Шаг вдох

— Осторожней голову! Отабек послушно пригнулся, чтобы не поздороваться лбом с кирпичной притолокой. Юра уже усвистал вперёд, как всегда, усмехнулся про себя Отабек. Ему так не терпелось вытащить Алтына на эту старую крышу, что практически сразу, едва встретив его с самолёта, Юра вцепился в локоть и всю дорогу смотрел так, словно наглядеться не мог: с восторгом, надеждой и какой-то лёгкой безуминкой. Дорвался наконец-то. Наконец-то рядом, можно в любой момент тронуть рукой и не надо подгадывать время для звонка. Юра вечно ругался на часовые пояса, такой по-домашнему небрежный, лохматый и уютный настолько, что сердце стискивало. В окошке скайпа суетилась кошка, то и дело проводя пушистым хвостом по Юриной щеке или прямо по экрану ноутбука. Юрка шипел не неё, но не сгонял, Отабек только улыбался, говоря, что тоже очень скучает, осталось потерпеть ещё недельку. Плисецкий громко фыркал, так что Пётька пугалась и резко сигала со стола, задевая задней лапой ноут по крышке. Юра матерился, в срочном порядке спасая их с Беком онлайн-свидание, Алтын бессовестно давился смехом, с умилением наблюдая за злобным Юрой. — Юр, ты где? Отабека на миг ослепило небо. Оно распростерлось над головой и перед глазами, насколько хватало обзора, кругом ни облачка, лишь бескрайнее полотно цвета светлой лазури. И солнце, больше не искавшее убежища среди тумана и облаков, шпарило так, что охотно верилось — на дворе июль. Проморгавшись, он выпрямился и, тихо поругав себя, что не догадался захватить очки, шагнул вперёд, наугад следуя за Юрой. А тот уже облюбовал местечко, где наружу выходила старая печная труба, за которой можно было устроиться так удачно, что за шиворот не дул ветер, а слепящее солнце оказывалось позади и не угрожало спалить дотла роговицу. Юрка обернулся и похлопал рядом с собой по расстеленной толстовке, улыбаясь и совершенно по-кошачьи щурясь. Отабек уселся рядом, близко, чувствуя через джинсу тёплое Юркино бедро, а плечом — то его острый локоть, то бок, то узкую ладошку — он забавно ёрзал, устраиваясь. Алтын, не сдержавшись ласково взъерошил волосы у него на макушке, получив в ответ беззлобный тычок под рёбра острым локотком. Юрка вдруг перестал возиться, прильнул к Отабекову боку и длинно выдохнул, словно отпуская себя полностью. Как будто до этого мига он из всех сил держался, бодрился, а теперь разом отпустило. Белобрысая макушка ткнулась Беку в бедро, и, почувствовав безмолвное согласие, Юрка с наслаждением улёгся головой ему на колени, едва ли не урча. — Расскажи мне что-нибудь? Эта совсем робкая просьба прозвучала так неожиданно, что Отабек даже вздрогнул слегка. — Что, Юр? — Да что угодно, просто говори. Хочу твой голос слушать. Юра прикрыл глаза и с удовольствием отметил, как пальцы Отабека гладят его по голове, вплетаются в светлые пряди, чуть-чуть тянут, приятно… По коже головы, от самой макушки, бегут мурашки, спускаясь вниз по позвоночнику. Негромкий низкий голос Отабека мягко втекает в уши, Юра особо не вслушивается в то, что именно тот рассказывает, да и незачем. От звуков родного голоса становится теплее, чем от непривычно наглых солнечных лучей. Голос убаюкивает, обволакивает, и Юрка позволяет себе раствориться в нём, отключить думалку. Потому что ну сколько же можно уже думать? И так заебался с поступлением, что испсиховался весь перед последним экзаменом, который и завалил. Долго потом дулся и отказывался рассказывать Отабеку, в чём дело, целую неделю в ответ на звонки угрюмо бурчал как старый дед и на попытки выведать причину психовал ещё пуще. Тогда-то испуганная Пётька чуть не скинула ноут на пол, а Юра потом перезвонил уже на мобильный и впервые просто, без обиняков, извинился. Но о причине его странного поведения Отабек узнал от Юриного дедушки, который сам (и ведь откуда-то взял номер Алтына!) и попросил «с Юрочкой поговорить», а то он только знает, что дверью хлопать и сбегать от любого намёка на заботу. А оказалось, с ним нужно было просто помолчать. Вот так, как сейчас, греясь под июльским солнцем, которое выглядывало из-за труб и вентиляционных шахт, пытаясь дотянуться до них горячей лапой. Оказалось, Юра завалил химию и до последнего боялся говорить деду, а Отабеку тем более. Как ребёнок испугался, и чего? Как будто не был уверен в том, что эти двое людей никогда в жизни не осудят, не сделают вид, что Юра не оправдал ожиданий, что он старался недостаточно… — Юр, перестань. Плисецкий заворчал недовольно: — Ну чего ещё? — Я же вижу, как у тебя мозги скрипят. Давай, выкладывай уже, — вкрадчиво произнёс Отабек, ни словом, ни жестом не выдавая знания истинной причины Юриных загонов. — Пффф, ладно, — Юра завозился на коленях Отабека, поёжился, и тот обнял его левой рукой поперёк груди, теснее прижимая к себе. Может и правда пора вытащить голову из задницы и сказать всё как есть. Это же Бека, ему можно сказать. — И ты поэтому испугался? Отабек бережно отвёл с Юриного лба светлую прядку. В голосе звучала улыбка, необидная, а наоборот ласковая. И Юру отпустило. Он, тараторя и иногда сбиваясь, говорил и говорил: о том, как неимоверно стала бесить школа после того, как у Отабека закончилась учёба в универе, и ему пришлось на целый долгий год свалить в Алматы отрабатывать в местной школе «из-за дурацкого целевого», как бесила разлука и эти скайп-свидания (но в то же время страшно радовали, Отабек знал точно), бесила чёртова химия, одноклассники, собственное упрямство… Когда Юра наговорился и, пыхтя, уткнулся Отабеку в колени, отчаянно алея ушами, Алтын мягко, но настойчиво развернул Юру за плечо к себе лицом. — Ну я и психанул, не стал ждать второй волны и отнёс доки в колледж. Всё, теперь можешь мне сказать, какой я дебил, раз просрал медвуз. Юрка выпалил это и привычно занавесился волосами, упираясь ладонями в бедро Отабеку, стиснув почти до боли, упорно отворачиваясь лицо прочь. Длинные смуглые пальцы нежно прочертили путь от ушной раковины по контуру челюсти и мягко нажали на подбородок, как бы прося не упрямиться и развернуться. Юра шумно выдохнул сквозь зубы и сдался ласке. Отабек лёгким движением зачесал отросшие пряди Юре за уши, открывая высокий чистый лоб, скулы и щёки. Юра всё ещё избегал смотреть ему в глаза. — Юр, посмотри на меня. Ещё одно ласковое прикосновение как бы невзначай — подушечкой пальца Отабек обвёл обе светлых брови разгладил хмурую складку между ними, провёл невесомо по ровной удлинённой переносице и, подавшись вперёд, чмокнул в кончик носа. Юрка сморщился и смутился, с трудом подавляя смешок, а Отабек оставил ещё несколько поцелуев на обеих щеках, затем спустился к маленькому уху, не скрытому волосами, ткнулся носом, выдохнув, посылая стайку мурашек, и громко поцеловал в самый центр. Юра ахнул, махнул руками, хлопнув Отабека по плечам, и бессовестно заржал, уже не сдерживая себя. Алтын смотрел на веселящегося Юру, которого разбирал смех, сначала с притворным спокойствием, но через пару мгновений сдался и сам. Теперь ржали уже вдвоём, держась за плечи, словно боясь потерять равновесие и рухнуть со всей дури в этот хохот. Отсмеявшись, Юра стряхнул со лба мешающую чёлку и глянул, наконец, прямо. Синие глаза встретили ободряющий взгляд карих, Плисецкий за секунду прищурился, как будто что-то решая, и поцеловал уже всерьёз. Едва ощутимое касание губ к губам стало глубже и чувственнее, Юра устроил правую ладонь у Отабека на шее, подцепив футболку за ворот, а второй слегка тянул за смоляные пряди на макушке, позволяя Алтыну при этом широко оглаживать спину, ладонями очерчивая крылья лопаток, пальцами пробегая по позвонкам, будто по клавишам. И не осталось страха и недосказанности, несколько минут они делили дыхание на двоих, забыв о том, насколько питерское лето бывает переменчивым. На землю их вернули даже не первые отдалённые раскаты грома, а крупные редкие капли дождя. Они падали с неба, опускаясь вниз сначала робко, выборочно, а затем всё смелее и смелее, набирая силу, ударяясь о макушки и плечи, бередя неожиданной прохладой голые предплечья и ладони. Юра втянул воздух через нос и отстранился первым, тяжело дыша, утыкаясь лбом в горячее, как будто насквозь прогретое солнцем плечо Отабека, без слов благодаря за то, что выслушал, за то, что понял, за то, что с ним так спокойно. На крыше поднимался ветер, жёлтые стены окружающих домов стали терять яркость, уступая влажной мороси, которая невесомым тюлем раскинулась в воздухе. Солнце, словно недотрога, устремилось в объятия облаков, а Отабек ещё теснее прижал к себе Юру и шёпотом позвал спуститься в квартиру. Там можно прильнуть друг к другу, устроившись на широком подоконнике, нежась от тёплой тяжести кошки, улёгшейся на ноги, и наслаждаться тем, что теперь расстояния им двоим не помеха.