serpentin

Простынь выглядит смятой, и пальцы только сильнее стискивают ткань, когда он, лёжа на спине, открывает глаза новому дню. На прикроватной тумбочке стоит прозрачный кувшин, наполненный до краёв, и стакан, на дне которого осели пару капель оставшейся с ночи воды. Солнце рьяно протискивается сквозь шторы, и блеклый луч падает светом на одеяло. Спальня выглядит словно заснеженное поле ранней зимой: почти полностью белоснежная от постельного белья до мебели и обоев, исключение составляют мелкие вещицы интерьера в тёмных оттенках. Ему не нравится, когда что-то выглядит слишком вычурно. Он любит простоту везде и во всём, хотя сам далёк от неё. Его голова лениво падает набок, соприкасаясь щекой с подушкой. Глаза щурятся, пытаясь высмотреть в узком проёме штор, какая сегодня погода. Желание вставать с кровати так и не появилось в нём за двадцать три года, потому он резко сбрасывает с себя одеяло и поднимается, чтобы не было возможности вернуться в свою зону комфорта. Открыв шторы, к нему приходит осознание, что на улице слишком жарко. Солнце освещает светлую комнату, протискиваясь лучами в каждый доступный участок. Капли на дне стакана приобретают приятный отблеск. Он наливает в него воды из кувшина, чтобы как-то взбодриться, и выпивает медленными глотками первую половину, после чего задумчиво смотрит в окно. Вид из квартиры открывается лишь на другие высотки (которые, к его сожалению, не мешают почему-то солнцу светить в комнату по утрам) и на дороги, если посмотреть вниз. И единственное приятное для него — небо, что каждый день меняет свои оттенки. И всё-таки… — Ненавижу жару, — фыркает он и резко задёргивает штору, чтобы яркие лучи не слепили глаза; теперь они падают лишь на самый край лица — в районе скулы, которую прикрывают взъерошенные волосы. На небе не оказывается ни единого облака, что слишком разочаровывает. Он допивает оставшуюся воду и ставит стакан обратно на тумбочку, после чего идёт в душ: хоть что-то в сегодняшнем дне должно быть прохладным. В голове нет никаких мыслей, кроме тех, что придётся идти на учёбу в такую погоду. И это его совсем не радует. Ему хочется обратно в кровать, включить кондиционер на приятную температуру и расслабиться дома, посмотрев очередной фильм или сериал по совету Джисона. Или самому выбрать что-то более подходящее под настроение. Он включает душ, и вода стекает по его телу, приятно охлаждая кожу. Воротит только от одной мысли, что на улице выше тридцати по Цельсию. Капли рьяно собираются на ключицах, и только когда их становится слишком много, опадают — по груди — вниз. Он выдыхает, выключает воду, как только умывает лицо, упирает руки в раковину и направляет взгляд в зеркало, пытаясь рассмотреть себя в отражении. — Что же нам надеть сегодня? — усмешка слетает с губ, которые кривятся в подобии улыбки: слишком выжатой и натянутой. Он накидывает небрежно халат и лениво завязывает пояс вокруг талии, после чего выходит из ванной и смотрит на время: через полчаса выходить. Ему безумно хочется остаться дома и наплевать на все свои обязанности и обещания. Но реальность жестока и… — Кто меня тогда вообще за язык тянул? — он фыркает и достаёт из холодильника белый хлеб и шоколадную пасту, чтобы чем-то перекусить. На улице действительно слишком жарко, отчего желание вернуться в квартиру лишь возрастает с каждым пройденным шагом. Солнце слепит так сильно, что можно взорваться от переизбытка ультрафиолета. Он поправляет солнечные очки и направляется в сторону университета. Сегодня у него две скучные пары и одна немного, но всё-таки интересная, хотя скорее — больше полезная. На небе всё ещё ни одного облака, и надежда, что этот день станет чуточку лучше — хотя бы без солнца — постепенно угасает. А оно, настырное, пробирается во всевозможные переулки и отсутствует лишь там, где высотки или небольшие дома образуют тень. Он заходит по пути в кофейню и берёт холодный американо, чтобы хоть как-то настроиться на день. На нём светло-голубая рубашка, которая хорошо сочетается с его тоном кожи, белые брюки свободного кроя и рюкзак под кожу чёрного цвета, что болтается лишь на одном плече. Пальцы свободной руки сжимают телефон, упорно отыскивая приятную музыку для сегодняшнего утра. Он мотает головой, чтобы немного сдвинуть чёлку со лба, и наконец доходит до университета. Выкидывает стакан из-под допитого кофе и заходит внутрь, где жизнь бурлит самыми разными эмоциями студентов. Все, кто встречается по пути в аудиторию, слишком громко разговаривают, чем действуют лишний раз на нервы: из-за жары он становится слишком чувствительным. Заходя в аудиторию, он сразу слышит голос Ренджуна, который упорно что-то доказывает одному из учащихся с ним на одном потоке; и лишь устало выдыхает, когда взгляд того падает на него — значит, внимание тоже будет направлено теперь в его сторону. За окном всё также: без изменений. От этого тяготит ещё больше; хочется какой-то радуги после дождя или всплеска чего-нибудь интересного. Но вокруг тишина, да и только. Лишь Ренджун вновь бубнит над ухом, как делает каждое учебное утро. — Ты когда-нибудь замолкаешь? — тон спокойный, но с явной ноткой раздражения, а взгляд слишком тяжёлый, чтобы кто-то другой смог его выдержать. — Для тебя, видимо, никогда, если ты обращаешь внимание только на это, — Ренджун хмыкает и отворачивается с некой обидой, шуршащей между перелистывающимися страницами тетради. — Возможно, — он немного ядовито усмехается и принимает спокойное, ничем не заинтересованное выражение лица. Пара начинается, но слушать её совсем не хочется. Потому глаза закрываются сами по себе под монотонный голос преподавателя, который уже отдаётся эхом в голове — впрочем, как и толчки Ренджуна в бок. Ему снится странный сон, где черты лица, которые хочется узреть, окутаны пеленой. Перед ним предстаёт лишь едва видимый силуэт, что невозможно рассмотреть вблизи, даже если подойти слишком близко. Вокруг развалины прошлого, тешащиеся в плену тумана. Дымка только сильнее распространяется под ногами, шурша желтоватой листвой, и ползёт на всё близлежащее пространство, не пропуская ни малейшего свободного уголка. Он подходит к силуэту вплотную, стараясь уловить хоть какую-то деталь, — но ничего не видит. Пелена окутывает его сознание, заставляя раствориться в ней. Вокруг, кроме них, никого нет. Старые деревянные дома, словно в деревне на холме, рушатся один за другим. Всё, что видят его глаза — падение, образующее после себя лишь пыль. Звук столкновения дома с землёй плотно заседает в ушах и не даёт шевельнуться, будто, если он дёрнется, упадёт сам. Сравняется с руинами, превратившись в пыль. — Пыль в конце концов всё равно осядет, — голос раздаётся прямо перед ним, но губы говорящего не шевелятся, — вопрос только в том, сможешь ли ты подняться и идти дальше. Образуется тишина, давящая на виски, и следом нарушает её только одно. Он смотрит на пустые дома вдалеке, которые валятся один за другим, словно домино: постепенно, шаг за шагом, утопая в собственной пыли. Силуэт отдаляется, скользя по кромке тумана, будто забирая его с собой. И взору открываются жёлтые, уже сгнившие листья и упавшие, разбившиеся вдребезги дома. Он поднимает взгляд вверх, к небесам, которые, затянутые плотным чёрным полотном с синим отливом, опускаются постепенно — грузно — к земле. Вокруг — тишина, лишь где-то вдали эхом отдаются новые удары. Когда он оборачивается назад, ему ничего не остаётся, кроме как лицезреть очередные руины. На удивление не холодно и не зябко. Сырость от гнили не бьёт в ноздри, не завывает ветер над ухом. Он проходит назад, словно вороша прошлое и пытаясь найти причину. Однако ничего не находит. Найдутся ли силы двинуться вперёд? Сомнение, что там тоже руинная пустота, возрастает. Возвращаясь, он снова окидывает взором останки ранее уютных домов, смотрит вдаль, куда удалился силуэт, и замирает. Под ногами листья начинают хрустеть, словно полностью ссохлись, пока пылились в каком-то гербарии. Ещё совсем недавно они пахли гнилью и разлагались, а сейчас — в крошки от малейшего давления. Он набирает воздуха в лёгкие, который сразу сжимает до колкости грудную клетку, и шаг за шагом следует вперёд, будто должен там что-то найти. Окружающая его картина не меняется долго. От непонимания, сколько пути пройдено, кружится голова. Есть ли у этой дороги конец? Окажется ли там тупик или развилка, узнать можно будет только добравшись туда. Но он сбивается со счёта каждый раз, как только видит очередной рухнувший дом. И всё равно сохраняет спокойствие. В глазах мелькает искра, приводящая его в чувства. Ему нужно найти что-то другое, кроме руин. Он усмехается и идёт вперёд, осматривая каждую сторону. А небо продолжает падать всё ниже, монотонно теперь разрываясь ударами грома. Но почему-то тепло разливается по телу с каждым пройденным шагом сильнее. На глаза не попадается — и вряд ли попадётся — что-то новое, отличное от общей картины. Около домов нет ничего, кроме опавших листьев, которые превращаются в пепел позади него, как только он проходит мимо. Остальное пространство — пустота, растлённая за всем остальным. На этой улице отсутствуют даже фонари, но что-то освещает её, несмотря на давящую темноту. В округе нет ни единой живой души. Лишь доски качаются не пойми от чего, ведь погода безветренная. И скрип раздаётся эхом, да раскаты грома сгущают и без того мрачную атмосферу. Он оборачивается каждый раз назад, в надежде увидеть то, что мог не заметить, но — безрезультатно. Только и смотрит на то, как листья растворяются в пространстве. Ни у одного из домов нет ничего другого: все однотипные, рухнувшие и забытые. Даже цвет досок у всех серый, словно старое, давно не крашенное дерево. Он перестаёт понимать, что именно нужно найти. В его голове пустота и гром, разрывающий падающее небо. Ещё немного, и оно рухнет прямо на него, заставив раствориться в мягких унылых тучах. Торопиться вперёд бессмысленно. Нужно осмотреть всё, куда только может пробраться взгляд. Он рыскает глазами детали, которые попадаются, словно те сами хотят, чтобы их увидели. Однако все они одинаковы: серые, затуманенные и пустые. Время то ли стоит на месте, не двигаясь, то ли идёт слишком медленно, вуалью сдавливая горло от осознания. У него уже нет никакой надежды найти то, что требуется. А вот действительно ли ему это нужно, понять не получается. Будто ведут на призрачном поводке дальше, шаг за шагом идя перед ним, да листья шуршат лишь под его собственными ногами. Он замирает на месте, поворачиваясь назад и окидывая взглядом пройденный путь — пустота, окружающая рухнувшие дома, да и только. Небо, ещё чуть-чуть, и коснётся его головы, остаётся совсем немного до его монотонного падения. И тогда под ним окажется всё, что находится здесь. Он резко разворачивается и ускоряет свой шаг, желая успеть увидеть что-то важное, будто от этого зависит его жизнь, но — ничего не находит, с каждым разом приближая к себе безысходность. Движения становятся быстрее. И время перестаёт медлить. Небо падает ниже и ниже, теперь до него можно дотронуться рукой, и гром ударяет безжалостно по ушным перепонкам. Он как контуженный, старается успеть найти непонятное что-то, которое стало важным для него. Но чем сильнее ускоряются его движения, тем быстрее бежит время, захватывая в свои цепкие лапы. И когда небо касается головы, то бежать становится бессмысленно, бесполезно. Он остаётся на месте, смотря серьёзным взглядом вперёд, но ничего — кроме темноты и серости — не находит. Лишь в самый последний момент на глаза попадается искра, что резко загорелась вдали и так же резко потухла. Его окутывает чернота, не дающая свободно дышать, отчего он просыпается и пытается отдышаться, ловя немного обеспокоенный взгляд Ренджуна, который даже не замечает первое время. Дыхание спёртое, словно грудь что-то сильно сжимает. Голова кружится от нехватки кислорода. — Неважно выглядишь, ты в порядке? — наконец-то спрашивает Ренджун, отвлёкшийся ради него от лекции. Тот лишь машет рукой, мол, всё нормально, и выходит из аудитории, не обращая внимания на удивление преподавателя. В любом случае его умный друг что-нибудь придумает. — Чёрт, — шепчет он, когда выходит на улицу, чтобы отдышаться, нащупывает в кармане пачку, вытягивает из неё одну сигарету, зажимает между губ и прикуривает, чиркая трясущимися руками зажигалку. Дым приятно обволакивает лёгкие и немного расслабляет. Его пробирают до дрожи воспоминания о сне, который был словно наяву. И забыть об этом не получается: моменты лезут в голову под любым предлогом и без. Дым клубится вокруг, обрамляя близлежащее пространство лёгкой пеленой, которая быстро исчезает. Солнце противно слепит в глаза: он забыл надеть очки, что остались лежать в аудитории. Жара невыносимо бьёт по макушке, отчего становится ещё паршивее. Сердце колотится — как никогда ранее — шустро и колко. И лишь дыхание потихоньку восстанавливается благодаря вредному, но медленному и успокаивающему вдоху прямо в лёгкие. Он осматривается и кривит лицо от ярких лучей, что продолжают падать на него. Ему неспокойно, словно сейчас внутри что-то взорвётся. Тревога охватывает душу, пробираясь до кончиков пальцев, отчего сигарета в них немного трясётся. Он затягивается последний раз и выкидывает окурок в урну, небрежно потушив о край. Сейчас на улице слишком жарко, оттого в голову лезут мысли, что неплохо было бы небу упасть на него сию секунду, прямо как во сне. Его передёргивает от очередных воспоминаний, которые заставляют кожу покрываться небольшими мурашками. Он выдыхает и разворачивается, чтобы вернуться обратно, но что-то его останавливает. Ему не хочется возвращаться. Единственное, куда охота пойти — дом. Там можно насладиться прохладой и покоем, потому что, наверное, сегодня была плохая идея выходить за пределы квартиры. Он быстро пишет сообщение Ренджуну, чтобы тот забрал его очки и вынес их на улицу. Пара вот-вот должна закончиться. В голове продолжает играть одна и та же картина, въевшаяся плотно в память. Возникает желание забыть о ней как можно скорее, но не получается: ему давно не снились кошмары. Наверное, он просто становится более впечатлительным, и завтра всё пройдёт и забудется. Остаётся свалить всё на жару и расслабиться, дожидаясь человека с его очками, который будет задавать очередное множество вопросов. Может, видя его состояние, тот всё-таки сжалится над ним? Он усмехается своим мыслям и, запрокинув голову к небу, пытается рассмотреть каждую деталь, не обращая внимания на то, что солнце съедает глаза. Оно бьёт по ним с неописуемой силой, заставляя их щуриться и слезиться. Однако на освещённом безобразным фонарём полотне ничего не находится: на небе ни единого облачка, точно так же, как и ни единой подсказки. Но разве что-то нужно найти сейчас? — Это просто глупый сон, — шепчет себе под нос и бьёт по камню, что отлетает к ногам Ренджуна, который немного удивлённо смотрит на него. Они оба выдыхают почти одновременно: один не знает, что спросить, а другой просто не хочет вообще разговаривать, а отвечать на что-то тем более. — Принёс? — он нарушает их гляделки и протягивает руку вперёд, чтобы забрать своё. — Ты точно в порядке? — спрашивает Ренджун, кладя на его ладонь очки. Они немного молчат, смотря друг на друга, после чего усмехаются и слегка улыбаются. — Даже если нет, сделаю так, чтобы я был в порядке, — он подмигивает ему и разворачивается, уже спиной махая на прощание. Ренджун скрещивает руки на груди и смотрит ему вслед, прокручивая в голове ещё один вопрос: нужно было сказать что-то ещё, но, кажется, совсем вылетело из головы. Наверное, что-то неважное, которое вспомнится ближе к вечеру. Он чертыхается всю дорогу домой, подавляя в себе странное, не пойми откуда взявшееся желание закричать. Но в итоге тихо закрывает за собой дверь в квартиру и сползает по ней на пол, пытаясь разобраться в своих эмоциях. Они бушуют рьяно внутри, не позволяя сердцу успокоиться ни на одно мгновение. Перед его глазами до сих пор серые рухнувшие дома и небо, падающее на голову и громыхающее на всю округу. Он поднимается и идёт в ванную, умывает лицо и смотрит на себя в зеркало. По коже медленно стекают капли прохладной воды, а дрожащие руки держатся за раковину. Дыхание сбитое, лёгким не хватает кислорода. Он опускает голову под кран и стоит так какое-то время, пока вода охлаждает голову, приводя его постепенно в чувства. Мысли заняты только осадочным страхом сна, от которого пока невозможно отойти. Все потайные уголочки будто бы открываются пугающим ощущениям, пропуская всё через себя. Плечи содрогаются от мурашек из-за холодной воды. Он выпрямляется и небрежно накидывает на голову полотенце, позволяя каплям стекать на одежду. Дверь в ванную захлопывается громче, чем планировалась, отчего звук бьёт по ушам — прямо как гром в падающем небе. Ощущение, словно всё происходящее будет ударять воспоминаниями из дурного сна, который едва хочет отпускать его. Он падает без сил на кровать. Белые стены неосознанно давят, заставляя нервничать, когда раньше — наоборот — успокаивали. В квартире полная тишина, сводящая с ума. Глаза закрываются, уставшие от ярких лучей, что истязали их какое-то время назад. Он старается уснуть, чтобы забыть всё, что произошло за сегодняшнее утро. — Нужно было никуда не идти в эту чёртову жару, — бормотание прячется где-то в подушке, к которой вплотную прильнуло его лицо вместе с губами. Ресницы слегка дёргаются от небольшого озноба, охватывающего тело: прохладный воздух от кондиционера проходится по влажной коже вуалью мурашек. — Такая погода кого угодно сведёт с ума, — он произносит эти слова (вновь бормоча самому себе под нос) перед тем, как полностью раствориться и уснуть: у него лишь желание как можно скорее забыть недавний кошмар и проснуться обновлённым и более бодрым. Его будит сообщение Ренджуна ближе к вечеру, в котором написано, что завтра они курсом едут в музей искусства. Он открывает глаза и прочитывает адрес встречи. В голове пустота. Придётся либо не спать, либо постараться лечь хотя бы к утру. Везёт, что музей находится неподалеку от его дома и быть там надо к одиннадцати. Он переворачивается на спину и смотрит в потолок, пытаясь вспомнить, что снилось ему сейчас. Но никакой картины не образуется. Лишь падающие — как домино — один за другим дома, да разрывающееся громом небо.