***
Фрэнк понял, что всё серьёзно, когда у него спёрло дыхание при виде Джерарда. Он говорил с кем-то по телефону и спешно завершил разговор, как только Фрэнк подошёл ближе. - Нет, я в порядке. Клянусь. Потом поговорим, Майки. Привет, Фрэнк, - Джерард сдержанно кивнул, и они замолчали. В следующую секунду Фрэнк почувствовал себя невероятно тупым. Уже в который раз. Он посмотрел на себя глазами Уэя: малолетний пацан, одетый неподобающе ситуации с абсолютно ужасным выражением надежды на лице: по-дурацки светящимися глазами и тупой улыбкой. «Что ты там себе напридумывал, идиот? Ты думаешь, это всё что-то значило?». Фрэнк зажал ладони между коленями и оглядел остальных пассажиров в зале. Хотелось ударить себя или стул или пнуть чемоданы - сделать хоть что-нибудь, чтобы выразить эту злость. - Хочешь кофе? - спросил Джерард. - Нет. Джерард пошёл в первую попавшуюся сторону, надеясь, что там есть автоматы с кофе. Не то чтобы он ему был необходим... Вид Фрэнка цеплял и ранил одновременно. Джерард заметил всё, что должен был, все старания Фрэнка, с наибольшей вероятностью приложенные ради него, и прекрасно понимал, что Фрэнк ждал хоть каких-то объяснений, и он их заслуживал. Проблема в том, что у Джерарда их не было. Он считал своё поведение неприемлемым, считал всё, что хоть когда-либо себе позволял, - будучи рядом с Фрэнком или наедине, - ошибками, которые он, однако, с удовольствием совершил бы ещё раз. И ещё. И ещё. И ещё. Объяснять ошибки - всё равно что искать себе оправдание, лазейку для незаслуженного прощения. В своей картине мира Джерард не заслуживал оправданий, поэтому и сказать ничего не мог. И быть рядом с Фрэнком тоже не мог. Уж точно не сейчас. «Вот поэтому существует слово, о котором ты забыл сразу, стоило лишь Фрэнку появиться на пороге академии! Оно начинается на «с» и заканчивается на «убординация». Если бы ты своим неконтролируемым влечением к другому слову на «с» всё не испортил, то карьера Фрэнка не была бы под угрозой!». Дерьмового вкуса кофе обжёг язык. Джерард резко отвёл руку с бумажным стаканчиком прочь от себя, и жидкость из него выплеснулась на пальцы, обжигая и их. - Блять! Ёбаное дерьмо! Сука! Стаканчик полетел в урну, что стояла рядом с автоматом, и, ещё более злой и раздосадованный, чем прежде, Уэй вернулся на своё место. - Нервничаете перед полётом? - спросил Фрэнк, когда тот сел рядом. Это была его первая полноценная фраза с того момента, как он приехал в аэропорт. Ранее привычная официозность в этот раз почему-то неприятно резанула слух. - Да. Не так сильно, конечно. Я выпил... успокоительное, - Джерард проверил время начала посадки и взглянул на часы. - Мало. - Чего? - переспросил Джерард. - Мало выпили, значит, - повторил Фрэнк, уперев подбородок в руки. - Успокоительное же должно успокаивать. - Хм, ну да, - хмыкнул Джерард. - А ты? Волнуешься? - Пока нет, - так же коротко ответил Фрэнк.***
Приземлились в семь вечера по местному времени, и к тому моменту Фрэнк уже потерял связь с реальностью. В Лос-Анджелесе было два часа ночи того дня, который в Токио уже заканчивался. Он словно совершил скачок во времени и пространстве, а платой этому послужили затёкшие мышцы и ломота во всём теле. Удивительно, как его ещё не расщепило, как Рона при трансгрессии. Несмотря на то, что Фрэнк уснул где-то в середине полёта, его всё ещё невыносимо клонило в сон, так что мягкая кровать в номере отеля стала пределом его мечтаний до конца сегодняшнего дня - точно. Уэй, в отличие от него, выглядел довольно бодро - настолько, насколько это было возможно. Всё искал что-то в своём телефоне, параллельно общаясь с сотрудниками аэропорта. - Наш багаж привезут в гостиницу, - сказал он, указав на выход из аэропорта. Фрэнк кивнул и поплёлся за ним по людному холлу международного аэропорта Токио. Всюду горели какие-то указатели, а от преобладания незнакомого языка казалось, что спишь. - Нас разместили в «Sequence Miyashita Park», - уже на улице вновь заговорил Джерард. Япония встретила их небольшим дождём и довольно комфортной температурой. Свежий пропахший озоном воздух немного взбодрил, и на секунду Фрэнку даже стало не так тоскливо из-за... всего. - ...Это недалеко от стадиона, в районе Сибуя. Ты уже бывал в Японии? - спросил Джерард и так и не услышал отклика. - Фрэнк? - Тот как-то немного запоздало повернулся к Уэю, прекратив рассматривать мелкие капли дождя. - А? - Ты в порядке? - вздохнул Джерард, подойдя ближе к Фрэнку, но тот сделал шаг назад и нахмурился. - Да, всё в норме. Просто устал. - Ладно, как скажешь. Твоя мама предупреждала о том, что ты очень чувствительный, - сказал Джерард, а через секунду добавил: - к смене часовых поясов. Они поймали такси. Джерард на карте показал адрес, не уверенный в том, что водитель говорит по-английски, и сел на заднее сидение вместе с Фрэнком, оставив приличное расстояние между ними. Дождь стекал мелкими струйками не вниз, а куда-то вбок по стеклу, слетая на дорогу и разбиваясь о потемневший асфальт. Как много Джерард хотел бы показать Фрэнку в этом городе! Он всем сердцем любил Японию, и в особенности Токио за неординарность, которая удивительным образом гармонировала с консервативностью и строгостью норм. Но Фрэнк был закрыт. Даже сейчас он молча смотрел в окно, не проявляя на лице ни одну эмоцию и не высказывая впечатлений о поездке. Его холодность и отстранённость ранили Джерарда так сильно, что мысленно он уже пообещал себе поговорить с Фрэнком, когда они приедут в гостиницу. Всё-таки им ещё предстоит жить в одном номере, о чём Фрэнк, конечно, вряд ли знает. Обычно проживание спортсменов обеспечивают организаторы мероприятия. Некоторые заселяют тренеров в отдельные номера, фигуристов - по два-три человека отдельно. Иногда этим может самостоятельно заняться менеджер фигуриста или кто-нибудь из тренерского штаба, если это предусмотрено условиями заключённого договора. В Лас-Вегасе Джерард с Фрэнком жили в отдельных номерах, потому что так решил Джерард. Ну и потому, что к моменту, когда они подали заявку, в гостинице оставались только одноместные номера. Вообще, насколько нормально жить вместе со своим подопечным в одном номере? Наверное, достаточно, если ты не законченный извращенец, чьи мысли постоянно уводит не в ту сторону. «Хватит, блять, успокойся!» - поругал себя Джерард. Он никогда ещё ни с кем не заселялся в один номер во время соревнований. Только когда сам был действующим спортсменом - жил с другими фигуристами: иногда с американцами, иногда с иностранцами. «Спасибо, Линда, но я не думаю, что отдельные номера как-то балуют его». Как будто её это могло остановить. Иногда Джерарду казалось, что если бы мать Фрэнка была мужчиной, то это было бы воплощение его собственного тренера: только холодный расчёт и никаких поблажек. «Если для тебя это так критично, ты можешь снять себе отдельный номер на свои собственные деньги. Но ты не хочешь, да?». Машина припарковалась около танцевальной студии. - Семь тысяч йен. Фрэнк вышел из такси сразу, как только машина остановилась, и даже не стал дожидаться Джерарда. Молча пошёл в первую попавшуюся сторону. - Фрэнк! - позвал Джерард, и лишь тогда он остановился. - Нам в другую сторону. Стиснув зубы, Фрэнк развернулся и снова подошёл к Уэю. Идти до отеля было, согласно картам, минуты три, и Джерард, как бы стыдно ему ни было, начинал злиться на Фрэнка за это детское упрямство. Он ждал их встречи так долго, а когда она случилась, то вместо непринуждённой беседы получилось какое-то дерьмо! Дерьмо, из-за которого уже больше двенадцати часов он чувствует себя так, будто убил кого-то на глазах у его близких. - И всё-таки, Фрэнк, в чём дело? - Джерард постарался максимально скрыть злость в голосе, но, получилось скверно, судя по сжавшейся челюсти Фрэнка. - Ни в чём, я же говорил. Просто устал и хочу спать. - Не веди себя, как ребёнок, - строже сказал Уэй. - Ты весь день меня игнорируешь и общаешься сквозь зубы. Я не намерен терпеть такое отношение к себе, - он, не сбавляя шаг, снова посмотрел на Фрэнка, который выглядел уже более открытым для разговора. Или просто более покладистым и похожим на спортсмена, который обязан слушаться тренера. - Это неприятно. В тишине они дошли до отеля, который внешне на таковой не слишком походил. Восемнвдцатиэтажный, он располагался в парке, и часть окон выходила как раз на него. Холл первого этажа был просторный и заполнен растениями. Пока Джерард разбирался с вопросами заселения, Фрэнк, более нервный от усталости, чем обычно, кипел от злости. Конечно, с ним заговорили этим тренерским властным тоном, и он тут же заткнулся, спрятав поглубже всё, что он думает о поведении некоторых. Может, это он что-то сделал не так? Может, он чего-то не понимает в том, как на самом деле выстраиваются взаимоотношения между людьми? Чем он заслужил грёбаные эмоциональные качели? - Фрэнк, - Джерард сам подошёл к нему. - Это твоя карта. Наш номер на шестнадцатом этаже. И это тоже тебе, - он протянул белый запечатанный конверт без каких-либо знаков на нём, кроме фамилии Фрэнка. - Что это? - спросил Фрэнк, нахмурившись. - Не знаю. Парень с ресепшена сказал, что его попросили передать это анонимно, - пожал плечами Джерард. Они зашли в лифт, а вместе с ними - ещё несколько человек. Только сейчас Фрэнк переварил сказанное тренером: - Вы сказали «наш» номер? - Да. Твоя мама... - Джерард осёкся, - твой менеджер посчитал, что так будет правильнее. - Двери лифта открылись на шестом этаже. Вышедшие напоследок кинули на Фрэнка и Джерарда какой-то странный взгляд, который Уэй трактовал как осуждающий. - Это нормальная практика! - как бы в защиту воскликнул он громче, чем следовало. - Все так живут. - Я и не собирался возмущаться! - тоже воскликнул Фрэнк, приняв это на свой счёт, но тут же прикусил язык. Он думал, что эта поездка будет одной из лучших в его жизни. Первый раз в новой для себя стране, наедине с человеком, в которого влюблён. В итоге всё, по крайней мере пока, напоминало поездку к нелюбимым родственникам с родителями, которые контролируют каждый твой шаг. Хотелось уснуть, а, проснувшись, понять, что это был всего лишь страшный сон. Можно даже начать с 31 октября. Если плата за совместный поход на концерт и два поцелуя - навсегда испорченные отношения, то пусть уж лучше всё останется в мечтах. Лифт снова остановился. На табло над кнопками горело число шестнадцать. Они пошли по коридору по направлению к номеру. 1603, 1605... С тихим щелчком отворилась дверь. Джерард вошёл первый, включил свет и понял, что раздельные кровати - громкая фраза для того интерьера, который сразу же бросился в глаза. Комната была небольшая. Одна кровать с двумя матрасами и два огромных окна, своими размерами заменявшими стены, отводили внимание от других предметов мебели: небольшого кофейного столика с двумя стульями напротив кровати, прикроватного столика справа от неё и длинной тумбы под одним из окон, больше напоминавшей подоконник с полками. - Мило, - прокомментировал Фрэнк, бросив сумку на пол. - Эта бронь на два дня, до десятого. Японская федерация предполагала, что мы будем заселяться не восьмого вечером, а десятого, - Джерард прошёл вглубь номера за Фрэнком, почему-то чувствуя себя виноватым. Ситуация до невозможного глупая, как в ромкомах. По ошибке вас заселяют в один номер, и вот уже к концу фильма вы любовники, готовые пожениться хоть завтра. - Потом ты можешь разместиться в том номере, который для тебя выделен организаторами. Может, будешь жить вместе с Энди. Конечно, в очередной раз большинство фигуристов разместились в одном отеле. Изначально Фрэнк был настроен ко всем максимально дружественно. Он искренне не хотел ставить знак равенства между отношениями на льду и вне их, но статьи от спортивных обозревателей - авторитетных и не очень - и враждебные вибрации от самого Энди своё дело сделали. Невольно Фрэнк едва ли не возненавидел его, и обойти его по баллам стало идеей фикс. Конечно, не лучшая мотивация для спортсмена, но, по крайней мере, она должна была принести плоды. Всё-таки Энди на текущий момент был в тройке сильнейших фигуристов Америки, и обойти его — значит укрепить свои позиции. Между ними, на самом деле, была пропасть, если смотреть глазами жюри. Фрэнк был во взрослом катании лишь первый год, и несмотря на весь свой артистизм и неплохой (для начала, конечно) набор элементов, ещё не успел запомниться. К сожалению, здесь, как и везде, необходимо доказывать, что ты чего-то стоишь, каждый раз, выходя на лёд. Первое время и вовсе надо выполнять программу-максимум на все триста процентов, чтобы обратили внимание на другие сто. У Энди эта необходимость отсутствовала. Когда он вышел из юниоров, у него фактически не было серьёзных соперников, кроме тех, кто был на льду уже даже не три года. Он был в том времени и в том состоянии, когда зрители и жюри, с одной стороны, желали увидеть новые лица, а с другой стороны были недостаточно удовлетворены тем, что им подавали. Поэтому его так быстро полюбили, поэтому он так скоро вошёл в топ-5 турнирной таблицы и прочно в ней закрепился. С такой фан-базой в лице не только зрителей, но и судей конкурировать сложно. Если Фрэнк всё-таки превзойдёт Питерсона, то, безусловно, получит тонну негативных комментариев, начиная высказыванием «исключительно моего мнения» о его костюмах и музыке для программ и заканчивая придирками до каждого ребра во флипе. Но Фрэнк не знал, что помимо симпатии жюри и зрителей Энди обладал кое-чем ещё - поддержкой федерации, в этом году особенно заинтересованной в том, чтобы отправить на Олимпиаду, кого надо им. - Лучше уж тут, - фыркнул Фрэнк. Джерард взорвался. - Фрэнк, хватит вести себя, как истеричка! Я не собираюсь нянчиться с тобой только потому, что ты плохо спал или мало ел или устал за один этот перелёт! Я, на секунду, ещё позавчера был в Италии! - он обошёл Фрэнка и встал перед ним. - У нас соревнование какое-то по тому, кто больше заслуживает жаловаться или что? - спросил Фрэнк, тоже закипая. - Нет, просто ты ведёшь себя, как... - Уэй оглядел комнату, подбирая слова, - как ребёнок! Знаешь, они тоже плачут и истерят, когда плохо себя чувствуют! - Значит я ребёнок? - переспросил Фрэнк и приподнялся на носках, чтобы максимально приблизиться к Джерарду. Набрав воздуха, он прошипел: - Тогда кто вы, если целуете ребёнка? Джерард отшатнулся назад, словно ему дали пощёчину. Он моргнул, и весь их разговор пронёсся у него в голове кинолентой. - Ужасный человек, - прошептал он и буквально выбежал из номера, хлопнув дверью. Фрэнк стоял несколько секунд, буравя взглядом дверь, а затем упал на кровать и зарыдал.***
Той ночью Энди приснился сон, что вместо прыжков у него получаются сплошные «бабочки», а когда он, наконец, прыгает четверной лутц, то падает плашмя на лёд, окрашивая его в тёмно-красный. Есть одна особенность в международных коммерческих турнирах: скорее всего, победят «свои», и не всегда это связано с чьими-то корыстными интересами. Просто выступать дома морально легче, чем в незнакомой стране. В этот раз Энди знал наверняка: никаких американцев, китайцев или итальянцев на первом месте – не теми способами, к которым прибегают обычно, потому что японский лёд не любит ложь. Он разминался, когда красный от злости Тарковски бросил в него чехлы от коньков, но, к счастью, промахнулся. - Айеро! - проревел он. - Грёбаный Айеро изменил свою короткую программу! - Что? - Энди подъехал к бортику, хоть это и было рискованно: в таких состояниях тренер мог и по голове ударить. - Он заявил каскад с четверным тулупом в короткой программе и заменил в произвольной тулуп на флип, - уже более спокойно и тихо сказал Тарковски. - И что? - Ты совсем тупой? – пробасил тренер. - Ваши программы теперь чисто технически равны, а японцы будут судить нормально, что в переводе на общечеловеческий язык значит хуёво. Если ты в этот раз хоть где-то налажаешь - убью! Нам нужен финал. Тарковски мало волновало то, что помимо Айеро были другие фигуристы из других стран. Например, то, что у тех же японцев техническая составляющая гораздо сложнее, и они в произвольной программе заявляют не один-два четверных прыжка, а по четыре и часто катают чисто. Таким образом они получают больше американцев, даже если какой-то из прыжков не получается. Тарковски смотрел в будущее. Январь. Месяц, когда в США проходит национальный чемпионат, на котором решается, кто будет представлять страну на Олимпийских играх, на Чемпионате четырёх континентов и Чемпионате мира. Если сейчас Фрэнк покажет себе и другим, на что он способен, и сам для себя откроет истинный потенциал, то за оставшееся до национальных время он сможет поставить ещё какой-нибудь четверной, помимо тулупа и флипа, - и тогда бороться с ним станет сложнее. В чём были правы все эти журналисты - в Айеро правда есть эта дурацкая особенность, которую невозможно описать одним конкретным словом. Что-то, что выделяет его из толпы других фигуристов. Только слепой этого не видел. «Тарковски, это твой последний шанс взять ситуацию под контроль». Как будто он этого не помнил! Как будто не знал, что дело становится куда серьёзнее, чем обычное «поговори с родителями», «поговори с пацаном» и «добудь информацию»! Даже если бы он сейчас вдруг захотел соскочить, то ему бы не позволили. Они были везде, со всех сторон, и Тарковски был уверен, что от него не отстанут, даже если он уйдёт на пенсию. Так что лучше бы этот щенок Айеро воспринял подарок настолько серьёзно, насколько способен его маленький инфантильный мозг. И лучше бы он держал свой язык за зубами, а не побежал жаловаться своему... - Уэй! - Джерард остановился посреди коридора на пятом этаже гостиницы, услышав, как его зовут. Он обернулся. - А, мистер Тарковски, - сказал он. - Рад встрече, - пожал протянутую руку и натянуто улыбнулся. - Взаимно, взаимно. Опять на одном этапе, ха-ха, - рассмеялся мужчина. - Как Италия? - Прекрасно! – Уэй надеялся, что по нему не видно, как сильно он сейчас хочет поскорее оказаться где-нибудь не здесь. Не в этом состоянии. - Всё такая же гостеприимная. - Смотрю, усложняете программу? – мужчина в очередной раз растянул губы в улыбке и сглотнул. - Уже уверены в компонентах? - Я всегда уверен в своих спортсменах, - ответил Джерард. Тарковски замялся и надул губы. - Ну да, ну да, - хмыкнул он. - Что ж, не буду отвлекать. Джерард круто развернулся и продолжил свой путь к лифту. Его не было в номере два часа, и, честно говоря, возвращаться не очень хотелось. Он знал, что увидит. Там будет ещё более расстроенный, чем прежде, Фрэнк, и на этот раз сбежать не получится. Не получится улететь в другую страну и сделать вид, что его вовсе не существует. Или притвориться, что ничего не было. Сегодня это не привело ни к чему хорошему. Он стоял напротив двери с минуту. Никаких звуков с той стороны слышно не было, и либо это отличная звукоизоляция, либо Фрэнк уснул. Ох, это бы спасло Джерарда! Он не очень хорошо соображал после своего двухчасового отсутствия и совершенно точно не был готов к серьёзным разговорам. К ответственности. Приложив карту, он всё же вошёл в номер. Все надежды отсрочить выяснение отношений рухнули. Фрэнк сидел на кровати, обняв колени руками, и смотрел в окно. Даже в полумраке номера Джерард видел, какими опухшими были его веки. Он сделал ещё один шаг вглубь номера. Фрэнк вздрогнул, а затем резко встал и бросился к нему. Видимо, не сразу заметил возвращение. - Прости, - сказал он. Голос звучал сипло и тихо. - Простите, - повторил. - Я не знаю, что я сказал. Это такая глупость. Я не имел в виду ничего плохого! - он обнял Джерарда, крепко прижавшись к нему всем телом. Как прокажённый ребёнок. - Но это и есть плохое, - неожиданно для самого себя ответил Джерард и почувствовал, как тяжкий груз постепенно сходит с его плеч. - Ты и я — это неправильно, Фрэнк, - продолжил он, неуверенно обняв Фрэнка в ответ. - Нет. - Да. Я старше тебя. Я твой тренер. Я... мужчина. - Фрэнк выпутался из объятий и сделал небольшой шаг назад. - Что? - спросил он. - Я гей. - сказал Фрэнк таким тоном, будто это была самая очевидная вещь на свете. Джерард набрал воздуха для ответа, но лишь тяжело выдохнул. - Даже если я захочу, я не смогу полюбить женщину. - Я... - вновь попытался он, но Фрэнк перебил: - Мне всё равно. На возраст, на положение - на всё. Я не понимаю, почему обязательно всё усложнять? - он взмахнул руками и снова подошёл вплотную к Джерарду, всматриваясь в его глаза. - Разве недостаточно того, что мы нравимся друг другу? Я же всё вижу. - Фрэнк, ты несовершеннолетний, - настаивал Джерард, постепенно переставая верить в убедительность своих доводов. - Мне семнадцать, - тише сказал Фрэнк. - Я могу дать согласие. Я его даю. Этого должно быть достаточно. Джерард судорожно выдохнул и прикрыл глаза. Ему хотелось бы остановить время, чтобы каждым миллиметром кожи прочувствовать дыхание Фрэнка на своём лице в последний раз. Запомнить его. Возможно, собрать остатки силы воли в кулак и всё-таки оттолкнуть его и прямо сейчас заселиться в другой номер или даже в другой отель. Поставить точку и не дать всему окончательно рухнуть. Но он не мог. Фрэнк прижался губами к сухим губам Джерарда, когда почувствовал, как ему на поясницу ложатся руки. Их прохлада чувствовалась даже сквозь футболку. Целовал осторожно, боясь быть отвергнутым и сделать что-то не так. Но Джерард разомкнул губы и стал так же осторожно отвечать на поцелуй. Фрэнк подумал, что это всё происходит не на самом деле. По всему телу прошлась мелкая дрожь, колени подкосились, и он прижался к Джерарду сильнее, будто тот был соломинкой, которая может спасти жизнь. Его тело было таким незнакомым, таким чужим, но касаться его казалось как никогда правильным. Не было странной неловкости, преследовавшей их с самой первой тренировки. Не выпуская из рук Фрэнка, Джерард сделал пару шагов вперёд, толкая его к кровати. Когда икры коснулись царги, колени сами подогнулись, и Фрэнк упал на матрас, тяжело дыша и не сводя с Уэя взгляд. Тот замер, наконец, позволив себе более внимательно рассмотреть Фрэнка. Раскиданные по покрывалу волосы слегка завивались от влажности, щёки горели розовым, а всё ещё припухшие от слёз глаза блестели. В свете городских огней, проникавших в комнату сквозь всё ещё не зашторенные окна, Фрэнк выглядел как-то по-особенному. Возможно потому, что никогда прежде Джерард ещё не видел его таким. Его хотелось разглядывать, касаться, целовать и зацеловывать. Фрэнк приподнялся на локтях, облизнул губы и чуть наклонил голову вбок. - Что-то не так? - спросил он. Джерард мотнул головой. Его кружило. - Нет, всё хорошо. Сев на кровати, Фрэнк за пояс джинсов притянул Джерарда к себе, отчего тот едва не потерял равновесие. Пах был напротив лица, и даже если бы Уэй захотел что-то скрыть, у него бы ничего не вышло. Руки Фрэнка потянулись к бляхе и уже почти расстегнули ремень, но Джерард отвёл их в сторону и отступил назад. - Что ты делаешь? - спросил он. - Хотел... - Нет-нет, - перебил Джерард, - не говори. Всё слишком быстро. Я не хочу, чтобы ты делал что-то, потому что считаешь это своей обязанностью. - Фрэнк встал с кровати, вновь оказавшись слишком близко к нему. - Я делаю это, - он положил ладонь на пах Джерарда и слегка сжал её, - потому что хочу. А ты нет? «Нет, Фрэнк, не смотри на меня так. Не делай это. Я не смогу…». Джерард притянул Фрэнка к себе, вплетя пальцы в отросшие волосы, и поцеловал. Не так, как целовал до этого. Если бы ему сказали описать это чувство одним словом, то он сказал бы - голод. Фрэнк слегка испугался такого напора, вздрогнув, но довольно скоро поймал темп. Ещё никогда он не чувствовал себя настолько желанным, даже с вечно возбуждённым Дэйвом. Сосредоточенные на ощущениях, они не заметили, как оказались на кровати и как их одежда полетела в стороны. Джерард нависал над Фрэнком, мокро целуя шею и слегка прикусывая кожу на ней. Он чувствовал, как дико пульсирует артерия под языком, слышал, как шумно, слегка постанывая и вздрагивая, дышит Фрэнк, мечась на покрывале, и улыбался. Он знал, в каком состоянии тот сейчас находится, буквально чувствовал это своим бедром каждый раз, когда Фрэнк двигал тазом в попытке получить хоть какую-то стимуляцию, да и сам был примерно на той же стадии возбуждения. Фрэнк чувствовал себя жалко, но ничего не мог с собой поделать. Все грандиозные планы показать, что он не какой-нибудь там сопляк, которого всему надо учить, рухнули сразу, как только его тело оказалось прижатым к кровати весом Джерарда. Он просто надеялся, что ничего не испортит. - Джи, - выдохнул Фрэнк, - боже. Отстраниться от Фрэнка было чертовски, блять, сложно. Практически невозможно. Когда Джерард сделал это, Фрэнк рассчитывал, что это потому, что далее последуют какие-то более серьёзные действия. Например, его уже расстёгнутые джинсы, наконец, снимут, и он будет чувствовать себя более свободно. У Джерарда явно были другие планы. Он сел справа от Фрэнка. На светлом торсе выделялись красные пятна от ногтей и пальцев, грудь тяжело вздымалась. - Сейчас не время, - объяснился Джерард. – Это всё слишком быстро. Я думаю, тебе нужно время, чтобы переварить… всё. - Ясно, - Фрэнк встал с кровати. - Фрэнк! – окликнул Джерард. – Прости, но я правда- - Всё в порядке. Я в душ, - Фрэнк включил бра над кроватью и, немного порывшись в сумке, достал оттуда свежую одежду и бельё. На ковёр выпал белый конверт, который ему передали при заселении и который тут же занял мысли куда больше, чем обида на Джерарда. Отложив вещи, Фрэнк взял конверт в руки. На ощупь он был твёрдый, будто в нём была какая-то карточка или брошюра на несколько листов. Оторвав сбоку полоску бумаги, он заглянул внутрь и увидел почтовую открытку. На ней был изображён стадион Ёёги, а на обороте было послание: «Дорогой Фрэнк! Сбавь обороты и будь осторожнее». Подписи не было.