться, словно его связали по рукам и ногам. Но зато явно чувствовал, как чьи-то тёплые пальцы скользнули вниз, расстегнули и стащили с него джинсы, белье, а затем медленно стали водить по бёдрам, всё ближе подбираясь к паху. Даже напрягая связки, Коннор не мог издать стон. Абсолютная беспомощность приковала его к полу, лишив возможности пошевелиться. Он мог только прерывисто дышать, но и это с каждой минутой давалось всё тяжелее. Нежные ладони в распаляющей игре добрались до члена и обхватили его, бережно сжимая. Прикосновения стали увереннее и напористее. Невесомые и такие правильные, словно тот, кто это затеял, знал, как и что именно нужно делать. Коннор ощутил, как увлажнились пальцы, ласкающие его, и как помимо его воли началась вполне естественная ответная реакция на прикосновения. — Коннор! Он тут же узнал этот голос! Линдсей! Изо всех сил Коннор снова попытался резко дёрнуться, собрав остатки воли, но тело всё также игнорировало команды. И вот уже ужас накрыл его с головой. Это происходило с ним. В «Улье». Он мог только лежать и смотреть в потолок, не в состоянии даже моргнуть. Ещё одна отчаянная попытка привести себя в движение — снова неудача. В одночасье ожил его жуткий кошмар — остаться живым, но обездвиженным на всю жизнь, и обременить кого-то уходом за собой. В такие минуты, в первые месяцы после «Улья», он не мог сдержать слёз от беспомощности и навязчивых мыслей, что никогда не сможет в таком состоянии позволить той, ради которой он выжил, увидеть его. Но как же ему хотелось, чтобы с ним была она, а не Одри и Адам. Сейчас же Коннор не сомневался, что не спит, и его кошмар, охлаждающий естественное вожделение, — явь. Влажные губы, а затем язык, коснулись члена. Слёзы от бессилия пеленой застелили глаза Коннора, но даже сквозь них он отчётливо видел причудливые танцы языков пламени на стенах и потолке. Внутри тоже всё заполыхало огнём, а кровь буквально закипала в венах. Сознание обволок туман, заставляя забыть о боли, страданиях и страхе. Морок вынуждал Коннора отдаться ощущениям, словно эта беспомощность являлась необходимой частью какого-то плана. — Тише, любимый, всё будет хорошо, — промурлыкала Линдсей, оторвавшись от Коннора на одно мгновение, и затем продолжив то медленные, то быстрые движения языком. Коннор, разрываемый на части битвой разума, фобий и эмоций, впал в бешенство, раз за разом посылая команды обездвиженным рукам и телу сделать хоть небольшое движение. «Там… После «Улья»… Я заставил себя… Я встал… Ради неё! Я должен». Он так хотел позвать Линдсей, желал видеть её взгляд в эту минуту. Но вместо её серых глаз он увидел вспышку, которая снова ослепила на мгновение. Его взору открылся белый потолок. Тот самый, который Коннор видел в те недолгие минуты, когда приходил в себя после наркоза в «Улье». Треск вокруг сменился на противное пищание приборов жизнеобеспечения, а в нос ударил запах гниющей плоти. Коннор попытался зажмуриться, но даже веки его не слушали. «Нет, умоляю, только не это… Только не туда!» Коннор больше не чувствовал Линдсей, зато по телу разлилась привычная мучительная боль. Он мысленно взвыл. Глядя на белый потолок, Коннор принялся лихорадочно доставать из подсознания, как фотокарточки, образы Лин. Он по-прежнему не мог издать ни звука, ни стона. Оставалось лишь выкрикивать её имя мысленно. Дойл абсолютно потерялся в своих ощущениях, уже не понимая, где сейчас находится. Явь ли это или бред… «Линдс, пожалуйста, ты нужна мне!» Яркий свет моргнул, и Коннор погрузился в темноту. Боль, запахи и писк приборов в одночасье исчезли. — Коннор, — тихо позвала Линдсей, продолжая ласкать руками и губами. — Ты ведь хочешь меня? Горячая лавина возбуждения вновь накрыла Коннора, в одну секунду стерев его страхи и боль. «Да! Услышь меня… Умоляю! Я… Не могу… Больше… Без тебя. Линдс…» И она услышала его мысленные мольбы. Длинные волосы защекотали живот, грудь… Линдсей покрывала тело поцелуями, медленно поднимаясь наверх. Теперь вместе с движениями Коннор лишился и дыхания, стараясь каждой клеткой впитать нежность её губ. — Дойл... — с томным рыком протянул другой женский голос. Едва этот рык коснулся ушей, Коннор наконец-то дёрнулся, рвано вдохнув, и тут же замер в ужасе. Над ним, в переплетении языков пламени, с хищной улыбкой склонилась Адриана. Медленно покачивая бёдрами, словно искушающая дьяволица, она опустилась так близко к лицу, что Коннор почувствовал её опаляющее дыхание на коже и увидел бушующий огонь в зрачках. — Ты ощущаешь то же, что и я? — Адриана облизала его мочку, чуть прикусив её. — Теперь мы связаны, и ты никуда от меня не денешься. — Она зарылась носом в волосы Коннора и шумно втянула воздух. — Ты — мой! — провела языком по виску и, сладко играя словами, прошептала: — Не лги себе, на самом деле ты хочешь только меня! И только я — твоё заполнение пустоты. Коннор вскрикнул… и открыл глаза. Он вырвался из ярко-багровой пылающей темноты и сразу же оказался в комнате с красными стенами, озарёнными лучами солнца. Коннор резко сел на полу, инстинктивно сжавшись в комок. Тело полностью пропиталось испариной, а сердце грозило вырваться из груди. Несмотря на кошмар и пробуждение, больше похожее на удар током, он всё ещё чувствовал напряжение в паху. Вытерев пот с лица, Коннор снова прикрыл веки и чётко увидел лицо Адрианы с пламенем в зрачках. Отгоняя наваждение, бросил взгляд на кровать и обомлел: постель была пуста. Похолодел, тут же вспомнив про камеры видеонаблюдения, которые так и остались лежать в сумке. Внутри забилось неверие, что прошла ночь, ведь он закрыл веки всего на минуту. Только думать и подаваться сомнениями времени не было. Коннор вскочил на ноги и бесцеремонно распахнул дверь в ванную, молясь застать там Линдсей. И в этот раз его мольбы остались не услышанными. Громко выругавшись на себя, Коннор устремился прочь из комнаты. Декстер, Оклахома 30 июня 2000, 8.24 Джон шагал по лесу, всё ближе подбираясь к месту, обнесённому жёлтой лентой. Чуть пошатываясь и чувствуя слабость в ногах, он застыл в десятке шагов от мистера и миссис Андервуд, которые искали утешение в объятиях друг друга. Этим утром десятилетний поиск их пропавшего сына Билли увенчался страшной находкой, и сейчас на месте захоронения костей мальчика работала команда коронеров и полицейских. За два дня до обнаружения могилы в лесу, Билли вернулся к родителям тем же маленьким мальчиком и даже в той же одежде, в которой был в день похищения. Какое-то время Джон стоял недалеко от семейной четы в одиночестве, затем к нему подошла Скалли. Они почти поспорили, так как Джон никак не хотел признавать, что мальчик — фантом, и его появление произошло лишь для того, чтобы не допустить убийство второго сына Андервудов, которого вчера похитил тот же человек, лишивший Билли жизни в девяностом году. Мальчик выступил своего рода предвестником событий, чуть не обернувшихся новой трагедией для его семьи. — Не заставляйте меня поверить в возмездие из загробного мира, — всё больше раздражаясь от разговора с напарницей, произнёс Джон. — Возможно, вы достигли цели… Признаёте вы это или нет, — уверенно сказала Скалли, снова оставляя своего коллегу наедине с мыслями. Глядя на Андервудов, Джон размышлял над тем, о чём они с ней говорили. Он не верил ни в призраков, ни в фантомов, ни в пришельцев. По его мнению, категория паранормальных явлений — лишь нежелание человека найти объяснение необъяснимым, на первый взгляд, вещам. Но сейчас, столкнувшись с ребёнком, который не повзрослел ни на день за десяток лет, а затем бесследно исчез, указав на собственную могилу, Джон не мог не думать о том, что всё гораздо сложнее, чем он предполагал. Но разбираться с тем, что даже медики и Скалли не смогли объяснить, он не хотел. Его занимали другие мысли… Слушая рыдания миссис Андервуд, он вспомнил, как сам утешал жену после того, как их поиск завершился такой же страшной находкой в поле. Вот только Барбары не было на месте преступления. Джон бы никогда её туда не пустил. Зато сам, как в замедленной съёмке, сейчас крутил в голове кошмарные воспоминания, до сих пор заставляющие всё внутри сжиматься. …Он идёт по полю быстро, но кажется, что слишком медленно. Ноги ватные, подкашиваются. Перед ним в десятке футов стоят его коллеги из полиции и Моника Рейс, агент ФБР, приехавшая помочь с поиском. Группа людей молча рассматривает что-то под ногами. И Джон понимает, что его не просто так дрожащим голосом вызвали по рации. Они нашли его, нашли Люка. Агент Рейс касается его плеча, а Джон, не обращая внимания ни на неё, ни на коллег, падает на колени рядом с телом сына. Его изнутри разрывают рыдания. И ему плевать, кто вокруг. В голове лишь бьются мысли: «Хорошо, что Барбары нет рядом. Но… Как я ей скажу? Я подвёл её… Я подвёл… своего сына… Люк… Слышишь! Прости меня!». — Агент Доггетт? Джон вздрогнул, стряхивая жуткие образы. Он не заметил, как Скалли снова подошла к нему и так же, как и Моника в воспоминаниях, легко коснулась плеча. — Я помню, что вы хотели вернуться на выходные в Вашингтон, — печально сказала Дана. — Но у начальства другие планы на наш счёт. Нас командируют на другое расследование. Секретарь Кёрша сказала, что информацию получим в ближайшие полчаса. Джон ощутил, как закипает внутри. Казалось бы, паранормальные явления — такая диковинка, но с момента получения назначения в отдел, он практически не бывал дома. И вот опять планы летят к чертям. Но по грустным глазам Скалли он понял, что напарница также расстроена, поэтому Джон выдохнул и отвёл от неё гневный взгляд. — Вы верите во второй шанс, агент Скалли? — неожиданно сказал он. — И не только во второй. Судьба дарит нам столько шансов и возможностей, сколько мы готовы принять. Главное, рассмотреть их и не отвергнуть, испугавшись, — она мягко улыбнулась, погладив живот, а затем, будто опомнившись, подняла на напарника взгляд. — Вас что-то беспокоит, агент Доггетт? Наверное, это не моё дело, но вчера Шерон Перл сказала, что вы потеряли кого-то, похожего на Билли. Я видела, как вы отреагировали на её слова, хотя потом признались, что не верите ей. — Не знаю, как она догадалась, но относительно меня экстрасенс оказалась права. В девяносто третьем моего сына похитили и убили, — Джон смотрел прямо перед собой, но боковым зрением заметил, как Скалли вздрогнула от его слов. — Мне так жаль… Я не знала, — вымолвила она дрожащим голосом. — Знаете, — задумчиво после неловкой паузы протянул Джон, — какое расследование нам бы с вами не поручили, я должен в это воскресенье оказаться дома. Скалли позвал один из коронеров, и она отошла от Джона, сочувственно взглянув на него. Он какое-то время ещё постоял, а затем направился к машине. Это дело не только вытряхнуло всех скелетов из его персонального шкафа, заставив снова перед глазами увидеть страшные сцены из прошлого, но и послужило спусковым крючком. Семь лет он никак не мог отпустить мысли о сыне, не позволял простить себя за то, что не смог найти Люка живым, но, глядя на могилу другого ребёнка, Джон сначала почувствовал невыносимую боль в сердце, а затем некое облегчение. Он вдруг осознал, что должен жить дальше, словно только что получил прощение от своего мальчика. И самый огромный страх снова стать мужем и отцом вдруг в один момент трансформировался в сильное желание этого. Подгоняемый им, Доггетт надеялся, что следующий город, куда их направят на расследование, будет побольше Декстера, и там будет ювелирный магазин. Джон взял в руки мобильный, какое-то время смотрел на экран, но убрал обратно в карман, так и не рискнув набрать номер Де Марко. Он одинаково не любил как ссориться по телефону, так и мириться, не видя глаз собеседника. Тем более зная, что Адриана обожает обрывать разговоры кнопкой «отбой». Но безумно хотел услышать её голос. Кроме желания побыстрее оказаться с ней, его терзало какое-то противное предчувствие, и он никак не мог от него отделаться, понимая, что буквально теряет голову от своей внезапной решительности. Столько молчать, а тут просто нет сил, чтобы спокойно дождаться того самого воскресенья. «Боже, прошу… Пусть никакие обстоятельства или третьи личности, маячащие на горизонте, не вмешаются в мои планы». Дом Вудхаузов, Хеллворк 30 июня 2000, 8.36 Коннор спустился по лестнице и увидел в гостиной Линдсей. Всё в той же зелёной блузке, со спутанными волосами, она стояла перед столом. Мелиссы и Роберта нигде не было видно. — Линдсей? — тихо позвал её Коннор. Он подошёл поближе и увидел, что она в гостиной не одна. Джиллиан сидела напротив Доннер и со злой улыбкой смотрела на неё. — О, а вот и твой муж, наконец, проснулся, милашка, — девочка посмотрела на Дойла. — А что же это вы, Коннор, так и не поели со вчерашнего дня? Или вам мамина стряпня не понравилась? Коннор обошёл Линдсей и вздрогнул, рассмотрев её лицо, которое больше походило на восковую маску. Лин, не шевелясь, со стеклянным невидящим взглядом стояла с чёрной свечой, сжимая её в ладонях. — Присаживайтесь, Коннор! — Джиллиан повела рукой, и стул отъехал от стола на полметра сам по себе. — Вам нужно поесть, а то голодные обмороки мне ни к чему. На столе снова стояли тарелки с едой и чёрные свечи в причудливых подсвечниках. Джиллиан щёлкнула пальцами — фитили моментально зажглись. Её глаза так же сверкнули красным цветом, а лицо исказилось. Вместо девочки-подростка на Коннора смотрела демоническая сущность, скалясь и обнажая длинные клыки. Через секунду Джиллиан приняла человеческий вид и, глубоко вздохнув, села напротив Коннора. — Кто ты? — глядя в сверкающие глаза, спросил Коннор. — И где твои родители? — Теперь вы — мои родители. Вы и Линдсей. Она, — Джилл кивнула на Доннер, — очень мне нравится. Насчёт вас не уверена. Мне кажется, на роль отца больше подойдёт мой новый учитель рисования. Он мне по нраву. Но у вас, Коннор, пока есть все шансы убедить меня в обратном, — Джиллиан растянула губы в зловещей ухмылке. — Это в ваших интересах. — Где Мелисса и Роберт? — повторил вопрос Коннор. — Жарят косточки на солнышке, а вам-то что? — огрызнулась Джиллиан. — Умоляю, давайте опустим всякие вопросы, нудные беседы и тому прочую взрослую ерунду. Мне скучно! — она зевнула. — Я должна понять, подходите ли вы на роль отца, поэтому ешьте последний пирог Мелиссы. — Ты что-то подмешиваешь в еду? — Коннор задал ещё один вопрос, хотя был уверен и без ответа, что это так. — Есть особые рецепты, — хищно улыбнулась Джилл. — Моя стихия — огонь. Я могу внушать то, что захочу, но на это нужно много сил и я пока не научилась ими правильно пользоваться. С Робертом я явно перестаралась, и он стал бесполезным. А Мелисса… Слишком заботливая, как наседка. И грозилась отвести меня на причастие, записать в школу при храме. Ещё чего… — Джиллиан зевнула. — Но какая-то польза от Мелиссы всё же была. Она вкусно готовила и помогла мне очаровать твою милую супругу. А с тобой что не так? — Знаешь, тебе придётся потратить свою драгоценную силу, чтобы заставить меня поесть, потому что я не притронусь к тому, что на столе, — решительно сказал Коннор. — Вы в этом так уверены? — миловидное лицо подростка снова преобразилось в уродливую морду. — А ну-ка, милая Линдсей, подними свою прекрасную ручку. Линдсей оторвала одну руку от свечи, и в следующую секунду её ладонь оказалась над пламенем, которое усилилось в десяток раз и охватило её полностью. Коннор бросился вперёд, но неведомая сила сбила его с ног, а затем пригвоздила к стене, подняв под самый потолок. — Вот что я делаю с теми, кто не хочет подчиняться! — прошипела Джиллиан. — И это только начало! Коннор мог только с ужасом наблюдать, как Доннер стоит всё с теми же пустыми глазами, а на её покрасневшей ладони стремительно вдуваются и лопаются волдыри. — Я сделаю всё, что ты скажешь, — заорал он. — Отпусти Линдсей! — Вот так бы сразу, — рассмеялась Джиллиан и в ту же минуту Линдсей опустила руку вниз. Сила, державшая Коннора под потолком, тоже исчезла, и он оказался на полу. Не обращая внимания на боль в подвернувшейся ноге, он подбежал к Доннер и аккуратно взял её за запястье. На ладони красовалась такая же пятиконечная звезда, как у девятиклассницы на фото. — Я одно не пойму, — яростно выкрикнул Коннор. — Чего ты добиваешься? Ты убила уже две пары приёмных родителей. Да и две ли? — Вы правы, Коннор, далеко не две. Я с рождения вот такая, — она снова приняла демонический облик и хищно оскалилась, но в голосе прозвучала едва уловимая обида. — И никто меня не принимает той, кто я есть на самом деле. С ранних лет меня бесконечно возвращали в детский дом. И знаете, что говорили эти ангельские мамаши? Что я сущий дьявол. Каждый раз одно и то же. А я ведь всего лишь хотела поиграть, разжигая костёр на заднем дворе или камин одним лишь взглядом. Тогда я не понимала, что особенная. А теперь… — тон из обиженного стал резким и надменным, — я возненавидела людей, ведь вы все хотите нормальных детей, обычную жизнь и не хотите дарить любовь тем, кто отличается от вас. Так почему я должна жалеть таких, как вы? Меня бросали, как забытую игрушку, а теперь я хочу поиграть! — Но ведь ты не оставляешь надежды найти тех, кто примет тебя? Я ведь прав? — ровно спросил Коннор, закрыв плечом Линдсей. — Кем бы ты не являлась, я сейчас слышу голос девочки, которая хочет любви и понимания. Иначе для чего всё это? — Возможно, — в глазах Джиллиан мелькнуло сомнение, и она отрешённо опустилась на стул. — Но любовь — не игра. Нельзя заставить человека полюбить другого. Цель хорошая, но средства и методы ты выбрала явно не те. — А вам-то откуда знать? Она, — Джиллиан кивнула на Линдсей, — вас любит, да. Вы её тоже. Но детей-то у вас нет! Или вы вдруг готовы, увидев мою истинную сущность, сразу полюбить меня такой? — Джиллиан, я хочу тебе помочь, — он сделал шаг к ней навстречу, протянув раскрытые ладони. — Но ты должна отпустить Линдсей. Пожалуйста! — Помочь? — Джиллиан скривилась. — Мне не нужна никакая помощь! И знаете что, Коннор Дойл? — она сузила глаза. — Я сомневаюсь, что мне нужен такой отец, как вы. Линдсей мне нравится. На худой конец, пусть будет матерью-одиночкой. Может, и не нужен мне совсем никакой папочка. Но прежде, чем отправить вас в ад… или в рай… — она секунду подумала, — это уже не мне решать, я должна довершить начатое. Поэтому садитесь за стол и ешьте! — приказным тоном произнесла Джиллиан. — А не то оставлю мою будущую маму без одного глаза. Я полюблю её и такой! Коннор сел за стол, с отвращением глядя на пирог перед ним и судорожно соображая, что делать дальше. Выбора у него не было, вот только Коннор даже представить не мог, как заставить себя откусить хотя бы маленький кусок, когда внутри всё закрутилось спазмами в узел от одного лишь запаха. А идеи, как продолжить разговор у него закончились, разве что… — Ты ошиблась, Джиллиан, — рискнув, начал Коннор в отчаянной попытке выиграть хоть немного времени. — У меня… у нас есть дочь. Она осталась дома с дедушкой. Николь тоже особенная, если можно так сказать. Умеет двигать предметы одним взглядом. И чтобы принять её, нам не понадобилось ничего внушать. Я люблю её всем сердцем. Даже если она разожжёт костёр посередине квартиры, я всё равно буду любить мою девочку. Джиллиан нахмурилась, и Коннор понял, что попал, куда надо. Она встала со стула, опрокинув его, и сделала шаг к нему. Он не ошибся, когда подумал, что, несмотря на истинную сущность, кем бы она не была, сейчас Джиллиан остро нуждалась в понимании, как и любой подросток. Хищный оскал исчез бесследно, а взгляд стал тёплым. — Вы ведь не обманываете меня. У вас есть фотография? Родители, которые любят своих детей, обычно носят их фото, — по-детски залепетала Джилл. Коннор улыбнулся, и достал бумажник из заднего кармана джинсов. Он протянул его Джиллиан, раскрыв. Та взглянула на фото Николь и тоже чуть улыбнулась. — Она ведь… — начала Джилл, но тут же осеклась, прислушиваясь. Она отпрянула к противоположной стене, обнажая зубы. — А это ещё кто? Её взгляд стал злым, бумажник выпал из рук. Коннор обернулся, и в следующую секунду дверь открылась, а в дом вбежали Питер и Мэтт. Из прихожей они не могли видеть Линдсей и Джиллиан, зато увидели сидевшего на стуле Коннора. — Что происходит, Дойл? — спросил Прэйгер из коридора. — Нам только что сообщили о вспышке огня недалеко от дома. Где девчонка? И Линдсей? — Я здесь! — медленно, пропитав каждый звук яростью, произнесла Джиллиан. «Вот теперь я окончательно понял, за что его Питер не любит… — мрачно подумал Коннор, понимая, что ситуация вышла из-под контроля, и им всем конец. — Кто его с порога за язык тянул, кейс-менеджер фигов?» — Вы кто такой? — глаза Джиллиан вспыхнули алым светом. Она вышла из-за стены на порог гостиной, и увидела не только Мэтта, но и Питера. — О, учитель рисования! Так вы все связаны? Значит, это всё тоже игра? — она обернулась и с ненавистью посмотрела на Коннора, скривив губы. — Жаль, а я ведь почти прониклась вашей ложью. Вы меня огорчили, но я знаю, как развеять мою грусть, — её дьявольский смех заполнил всё пространство гостиной. В одну секунду стул с Коннором опрокинулся назад, потащив его в коридор к коллегам, которых Джиллиан сбила с ног своей силой. Троицу мужчин она подняла вверх взглядом и взмахом ладони. И стоило им зависнуть над потолком, ковёр под ними запылал. Линдсей тоже вышла из гостиной и с дьявольской улыбкой наблюдала за тем, как её коллеги с криками беспомощно барахтались в воздухе. В её серых пустых глазах отражалось пламя, а в руках догорала чёрная свеча. Джиллиан подошла к Доннер и положила ей руку на плечо. — Кто первый упадёт? — спросила Джилл, в одну секунду сменив лик на демонический. — Он, — твёрдо произнесла Линдсей и указала на Коннора.