Ожидаемое

Это лицо. Его лицо. Даже когда я закрываю глаза, когда зажмуриваюсь так, что больно и жжется, я все равно не могу избавиться от этого видения. Мое проклятье, мое наваждение, моя ненависть и моя любовь — все такое яркое, перемешанное, колющее иглами прямо в зрачки, что я не понимаю, почему до сих пор не ослепла. И она. Ее лицо. Маленькое — еще помещается между ладоней. Круглые щёки, светлые глаза, каких у меня не было даже в ее возрасте. Смотрят на меня с требованием, с вопросом, на который мне нечего ответить. И я. Мое лицо. Истерзанное, побитое, забытое. У меня нет другого зеркала — только мое сознание. А глядеть в него все больнее, потому что отражение страшнее день ото дня. Бледная кожа с сеточкой капилляров на висках и скулах, обветренные бледные губы — мне бы лежать в холодильнике в морге, а не ходить по улицам в красных кровавых покрывалах. Мне бы убитой быть ранней весной рядом с ней, истекать кровью между корней, а не глядеть каждый месяц в потолок, ожидая новостей о том, что кровотечений не будет. Мне бы гулять по подвесному мосту — тому, где я уже не пройду, ибо мост тот в реке уже год или два, уже и не помню про это «когда». Мое время кончилось, схлопнулось, дней больше нет, и недель больше нет, все лишь один круг, и мое движенье в нем от меня не зависит. О Господи, что за мысли. Я разучилась молиться. И разучилась верить. Здесь разучить умеют. И научить — коварству, лжи, лицемерью, и сразу — уменьем молчать, притворяться, смиряться и делать шаг в пропасть, в вечность, в чужую постель. Господи, я же здесь. Почему же я здесь?