Unwelcome

            В помещении несколько темно и душно. Вдоль стен, с пробелами в виде настенных светильников, что служили единственным источником света, но, вместе с тем, практически не спасали обстановку, стояли набитые книгами, на итальянском и международном английском языках, шкафы.             Один из них, насколько известно, — обманка и ведёт в другую комнату.             Также заставлять шкафами, заполненными от края до края чем-то, удобно: они уплотняют стены и не позволяют пропускать лишние звуки за пределы помещения.             За круглым столом сидят трое мужчин.             Лицевая сторона у стола — глянцевая и гладкая, сделана из хорошего древесного материала, а также устойчива к механическим повреждениям.             В поверхность этого стола, за всё время его существования с момента покупки, впечатали не одну нахальную рожу, не один раз разбивали кому-то голову о выступ, не один раз лицевая сторона здоровалась с очередным хладным трупом, который ещё буквально секунду назад был вполне себе живым человеком и в которого пустили пулю.             Либо в сердце, либо прямиком в лоб. Это как повезёт.             Проще выпустить целую обойму — так больше шансов, что ублюдок точно мёртв. И сразу спокойнее становится.             — Тсунаёши Савада, сын Емитсу, — начинает говорить один из мужчин, на вид ещё молодой и относительно свежий, самый младший из братьев.             Его волосы растрёпаны, даже несмотря на то, что можно проследить остатки геля для укладки; взгляд мечется, пусть и не лихорадочно, а кулаки то и дело сжимаются и разжимаются.             Создаётся впечатление, что он вот-вот сорвётся с места и отправится вытворять что-то, что подвластно пониманию только ему самому.             Двое других словно отмирают после нарушенного молчания, воцарившегося на какое-то время, отрывают взгляды от поверхности стола и внимают к младшему.             — Все мы трое — кровные наследники на место Девятого, и, кроме нас, больше никого быть не должно… Вы же это понимаете?             — С его генами, — подхватывает другой, с многочисленными шрамами на несколько пожухлом, сером лице и с квадратным подбородком, на котором уже пробивалась лёгкая, двухдневная щетина, — мы можем потерять все шансы унаследовать хоть что-то. Он ведь потомок самого первого босса. Девятый недавно созывал совет из ближних, и не сложно догадаться, по какому именно поводу. Он явно планирует взвесить абсолютно все варианты развития событий.             Третий мужчина предпочитает отмолчаться, хотя ему явно есть что сказать, по крайней мере, выразить своё негодование, недовольство.             Он плавным движением руки ныряет в карман классических тёмно-серых брюк в вертикальную чёрную полоску и достаёт чуть смятую пачку каких-то дорогих, брендовых сигарет.             Всё также медленно и плавно выхватывает одну, зажимает фильтр между губами и прикуривает; отблески от огня освещают его задумчивое лицо, с собранными будто в кучку, нахмуренными густыми бровями.             Он кажется самым зрелым из всех троих; он выглядит, как тот, кому следует встать во главе семьи и взять власть в свои руки.             Самый старший из них, самый горячо любимый и обожаемый сын Девятого; ему доверяют почти на одном уровне с внешним советником.             От него исходят волны превосходства над собственными братьями, и вряд ли он намеревается вступать в конфликты с ними, потому как знает — победа всё равно останется за ним.             Массимо, младший, слишком импульсивен и моментами несерьёзен. Он порывается стать главой, потому что жаден до статуса и влияния; ему хочется много хорошего алкоголя и качественного табака, много красивых женщин и потешить своё эго тем, что его боятся, ведь их семья всегда стояла на не то что одну ступень — на ступеней десять выше остальных.             Только ответственность он потеряет в первый же день, а “доброжелатели” избавятся от него — на второй.             Федерико мог бы стать главой, достаточно подкованным в вопросах финансов и политики семьи; он умён, образован и умеет тщательно подчищать все недочёты, хоть как-то способные запятнать репутацию семьи. Он сделает многое для её процветания.             Но в плане взаимодействия с остальными — он абсолютный ноль.             Очень маловероятно, что у него получится заключать сделки с главами других семей, вряд ли получится правильно договариваться, с убеждением, и избегать обострения отношений, потому что если не согласятся с его точкой зрения, в которой он уверен на все сто процентов и считает единственным верным и правым решением, то, скорее всего, беды не миновать.             От него также избавятся в ближайшее время после смены власти. Либо же на самой церемонии наследования.             У Энрико — все шансы.             Но проблема заключается в этом сопливом японце, сыночке Емитсу.             Стандартная фотография на документы, прикреплённая к досье, в верхнем левом углу, пробивает на смех. Пусть советник знатно подчистил о себе всю информацию и замёл следы о том, что у него есть семья на другом конце света, но что-то откопать всё же удалось.             С фотографии на них троих смотрел щуплый, четырнадцатилетний пацан; итальянские гены в нём выдавали, разве что, цвет волос и размер глаз, нетипичный для азиатов. Взгляд, как у оленя, на которого ведётся охота и который уже загнан в угол; ему некуда бежать, и выход только один — с достоинством принять свою смерть.             И украсить своим черепом забитый гвоздь над уютным камином.             Мужчина отшвыривает папку с предоставленной информацией, из-за чего та, с едва слышным шорохом, катится по столу, доходит до самого края и с характерным шелестящим звуком падает на пол.             — Помимо этого сопляка, мы не учли ещё одного возможного кандидата, — осторожно, но с прежней твёрдостью в тоне голоса, говорит Федерико.             Глаза Энрико почти наливаются кровью, стоит ему догадаться, о ком, скорее всего, может пойти речь, и он грубо пресекает остальные невысказанные слова просьбой заткнуться. Уж кому-кому, а даже сопляка, в силу его крови, поставить во главе куда более солидно, чем какого-то ублюдка без родословной.             — Ещё хоть раз кто-то заикнётся об этом выродке — лично получит от меня пулю в глаз, надеюсь, я предельно ясно выразился?             Круглый стол встречает его покорным, молчаливым согласием.             Первым покидает помещение Массимо: он встаёт из-за стола резко, опираясь мощными руками о поверхность, а стул от столь внезапных действий под ним не выдерживает и с грохотом заваливается назад.             Точно также, с грохотом, за Массимо закрывается и дверь, и дальше, вдоль по коридору, слышатся стремительные, громкие шаги. Шкафы в данном случае бесполезны.             Энрико прикрывает глаза, параллельно сжимая в кулаке недокуренную сигарету, и игнорирует неприятные ощущения от лёгких ожогов на ладони; Федерико становится позади него и кладёт руку тому на плечо, в братском, успокаивающем жесте.             Непредвиденные обстоятельства сломали их точно также, как, в одно мгновенье, сломалась жизнь того японского пацана.             Как сломалась жизнь человека, всё это время сидящего за решёткой за покушение на убийство — и за которого, одновременно с ведущимися переговорами по поводу потенциального наследника, были подписаны документы о досрочном освобождении.