Сквозь огонь

      Касбир вышел из Академии ещё затемно. Умудрился даже не разбудить Иллин — она только сонно заворочалась, когда он осторожно выбрался из постели. И хорошо: понежничать вдоволь они успеют после, когда первое испытание будет позади, и одним поводом переживать у Иллин станет меньше.       Касбир сделал глубокий вдох, смакуя прохладный воздух. Ему нравилось это время на Коррибане — когда солнце ещё не норовило сжечь заживо, но ветер уже не промораживал до костей. В воздухе чувствовалась даже какая-то влажность — через пару часов она пропадёт, и каждый вздох начнёт обдирать нос и глотку наждаком. Касбир часто вставал до побудки, чтобы поймать этот момент… Да и побыть одному часто хотелось. Посмотреть на Коррибан, пока вокруг не забегали послушники, инструкторы и прочие.       Иллин бы этого в жизни не поняла, но Касбир был только рад вырваться на это задание. Старших послушников, которым оставался год или около того до испытаний, иногда отпускали по поручениям лордов или надзирателей: в экспедициях лишний меч никогда не помешает, да и проблем, до которых у гарнизонных вояк руки не доходили, на Коррибане вечно было не разгрести. Только в такие моменты Касбир мог вздохнуть полной грудью. Академия уже давно на него давила — вечным контролем, регламентами, чёткими правилами и прямыми, как рельсы, задачами. Хорошее испытание ему определили — максимально ослабив поводок и позволив принимать самостоятельные решения. Именно того он и хотел.       Уже спускаясь по парадной лестнице Академии, Касбир заметил Айгена. Тот слегка замедлил шаг и настороженно уставился на Касбира, явно ожидая нападок, каких-то язвительных замечаний… Касбир презрительно хмыкнул. Придурок… Подколки и оскорбления им больше не понадобятся. Совсем по другим ставкам игра началась.       Они разошлись в разные стороны, не сказав друг другу ни слова. Касбир с ленивым интересом проследил за Айгеном взглядом. Какой же он пацан ещё… Щуплый, нескладный, всем видом — от резкой походки до напряжённых плеч — показывающий, что готов кусаться и огрызаться, чуть что не по нему. Даже забавно: его главный соперник — невыросший ребёнок, которому, скорее всего, никогда уже не вырасти. Касбир чувствовал, что на испытаниях их интересы пересекутся, пусть даже не сейчас. Он не станет жалеть Айгена, если так действительно случится. Заморыш сам, осознанно к этому шёл… Вот и пожнёт плоды собственной упёртости.       Поудобнее поправив сумку с нехитрыми припасами, Касбир бодро зашагал вдоль обрыва, за которым открывался вид на Долину тёмных повелителей. Можно было бы воспользоваться лифтом и, в теории, сэкономить часа полтора пути, но Касбир не был уверен, что сможет добраться до нужного места непроторенной дорогой. Было бы иронично, конечно, если бы усыпальница Грауша находилась неподалёку от гробницы сразившего его Аджунты Полла, но нет: последний владыка исконных ситхов покоился всего в нескольких километрах от руин Канисета — и наштах знает как далеко от Академии, если учитывать кривые горные тропинки, протяжённость которых навигатор считывал кое-как. Древнейшие вообще так близко со зданием, которое потом стало Академией, не хоронили — все их погребальные комплексы располагались намного дальше и ниже. Наверное, иное считалось кощунством или чем-то вроде того, сейчас уже не разберёшь. Какие бы традиции или суеверия ни удерживали древних ситхов от этого, тёмные джедаи их без сожаления выкорчевали. А может, строить гробницы близ огромного города было банально логистически выгодно — одна только транспортировка техники и рабов во сколько по тем временам встать могла…       Ленивые размышления помогали скоротать время и не думать о том, что солнце, ещё толком не выползшее из-за горизонта, уже начинало неприятно припекать, а жёсткий песок всё назойливее лез в рот и глаза. Касбир не мог даже взять машину, чтобы доехать до того же Канисета: из-за того, что археологи опять что-то не то раскопали, окрестности древнего города были оцеплены, а любое транспортное сообщение с ним разрешалось только по специальным пропускным кодам. Так что ножками, ножками… Хорошо хоть времени дали за глаза, а припасов Касбиру хватило бы не на полдня пути, а по меньшей мере на пять — и то если не слишком экономить.       По мере того, как Касбир отходил от территории Академии, дорога становилась всё уже и уже, пока не превратилась в жалкую тропинку. С одной стороны она резко обрывалась в пропасть, на дне которой виднелись очертания гробниц — и хорошо сохранившихся, и заметённых песком, почти до неузнаваемости затёртых временем. Гробницы вообще были здесь повсюду, насколько хватало взгляда: выстроенные на земле, выдолбленные в скалах, просто обозначенные обелисками. Сотни, тысячи древних мертвецов, и каждый из них некогда был прославленным героем, учёным, даже правителем… А сегодня от многих не осталось даже имени. Тёмные века, последовавшие за поражением Наги Сэдоу, стёрли их из памяти даже прямых потомков.       Касбир до хруста сжал кулаки, подумав, что где-то здесь лежат целые поколения его предков, а он понятия не имеет, где искать их. Возможно, он только что равнодушно прошёл мимо гробницы одного из пращуров, чьи имена в детстве заучивал наизусть, и даже не понял, что легко мог бы почтить его память, всего лишь свернув на другую тропинку. И сколько здесь их — чьих-то забытых предков? Свидетелей и творцов великой имперской истории, которые, очень вероятно, теперь навсегда останутся безымянными древними костями?       Тысячу лет назад Республика отняла у Империи не только миллионы жизней, богатство, процветание и место в галактике. Она почти уничтожила память о прошлом, разорвала нерушимую прежде связь поколений. И за это она — сытая, самодовольная, раздувшаяся от присвоенных богатств и мнимого величия, — заслуживала быть втоптанной в грязь, униженной, раздробленной и разорённой.       Поднявшийся тёплый ветер неожиданно ласково коснулся лица Касбира, слегка взъерошил небрежно собранные волосы. Он готов был поклясться, что услышал — на тонкой грани восприятия, недоступной рождённым без Силы, — тихие слова одобрения, сказанные сотнями шелестящих и сухих, будто коррибанский песок, голосов.       Через некоторое время Касбиру стало не до отвлеченных мыслей: солнце, поднявшееся в зенит, раскаляло воздух и выжигало каждый сантиметр открытой кожи. Касбир уже почти ненавидел лёгкие бронированные пластины, защищавшие его живот и грудь. Чтобы хоть как-то спастись от поднявшегося пыльного ветра, пришлось обмотать нижнюю часть лица плотным платком.       Почему-то навязчиво представлялась Ирсет, ехидно тянущая: «Ну что, выпендрёжник, надо оно тебе было?»       «Надо», — твёрдо ответил Касбир скорее самому себе и, покопавшись в сумке, открыл первую бутылку с водой. Он, конечно, мог бы ещё потерпеть, но жажда точно не поможет ему в бою, если вон та стая шайраков заметит его и решит им подзакусить. Удивительно, но чудища Касбира будто сторонились: шайраки кружили над мертвой тук’атой и, видимо, человека посчитали не аппетитным; живых тук’ат он умудрялся избегать — если вовремя обращать внимание на следы и свежие куски растерзанных туш, это не так уж сложно. Осторожно проходя мимо древних могил, обозначенных каменными обелисками, Касбир заметил следы когтистых рептильих лап и длинного мощного хвоста. Возможно, ему лишь показалось, но краем глаза он уловил слабую рябь в воздухе рядом с обелиском. И не один раз, и не в одном месте. Этот участок пути Касбир предпочёл проскочить как можно скорее: хотя все источники сходились на том, что стражи-хссиссы нападали только на осквернителей, он не хотел проверять. Да и кто мог с уверенностью сказать, что древние — и наверняка голодные — ящеры могут посчитать за осквернение хозяйской могилы?       Когда хронометр показывал около двух часов дня, Касбир наконец-то добрался до нужного места. К тому моменту его можно было выжимать, и голову напекло так, что он с трудом понимал, что видит перед собой и где находится. Хочешь — не хочешь, но привал придётся делать — иначе даже трёхлетний ребёнок уложит его на лопатки.       С наслаждением скинув рюкзак, Касбир расстелил в тени скалы собственную куртку и уселся на ней, скрестив ноги. После нескольких часов пути даже такой привал показался чем-то сродни отдыху на роскошном пляже, а нехитрый обед из брикета сухпайка и бутылки воды — вкуснее ресторанных деликатесов.       Расслабившись — благо ему доводилось медитировать и в худших условиях, — Касбир позволил сознанию постепенно размыться и отступить перед потоками Силы и тем, что было скрыто в них. Шелест песка, вой ветра, палящий солнечный свет… Шуршание хитиновых панцирей насекомых, копошащихся между камней. Ленивая дрёма хссисса, обернувшегося кольцом вокруг надгробного обелиска. Его полуоформленные мысли, слишком примитивные для разумного существа и слишком сложные для рептилии… Он изнывал от голода и жажды крови, но был слишком стар, чтобы страдать от этого и желать разорвать незваного гостя на куски. Древние цепи держали крепко, и за тысячелетия хссисс так привык повиноваться им, что подавление собственных инстинктов стало частью его натуры… Ровно до того момента, когда гость посмеет потревожить место упокоения хозяина. Вот тогда, тогда можно будет вдоволь напиться восхитительно горячей крови и набить брюхо вкусным мясом…       Касбир отпускал сознание медленно, осторожно, чтобы не потерять контроль — в таком месте это было совсем несложно. На миг соприкоснувшись разумом с древней рептилией, Касбир оставил её и погрузился глубже — туда, где заканчивалось материальное и начиналась бесконечная Тьма без единого проблеска Света. Здесь слышались обрывки слов и мыслей, когда-то высказанных или оставшихся безмолвными; мелькали неясные образы, не принадлежащие этому времени и месту. Пульсировали энергией и щупальцами расползались по всему Коррибану средоточия тёмной Силы; угадывались — в стенах гробниц и, намного слабее, глубоко под землёй — отголоски разумов, отчаянно цеплявшихся за остатки личности, могущества и памяти…       Как это часто бывало, Касбира начала охватывать эйфория. Казалось, стоит погрузиться в Силу чуть глубже, ещё чуть дальше отодвинуть собственное «я», и он сумеет раскрыть тайны, не поддавшиеся ещё ни одному ситху до него, а Сила наполнит его, сметя ограничения слабых тела и разума…       Касбир глубоко вздохнул, стараясь прочувствовать каждую песчинку, царапавшую нос и горло. С нажимом провёл языком по зубам. Сжал и разжал кулаки. Медленно и понемногу, словно выныривая с большой глубины, открыл глаза. Сфокусировал взгляд на до отвращения мирском и материальном пакетике из-под питательного брикета, терпеливо дожидаясь, пока исчезнут призрачные образы того, что обычный человек не должен видеть.       Первое правило медитаций в подобных местах — не увлекаться и брать столько Силы, сколько можешь удержать. Иначе можно запросто оказаться тем идиотом, который решил исследовать глубины океана в обычном снаряжении для подводного плавания. Сколько таких пропало на том же Коррибане… Здесь водится слишком много того, что только радо влезть кому-нибудь в голову. Как бы Касбир ни уважал древних ситхов, ему посторонние сущности в черепушке не нужны.       Поднявшись на ноги, Касбир потянулся, с удовлетворением отметив, что больше у него ничего не болело и не ныло — будто он не на жёстких камнях посидел полчаса, а хорошенько поспал в мягкой кровати. Энергия — и не только физическая — била ключом и требовала применения. «Бери столько, сколько можешь удержать»… Вот он и взял. В самый раз.       Рюкзак он оставил всё у той же скалы, перестраховки ради запихнув его за крупный валун. Взял только пару световых стержней и полевой медпакет — всё это легко распихивалось по поясным сумкам и не мешалось в бою. Который наверняка случится. Только конченный оптимист — то есть идиот — мог надеяться, что в древней и почти нетронутой археологами гробнице ничего не обитает.       В каждую эпоху последние пристанища тёмных повелителей возводили по-разному: в Долине можно было найти и роскошные дворцы, и подземелья, и залы, выстроенные прямо в толще скал — как гробница Грауша и его прямых предшественников. Её исполинские резные двери охраняла небольшая армия — две шеренги воинов, грубовато высеченных из камня. Створки когда-то запирались с помощью сложного механизма, но их кто-то — Касбир надеялся, что не имперские учёные, а вандалы времён Ревана или вовсе какой-то сброд, — попросту разнёс взрывчаткой.       На входе Касбир задержал дыхание, но ему это не помогло — в воздухе стояла такая взвесь пыли, песка и плесневых спор, что не закашляться было невозможно. В узком коридоре, ведущем к усыпальницам, было темно, хоть глаз выколи. Тусклый свет стержня выхватывал неровные, грубо обтёсанные стены без росписей и украшений. Касбир едва не задевал макушкой низкий потолок и касался стен слегка расставленными локтями.       По пути он заметил несколько ответвлений, но целенаправленно шёл к видневшейся впереди арке, за которой угадывалось просторное помещение. Древнейшие не утруждали себя строительством огромных гробниц: помимо главной погребальной камеры обычно имелись несколько второстепенных — для менее значимых членов семьи и слуг, — и кладовые, где хранили часть нажитых сокровищ. Центральная часть гробницы почти всегда отводилась для того, в чью честь она была построена. Если Грауш не был редким оригиналом, Касбир сейчас шёл в правильном направлении.       Коридор вывел его к просторному круглому залу. Он уже выглядел внушительно: несмотря на то, что время его не пощадило, работа древних мастеров всё ещё впечатляла своей монументальностью и грубой, примитивной красотой. Касбиру доводилось видеть построенную всего на пару десятков лет позже гробницу Аджунты Полла, и выглядела она так будто принадлежала к иной эпохе: сложная архитектура, статуи и барельефы тонкой работы, идеальная обработка материалов… По сравнению с этим усыпальница Грауша казалась более чем скромной — сплошь камень с редкой резьбой и простые формы без изысков. Поневоле задумаешься, сколько технологий и знаний принесли с собой тёмные джедаи, раз сумели на несколько столетий ускорить развитие ситской цивилизации, в ту пору почти растерявшей наследие предков за века междоусобиц.       Касбир увеличил мощность стержня так, чтобы он освещал большую часть зала. В его центре стоял постамент с массивным саркофагом, украшенным резьбой и золотом. В стенных нишах прятались барельефы, удивительно точно и детально изображавшие ситхов в богатых одеяниях. Подойдя поближе и хорошенько рассмотрев один из них — наполовину развалившийся и выпавший из ниши, — Касбир невольно отшатнулся. Из небольшого углубления, скрывавшегося за барельефом, на Касбира слепо таращилась перебинтованная голова мумии в сложном, похожем на корону головном уборе.       Над другими барельефами, сохранившимися получше, Касбир запоздало рассмотрел таблички с именами и титулами — стёршимися от времени и едва читаемыми. Братья и сёстры, жёны, сыновья и дочери Грауша… С разными датами рождения, но одной на всех датой смерти. Несмотря на архаичное и затерявшееся в прошлом летоисчисление, Касбир догадывался, что это за дата. Аджунта Полл был достаточно благороден, чтобы даровать павшему противнику достойное погребение, но слишком разумен, чтобы сохранить жизни членам его семьи. Касбир не осуждал… Но мысль об этом рождала странное, тяжёлое и муторное чувство. У Касбира не было ни времени, ни желания с ним разбираться.       С каждым шагом вглубь зала он всё явственнее ощущал отголоски чужой воли. Скорее эхо приказа, чем сам приказ, но даже в нём было достаточно силы, чтобы волоски на теле встали дыбом от подспудного страха. Ему здесь были не рады.       Что-то было не так. Безмолвный приказ звучал в Силе всё громче; Тьма настолько сгустилась над саркофагом, что проступила в физическом мире. Едва заметив движение в темноте, Касбир бросил световой стержень себе под ноги и выхватил меч. Как раз вовремя: то, что он сначала принял за игру светотени, оказалось движением. Одна за другой статуи, почётным караулом выстроенные у дальней стены, сходили со своих постаментов и поднимали оружие под хруст и скрежет собственных костей. Касбир едва не застонал от досады: как он сразу не понял?! Это были не статуи… Трупы, обработанные какой-то смесью, из-за которой в темноте выглядели каменными! Ну да, кто бы мог подумать, что гробницу известного алхимика Грауша будут охранять мертвецы?! Об этом же, мать его, невозможно догадаться!       Их было около десяти. Может, чуть больше, может — чуть меньше… Плохой расклад. Очень. Касбир ударил по трупам мощной волной Силы. Тех отбросило к стене, но и только: чем бы их ни обработали, даже спустя тысячи лет эта смесь накрепко удерживала вместе плоть и кости. Медленно и неуклюже, но непреклонно нежить поднялась снова — ни один мёртвый воин даже не выпустил оружие из рук.       Того, кто первым подобрался близко, Касбир ударил молнией — и мертвец замешкался. Буквально на секунду — но этого хватило, чтобы Касбир перерубил его трухлявую шею… И едва успел увернуться от кинжала, которым мертвец тут же пырнул его. Искривлённое лезвие скользнуло по броне, чудом пройдя мимо подмышки.       А из темноты выступали всё новые и новые тела. Крошились барельефы, и родня Грауша выбиралась из-за них, цепляясь костлявыми пальцами за стены. Касбир вертелся змеем на сковородке, отбрасывал мертвецов Силой, рубил их мечом, но они тут же поднимались снова — неуклюжие, медлительные, но удивительно сильные. Неутомимые. Бессмертные. Даже те, кому Касбир сумел отрубить руки или повредить ноги, из последних сил ползли к нему, стараясь хоть как-то помешать.       Бежать было некуда: Касбира очень быстро и толково взяли в кольцо, отсекая пути к отступлению. Со всех сторон на него скалились высушенные мёртвые лица. Их было так много, что Касбир едва успевал отбрасывать их от себя — и только потому, что держал трупов на расстоянии, всё ещё был жив.       Животный страх давал ему силы, но всё больше грозил взять верх и обернуться слабостью. Собрав волю в кулак, Касбир подавил его, — мысленно шагнув глубже, туда, где размывалась грань между материальным миром и Силой. Он увидел, как нити тёмной энергии расползаются к стражам от саркофага, чувствовал, как то, что осталось от Грауша, в агонии посылает один и тот же отчаянный приказ: уничтожить, уничтожить, уничтожить…       «Вот оно!!!»       Идея вспыхнула мгновенно, не успев даже оформиться в полноценную мысль. Собрав все силы, что у него были, Касбир ударил чистой энергией — не только в материальном мире, обратив её телекинетической волной, но и сметая, разрывая потоки Силы, исходившие от саркофага.       Невыносимая боль пронзила череп и скрутила внутренности. Не выдержав, Касбир рухнул на пол. Какое-то время он не думал и не чувствовал ничего, словно потерял способность воспринимать мир разом и через Силу, и через органы чувств.       Первой вернулась боль — самая обычная боль перетруженного, побитого тела. Потом — запахи и звуки. Понимание, что он лежит, своим телом раздавив в труху чьи-то останки. И что в гробнице снова тихо.       Медленно, избегая резких движений, Касбир поднялся на ноги и осмотрелся. Весь пол был усеян телами и их частями. Едва он разрубил нити Силы, связывавшие их и дававшие подобие жизни, стража Грауша рассыпалась прахом. Почти в буквальном смысле.       Касбир обессиленно привалился к стене. Его потряхивало. Тошнило. Глубоко внутри поселилось мерзкое сосущее чувство пустоты — так уже бывало, когда он пропускал через себя больше Силы, чем следовало. Сейчас он был пуст, выжат досуха. А ведь впереди ещё обратный путь…       И поиски подходящего артефакта. То, зачем он вообще пришёл сюда. Теперь-то ему ничто не помешает…       Заставив себя отлепиться от стены, Касбир поднял световой стержень и прошёлся по залу. В сомнении остановился у саркофага. Личная вещь Хакаграма Грауша, несомненно, впечатлила бы кого угодно, но… Касбира передёргивало от этого осквернения могил. В этой практике всё было в корне неправильно. Будущие ситхи должны чтить память о прошлом, а не уподобляться расхитителям, которых сами же и казнили…       — Простите, повелитель, — тихо произнес Касбир на высоком древнеситском. Возможно, язык, который он учил, был не совсем таким во времена Грауша, но другого он не знал. — Я беру не для себя. Для Империи. Чтобы память о вас продолжала жить в веках. Примите моё почтение и покаяние за то, что я намерен совершить.       Касбир начал осматривать саркофаг, ища способ его открыть, но тут его взгляд упал на продолговатую каменную табличку, лежавшую на небольшом постаменте у изножья.       Поднеся стержень поближе и кое-как оттерев пыль, Касбир вчитался в письмена.       «Верные слуги — в жизни и за её гранью…» Дальше следовал длинный список имён, титулов и должностей, многие из которых Касбир не встречал даже в древних документах и научных работах по истории. Естественно, он никогда не слышал и ни одного из имён — слугам павшего повелителя было предначертано забвение, в полном согласии с обычаем. Их ли обычаем? Или привнесённым позже?       Касбир помотал головой. Это уже не важно. Важно было то, что он знал, какой артефакт принесёт будущему Учителю.       Если кусочек древней и, казалось бы, навсегда потерянной истории, — недостаточно достойный дар, тогда всё, что принесут другие, и вовсе будет мусором.