***
Джерарду было бы гораздо проще перенести полёт, если бы он был менее ответственным и если бы ему не пришлось сохранять трезвость и отказаться вообще от всего, что может привести к срыву. Ему поплохело ещё вчера вечером от одного только воспоминания о гуле моторов, заложенных ушах и об ощущении потери земли под ногами. И вот он уже сутки не находит себе места, всеми силами стараясь не показывать перед подопечными панического страха. Лиззи, обычно игнорировавшая всех вокруг перед соревнованиями, молча сидела в наушниках, уткнувшись в экран смартфона, поэтому о её впечатлениях Джерард не беспокоился, а вот Фрэнк… Стыдно почти что тридцатилетнему мужчине признаться подростку в том, что он боится летать. Джерард полез в сумку за блистером с таблетками и бутылочкой воды. - Что это? – спросил Фрэнк. - Это… - замешкался Уэй, - снотворное. Я боюсь летать. - Оу, - Фрэнк опустил глаза в пол. – Мисс Рози тоже побаивалась летать. Иногда она пила, так что я не против, если вы… - Нет, - резко перебил его Джерард, прежде, чем Фрэнк успел закончить фразу. – Я просто выпью снотворное и усну. Как раз скоро посадка, так что, может, получится уснуть ещё до взлёта, - он запил таблетку водой. Фрэнк не стал спрашивать, насколько хорошей или плохой была идея выпить снотворное ради одного часа сна, поэтому просто кивнул на озвученный факт и, как и Лиззи, уткнулся в телефон. Паспортный контроль был пройден быстро. Места были в хвосте самолёта. Лиззи села у иллюминатора, тут же воткнув наушники, надев маску для сна и расслабившись в кресле. У неё была своя рутина, которой она следовала, где бы ни находилась. Ну, или старалась делать это. Джерард мог ей лишь позавидовать, абсолютно не чувствуя сна ни в одном глазу к моменту, когда стюардессы уже проводили инструктаж. Возможно, он в последнее время прибегал к помощи снотворного слишком часто? Фрэнк краем глаза наблюдал за Джерардом и его руками, сжимающими подлокотники кресла. Страх был буквально написан у него на лице, так что даже если бы не та таблетка, Фрэнку не составило бы труда сложить два и два. Его рука потянулась к руке Джерарда ещё до того, как он смог полностью осознать это действие и как-то воспротивиться своей воле. - Эй, всё в порядке? – спросил Фрэнк. Джерард вздрогнул и повернулся к нему: - Не уверен… - честно признался он. - Фрэнк? – он лишь надеялся, что не выглядит слишком жалко в этот момент. – Ты не против поменяться местами? Мне просто было бы спокойнее сидеть в центре. Не знаю, почему в этот раз я взял себе билет в проходе... обычно я сижу в центре. - Конечно, - улыбнулся Фрэнк и отстегнул ремень. На самом деле, Фрэнк сделал бы ради Джерарда вообще что угодно, даже если бы тот попросил отдать свою кислородную маску во время катастрофы. Джерарду об этом знать было вовсе не обязательно, но приятно было быть для него полезным. По крайней мере, здоровый цвет лица постепенно возвращался, и теперь смотреть на Уэя было не так тяжело. Правда, длилось облегчение недолго. Когда самолёт убрал шасси, взлетел и стал набирать высоту, Джерард буквально вжался в кресло и задержал дыхание. Каждый грёбаный раз ему приходилось вот так бороться со своим страхом, и каждый раз ему казалось, что на этот раз он проиграет. - Наверное, стоило выпить успокоительное вместо снотворного, - нервно усмехнулся он. Фрэнк был в наушниках, и Джерард почувствовал себя не только трусом, но и вселенским дураком, потому что говорил, получается, сам с собой вслух. Все эти мысли вылетели из головы, когда он почувствовал, как горячая рука Фрэнка накрывает его сжатую в кулак ладонь. Джерард удивлённо повернулся к нему. - Я не очень хорош в успокоениях, - тихо сказал Фрэнк, наклонившись ближе к Уэю, чтобы тот его слышал, - но, может, это поможет. - Фрэнк передал один наушник Джерарду и улыбнулся. Кулак Джерарда разжался, и их пальцы переплелись. В наушниках играла «Try, Try, Try».***
Между первым и вторым этапом был перерыв в пять дней. Всего на первый этап было выделено три дня: в первый день Фрэнку предстояло откатать короткую программу, а на второй - произвольную. К моменту, когда Лиззи только начнёт свою борьбу, Фрэнк уже будет знать свои результаты, и это было так нервно... Он был невероятно благодарен Джерарду за то, что он взял билеты с запасом, потому что выступать на соревнованиях на следующий день после прилёта - сомнительное удовольствие. Помимо них в отеле были и другие фигуристы: из Японии, Канады, России, Польши. Поскольку многие из них были несовершеннолетними, они не могли спуститься на первый этаж и воспользоваться всеми теми развлечениями, которые были доступны более взрослым постояльцам отеля. Хотя некоторые, конечно, в тайне от своих тренеров всё-таки улизнули на улицу. В основном же общались в пределах отеля, расхаживая по номерам туда-сюда. Так, Лиззи общалась с российскими фигуристками у себя в номере; отголоски Фрэнк слышал у себя и не мог не думать о том, как, наверное, Лиззи и другим сейчас было весело. Казалось, что все вокруг так расслаблены, будто они приехали на недельный отдых, а не на работу. Во всей этой какофонии звуков и событий Фрэнк чувствовал себя чужим. Ему не хотелось никого видеть, не то что вступать в диалог. Это были люди иного уровня, и навряд ли им были бы интересны беседы с запуганным подростком, который ещё даже никак не показал себя во взрослом катании. Фрэнку было стыдно, он чувствовал себя недостойным их общества, ведь там, в других номерах, были куда более способные спортсмены, те, кто перешёл во взрослое катание сразу же, как только стал позволять возраст, – буквально с пятнадцати лет. Они уже тогда могли составить конкуренцию именитым «старичкам», обходили их по технике и очкам, а Фрэнк… А Фрэнк, без пяти минут семнадцатилетний, чувствовал себя сильно отстающим даже не был уверен в том, что занял бы что-нибудь, если бы остался среди юниоров. Теории заговора о том, что баллы сильно занижались только из-за того, что он был у женщины, всегда звучали для него как жалкие попытки утешения. Сейчас, в критически важный момент он пересматривал всю свою прошлую карьеру и уже в который раз думал, а тем ли он вообще занимается? Он подвергал сомнению все, чего когда-либо достиг, и отчаянно пытался не обесценивать себя слишком сильно. Он хотел поговорить с кем-нибудь об этом, но чувствовал, будто это никому не нужно. Линде он не совсем доверял и не хотел её волновать накануне проката: она и так с трудом отпустила Фрэнка в Лас-Вегас. Другие спортсмены тоже были плохим вариантом, ведь им и без Фрэнка было хорошо. Оставался только тренер. Когда Фрэнк подошёл к двери номера, оттуда можно было услышать шум воды. Джерард принимал душ после непродолжительного, но изматывающего перелёта, и шансы на то, что он откроет, были ничтожны, но Фрэнк всё же постучал сначала тихо и неуверенно, а потом немного громче. Когда он уже был готов уходить, дверь перед ним открылась. Джерард стоял перед ним с мокрыми волосами и в наспех накинутом на мокрое тело халате, который грозил вот-вот распахнуться. Фрэнк смущённо отвернулся. - Я... - протянул Фрэнк, - могу зайти позже. Когда вы за... кончите мыться, - промямлил он куда-то в коридор. - Нет-нет, все в порядке, - торопливо ответил Джерард, затягивая пояс халата потуже, и раскрыл дверь шире. С кончиков его волос капала вода, а на щеках был яркий румянец. Фрэнк судорожно вздохнул и на подкашивающихся ногах вошёл в номер. Он оглядел его беглым взглядом и сел в кресло, одёрнув домашнюю футболку с Misfits. Ему вдруг стало жарко то ли от взгляда Джерарда, то ли от его вида: непривычно-домашнего, расслабленного и... уязвимого? Совершенно не к месту Фрэнк подумал о том, что под халатом, вероятно, вообще ничего нет; от этого жар внутри усилился. Почувствовав неловкость повисшей тишины, Джерард кашлянул и спросил: - Так, чем могу помочь? Ты волнуешься? - Я в ужасе, - признался Фрэнк и обнял себя руками. - Это нормально, - пожал плечами Джерард. - Я помню свои первые соревнования в новой для меня категории. Это были квалификационные прокаты, предсезонная хрень. Им обычно не уделяется много внимания ни со стороны прессы, ни тем более со стороны зрителей, но я чувствовал себя так, будто меня под микроскопом рассматривали. А ещё была Линдси, которая набрала пару килограммов в межсезонье и переживала в сто раз больше обычного. Она думала, что платье на ней еле застегнулось, а я убеждал её, что всё не так. - А на самом деле? - На самом деле оно сидело идеально, - усмехнулся Джерард, - как раз как и задумывалось. Убеждения не особо помогали, так что я просто изо всех сил старался сделать вид, что не боюсь, что уверен в нас на миллион процентов. Хотел быть сильным за нас обоих, чтобы Лин посмотрела на меня и тоже поверила в себя. Фрэнк забрался в кресло с ногами, скрестив их. - Что думал тренер? – спросил он. Джерард сморщился. - Он не разбрасывался словами и не любил сентименты. Он говорил, что мы страдаем херней, пока трясемся от страха у себя по номерам. Он знал, что мы всё прекрасно откатаем, а другие варианты даже рассматривать не хотел. Он злился, что мы этого не понимали. - Не очень-то эмпатично, - прокомментировал Фрэнк. Он задумался, был ли Джерард сейчас того же мнения, что и его тренер когда-то, но никак не мог собраться с силами, чтобы озвучить вопрос. К счастью, Уэй сам всё понял без слов: - Не думай, что я придерживаюсь таких же взглядов, - сказал он. - Я уже говорил тебе это и скажу ещё раз: я не работаю с безнадёжными. Ты особенный, Фрэнк. - Фрэнк закусил губу и опустил голову вниз, глядя на свои ноги и на ковролин на полу. - Может, ты сам ещё этого не знаешь или не понимаешь, но это правда. Я верю в тебя больше, чем верю в себя. - С того дня веры в себя прибавилось? - усмехнулся Фрэнк, проклиная себя за такой неуместный сейчас сарказм. Сердце колотилось с бешеной силой, будто было готово вот-вот проломить изнутри грудную клетку, и Фрэнк молился, чтобы эта реакция на слова Джерарда осталась незамеченной. Хотя, наверное, это адекватная реакция на такую похвалу тренера? Фрэнку было тяжело оценить, потому что его отношение к Уэю едва ли хоть раз можно было назвать нормальным или здоровым за всё время их совместной работы. Он вновь поднял глаза на Джерарда, в моменте поняв, что не удалось ему ничего скрыть: Джерард встал с кровати и сел на колени перед креслом. Махровая ткань халата натянулась вокруг бёдер, очерчивая их. - Я не говорю, что ты должен наступить на горло чувствам и абстрагироваться от них, - сказал Уэй. - Я просто надеюсь, что знание моего к тебе отношения поможет тебе завтра. Я с тобой. Помни это. Фрэнк не знал, кто говорил с ним в тот момент: Джи или Джерард, но тогда эти слова и правда помогли. Сейчас же от воспоминаний мало что изменилось. Наверное, ему нужен был Джерард рядом.***
Пока Фрэнк Айеро сидел на скамье, пытаясь совладать с эмоциями, зрители Орлеанс Арены наблюдали за ещё одним американским фигуристом, уже не в первый раз выступавшим на «Skate America». Этим фигуристом был Энди Питерсон. Он катал короткую программу «Танец рыцарей» под музыку из балета «Ромео и Джульетта» и то, как он выглядел на льду, хорошо отражало и его настрой, и характер программы. Она была динамичная и экспрессивная, требовала немало физических сил и предъявляла серьёзные требования к тому, кто её катает. Энди перемещался по всей площади льда на высокой скорости, делая размашистые шаги и сжимая челюсть так сильно, что сидящие на передних трибунах, могли увидеть движение скул. Оттолкнувшись, он прыгнул тройной аксель и приземлил прыжок, оставив после себя на льду ярко выраженную дугу. В следующую секунду он продолжал движение, готовясь к следующему прыжку. - Какой красивый выезд! - восхищенно прокомментировали в будке. - Обратите внимание: он даже не замешкался ни на секунду, настолько он уверен в себе! - Как будто не живой человек, а нарисованная 3D-модель, - пробубнил себе под нос Джерард, наблюдая за Энди из-за бортиков. Энди было семнадцать, и он был из тех, кто вступил в ряды «взрослых» фигуристов сразу, как только стал позволять возраст. Это было заметно. Каждое его движение, вплоть до вдоха, было заточено на выполнение элементов согласно методичке, с точностью до каждого сантиметра. Джерард внимательно вглядывался в скользящую фигуру, отчаянно пытаясь выцепить взглядом хоть какую-то эмоцию. Он был так увлечён этим, что не сразу заметил, как кто-то трясёт его за локоть. Обернувшись, он увидел перед собой незнакомую девушку. - Фрэнк ваш? У него с ногой что-то. Он в холле. Фрэнк и правда нашёлся в холле. Сидел на скамье с вытянутой вперёд правой ногой и тянул носок на себя, шипя и морщась от боли. Рядом на полу валялись наспех сброшенные кроссовки. Джерард чуть ли не подлетел к нему и сразу сел на пол, внимательно осматривая ногу. - Что у тебя тут? – спросил он и положил ногу Фрэнка к себе на колено. – Судорога, - не вопрос, а утверждение. - Я разминался, - объяснял Фрэнк, наблюдая за тем, как тонкие пальцы аккуратно ощупывают его ногу, - и потом вдруг это. Обычно отпускало за минуту-две, но… она не проходит, Джерард, - Фрэнк снова зашипел, и откинул голову назад, зажмурив глаза. Характер боли изменился, и теперь ощущения были такие, будто изо всех сил надавили на синяк. - Я думаю, что это последствия судороги, - ответил Джерард и начал поглаживать ноющую мышцу. Фрэнк удивленно распахнул глаза: - Что ты делаешь? – спросил он. - Массаж. Тебе скоро на лёд, а у тебя мышца спазмирована, - по тону было ясно, что никакие возражения не принимаются. Джерард поднял голову и встретился взглядом с Фрэнком. Он выглядел напуганным и вместе с тем смущенным, поэтому тут же отвернулся и стал смотреть куда угодно, но только не на Уэя. За поглаживаниями последовали выжимания, и вот тогда-то Фрэнк и почувствовал, о каких последствиях говорил тренер. Под пальцами Джерарда образовывались валики, и Фрэнк представлял, как с ними вся боль рассеивается и каким-нибудь магическим образом покидает тело. Потряхивание, еще один подход выжиманий… В какой-то момент основная боль и вовсе исчезла, и какие-то её крупицы можно было почувствовать только если тщательно вслушиваться в ощущения. Свобода от боли оставила после себя целую гору стыда. Фрэнк почувствовал себя таким глупым, таким жалким, что сам не смог справиться с банальной судорогой, что потерял вообще весь контроль над ситуацией. Это было так на него не похоже, и от этого он чувствовал себя ещё хуже. Ему бы так хотелось показать Джерарду, что он не беспомощный ребёнок, что может сам о себе позаботиться, что он уже достаточно взрослый, чтобы Уэй мог расслабиться рядом с ним. Однако всё, что Фрэнк мог делать, - ошарашено смотреть на него и пытаться проконтролировать хотя бы сердцебиение. Его нога всё ещё была вытянута и лежала на колене у тренера. - Либо ты что-то не то сделал во время разминки, либо ты очень волнуешься, - Джерард внимательно посмотрел на Фрэнка пытаясь угадать, что имело место быть. - Волнуюсь, - кивнул Фрэнк. Джерард вздохнул и покачал головой. - Через пару минут будет разминка. Пока ты не выйдешь туда, волнение так и будет нарастать. Надевай коньки. Я буду ждать тебя у бортиков, - Джерард аккуратно опустил ногу Фрэнка на пол и встал. - Спасибо. Фрэнк шёл по коридору на ватных ногах. Сердце стучало где-то в висках, и он плохо слышал, кто и что ему говорил. Кажется, другие фигуристы хлопали его по плечу и желали удачи. Парень из Польши, после которого он должен был выходить, уже завершал программу. Зрители аплодировали вяло, несмотря на то, что он, кажется, даже ни разу не упал. «Якоб поляк», - совершенно не к месту подумал Фрэнк и бездумно улыбнулся. Внезапно кто-то схватил его за плечи, больно их сдавив. Когда Фрэнк поднял взгляд, то снова встретился с зелёными глазами, каждый раз смотревшими на него с теплотой, заботой и любовью. «Нет, Фрэнк, это не любовь. По крайней мере, не та, о которой ты думаешь. Ты вообще сейчас не об этом должен думать!». - Нога в порядке? - спросил Джерард. Фрэнк кивнул и упёрся взглядом в коньки, рассматривая узлы на шнурках. - Хорошо. Помни о руках. Чем лучше ты сгруппируешься, тем лучше получится прыжок. - Фрэнк вновь кивнул и шумно выдохнул. Джерард поднял голову Фрэнка за подбородок, заставляя посмотреть на себя. - Очаровательный мужчина, - он улыбнулся. Фрэнк наспех снял чехлы с коньков и буквально всунул их Джерарду в руки. Когда диктор объявил его имя, многочисленные голоса на трибунах приветственно загудели, выражая поддержку: кто-то лишь из-за того, что Фрэнк был американским фигуристом, а кто-то - действительно болея за него. Он выехал в центр, помахав зрителям, а затем очертил небольшие полукружия, привыкая ко льду и проверяя коньки. Он тряхнул ногами, руками, в последний раз взглянул на тренера, упер руки в бока и встал, наконец, в позу. - А вот и Фрэнк Айеро с короткой программой под «This Charming Man». Не знаю, получится ли у него очаровать нас так же, как это сделал Питерсон. «Вот и момент истины». Заиграла музыка - и всё преобразилось. Раз, два, три, четыре - Фрэнк двигает бёдрами и на пятый счёт отталкивается зубцами коньков и едет вправо. Зал начинает хлопать в такт музыке, и от этого двигаться становится легче. Слава Богу, они угадали с композицией, и трибуны стали активно участвовать в прокате. Теперь Фрэнк не один. Первый элемент на сегодня - прыжок в либелу. По ощущениям, будто он впервые встал на коньки. Лезвие ощущается тупым и неповоротливым. Ещё чуть-чуть – и упадешь, не заслужив даже права называться фигуристом-любителем. Эти ощущения обманчивы: тело прекращает вращение как раз вовремя - Фрэнк идеально вписывается в ритм песни. В хореографической связке много движений, которыми надо описать большую поверхность катка. От нее почему-то сбилось дыхание, хотя Фрэнк очень старался держать один ритм. Если бы не бег, на котором так настаивал Джерард, он уже давно выплёвывал бы легкие, лёжа на льду, и не смог бы уже ничего прыгнуть. Если так пойдёт дальше, пожалуй, придётся всё-таки поменять последовательность элементов. - Надо отметить, что это дебют Фрэнка Айеро во взрослом катании, и это уже серьёзная заявка! Он выглядит потрясающе, как будто живёт на льду! – комментируют в рубке. - И… да, великолепнейший каскад тройной сальхов–тройной тулуп! Очень быстрая программа, я удивлён, что его дыхание ещё не сбилось! Дорожка шагов идёт легче, чем Фрэнк предполагал. Он запомнил последовательность, поэтому двигается просто на автомате, слушая музыку и стараясь максимально отдышаться. В комбинированное вращение он входит легко, набрав хорошую скорость. Он беспокоился за правую ногу: не знал, как она поведёт себя в волчке, но и здесь всё было безупречно. Никаких судорог. Все последующие элементы программы идут так легко, что в это сложно поверить. Фрэнк расслабляется и обретает полную уверенность в себе, его грудная клетка будто раскрывается. Вторая комбинация немного затянулась, и он начал отставать от музыки. К счастью, на второй дорожке шагов ценой более ритмичного и спокойного дыхания ему удалось нагнать отставание. Впереди лишь два прыжка и вращение – и всё. Можно сказать, что прокат выполнен чисто. - Тройной аксель! Я слышал, что он тяжело давался ему на тренировках, но сегодня можно с уверенностью заявить, что Фрэнк Айеро подчинил себе самый сложный прыжок. Если до конца проката всё пройдёт так же чисто, то он может составить конкуренцию Энди Питерсону, ученику Аарона Тарковски. Джерард вскрикивает от радости, когда Фрэнк приземляется и, раскинув руки в стороны, выезжает. Это то, за что они оба переживали больше всего. Пока Фрэнк выполняет волчок со сменой ноги, Джерард понемногу начинает выдыхать. «Чисто? - спрашивает он себя. Что-то внутри не даёт ему радоваться сейчас. Он хмурится и с силой закусывает губу. - Когда перестанет играть музыка, тогда и выдохну». Фрэнк делает пару шагов, скользит, готовясь к прыжку. Толчок. Зубец правой ноги оставляет на льду небольшую ямку. Руки прижаты к груди. Несколько секунд он парит в воздухе. Не то. Вся правая часть тела, начиная от бедра, наполняется ещё не до конца осознанным ощущением. - О, нет! Какая досада – четверной флип сегодня не покорился молодому фигуристу. Надо понимать, что всегда есть волнение, есть общая усталость. Ну ничего, остаётся смиренно ждать судейских оценок. Боль раскалённым железом разливается по всей правой части тела. Мысленно Фрэнк в панике кричит сам на себя за ошибку. Тело, будто на автопилоте, быстро встаёт и завершает программу. Прочь эмоции. Толчок негнущейся правой – ещё одна инъекция боли, толчок левой, разворот. «Я должен завершить программу. Почему последние пятнадцать секунд длятся так долго?». Финальные аккорды песни звучат на всю Орлеанс. Вместе с ними Фрэнк вновь встаёт в позу и на долю секунды замирает. Он кланяется зрителям и едва не падает на колени на холодный лёд. Ему аплодируют громко, но звук очень глухой: его перекрывает звон в ушах. Кажется, трибуны довольны? По его щекам текут слёзы, но он не замечает этого. Кто-то кинул на лёд игрушку, и она приземлилась прямо у его ног. Он поднял её и двинулся к выходу с катка, где его уже ждали. Фигура в чёрном костюме похожа на крест. Крест крепко обнимает Фрэнка и гладит по волосам. Фрэнк прижался к широкой горячей груди. Его слёзы оставили на ткани пиджака тёмные пятна. Голос над ухом шепчет: - Тихо, тихо. Ты молодец! Пошли. Первоначальный шквал эмоций прошёл. Они сидели на диване в «Кiss & Сry» в ожидании оглашения судейских оценок. - Господи, как я мог, - причитал Фрэнк, сжимая в руках полученную от кого-то из зрителей игрушку. Это был французский бульдог, у которого можно было высовывать и вновь прятать язык в пасть. – Всё шло так хорошо, – он вытянул фетровый язычок и оставил его смешно болтаться. Джерард приобнял Фрэнка за плечи: - Такое бывает, Фрэнк. Это не конец света. Наконец, на табло высветились цифры. 80,15 балла. Может, когда-то такие баллы и были высокими, но не сейчас. Пятое место по результатам короткой программы. Наверное, могло бы быть и хуже? «Могло быть и лучше».