жди меня

      Алина лежала, поджав под себя ноги, на правой стороне кровати, на другой стороне — Женя в том же положении спиной к младшей. Загитова изучала взглядом ее спину, боясь что-то сказать и нарушить тишину, воцарившуюся между ними, как только они легли под общее одеяло одной постели. Между ними — приличное пространство натянутого одеяла, которое как и в такси никто не решался преодолеть. Алина хотела было подвинуться ближе, но так и замерла в одном положении эмбриона. — Алин, — сказала Женя и повернулась лицом к Загитовой. — Можно тебя обнять? — Да, — выдавила из себя Алина, когда внутри все резко оборвалось, а сердце стучало так быстро, что вот-вот бы выпрыгнуло из ее груди.       Загитова перевернулась на другой бок, чтобы Женя смогла придвинуться ближе и прижаться к ней телом, устроив свою руку на тонкой талии. Ладонь нещадно жарила кожу даже через ткань футболки, Алина почти не дышала, а только вслушивалась в такое же неровное дыхание Медведевой где-то над ухом, такое непозволительно и неправильно близкое. Такое слишком странно похожее на ее собственное. — Зачем? — спросила Алина так тихо, что сложно было расслышать. — Зачем ты это делаешь спустя столько времени?       Женя молчала, потому что не знала, что ей ответить. Импульсивные прикосновения, внезапные чувства, оставшиеся где-то там, у старой Жени, на подкорке головного мозга, пугали её. Пугало и немое безразличие к Этери и ее ожившим глазам, рукам, а обида, сидевшая глубоко внутри, еле ощутимо колола при прикосновениях, таких вроде бы желанных, но уже совсем-совсем чужих. Алина не казалась чужой даже при всем своём отношении к прошлому, бьющему по ногам при каждом падении с прыжка. Алина казалась слишком правильной, но вместе с тем и диаметрально противоположно неправильной, несправедливо забытой, забитой и брошенной когда-то давно с красной пачкой балерины в руках на обломках всего, что так и не построилось, потому что не имело шансов.       Женя молчала. — Ты вернулась с заявлениями, что ушла ради меня, потому что не хотела делать мне больно. Только вот что ты делаешь сейчас? Почему не тогда? — Не знаю, Аль, — Женя прижалась ещё ближе. — Мне нужно было уйти. Тебе нужно было, чтобы я ушла. — Мне нужно было, чтобы ты осталась, Жень. Посмотри на меня сейчас. У меня есть все, но одновременно и ничего. Я не катаюсь — я ковыряю лезвиями лёд, потому что больше не хочу. С тобой я хотела всего. — Я виновата? — спросила Женя. — Да, ты виновата, — младшая всхлипнула. — Я не катаюсь. Я не люблю. Я ничего. И только я свыклась с этим, как вернулась ты и за пару дней сделала и сказала столько, сколько не делала и не говорила все эти годы. Ты всегда обрывала во мне надежду, а сейчас ты ее даёшь, ты знала? — Нужно спать, — сказала Медведева и отстранилась от Загитовой. Она вернулась на свой край кровати, так и не сказав больше ничего, оставляя Алину на другом конце. *Август 2017* — Женя! — раздался голос с кухни, разбудивший Медведеву, сладко спавшую в соседней комнате. Она улыбнулась этому голосу. — Завтрак готов, — в дверном проеме появилась Этери с подносом, на котором стояла тарелка с пышущей жаром и ароматом глазуньей и чашкой чёрного кофе. — Прошу! — Это что, завтрак в постель? — Женя приподнялась на локтях и улыбнулась ещё шире. — Завтрак чемпионки. — Этери поставила поднос на прикроватную тумбочку и присела на край кровати. Медведева потянулась к ней ближе и тут же угодила в объятия. Тутберидзе провела рукой по обнаженной спине фигуристки, с наслаждениям чувствуя, как ее кожа покрывается мурашками. Этери поцеловала Женю в щеку. — И это все? — возмутилась Медведева. — Какие мы нетерпеливые, — женщина лукаво улыбнулась и приблизилась к губам Жени. Та убрала прядь выбившихся волос Этери за ухо, оставив руку на щеке, чтобы притянуть к себе ещё ближе и прикоснуться своими губами к ее и утонуть в сладком утреннем поцелуе.