Уже не романтика

Фил проснулся от оглушительной трели будильника и увесистого тычка в спину. — Засекаю сорок секунд на одевание! Ричардс простонал в ответ что-то невнятное, за что был безжалостно скинут на пол. Потирая глаза, интерн нашарил брошенные вещи под диваном. — Вот тебе и романтика, — буркнул он себе под нос, снова забывая про отменный слух своего руководителя. — Этого слова нет в моем лексиконе! — послышался окрик, и Фил уныло поплелся умываться. Через пару минут раздался новый возглас Быкова, на этот раз не слишком литературный. Высунувшись в коридор, американец увидел начальника, с отвращением размахивавшего чем-то, очень напоминающим… — Мой кошелек! — изумленно воскликнул Фил. На лице Андрея отобразилась сложная гримаса, являющая собой смесь удивления, злости и еще чего-то, трудно поддающегося описанию. — Вы это специально сделали, Андрей Евгеньевич? — мягко спросил Ричардс. — Охренел, что ли?.. — только и смог выдавить Быков. Но американец уже счастливо улыбался. — А говорили, нет романтики… — Пшел отсюда! Выгнав надоедливого интерна на кухню, Быков достал из кошелька сложенную записку, гласящую «развлекайтесь», и безжалостно ее смял. — Вот же падла лохматая, думал, я почерк не узнаю? У кого еще шутки на уровне детского сада? — бросив быстрый взгляд в сторону Фила, терапевт почесал затылок и добавил тише: — Ладно, пусть этот превосходный идиот поживет немного в сказочной стране с единорогами. Все равно ему скоро в мою преисподнюю возвращаться. — …и если вы не успеете сделать это до вечера, я лично кастрирую каждого из вас. В исключительном случае, — Быков бросил взгляд на побледневшую Варю, — придумаю какое-нибудь другое, не менее жестокое наказание. Романенко раскрыл было рот, чтобы съязвить. И закрыл его. — Прости, Романыч, но, по-моему, альфа-самец здесь все еще Быков, — шепнул ему Семен и захихикал. Глеб только отмахнулся, уже погруженный в очередное лечебное дело. Купитман, по всей видимости, был готов к появлению Быкова. По крайней мере, едва завидев его на пороге своего кабинета, он немедленно загородился стулом. Убедившись, что тот решил повременить с его смертью, венеролог осторожно опустил свой импровизированный щит. — Но ведь все получилось, да, Андрей? — осторожно поинтересовался он, и в уголках его глаз собрались морщинки, будто он изо всех сил старался удерживаться от смеха. — И что же ты вкладываешь во фразу «все получилось»? — Быков обошел его по широкой дуге, как боксер на ринге — своего противника. — Да брось… Я тебя так давно знаю, что по лицу могу прочесть — получилось или нет. Правда, обычно это были девушки, — тут Иван Натанович не выдержал и прыснул, Андрей тоже фыркнул. — Ты мне только скажи, Натаныч… Если Кисегач я еще могу понять, то какие мотивы были у тебя? Венеролог вцепился в его плечо, все еще икая от хохота. — А как же я могу упустить такой повод издеваться над тобой, Андрюш? Вечером Фил нашел Быкова на диване неподалеку от ординаторской — он сидел, углубившись в чью-то медицинскую карточку, и не сразу его заметил. — Все нормально, Андрей Евгеньевич? — робко спросил интерн, подходя поближе. Тот рассеянно встал, быстро поцеловал его в висок, похлопал по макушке. — Нормально, Фил. Ты иди… я догоню. — Я не могу идти, Андрей Евгеньевич… я не смог диагноз поставить, — признался американец, повесив голову и наблюдая исподлобья, как руководитель зверел на глазах. — Значит, дежурство, Ричардс! Нет, два дежурства!.. — По крайней мере, на работе у Быкова все равно нет любимчика, — заслышал Фил голос Романенко после того, как отбежал на безопасное расстояние. — Да он вообще нормальный мужик, — буркнул идущий рядом Семен. — Пока, Фил, — попрощался он вроде бы совсем беззлобно, и Ричардс с легким сердцем помчался к кофейному автомату. Конечно, все не было нормально, но, в конце концов, нормально не всегда значит хорошо.