☽
Лёг я рано, а немец всё подкидывал оставшиеся деревяшки в топку, но часа через три бросил это дело, так и заснув у стены. Ранним утром из окна виднелись лишь слегка освещённые верхушки громадных елей. Пора. Сборы были недолгими, сумка лежала наготове уже с вечера, а немца я растормошил как только встал. Ходил он конечно на троечку, это было видно по тому, как он морщился при каждом шаге, пытаясь не свалиться. Мы понимали, что ничего с этим не сделаешь, ему просто придётся потерпеть. Когда мы вышли на улицу, открытые участки тела обдало морозным ветром, моментально снимая остатки сна. Обернувшись назад, я последний раз окинул взором покосившуюся от времени деревянную избу, ставшую мне спасительницей. Да и не только мне. — Веди, — спокойно кинул я, смотря на сжавшегося Эриха, привыкшего за последнее время к тёплому дому и не желавшего снова сталкиваться с враждебной русской зимой. Тот молча начал осматриваться и пытаться сориентироваться, не отходя далеко от меня. Минуты через три он всё-таки зашагал в сторону леса, жестом приглашая идти за ним и тихо говоря что-то на своём. — Что ж, в добрый путь. Через некоторое время деревня всё больше и больше терялась в белом омуте горизонта, лишённая последних жителей и ставшая лишь напоминанием о горе, прогремевшем когда-то здесь.☽
Учитывая состояние немца, продвигались мы крайне медленно, хотя он старался сильно не тормозить, явно боясь, что я разозлюсь и сделаю с ним что-то нехорошее. Можно сказать, так всё и было бы, будь он менее расторопным, но лишь отчасти. Он всё ещё видел во мне врага. Врага такого чужого и непонятного, кому нельзя доверять, нельзя помогать, нельзя общаться или, того хуже, дружить. Нельзя. Если он так считает - пусть, мне это в какой-то степени на руку. Я, к стыду своему, был иного мнения. Да, я невзлюбил немцев, но тех, что топили людей в собственной крови за их выбор или за то, что выбирать им не приходилось. Тех, что заставили нас бояться за жизнь на своей же земле, которая доселе была безопасной и родной. Тех, что нападают со спины при удобном моменте, считая себя хозяевами в чужом доме. Каждому такому я с радостью обеспечил бы билет на тот свет, чем мы с товарищами и занимались. Но и среди наших находились такие, что за немецкие пайки родину продадут, а среди фашистов были те, кто старался сохранить хотя бы долю человечности. Эрих же не мог вызвать у меня агрессию или ненависть к нему. Поначалу, конечно, случалось, но сейчас всё иначе. Вот снимешь с него форму, и ведь ничего не поменяется. И мне очень хотелось верить, что я не ошибаюсь. Как бы то ни было, немец этот уже воспринимался мной не как солдат вермахта, ищущий повод воткнуть острую палку тебе в грудь, а совершенно иначе.☽
Вечер наступил куда раньше, чем ожидалось. Скудный солнечный свет потихоньку гас, увядая среди заснеженного леса. По мере продвижения Эрих часто разглядывал до ужаса однообразный пейзаж, дабы удостовериться в правильном пути. В очередной раз пробираясь по глубоким сугробам и помогая немцу не упасть, я словил себя на мысли, что вокруг как-то слишком тихо. Меня это напрягало, ведь зверь или птица тут явно водятся, а тут и их не слышно. Плохое предчувствие всё не покидало меня. Мы точно были здесь не одни. — Эрих, постой, — негромко сказал я, на что он сразу обернулся и остановился, облокотившись на ближайшее дерево, — Передохнём сейчас, а потом продолжим идти. Идти дальше сейчас не хотелось: чувство было такое, что именно там и таилась опасность. Быть может немцы схоронились или ещё что. Жестом подозвав Эриха к себе, я уселся около ближайшей ели, снял сумку и положил рядом винтовку. Немец, как смог, последовал моему примеру - неуклюже сел подле меня, вытянув больную ногу. Уже скоро небо окрасилось в совсем тёмные тона и украсилось яркой россыпью звёзд. Становилось намного холоднее, нежели днём, да ещё и снег припорашивал нас с головой.☽
Пара часов пролетела словно десять минут, хотя я успел немного задремать. В один момент Эрих резко начал озираться, то и дело поглядывая на меня, пока не заострил внимание на чаще леса. — Что такое? — только и успел спросить я, пока до моих ушей не донеслась отдалённая немецкая речь. Признаться, я растерялся. То ли бежать, то ли прятаться, то ли идти в бой с и без того скудным боезапасом. Но больше всего меня напугало то, что Эриху никакого труда сейчас не составит выдать наше местоположение, всего-то позвав своих. И тогда всё, каюк. Я схватился за лежащую рядом винтовку и перевёл свой взгляд на немца. Удивительно, но он был напуган не меньше моего, если не больше. Пока я мялся, голоса стали слышны гораздо лучше, и я уже мог разглядеть среди ветвей несколько фигур в немецкой форме. Эрих тоже их заметил, но вот желания бежать к своим у него как-то не было, он лишь перебрался ко мне под ель. — Wir müssen gehen(1), — проговорил он совсем неслышно. Голос его слегка дрожал, может из-за холода, а может и из-за страха перед… своими. Мы осторожно отошли назад метров на двадцать, укрывшись среди заснеженных еловых ветвей. Их было четверо, слава Богу они просто стояли и не собирались идти в нашу сторону. Мы с Эрихом сидели и наблюдали за ними, стараясь не упускать из виду, но продолжалось это недолго. Минут через пять они развернулись, о чём-то переговариваясь, и направились в другую сторону, благополучно миновав нас. Ещё какое-то время мы сидели молча, прижимаясь плечом к плечу. Окончательно удостоверившись, что опасность миновала, немец тяжело втянул морозный воздух и, выдыхая облачко пара, вышел из елового укрытия, после чего присел рядом на снег. — Спасибо что ли, — это единственное, что пришло мне в голову - просто поблагодарить его за то, что не выдал. Хотя я понимал, что поймай они нас - ни мне, ни ему хорошо от этого не было бы. Навряд ли фрицы примут с распростёртыми объятиями того, кто помогаем советским солдатам, и он это прекрасно понимал. Нужно теперь иметь в виду, что в окрестностях где-то засели немцы, так что надо быть предельно осторожными и держать ухо востро.