***
Гипнос не солгал, проснулась я легко. Сознание прояснилось мгновенно, не оставляя и следов сонливости. Потянувшись, я встала с постели, на ходу поправляя складки хитона. Тут я заметила, что пальцы совершенно не болят, и все ссадины на них зажили. Приподняв край хитона, я стала искать и другие царапины, но их не было. Обрадовавшись, я решила исследовать отведенную мне комнату. В покоях я была одна, потолок тускло светился, сообщая мне, что на поверхности скорее всего ночь. Однако стоило мне пройтись по комнате, и свет стал ярче, а в комнату тут же вошла служанка, спрашивая не желаю ли я чего-нибудь. Она была странной, эта девушка, длинный хитон волочился по полу, скрывая нижнюю часть тела, но проступавший при движении силуэт заставлял вздрогнуть. Выше пояса девушка была вполне обычной: миловидное лицо с чуть хитроватыми глазами, полуулыбка, которая не казалась наигранной или фальшивой, тонкие изящные руки, находящиеся в неустанном движении. Она только вошла, а уже успела поправить постель, переложить гребни на туалетном столике, переставить кувшин с водой, поправила стулья и уже намеревалась смахивать несуществующую пыль с ларей. — Как тебя зовут? — глядя на всю эту суету захотелось зажмурится. — Арахна, — девушка застыла на мгновение и улыбнулась мне. — Та самая, что состязалась с Афиной? — удивленно замерев, я взглянула на девушку совершенно по-другому. — Верно, — улыбка Арахны стала грустной, — только вот вызов богам не стоит бросать, даже если ты их превосходишь, иначе рискуешь обзавестись ещё двумя парами ног и отнюдь не человеческих. — Да, — я отвела взгляд, припоминая эту историю, Афина, даже наказав девушку за дерзость, всё не могла успокоиться, что её превзошла простая смертная. — Вам нравятся наряды? — она приблизилась и аккуратно поправила складки моего хитона, через мгновение Арахна уже открыла ларь и достала оттуда зелёный гиматий который тут же набросила мне на плечи и искусно задрапировала. Всё это произошло настолько быстро, что я не успела не то что возразить, но и рта открыть. — Да, очень красивые, — я погладила тонкую шерстяную ткань гиматия. — Как ты добилась такого насыщенного цвета? — Я расскажу чуть позже, — девушка слегка поклонилась и, прислушавшись к возне за дверью, подбежала к ней, и распахнула створки. В покои внесли столик, уставленный яствами. Аромат еды защекотал ноздри, и я непроизвольно сглотнула. Девушки ушли, а за ними, в очередной раз поправив мой гиматий, вышла и Арахна. Я обошла вокруг стола, разглядывая блюда с ещё теплым хлебом и мягким сыром, корзину со свежими фруктами, кувшин с вином. Всё это привело меня в замешательство, неужели таким образом Гадес хочет сделать меня заложницей подземного мира? Мне не пришлось долго терзаться своими мыслями, Владыка подземного мира вошел в покои после короткого стука. Я невольно залюбовалась им: высокий и статный, он двигался уверенно, и даже сейчас, в простом домашнем хитоне в нем нельзя было заподозрить простого человека. В руках он нес сверток, который положил на стол прежде, чем подойти ко мне. — Ты ничего не ела, — он слегка нахмурился, взял мои руки в свои, разглядывая ладони. Я отвела взгляд, ничего не ответив, а он продолжил: — на поверхности бытует миф, что вкусивший даров царства мертвых навсегда останется его заложником, — Гадес подвел меня к столу и усадил за него. — В этом мифе нет ни капли лжи. — Как же? — я недоуменно переводила взгляд с мужчины на стол и обратно. — Всё что ты видишь здесь — не дары царства мертвых. Здесь нет виноградников, — взяв кувшин, мужчина наполнил кубки вином и протянул один из них мне, — нет пашен, на которых колосится пшеница, и пастбищ для скота, — Гадес протянул мне хлеб и подвинул блюдо с сыром. — Сады здесь не цветут весной и не плодоносят осенью. Здесь слишком мало воды, пригодной для питья, и даже её доставляют с поверхности. Смущенно опустив глаза, я разглядывала свои руки, сложенные на коленях. Заподозрив его в лукавстве, я невольно нанесла ему оскорбление, и теперь мне было стыдно поднять на него глаза. Слова извинения готовы были сорваться с губ, но Гадес остановил меня. — Я понимаю, что тебе сложно поверить мне сейчас, что тебе страшно и одиноко, что твой мир рухнул внезапно, и совсем не такого поворота ты ожидала от своей жизни. Что цветок ты сорвала, отчаянно ища спасения и защиты, но сомневаешься в моей искренности. Его слова заставили меня поднять голову и нерешительно замереть, осознавая, что он каким-то образом понял, что произошло. Я испуганно замерла, казалось, даже дыхание стихло. Он так и не сел за стол, продолжая стоять рядом. — Что бы ты мне не ответила, знай, здесь ты в безопасности и можешь оставаться столько сколько потребуется в качестве гостьи. Если хочешь уйти на поверхность, мы можем отправиться туда завтра, я не стану удерживать тебя и дам свою защиту от кого бы то ни было. Но если ты решишь остаться со мной как жена, как царица подземного мира… — он вдруг замолчал, и я видела, как глаза его темнеют. Поднявшись со стула, я сделала шаг к нему, но он лишь покачал головой. — Подумай Кора, ещё есть время, а завтра ты сообщишь мне своё решение. Он покинул мои покои стремительно, ещё несколько минут я разглядывала резную поверхность двери, а затем обессиленно опустилась на теплый мрамор пола.***
Наверное, это было слишком скоро. Слишком жестоко поставить её перед выбором прямо сейчас, но увидев её нерешительность и недоверие, я принял это решение. Порывистое, поспешное, напрасное. Моя рассудительность странным образом улетучивалась, когда дело касалось Коры. По-хорошему, мне, как гостеприимному хозяину, не стоило ставить ей все эти условия, но ожидание съедало меня каждый день, когда я приходил полюбоваться ею, пока она спала. И всё острее я чувствовал нетерпение, поэтому мне хотелось просто определённости, даже если Кора захочет уйти. Но всё же во мне теплилась надежда, что она согласится остаться. Путь мой лежал в Тартар к медным вратам, там, почему-то мне думалось лучше всего. Харон, причаливший к берегу, высаживал новоприбывшие души. После разговора с Деметрой, когда бурлящий гнев и ярость богини нашли выход, иссушая землю и насылая злые ветры на пашни и сады, лодочник перестал отдыхать, а прошло всего два дня. Несколько месяцев, и Зевс придет в отчаяние, ибо бог — ничто без почитателей. А мы с Деметрой уж позаботимся о том, чтобы Зевсу перестали приносить жертвы. И младший брат, от рождения привыкший получать всё, на что упадет его взор, крепко задумается. Ворот я достиг быстро, короткие пути, известные только мне, вывели к каменной площадке перед огромными вратами. Они гудели от силы, заключенной в них, для того, чтобы удерживать древних и могущественных существ — титанов. Странным образом, этот монотонный гул успокаивал и помогал думать, и я, опустившись прямо на камни и упираясь спиной в скалу, закрыл глаза. Нет, я не уснул, я редко спал вообще и вряд ли уснул бы здесь, и всё же посторонний звук застал меня врасплох. Я открыл глаза, но двигаться не стал, кто бы не шел сюда он мог меня не заметить, к чему тогда привлекать внимание движением. Моё решение оказалось верным. У самых врат, вальяжно переступая огромными чешуйчатыми лапами, прогуливалась гидра. Совершенно ничего не опасаясь и не прячась, она принюхивалась к вратам, поочередно приближая к ним каждую из своих трех голов. Это было странно, потому что пустынность этого места не была напрасной — врата отпугивали всех и вся. Ни один житель подземного царства не приближался к ним по доброй воле, именно поэтому я всегда искал здесь уединения. Я не двигался, наблюдая, но вот тварь никак не уходила, она обнюхивала камни, вертелась с невероятной для грузного тела скоростью и вдруг замерла, повернув все три головы в мою сторону, и со свистом втянула воздух, щуря подслеповатые глаза, непривычные ко тьме подземелий. Я не стал медлить. То, что я бог ещё не значит, что моему телу нельзя нанести ран, а яд гидр, абсолютно смертельный для людей, и тела богов покидал очень неохотно, причиняя страдания и заставляя малейшие раны гноиться, вопреки усилиям врачевателей. Подскочив со своего места, я расколол скалу у которой сидел, осыпая тело гидры градом камней. Она встряхивалась, сбрасывая с себя мелкие камни и крошку, и ловко уворачивалась от огромных валунов. Я медленно отступал, сосредоточенно обрушивая на тварь новые порции обломков и заманивая её в один из узких тоннелей. Гидра приближалась с упорством зверя, настигающего свою добычу, я скрылся в одном из тоннелей, не упуская её из виду и не поворачиваясь спиной. Спешка ни к чему, главное — холодный расчёт. Гидра ещё молода — всего три головы, и дыхание не успело стать ядовитым, навредить может лишь укус, а его уж я постараюсь избежать. Старая гидра была бы хитрее и, возможно, не пошла бы за мной, разгадав ловушку. Приложив руки к каменной стене, я выпустил свою силу, и земля содрогнулась, осыпая каменный свод тоннеля. Яростный крик существа перешел в предсмертный хрип. Раздавленная каменным сводом гидра останется здесь надолго. Меня осыпало мелкой каменной крошкой, заставив зажмуриться и задержать дыхание в ожидании пока осядет пыль. А после, убедившись, что ничего живого здесь не осталось, я вернулся во дворец, раздумывая по пути, как эта тварь оказалась в моих владениях, и мечтая окунуться в воду термальных источников, что находились во дворце. По возвращении, я сразу ушел в купальни: огромное помещение с тремя купелями разного размера и водой разной температуры. Они были отделаны камнем. Черный базальт обрамлял самый горячий источник, в воду которого не каждый бы рискнул окунуться. Купель, в которой было так хорошо понежиться, позволяя воде смыть все тревоги и расслабить мышцы, была выложена красным гранитом. А огромный бассейн с кристально-чистой, прохладной водой — белым мрамором. Вода постоянно циркулировала, но оставалась в каждой купели строго определенной температуры. Помещение было заполнено паром, и сумрачный свет, льющийся с потолка, почти не разгонял темноту, но скоро глаза должны были привыкнуть и к такому скудному освещению. Подойдя к мраморному бассейну, я разулся и, скинув с себя хитон, превратившийся в грязную тряпку, прыгнул в воду. Сделав несколько гребков под водой, я вынырнул и, перевернувшись на спину, вновь ушел под воду, всецело отдаваясь ее власти. Мысли из хаотичного сгустка стали распутываться в четкие, логические цепочки по мере того, как бьющие в спину потоки воды смывали пыль и пот с моего тела. Вынырнув очередной раз, я провел по волосам, сгоняя воду, и нащупал небольшую рану на шее, которая начинала саднить. Видимо попало осколком камня, поморщившись, я уже собрался покинуть бассейн, когда услышал за спиной всплеск воды и встревоженный женский голос. — У тебя кровь. Развернувшись, я увидел Кору, стоящую в полный рост в гранитной купели. Волосы были собраны на затылке, и я мог беспрепятственно любоваться её полностью обнаженным телом. Глаза, уже привыкшие к сумраку, жадно впитывали каждый изгиб прекрасной богини, кровь вскипела мгновенно, игнорируя холодную воду бассейна. А она наивно не понимала в какой опасности находится. «Девочка, лучше тебе исчезнуть прямо сейчас», — пронеслось в голове, и эта мысль была последней разумной, потому что Кора не исчезла, а покинула каменную купель и шагнула в мою сторону, абсолютно не стесняясь наготы.***
Не знаю, сколько я просидела на полу, обняв колени. Меня никто не тревожил, и я могла беспрепятственно погружаться в свои размышления и терзаться сожалением, что пошла на поводу у своих детских страхов. Как я могла предположить, что он нарушит законы гостеприимства? Тяжело выдохнув, я всё же поднялась с теплого мрамора. Взглянув на стол, я взяла кубок и глотнула вина. Виноградники не растут без солнца, и теперь мне казалось, что я глотнула солнечного света, которое разлилось теплом по моему телу. Я заметила сверток, что оставил Гадес и, поддавшись любопытству, развернула. Ахнув, я сжала в руках браслет в форме пшеничного колоса, который несколькими витками золотого стебля всегда обвивал предплечье Деметры. Мама говорила, что это подарок моего отца, и никогда с ним не расставалась. Отца я помнила очень смутно, помнила только как они смеялись с мамой, засевая поля, как он подбрасывал меня вверх, а мама шутливо ругала его за это. Помню, как однажды к нам в дом пришел Зевс и долго кричал на маму, в тот день папа не вернулся, и Деметра больше никогда не смеялась как прежде. Много позже я узнала, что Зевс убил его в порыве гнева, но до сих пор мне неизвестны истинные причины. Тогда мама покинула Олимп, забрав меня с собой, и больше никогда не возвращалась туда. Значит Гадес был на поверхности и видел Деметру, и этот браслет она передала мне. Аккуратно оставив драгоценность на туалетном столике, я решительно вышла из комнаты и направилась на поиски Гадеса. В голове зрело четкое решение. Я долго бродила коридорами, пока мне не повстречалась Геката, слуги хоть и сновали по коридорам, но никто так толком и не ответил мне, где мне найти Владыку. — Ты встревожена, — Многоликая поймала мои руки и покрутила осматривая, а потом удовлетворенно кивнув отпустила. — Гадеса нет во дворце, и неизвестно когда он вернется. Ты ведь его ищешь не так ли? — хитро подмигнула мне Геката. — Откуда… — Ох, ну не меня же ты ищешь, бегая по коридорам. Не знаю уж о чем вы там говорили, но вылетел он из дворца так быстро, что я не успела заметить куда он ушел. Идём, ты так издергалась, что даже сон не принёс тебе полного успокоения, — Геката пригласила меня следовать за ней и пошла впереди. — Куда? — спросила я, лишь заметив, что мы шли опять в сторону жилой части. — Увидишь, тебе должно понравиться, — туманно ответила Многоликая. Она распахнула передо мной дверь просторного помещения, заполненного паром. Мы вошли внутрь, и глаза постепенно стали привыкать к сумрачному свету. Удалось разглядеть несколько купелей, заполненных водой, а Геката уже подводила меня к одной из них и, ловко развязав пояс, принялась расстегивать фибулы. — Это поможет тебе расслабиться, — одежда упала к моим ногам, а Многоликая уже подвязывала мои волосы лентой, чтобы я их не замочила. — Вода унесёт печали и ты вспомнишь, чего действительно хотела. Я вздрогнула от её слов, неужели она всё знает о моих страхах и желаниях? — Тут не нужно быть ведьмой, чтобы догадаться, — произнесла Геката и улыбнулась мне. — Не страшись перемен, мойры уже свивают ваши нити вместе, и произошло это в тот день, когда вы встретились впервые, и сколько бы вы оба не отрицали очевидное, нити эти уже не разорвать, — Многоликая подвела меня к купели, и я вошла в горячую воду. — Скажи, какой он? — слова вырвались против воли, и я смущенно отвернулась, полностью погрузившись в воду. Купель была не очень большой, и я удобно легла на покатый спуск, чувствуя, как подводные струи приятно массируют тело. — Одинокий, — Геката надолго замолчала, а потом добавила: — его тяготит и всё это царство, и невозможность видеть солнце, но он не признается в этом никогда. И ты забудь об этом — жалость последнее, что ему нужно. Многоликая вылила в воду снадобье, которое появилось у неё в руках, и я почувствовала, как тело погружается в приятную негу, а сознание медленно соскальзывает в полусон. Разбудил меня всплеск воды. Сразу не осознав где нахожусь, я заозиралась по сторонам, но потом вспомнила. В этот момент я увидела, как из воды в белом бассейне вынырнул мужчина. Вода стекала по его телу, обрисовывая мышцы, мне вдруг захотелось прикоснуться к нему, сердце сбилось с ритма, и я, испугавшись, своего желания замерла, чтобы не быть случайно обнаруженной. Я наблюдала за мужчиной и не могла отвести взгляд, замирая и стараясь унять бешено колотящееся сердце. Он вынырнул в очередной раз и провел руками по волосам, а по шее потекла тонкая алая струйка. — У тебя кровь, — я встала из воды и подошла к краю купели. Меня почему-то совершенно не волновало, что на мне нет одежды. Гадес обернулся, конечно, он не ожидал меня здесь увидеть. Я шла к нему, замечая, как с каждым моим шагом его глаза темнеют. Мне нестерпимо хотелось прикоснуться к нему, оказаться в его объятиях, провести руками по плечам, целовать его сжатые до белизны губы. Я остановилась на бортике бассейна, глядя на него, стоящего в воде по пояс. Он не двигался, и я не двигалась, ощущая его взгляд почти физически. — В то утро… — голос мой почему-то охрип, и я откашлялась. — В то утро я решилась пойти к тебе по своей воле, — нервно облизав губы, я продолжила, — решилась принять твое предложение, если… — глубоко вдохнув, я посмотрела ему прямо в глаза, которые горели черным огнём, — …ты согласишься отпускать меня на поверхность на время сева. — Согласен! — одним прыжком он оказался на бортике рядом со мной. Я едва успела протянуть к нему руки, как он подхватил меня, приподнимая над полом, и я прильнула к нему обхватывая ещё и ногами. Он глухо застонал мне в шею и поцеловал плечо, его руки сжимали моё тело сильно, но бережно, он шел, а я закрыла глаза, доверившись. Мы покинули купальни, короткий коридор, и он внес меня в просторную комнату. Всё, что я успела заметить из обстановки — это ложе, на которое Гадес меня опустил, и дерево у изголовья, и то, только потому, что оставив меня на несколько мгновений, он сорвал с его ветки гранат. — В моем царстве свои символы брака, — разломав плод так, что по его рукам потек сок, а часть зерен просыпалась на простыни, он протянул мне половинку, — ты сможешь уходить и возвращаться когда пожелаешь, и три месяца оставаться на поверхности. Мои губы коснулись протянутого плода, и я подхватила зубами несколько зёрен, Гадес откусил от своей половинки, а потом, оставив гранат на столике рядом, прижал меня к себе целуя. Вкус гранатового сока на губах дурманил. Я прильнула к мужчине, впервые так бесстыдно и жадно, не желая ни на миг отпускать. Я не была столь наивна, чтобы не понимать что должно сейчас произойти, нимфы щедро делились своими любовными переживаниями. Знала я и о том, что в первый раз может быть больно. Он отстранился, потянул край ткани завязанной на моей голове распуская узел, и волосы упали вниз рассыпаясь по спине и плечам, щекоча разгоряченную кожу. Я тряхнула головой, ощущая странную свободу, как будто именно сейчас обретала нечто важное. Я протянула к нему руки, касаясь его лица кончиками пальцев. Мгновение и я уже в его объятьях, прижатая к горячему телу, тонущая в черном пламени его глаз. Гадес покрывал поцелуями мою шею и плечи, укладывая на прохладную простынь, прикосновения его рук вызывали во мне странный трепет, незнакомый, манящий, требующий большего. Всё вокруг утратило значение, и лишь его прикосновения заставляющие моё тело выгибаться навстречу, лишь его поцелуи, позволяющие дышать совсем подругому, жадно, прерывисто, лишь его темнеющий взгляд, когда я непроизвольно, а может намеренно слизывала остатки гранатового сока, алеющего на его пальцах. В ушах шумела кровь, разгоняемая сердцем, что трепетало, вырываясь из груди. С каждым мигом, вздохом, движением, хотелось быть ближе. Его опаляющие ласки волнами восторга прокатывались по телу заставляя забыть себя. Лишь жгучая боль привела меня в чувства, и на несколько ударов сердца мы замерли глядя друг другу в глаза, пока я не потянулась за поцелуем. Не было ничего важнее этих мгновений, заставляющих балансировать на грани чувств, сплетая тела, эмоции, души, нити судеб. Отдавая и принимая, одаривая и получая дар, удерживая и срываясь вниз, призывая жизнь и ввергая в хаос. Мы долго лежали в объятиях друг друга, я выводила пальцами узоры на его груди. Когда наше дыхание выровнялось, а я уже начала погружаться в сон, он шепнул мне в макушку, нежно поглаживая спину: — Нарекаю тебя Персефона. Я лишь улыбнулась, полностью отдаваясь власти сна.