Филолог-суккуб

      — Как можно быть такой тупой?! Декан Миллер что-то стучала по клавиатуре, будто у нее были не пальцы, а отбойный молоток, попутно скрашивая этот шум всякими ругательствами и оскорблениями. Бенедикт с усмешкой наблюдал за развернувшейся сценой. Мышка Софи наконец-то напакостила, как на нее не похоже. Отличное начало! Что же она сделала? Забыла подписать в конце эмейла «С уважением»? Софи Престон... Книги. Французский. И покорность пуделя. Вот и все ассоциации с ней. Он бы не увидел в ней женщину, даже если бы это был последний день жизни и его единственным спутником был каменный стояк в штанах, ну и Софи, по традиции единственная особь женского пола в мире. Да в его кузине Клариссе больше секса, чем в этой любительнице Гюго. Единственное, что было в Софи — это мелодичный голос, но балахонистые наряды отбивали всякое желание думать, что этот голос может что-то, кроме как зачитывать строки из французских романов. До жути забавляло играть с ней. Этот невинный ангел всегда так забавно краснел, когда Бенедикт склонялся к ее лицу, чтобы спросить, явит ли она свою тощую задницу в книжный клуб, и в зеленых глазах с поразительной перманентностью бушевал такой спектр эмоций, будто он шепчет ей на ухо всякие непристойности, а не проявляет будничную вежливость. Внезапно дверь с грохотом отлетела к стене, и в кабинете появилось двое. Двое незнакомых девиц. Двое! Потому что та вторая, которая казалась Софи, не могла ей быть. Блондинка решительно шагнула вперед, перекатывая самоуверенную улыбку на пухлых губах и, конечно же, не преминула подмигнуть Риду. Фигура у нее и правда была ничего, но подобный контингент девушек он оставил далеко за плечами. На первом курсе Оксфорда. А Софи... Никакая она, мать вашу, не Софи, это скромное имя не подходило сейчас даже ее мизинцу. В голове невольно мелькнула мысль, что лаборантка одолжила эту шлюховатую блузку у подруги блонди, поскольку, как оказалось, у нее была грудь, причем весьма внушительная и рискующая в любой момент вывалиться наружу. А черная, обтягивающая, как вторая кожа юбка смотрелась сексуальнее, чем вся порочная закрытая одежонка Малены в исполнении Беллуччи. Нет, это точно не Софи. Словно наконец заметив его, подняла свои зеленые глазищи и мягко медленно кивнула. Серьезно?! Самолюбие буквально заорало в самое ухо, нетерпеливо требуя игнорировать эту внезапно ставшую слишком самоуверенной женщину. А что Рид? Конечно же, он так и сделал. Губы сами растянулись в приветственной улыбке. Долбаный рефлекс! А потом Престон села в кресло. Прямо напротив него, перекинув свои ноги — да так, что удалось увидеть... ничего. Ничего, непредназначенного для его глаз. Вернее то, что как раз ему и предназначалось. И это было чертовски несправедливо. А еще сексуально. Шэрон Стоун аплодирует в сторонке. Внезапно шикнув на блондинку, декан злобно зыркнула в сторону Не-Софи очень многообещающим взглядом и потащила незнакомку за дверь, что означало лишь одно: скорая перебранка не предназначена для посторонних ушей. Захотелось уже по привычке задать излюбленный вопрос, появится ли эта Не-Софи в среду на собрании клуба, но язык присох к нёбу. Казалось, теперь спрашивать подобное просто непростительно — разве что, не приглашая туда исключительно для того, чтобы выдрать на одном из столов самой дальней секции библиотеки. Закрытой секции библиотеки. Он бы зачитывал отрывки из «Эммануэль», накручивал бы ее длиннющие волосы на кулак, которые лаборантка обычно собирает в вороное гнездо, и вытрахивал бы из нее ответы, куда делась мышка Софи. Словно читая его мысли, Престон вдруг выдает, игриво, чуть склонив свою гриву кудрявых волос набок. Женщина, ты что, флиртуешь со мной? — Профессор Рид, боюсь, в эту среду не смогу прийти на собрание, неотложные дела. «Не бойся, Не-Софи, меня тоже там не будет, как и в прошлою среду, и позапрошлую. Да даже если бы ты притащила свою задницу в этот раз, это бы не изменило ситуацию. Что, думаешь отрастила сиськи и все? Старый добрый профессор Рид кинется к твоим ногам? Хрена с два, женщина, эти глаза видали красоток и поболе». — Очень жаль, в этот раз, насколько я знаю, планировали обсуждать работы Диккенса. Ее любимого писателя, как, блять, прозаично. Прозаичнее этого может быть лишь то, что он неожиданно это вспомнил. Ее глаза тут же распахиваются, а губы складываются в очерченную «о», да так, что Бенедикт предательски сглатывает. Софи закусывает губу, явно что-то обдумывая. Ага, похоже, скорее оставит мир на уничтожение, чем своего душного Диккенса. Рид никогда его не любил, даже в университете каким-то невероятным чудом проскочил экзамен по литературе девятнадцатого века, а после несколько суток отмечал свою победу и мысленно показывал фак этому тоскливому писаке. — Если я пропущу Диккенса, то сама себе забронирую поприще в девятом кругу Ада, — наконец выдает и внимательно смотрит, сверкая довольным взглядом от удавшейся шутки, — придется что-то придумать. И ей впервые кажется, что этот мужчина наконец смотрит на нее по-другому. Словно наконец заметил, что у нее есть сиськи и немного остроумия. Бенедикт усмехается и поправляет очки. Дорогая, тебе нужно не в девятый круг, а во второй, который иначе именуется «Похоть». В кабинете снова появляются декан с блондинкой. — Мне нужно решить кое-какие дела, но после тебя ожидает серьезный разговор, Софи, — ее голос звучит зло, но как-то устало, словно перепалка с дочерью отняла слишком много сил. Девушка молча кивает. Но в этом показном спокойствии нет и грамма прежней слепой покорности. «Даже не воткнешь голову в песок, Престон? И не свалишь в качестве мести пару чашек, применяя свою знаменитую «ловкость»?» Не-Софи поднимается с черного кожаного кресла, оставляя едва заметную проталину, четко повторяющую округлую пятую точку, которую Рид бы совершенно не заметил, не вырядись она, как плохая училка. Уже движется к двери и оборачивается, чтобы нехотя попрощаться, но тут он встает следом. — Я провожу вас, все равно лекции в восточном крыле. Это уже даже интересно. Просто хотелось поиграть с ней чуть подольше, вот и все, никаких задних умыслов, если только они не связаны с ее задней выпуклостью. Девичье сердце предательски ухнуло в пятки. Фло, конечно, поднатаскала, как привлечь внимание мужчины всех ее грез и не грез, и пока вроде все совершенно неожиданно получалось, но... Даже если сложить все их светские беседы за все время их совместной работы, наберется едва ли чуть больше, чем они провели времени сегодня. Звучит чертовски уныло, но с другой стороны, невероятно ободряюще! Ее брат бы определенно предложил выпить за это. Но главное: как себя вести? Лимит прогнозируемых ситуаций и предполагаемых действий для одного дня из справочника Флоренс Купер исчерпал себя. Когда они выходят на улицу, в лицо бьет такой резкий ветер, что все тело словно пронзает иглами. Софи съёживается, обхватывая плечи руками. Вот ведь, даже пиджак не взяла, вся такая отважная, решила, что раз недалеко, то можно и по холоду пройтись. Хотя, по правде говоря, просто побоялась, что Бенедикт, Мужчина-Я-Хочу-От-Тебя-Сына, просто не станет ждать, пока она мельком заскочит к себе. Внезапно плеч касается что-то теплое, и Софи резко поворачивает голову, встречаясь с льдисто-серыми глазами, которые так похожи на пасмурное над их головой небо и которые так неожиданно близко. Слишком. И вот уже суровый ветер Борей кажется скорее Зефиром, относящим прямиком к богу любви, Эросу. «Пожалуйста. Просто. Не смотри. На меня. Так. А лучше вообще не смотри. Престон, мне не нравится, что я начинаю видеть в тебе женщину — это не входило в мои четко оговоренные с самим собой правила не вступать в отношения с коллегами. Холостяцкая жизнь и романы на одну ночь меня полностью устраивают, так что прекрати пялиться своими долбаными зелеными глазами!» Накинув ей на плечи свое горчичное пальто, Бенедикт задержал руки чуть дольше, чем следовало, чуть сжимая хрупкие предплечья и неосознанно вглядываясь в алеющие на холоде губы. Чертовски манящие и приоткрытые в немом, почти что пошлом вздохе. Так. Нет. Все. Веди эту новорожденную искусительницу, которая, кажется, даже не осознает свои приобретенные таланты, к чертовому входу. И, желательно, не своей квартиры. — Спасибо. Придерживая слишком большое пальто руками, Софи чуть склоняет голову, и, не удержавшись, вдыхает запах, которой мечтал ощутить весь женский состав университета. Невольно улыбается, когда помимо дорогого одеколона угадывается отчетливый аромат крепкого кофе и шоколада. Вот уж не подумаешь, что этот мужчина любит употреблять не только женские сердца, но и сладости. — Почему вы улыбаетесь, Софи? Низкий обволакивающий голос пронзает тишину так неожиданно, что девушка чуть не спотыкается. А еще краснеет. То ли от того, что поймали с поличным, то ли от того, что он наконец назвал ее по имени. Да. За это точно следует выпить. — Да так, вспомнила кое-что, — уклончиво говорит Софи, пряча взгляд. Внезапно Рид оказывается перед ней и совершенно спокойно начинает идти спиной вперед. — И что же? «Думаешь, я не видел, что ты сделала, маленькая жертва романов Джейн Остин? Теперь выкручивайся, даже интересно, как ты это будешь делать». Она сглатывает, секунду теряясь, но неожиданно чувствует прилив небывалой смелости и решительно поднимает взгляд: — От вашего пальто приятно пахнет, Бенедикт, — выделяет имя, которое имела право произнести уже давно, но отчаянно не позволяла этого себе, — не знала, что вы любите шоколад. Теперь теряется уже он. Рид ждал, что она отшутится или сменит тему, или, блин, даже споткнется и растянется по асфальту, сверкая всеми своими выпуклостями и покорно ожидая пока он поможет подняться, а после отстанет со своими вопросами. А тут. Такое. Престон, ты что, пригубила с самого утра? Лаборантка смотрела на него смело, изучающе. Со странным спокойствием и наслаждением, ожидая реакции. — Иногда хочется внести в жизнь чуть больше сладости. Хотя есть и множество других способов, помимо шоколада, Престон. И тут она засмеялась. Звонко, смотря прямо ему в глаза и чуть щурясь от смеха. А в нем что-то предательски замерло, как у сопливого подростка. Да-что-за-херня. Но вот они дошли до главного входа, и Бенедикт, стыдясь собственных мыслей, про себя подмечает, что их «прогулка» была слишком короткой, и дальше ему направо в глубину темных коридоров, а ей вверх по огромной освещенной лестнице. Изогнув свои хрупкие запястья, Софи нехотя сняла пальто, чувствуя невероятную пустоту от отсутствия тепла и запаха любимого профессора. Он специально коснулся ее пальцев своими, принимая предмет одежды, предательски замечая, но отказываясь признавать, что по ладони тут же разлилось приятное тепло. А в голове очень некстати мелькнула мысль, что было бы неплохо снять с Престон не только пальто. — Еще раз спасибо. И вот, снова улыбается и снова прямо в его глаза. А он падает. Падает на дно своего самолюбия и к ее ногам. Чертовски длинным и стройным ногам. — Не за что, — чуть хрипло, но Престон, кажется, не замечает. Разворачивается и идет вверх по лестнице, покачивая бедрами, как чертова совратительница, отметая даже мысль о том, что имеет филологическое образование, а не предков суккубов. Неожиданно останавливается и вполоборота смотрит на него. — Я приду на собрание в среду, Бенедикт, — негромко произносит она, а у него все равно звенит в ушах от ее мягкого плавного голоса, — ради Диккенса. «Я тоже, Не-Софи. Тоже ради Диккенса».