Ya’aburnee

Саито мягко проводит правой рукой по влажным русым волосам, бросает пустой взгляд серых глаз с желтыми крапинками в запотевшее зеркало и горько усмехается. Кровавая полоска, оставшаяся после очередного неудачника, перешедшего дорогу Портовой мафии и нарвавшегося на соответствующее наказание, все еще режет глаза в воспоминаниях и жжется, как раскаленное железо, как клеймо, которое высекали в рабовладельческом мире на рабах. Точно такое же клеймо раз за разом выжигается на предплечье правой руки и греет жаром чужого тела, раз за разом обдавая холодом и болью. Возможно, если бы у Наоки работа была бы менее кровопролитной, то появление имени ее соулмейта проходило бы с более безболезненными последствиями. Вечер опускается на Йокогаму ярко-оранжевым, почти красным, светом закатного солнца, и красивыми оттенками от того же света, отражающимися от пушистых и мягких на первый взгляд облаков. Точно такого же оттенка кровь с себя сегодня отмывала Наоки, когда после очередного клиента отправилась отдыхать. Кровь смешивалась с водой, осветлялась, но продолжала отвратительными металлическими привкусом оседать на языке и неприятным липким запахом витать в воздухе вокруг девушки. Саито выходит на балкон с пол-литровой кружкой свежезаваренного кофе и коробкой купленных конфет из темного шоколада. Небольшая квартирка Наоки находится в доме на холме, и потому девушка может спокойно наслаждаться прекрасным видом на море и закатное небо, красующееся всеми своими красотами каждый вечер, даже с учетом проживания на третьем этаже. Саито с удобствами устраивается на плетенном кресле, ставит кружку с дымящимся кофе и коробку с конфетами на столик и закутывается в мягкий плед, который нужен не столько, чтобы согреться, сколько для создаваемой атмосферы уюта и умиротворения. Совсем рядом пролетает птица, стремящаяся попасть в недалеко находящийся лес, и отвлекает всего на мгновение от созерцания красочного неба. Наоки устало переводит взгляд вдаль, но потом чувствует, как жжет правое предплечье, и с обреченной горечью переводит на него взгляд серых глаз. Очередная черточка проявляется с ноющей болью и колет одним лишь своим существованием прямо в сердце. Саито хмурится, но в итоге лишь цокает от досады языком и возвращается к созерцанию прекрасного. Наверно, единственного прекрасного явления в этом мире для нее, потому что даже существование соулмейта не может стать исцеляющим эликсиром и спасти ее бренное тело от закономерной и все время откладываемой по неизвестной причине гибели. При наступлении сумерек в дверь начинают стучать безудержно и раздражающе громко. Кружка с остатками кофе успела остыть, а коробка конфет — опустеть. Наоки прекрасно осознает, что в двери стучатся новые пациенты — больше к ней некому ходить. Она уже успела предусмотрительно восстановить силы и подготовиться к приходу незваных гостей. Саито поднимается, скидывает плед и ощущает холод подоспевшего позднего вечера, после чего заходит в комнату и проходит в прихожую. Стук продолжается, и Наоки недовольно хмурится, удерживая себя от высказывания пришедшим парочки язвительных фраз. Саито открывает замок и распахивает настежь дверь, не удосужившись даже проверить, кто к ней пришел и нарушил столь грубо ее скромное уединение. — По коридору налево. — на автомате дает инструкцию Саито, мельком бросая равнодушный взгляд на прибывших. Светловолосый парень в очках тащит на себе бессознательного брюнета. За ними — след из крови. Хорошо, что у Саито соседи понимающие. Блондинчик оказывается сообразительным, и потому быстро утаскивает свою ношу и явно головную боль (судя по высказанному недовольству) в указанную комнату, укладывает тело другого парня на стол и остается там. Саито провожает его насмешливым взглядом, а потом медлительно отправляется в ванную, чтобы вымыть руки. Все равно без нее не начнут. А если и начнут, то Наоки подоспеет к самому интересному. Тем более, пусть ее способность и не требует непосредственного вмешательства в процессы организма, но о простейших правилах гигиены забыть не позволяет совесть. Когда Саито возвращается, пациент уже не кажется безвольной тушей и исправно пытается осмотреть помещение, пока его друг что-то возмущенно бормочет себе под нос. Наоки входит в комнату не спеша, завязывает волосы в пучок на затылке и параллельно смотрит на пятно от крови на одежде, мысленно прикидывая возможные повреждения. — Что с ним? — взволнованно спрашивает блондин, заметив озадаченное лицо девушки. — Дырка в животе. — насмешливо фыркает Саито, наклоняя голову в бок. — Стрелял явно перфекционист — очень уж аккуратная. — продолжает издеваться Наоки, криво усмехаясь и подходя ближе к находящемуся на грани сознания пациенту. На заднем фоне блондинчик продолжает возмущенно бурчать себе что-то под нос, но девушка больше не обращает на него внимания и прощупывает пульс пострадавшего. Брюнет ластится к ее руке, как кот, но Саито тут же одергивает его. — Не сопротивляйтесь. — спокойно кидает Наоки и смотрит пару секунд в удивленные карие глаза пациента. Блондин на заднем фоне затихает, усаживается на табуретку в углу, не планируя мешать лечению. Саито кладет прохладную ладонь левой руки на лоб брюнета, ладонь правой руки — на грудь, а затем спокойно проникает в голову парня, смотря в его глаза. Чужой организм ощущается сильнее, чем собственный, и Саито постепенно продвигается дальше, уже по собственным ощущениям понимая, где находится рана и другие повреждения, которые ей еще предстоит устранить. Пуля застревает в мягких тканях, и Наоки минуту решает, как безопаснее извлечь ее из тела. Впрочем, это не первая ее практика, и тело парня само выталкивает кусок металла из себя, тут же принимаясь за восстановление тканей. Саито умело и даже играючи управляет организмом и протекающими в нем процессами, словно дирижер оркестром, и полностью удостоверяется в исцелении пациента, после чего медленно и осторожно возвращается в голову парня и через глаза перепрыгивает сознанием в собственное тело. Когда Наоки открывает глаза — свои глаза — и осматривает комнату, то понимает, что ее тело совершенно ничего не чувствует. Или, что точнее, она не понимает, чувствует что-нибудь или нет. Знакомый блондин сидит на старом месте и смотрит на нее в ожидании. Саито напрягает тело — по крайней мере пытается — и прочищает горло. — Его жизни больше ничего не угрожает. К утру будет в порядке. Вы можете остаться тут на ночь. В гостевой комнате. — заплетающимся языком предлагает Наоки, чувствуя, как дрожит ее голос. Хочется упасть и пробыть на холодном полу, пока не станет легче, но девушка не может позволить себе такую вольность. Не в присутствии чужих людей. — Благодарю. — тихо роняет блондин, после чего собирается уже покинуть операционную, но останавливается в дверях. — Позаботьтесь о Дазае. Если что, то зовите. — заботливо бросает в спину девушке мужчина, после чего покидает помещение и плотно закрывает дверь за собой. Почти сразу же слышится характерный звук открывающейся двери: блондин, видно, уже нашел гостевую комнату и решил воспользоваться возможностью и отдохнуть. Саито, честно признаться, завидовала ему. Наоки делает шаг в сторону и хватается за край операционного стола, чувствуя сильное головокружение и тошноту. Ну, по крайней мере она может передвигаться. Саито хочет уже отойти к окну и сесть в стоящее там кресло, но замирает на месте и растерянно косится на правое предплечье бессознательного брюнета. «Дазай», — еще раз прокручивается в голове неосторожно брошенное блондином имя. «Дазай» звучит волнительно и знакомо. «Дазай» можно прочитать на ее правом предплечье красивыми кандзи. Наоки собирается с силами и на трясущихся ногах, не чувствуя под ними холодную поверхность пола, обходит стол и останавливается с правой стороны от парня. Его руки перебинтованы белыми бинтами и скрывают все до запястий. Саито про себя произносит извинения и подрагивающими пальцами разматывает белые лоскуты ткани, будоража свой разум. Когда белая ткань достаточно сильно оголяет предплечье, Наоки видит красиво нарисованное имя. Свое имя. Только свое имя, без фамилии. Кандзи не написаны, а именно нарисованы, да так изысканно, искусно и витиевато, что сравниться могут разве что с теми, которые частично проявились на предплечье Саито. Наоки потерянно смотрит перед собой, а потом на чужую руку, но аккуратно старается замаскировать следы своего преступления. Сама она держит руки под длинными рукавами простенькой кофты и умело уходит от вопросов окружающих по поводу своего соулмейта. За двадцать два года жизни они еще ни разу не пересекались даже, не искали встречи, словно без слов сговорились игнорировать существование друг друга. И Саито не хотела нарушать собственную установку, знакомится со своей родственной душой, чтобы потом оставить его ни с чем. Потому что долго она не сможет прожить благодаря способности, которая каждый раз выпивает из девушки все жизненно необходимые силы. Потому что до сих пор она смогла продержаться в мире живых из-за неизвестного чуда, обрушившегося на нее примерно четыре года назад. Наоки заканчивает заматывать бинты на чужой руке и еще раз осматривает лицо брюнета. Болезненная бледность сходит с его лица, губы розовеют. Организм явно идет на поправку. Саито касается прохладной ладонью его щеки, чувствует легкое покалывание в пальцах и грустно улыбается. Чувствительность, наконец, возвращается к ней. Дазай наверняка испытает шок, когда поймет, что означают пропадающие, выцветающие черточки кандзи, все эти года так искусно выводящиеся на коже предплечья. Наоки ласково скользит пальцами по щеке, подбородку и едва касается шеи. Щемящая нежность вспыхивает фейерверком в сердце, и девушка порывисто наклоняется вперед, мимолетно касается его губ своими, судорожно выдыхает ему в губы, отстраняясь, а потом стремительно покидает комнату и даже не оборачивается. Жалеет, что вообще полезла со своим любопытством. В неведении жить намного проще, чем знать, на что обрекаешь своими решениями себя и свою родственную душу. Ночью, к глубочайшему удивлению, удается поспать необычно крепко, без опостылевших кошмаров — привычных настолько, что они давно уже не воспринимаются чем-нибудь из ряда вон выходящим. Поутру Наоки ощущает себя разбитой и подавленной. Часы показывают семь часов вечера следующего дня. Девушка усмехается, понимая масштабность своих заблуждений. Саито устало выдыхает, пододвигает колени ближе к груди и опускает на них подбородок, после чего прикрывает глаза и зарывается дрожащими пальцами в волосы. Судорожный выдох разносится по комнате, слышится почти всхлипом, но Саито не плачет. Наоки поднимается с постели и кидает взгляд серых глаз в зеркало. Спутанные русые волосы, помятый вид и нездоровый оттенок кожи говорит о многом, но Саито предпочитает игнорировать это. Для начала необходимо поесть. На кухонном столе обнаруживается привычный конверт с символическим вознаграждением и красивый букет розовых анемонов с красными камелиями, обернутых в пастельно розовую оберточную бумагу. Рядом лежит коробка с конфетами и открытка. Наоки читает краткие слова благодарности и надеется, что даритель не знает истинные значения цветов, которые подарил ей. *** Наоки время от времени подрабатывала в местной больнице в качестве сиделки. Это была непыльная работенка, и пусть платили не так уж и много, но жить на эти деньги вполне себе можно было. Тем более ее неплохо обеспечивала подпольная больница-госпиталь, которую девушка устроила у себя дома. В основном Саито предпочитала ухаживать за теми, кто был смертельно болен. Словно подготавливала себя к смерти — не самое хорошее начало для человека, которому только исполнилось двадцать два года. Однако от глупого и пустого осознания собственной значимости становилось как-то проще и не так погано. Просто знать, что ты оставил что-то после себя, было необходимостью. В последнее время Наоки закрепили за десятилетним пареньком с раком легких. Мальчик был со сложным характером, так что подступиться к нему было непросто. А в купе с потерей родителей, погибших в ДТП, стал и вовсе невыносим, отчего уже порядочное количество сиделок отказались от шефства над ним. Саито не хотела оставлять его в одиночестве — не перед приближающейся смертью, — пусть он и фигурально извергал огонь из своего рта. Шутка ли, но его имя — Рюу — буквально значило «дракон». Саито еще раз просматривает его медицинскую карточку, заполненную намного больше, чем ее собственная. Каждый листочек — очередная процедура, сопровождаемая неприятным ощущением, а порой и болью. Некогда темноволосый паренек с горящими карими глазами походил на оживший труп. Ручки — веточки, ножки — палочки. Неестественная худоба его детского тела отдавалась где-то в груди колющей болью и вспышками жалости. Впрочем, жалость Наоки никому не сдалась, и девушка предпочитала ее оставлять для себя. Потому что больше никто ее не пожалеет, никто не поймет ее страхов и переживаний. Даже чертов соулмейт, появившийся в ее жизни месяц назад и в тот же миг навсегда ее покинувший. Наоки поднимается с плетеного кресла, стоящего на балконе в ее квартире, отправляется в свою спальню и пытается привести себя в более-менее божеский вид. Темно-синее платье — строгое и неприглядное, как и многая другая одежда в гардеробе девушки — достает до колен и скрывает руки до самых запястий и даже больше. Тонкий ремешок черного цвета опоясывает по талии, подчеркивая худобу девушки и выделяя линию ее груди и бедер немного больше. Черные лаковые ботинки под ремень удобно сидят на ноге и помогают взять себя в руки, включить профессионализм и напускное участие в судьбах людей. Русые волосы безжалостно затягиваются в хвост на затылке и остаются за спиной. Темно-серое пальто ниже колен обволакивает и сохраняет призрачное ощущение уюта, обычно царящее только дома. Девушка подхватывает солнечные очки и покидает квартиру. Солнце ранней весной всегда светит ослепляюще ярко, словно хочет отработать зимнее время, когда оно не могло отогреть землю. Наоки уже на улице хмурится, пока надевает очки, а потом полной грудью вдыхает свежий утренний аромат чего-то умиротворяющего, далекого и успокаивающего. Рюкзак за спиной, заполненный всеми необходимыми вещами, привычной тяжестью оседает на плечах, и Саито спокойно выдыхает, в итоге расслабляясь. Руки обыкновенно опускаются в карманы, сводя полы распахнутого пальто вместе. Весь путь до больницы Наоки наслаждается шумом просыпающегося города и преследующем ее на всем пути запахе свежей выпечки из пекарен. В больнице Саито скидывает верхнюю одежду и рюкзак в кабинете, надевает скучный белый халат, отправляется в буфет за очередной порцией кофе, чтобы взбодриться окончательно, а потом, уже расположившись за столиком, размышляет о том, как бы удачно подружиться со своим подопечным. Ничего путного в голову не лезет, и Саито решает брать настойчивостью, дружелюбием, терпением и настойчивостью. И да, настойчивость, пожалуй, понадобится ей в двойном размере. — Доброе утро. — ровно в девять Наоки распахивает дверь в палату и бодро шествует, стуча каблуками, к мальчишке, у которого только закончились утренние процедуры. Паренек недовольно хмурится ей в ответ и ничего не отвечает, лишь пристально осматривает. Наоки легко улыбается ему и натягивает правый рукав немного ниже. — Меня зовут Саито Наоки. С этого дня я буду заботиться о тебе. Саито ненавидит стандартные японские фразы для знакомства, когда просят позаботиться о себе, и старательно игнорирует их существование. Потому что она не хочет, чтобы о ней заботились чужие люди еще с тех пор, как ее родителей убил на ее же глазах неизвестный, вломившийся в их дом. И с тех пор, как девушка смогла пробудить свой ужасающий дар, который испуганная Наоки применила на все том же преступнике. А потом ощутила все вытекающие последствия от использования своей сверхъестественной способности. Но это произошло уже потом, слишком поздно для безвозвратно поломанного тела девушки. С того самого момента она предпочитала не связывать себя никакими узами с другими людьми, и лишь тех, кто точно уйдет из этого мира раньше ее, девушка решалась оберегать. Пока смерть не разлучит их. — Мне не нужна ничья забота. — грубо выдавливает из себя мальчишка и отворачивается от девушки к окну, устремляя туда взгляд погрустневших глаз. Наоки иронично приподнимает бровь и как бы спрашивает, серьезно ли он это говорит, после чего насмешливо усмехается. — Как жаль, малец, что я не спрашивала твоего мнения. — язвительно, но так по-доброму и ласково отвечает Саито, после чего подходит к пареньку со спины и легонько треплет его по лысой голове. Мальчишка оборачивается, удивленно смотрит на нее, а потом недовольно сводит брови на переносице. — Кстати, Рюу, сегодня такая чудесная погода, не хочешь сходить погулять в парк? — Не хочу. — озлобленно отвечает Рюу, и Саито поджимает губы от досады. Она, конечно, умеет добиваться своего, но без какого-либо рвения, желания или встречного шага помочь ему она точно не сможет. — А если бы и хотел, то меня все равно не выпустят. — угрюмо и даже обиженно договаривает паренек, и Наоки тут же лучезарно улыбается. Все его напускное недовольство раскрывается. — Ну, знаешь, — интригующе и тихо начинает Наоки, когда присаживается рядом с ним на край кровати и легко приобнимает за плечи, — если ты все же захочешь прогуляться, то я могу вытрясти с главврача часик специально для тебя. Рюу смотрит сначала удивленно, потом крайне возмущенно, и Саито уверена, что он точно сейчас ей откажет и оттолкнет. Вот только парнишка продолжает молчать, а в глазах его, так по-детски хорошо читаемых, возмущение и сопротивление тают от минуты к минуте. Наоки в итоге убеждается в своей победе, когда Рюу растерянно и несколько смущенно опускает глаза в пол и нервно начинает теребить в пальцах край кофты, и довольно усмехается. Уже через час они выходят на прогулку. Рюу не может полноценно передвигаться из-за большой потери веса и нехватки сил для самостоятельного передвижения, и ему до этого момента вряд ли кто-то помогал сходить на прогулку. Сейчас же появилась активная и помогающая во всем Наоки, которая и инвалидное кресло принесла для него, и спустила его вниз, и привела его в парк около больницы. Для такой, на первый взгляд, хрупкой девушки подобное наверняка стоило немалых усилий, но она даже виду не подала, что что-то не так. И только за это ее, пожалуй, стоило начать уважать. Саито щебетала где-то над ухом Рюу всю их дорогу от больничного крыла до парка, ни на минуту не переставая рассказывать о всяких мелочах и незначительных фактах о мире. Наоки пыталась заполнить собой всю ту пустоту, образовавшуюся вокруг мальчика после гибели родителей. Его, конечно, родственники не бросили и даже покрывали все расходы на лечение, вот только этого явно было мало. Мальчишке нужно было общение, и Саито всецело могла дать его. Рюу казалось, будто Наоки могла читать его мысли, потому что, когда он только лишь успел подумать о том, чтобы спуститься поближе к пруду, Саито тут же предложила это сделать. И, совершенно не спрашивая его мнения, принялась искать обходные пути. Рюу не рискнул препятствовать ей, хоть и очень хотелось. Пусть мальчик и был еще очень маленьким, но прекрасно понимал, что подобное может быть небезопасным. Водная гладь мерцала яркими блестками всех оттенков голубого. Лучи солнца слепили глаза и отражались от зеркальной поверхности воды. Вокруг было ослепительно красиво, и удержаться от восторженного комментирования было просто невозможно. Наоки выслушала его внимательно и поделилась своим впечатлением, ничуть не уступающим мнению мальчишки, после чего они решили немного пройтись вдоль берега и подышать свежим воздухом, которым были обделены в палате. — Эй, смотри. — удивленно и одновременно с этим радостно воскликнула спустя минут десять Наоки, тут же присаживаясь, чтобы оказаться с Рюу на одном уровне, после чего указала пальцем куда-то в сторону пруда. Парнишка немного прищурился, но поначалу не смог рассмотреть небольшие комочки, балансирующие на водной глади. — Ты так радуешься тому, что увидела каких-то птиц? — недоуменно поинтересовался Рюу, недоверчиво косясь на лучезарно улыбающуюся девушку. — Не каких-то птиц, а уточек. — наигранно возмущенно поправила паренька Наоки, после чего начала наблюдать за ними. Птицы медленно передвигались по водной глади и спустя некоторое время направились в их сторону. Саито, заметившая их достаточно близко от своего расположения, радостно воскликнула и тут же полезла к себе в рюкзак. — Не хочешь покормить их? В руках у Саито моментально оказался пакет, полностью забитый нарезанным кусочками свежего хлеба. Наоки, не ставшая дожидаться ответа Рюу, кинула несколько кусков в воду и стала наблюдать, как уточка со своим выводком стала нырять за ними. — И откуда только у тебя это? — недоуменно интересуется парнишка, недоверчиво тыкая пальцем в пакет, на что Наоки хитро улыбается и делает наигранно задумчивое личико. — Знаешь, чего только нельзя найти в женской сумочке! — выдает Саито и отвлекается на подплывших поближе уток, старательно игнорируя скептический взгляд Рюу, направленный на ее рюкзак, в который может поместиться штук пять женских сумочек. Наоки еще раз предлагает попробовать покормить уток Рюу, и он соглашается. Паренек изо всех сил кидает хлеб, но не докидывает и огорчается. Саито ласково улыбается ему, осторожно кладет ладонь на его голову, покрытую шапкой, и почти невесомо треплет. А затем подкатывает инвалидную коляску немного ближе к пруду под возмущенные крики мальчика и безответственно игнорирует правила безопасности. Впрочем, Наоки все же уверяет Рюу, что с ним ничего не случиться, и мальчик еще раз пробует покормить птиц. Когда хлебные крошки и время, отведенное на прогулку, заканчиваются, они возвращаются обратно в больничное крыло, в свою палату. *** С момента начала шефства над Рюу проходит чуть меньше двух месяцев. Наоки старается каждый день привнести в скоротечную жизнь парнишки что-то необычное, захватывающее и запоминающееся, но сделать много не может из-за постоянного нахождения в больнице. Саито считала, что сводить Рюу на праздник Ханами, который празднуется в городе и через несколько дней закончится, будет здорово, но выпросить разрешение покинуть больницу у долбанных бюрократов было ужасно сложной затеей. Помочь ей справиться с главврачом могло только чудо. У которого было конкретное человеческое имя. Наоки садится за свой излюбленный столик у окна и еще раз осматривает поднос с едой. У нее выдалась свободная минутка, пока Рюу ушел на очередные дневные процедуры. Вот только сильная загруженность даже это время чуть не отобрала у девушки, но Саито смогла отстоять свое свободное время. И для чего? В последнее время аппетит решил покинуть ее окончательно, и девушке приходилось заставлять себя есть через силу, чтобы иметь хоть какую-то возможность работать. Тем более работа стала одним из важнейших событий в жизни Наоки, потому что Рюу наконец-то начал открываться ей. Сначала это были едва заметные шаги навстречу, но постепенно мальчишка стал рассказывать Саито о своей жизни, интересах и мечтах. Делился он всей этой информацией только с подачи девушки, но делал это охотно и словно сам был заинтересован в общении, а инициативу не проявлял из-за смущения. И от этого становилось страшно, потому что Саито не от чистого сердца интересовалась этой информацией, и обманывать наивного мальчишку ей казалось неправильным. До чертиков страшно, и от того еще больше противно от самой себя. Наоки не была интересна жизнь Рюу, она не хотела становиться с ним ближе или дружить, но Рюу умудрился так сильно привязаться к ней, что Саито не могла больше оттолкнуть его от себя. Даже стал называть ее онэ-сан. А Саито хотела лишь знать, как правильно организовать его похороны и что написать на его могильной плите, чтобы позднее передать эту информацию родственникам, практически не интересующимся жизнью мальчика в стенах больницы. Наоки чертыхается про себя и обещает себе же, что будет вести себя подобающе. Мысли о смерти (своей ли, чужой — без разницы) полностью завладевают ее головой и тянут словно ко дну мироздания. И отвлекает от них, вытягивает на поверхность затягивающей пучины отчаяния и безысходности только очередное проявление черточки в имени соулмейта, колющей и ноющей болью растекающееся по правому предплечью, а потом, натыкаясь на нерв в локтевом суставе, и по всему телу. Только эта боль, яркая и огненная, отвлекает от собственных мыслей, убивающих лучше всякого оружия, и помогает обратить внимание на сверлящие ее кофейные глаза. Наоки вздрагивает, потому что на нее смотрит Дазай. Он сидит в компании смутно знакомого блондина и еще одного светленького паренька, хихикает, шутит и издевается над собеседниками, судя по поведению явно раздраженного блондина, но каждый раз, каждую секунду, каждое мгновение бросает взгляд острее бритвы в ее сторону. Саито каждый раз перехватывает его, словно и не отворачивается от мужчины вовсе, и каждый раз успевает пересечься взглядами. В его кофейных глазах, темнеющих на несколько тонов неожиданно, улавливаются отголоски чего-то багряного, алого, как закатное солнце, но более зловещего, пугающего и настораживающего. Наоки от страха и неизвестного чувства, смутно напоминающего волнение или ожидание, на скорую руку поглощает купленную еду и покидает столовую, не оборачиваясь. Ей это и не нужно — она спиной чувствует провожающий ее взгляд. Девушка спешит ретироваться, испариться, исчезнуть, потому что ей страшно. А еще ее уже ждет Рюу, с которым нужно провести вечер настольных игр. Саито не замечает, как по лестнице бегом поднимается на четвертый этаж. Только отдышка останавливает девушку и дает понять, что ее даже не преследовали. В восемь часов они заканчивают играть в шахматы, так полюбившиеся Рюу и ставшие за один вечер самой ненавистной игрой Саито. Наоки привычно дружелюбно прощается с мальчишкой, треплет его по лысой голове и даже укладывает спать, рассказывает сказку, баюкает в своих объятиях и хорошенько укрывает одеялом уснувшего в позе эмбриона ребенка. А потом покидает палату и чувствует поселившуюся грусть в груди, и что-то внутри сжимается пружиной, готовясь вырваться резко и неожиданно. Но ничего не происходит, а это непонятное чувство потухает, так толком и не сформировавшись. Наоки испуганно останавливается посреди коридора, потому что оно так похоже на ощущение после использования дара, но понимает, что ей ничего не грозит, и облегченно выдыхает. Саито быстро собирает вещи в своем кабинете, одевается, берет кое-какую документацию домой, чтобы доделать отчеты, на которые не хватает времени в рабочие часы, а потом покидает кабинет и закрывает дверь на замок. Девушка направляется к лифту и нажимает кнопку вызова. А потом дергается, потому что в кабине лифта оказывается знакомая мордашка ее родственной души — Дазай. Наоки порывается сбежать, даже делает едва заметное движение в сторону, но потом понимает, что будет выглядеть слишком подозрительно, и потому заходит внутрь. Кнопка первого этажа горит голубоватым свечением, и Саито проходит немного глубже в кабину, откидывается спиной на стену и поудобнее устраивается на рюкзаке. Руки привычно устраиваются в карманах. — Кто бы мог подумать, что встречу госпожу Саито в больнице. — начинает разговор Дазай и с интересом осматривает девушку перед собой. Наоки дергается, поджимает губы и решает ответить, хоть делать этого совершенно не хочется. — Мы знакомы? — холодно спрашивает девушка и сжимает ладони в кулаки, пряча их в карманах. — Ох, полагаю, нет. — снисходительно отвечает Осаму, а в глазах плещутся искорки веселья. Саито вскидывает брови и скептически смотрит в ответ. — Но я не мог пройти мимо своей спасительницы. — продолжает Дазай, на что Наоки хмыкает и криво усмехается, не заботясь о том, как это выглядит со стороны. Осаму же отпрянул от стенки кабины лифта и сделал шаг вперед, оказываясь прямо перед девушкой, после чего насильно, но словно просто мягко и настойчиво, вытащил ее правую руку из кармана, аккуратно подцепил под пальцы и притянул к своему лицу. — Особенно если учесть, что моя спасительница такая прекрасная девушка. — тянет пальцы к себе еще ближе и кратко касается кожи губами, обдает ее горячим дыханием, после чего кидает томный взгляд на Наоки. Саито легко улыбается в ответ, но комплиментом не обманывается. Осаму освобождает ее ладонь из своей и возвращается к стенке, снова подпирая ее. — Спасибо за комплимент. Вы весьма наблюдательны. — саркастично кидает в ответ Наоки, а потом выходит из кабины лифта, оставляя позади себя криво усмехающегося Дазая. Улица встречает девушку вечерней прохладой и непривычным гулом окружающих ее машин и людей. Все-таки, Наоки привыкла к тишине и покою. Девушка поднимает взгляд серых глаз на него и замечает уже вовсю светившиеся кровавыми бликами облака. Саито испытывает огорчение, потому что не сможет сегодня полюбоваться зарождающимся — да и вообще — закатом с балкона. Однако возможность уложить спать Рюу несомненно стоила того, чтобы поступиться своими привычками и мимолетными желаниями. Наоки слышит позади себя звук закрывающейся двери и надеется, что это ее последняя встреча с Дазаем.