Ya’aburnee

Через несколько дней после начала отпуска Хиросэ-сан предлагает встретиться. Саито недоверчиво смотрит в экран своего телефона, сомневаясь в том, что ей действительно написали. Они никогда до этого хорошо не общались: Хиросэ-сан предпочитал обычно игнорировать существование такого безрассудного и безответственного работника, как Наоки, а девушка не стремилась заполучить его благосклонность. Она просто выполняла свою работу хорошо и качественно, намного лучше некоторых примерных сотрудников онкологического отделения. И, казалось, всех все устраивало. Пожалуй, его отношение к девушке могло поменяться в лучшую сторону только после случая с Рюу. Однако это изменившееся отношение только вызывало неприязнь и полное нежелание встретиться с главврачом или вообще хоть как-то контактировать. Несомненно, Хиросэ-сан сильно беспокоился о сохранении репутации своего отделения в частности и всей больницы в целом, но порой это желание выливалось в совершенно бессердечные поступки. Как в случае с Рюу, когда главврач попытался оставить все в том же самом виде, как было и до внезапного ухудшения состояния пациента. Наоки, только проснувшаяся и все еще ненавидящая этот мир, решает оставить решение на потом и откидывает от себя подальше телефон, не особо заботясь о его полной целости и сохранности. Саито отправляется сначала в ванную и хочет привести себя в более-менее человеческий вид. Кожа за последние несколько дней стала на пару оттенков бледнее, под глазами залегли мешки от постоянного недосыпа. Пусть Наоки и перестала на некоторое время работать в больнице, но вот подрабатывать в своем не совсем легальном госпитале продолжала. Даже несмотря на то, что не хотела делать этого всеми фибрами души. К несчастью и огорчению девушки, Наоки не додумалась снять хоть какое-нибудь помещение и организовала госпиталь в своем доме, а сейчас жалела о своем решении. Да, ей не нужно было никуда идти или выезжать в срочном порядке по зову какого-либо гипотетического пациента. Вот только теперь, когда она хотела, чтобы ее просто оставили в относительном покое, это лишь мешало. Люди — многие были из Портовой мафии, некоторые числились в правительственных организациях — продолжали приходить даже по ночам и просить об оказании необходимой помощи. В которой Саито отказать не могла, как бы не силилась. В итоге Наоки понимает, что мелкими водными процедурами не обойдется. Надо бы хоть душ принять, впервые за отпуск. Вода, едва теплая и такая приятная, действует на нервы успокаивающе и отрезвляет лучше внезапных появлений вероятных пациентов с очередной дыркой в животе, груди и даже в голове посреди ночи. После душа чувствуется небывалая легкость и воздушность, словно вода смывает с тела и уносит с собой все плохие мысли и ощущения. Саито проходит в свою спальню и вновь бросает взгляд на тихо-мирно лежащий на полу телефон. Возможно, встретиться с Хиросэ-саном будет не такой уж и плохой идеей. Наоки все равно нужно проветриться и прогуляться, а так можно будет совместить приятное с полезным. Саито останавливает свой выбор на легком белом летнем сарафане в мелкий малиново-розовый цветочек, достигающим середины бедра и имеющим достаточно большое декольте. После недолгих размышлений Наоки решает надеть под низ еще и белую простую футболку, чтобы не смущать главврача слишком откровенным видом. Тем более на улице достаточно прохладный ветер. Передние русые пряди, некогда бывшие челкой, а сейчас отросшие, но все еще мешающиеся, девушка убирает назад с помощью красивой заколки с алым цветком, оставляя волосы ложиться на грудь, плечи и спину мягкими волнами. На ногах красуются легкие белые босоножки без каблуков. Наоки решает изменить собственному комфорту сегодня и вместо огромного привычного рюкзака берет белую сумочку через плечо, убирая в нее только самое необходимое. Саито договаривается встретиться с Хиросэ-саном в ресторанчике на набережной. Доехать туда на общественном транспорте будет сложно, учитывая, что Наоки живет очень далеко от нее. Впрочем, Саито решает не вызывать такси, а сесть на автобус, конечная остановка которого находится недалеко от дома девушки. Автобус приезжает совсем скоро, и Наоки убеждается, что, пожалуй, сегодня у нее действительно может оказаться удачный день. Саито предупреждает мужчину, что может немного опоздать, а потом отвлекается от мира и погружается в музыку, играющую в наушниках, и безразлично рассматривает мелькающие пейзажи за грязным окном автобуса. К двенадцати часам дня Наоки приезжает в назначенное место. Дойти до ресторанчика не составляет никакого труда, как и найти нужный столик, за которым ее уже давно ожидают. Хиросэ-сан решил сесть на летней веранде, в месте, где открывается хороший вид на залив. Саито приносят меню, девушка выбирает себе горячее и салат, после чего Хиросэ-сан просит официанта принести его заказ вместе с заказом девушки. На некоторое время между ними воцаряется давящая, неприятно липнущая к горлу, сковывающая руки и ноги тишина, после чего главврач достает кое-какие бумажки из своего портфеля. — В больницу на днях поступило благодарственное письмо от родственников Рюу. — начинает Хиросэ-сан и протягивает бумажку с распечатанным текстом Саито. Наоки неохотно читает текст, но больше не чувствует ничего по отношению к истории, произошедшей несколько дней назад. Саито вообще не чувствует ничего по отношению к смерти мальчика, к самому факту его существования некогда и тому времени, что они провели вместе. Точнее сказать, Наоки чувствует глубокое безразличие ко всему произошедшему, и после осознания этого становится страшно. Похоже, все ее чувства и эмоции просто выгорели. По крайней мере, хотелось в это верить, иначе становилось совсем уж жутко от самой себя. — Им не стоило этого делать. Я просто выполняла свою работу, за которую мне платили. — пожимает плечами Наоки и возвращает ничего не значащий листок бумаги обратно в руки мужчине. Серые глаза не выражают совершенно ничего, а ведь они всегда были зеркалом души. Казалось, в девушке больше не осталось никаких чувств, лишь равнодушие ко всему происходящему и бесконечная усталость. Словно из нее выжали все чувства, оставив блуждать в кромешной тьме безразличия. — И все же руководство больницы решило выписать тебе премию и этот отпуск оплатить. — спокойно продолжает главврач и протягивает два конверта. Саито действительно плевать, что в них находится и в каком размере: в деньгах девушка никогда не нуждалась благодаря своей нелегальной подработке, а в благодарности уже не было никакого смысла. — Хорошо. Я приму это. — покорно кивает Наоки и убирает конверты в сумочку. Хиросэ-сан благоразумно решает сменить тему и начинает рассказывать различные истории из своей жизни, чтобы хоть как-то заполнить возникающую время от времени тишину и разговорить Наоки. Девушка кажется подавленной и опустошенной, словно сама потеряла нечто ценное после смерти паренька. Главврач, который поступил не совсем хорошо и предварительно покопался в прошлом своего работника, примерно представлял, что может твориться в голове Саито, и хотел помочь ей пережить свалившиеся затруднения. Уж на это-то должен быть способен врач, чье сердце за прожитую жизнь очерствело настолько, что перестало реагировать на чужие проблемы, чувства и переживания. Под конец обеда — хотя для Наоки это был скорее поздний завтрак — Хиросэ-сану удается разговорить Саито, и они со смехом начинают обсуждать какую-то незначительную мелочь. Наоки хочет смеяться от глупости всей ситуации, нервно и совсем несдержанно, так, как она никогда еще не позволяла себе смеяться. В жизни Саито произошло столько серьезных и трагических событий, а она находит время для того, чтобы шутить странные и несмешные шутки, наслаждаться едой в неплохой компании и… просто продолжать жить. Словно ничего и не было. Словно это нормально. Словно так и должно быть. — Не хотите немного прогуляться со мной по пляжу? — под конец трапезы предлагает Хиросэ-сан, и Наоки по неведомой для нее — пока неведомой — причине соглашается. Они покидают ресторан и по мощеной набережной идут в сторону входа на пляж. — У меня складывается ощущение, что вы хотите обсудить со мной что-то очень важное. — несколько игриво роняет Саито и сама еще не догадывается, во что может вылиться эта совсем ничего не подразумевающая под собой случайно брошенная фраза. — На самом деле ты права. — легко соглашается мужчина и тут же становится серьезным. Наоки следит за этими изменениями и только сейчас понимает, что может произойти. — Я немного порылся в твоем прошлом и прошу прощения за свое любопытство. — В этом нет ничего страшного. — несколько отстраненно, словно девушку подобное никоим образом не касается, отвечает Наоки и отводит взгляд в землю под ногами. — Я никогда и не пыталась скрыть свое прошлое. — Понятно. — с горькой понимающей улыбкой кивает главврач, а потом с нескрываемым интересом смотрит на собеседницу. — Не хочешь поделиться пережитым? Обещаю, что сказанное сегодня останется здесь и больше никуда не уйдет. Наоки усмехается и качает головой, после чего вскидывает голову и устремляет взор переливающихся серебром глаз в небо. Слишком заманчивое предложение, чтобы иметь возможность, чтобы иметь в себе хоть какие-то силы и желание отказаться от него. — Моих родителей убили у меня на глазах, когда мне было девять. — начинает девушка и надеется, что не будет чувствовать себя так же погано, как когда решила пооткровенничать со своей родственной душой. — Какой-то мужчина — скорее всего в нетрезвом состоянии — вломился в наш дом и стал провоцировать моего отца на драку. Когда у него не получилось сделать задуманное, он начал угрожать моей матери, только и это не помогло ему удачно спровоцировать моего папу. Тогда он схватился за нож и перерезал ее горло. Папа словно обезумел и яростно накинулся на него, и тогда этот мужчина вонзил нож ему в живот. Я… — Не нужно торопиться. — мягко прерывает Хиросэ-сан, и Саито только сейчас понимает, что рассказывала все на одном дыхании. Девушка судорожно вдыхает и выдыхает свежий морской воздух, силясь вернуть себе былое самообладание, после чего решает продолжить рассказ. Знание того, что главврач также является одаренным, добавляет ему несколько баллов на разрешение Наоки самой себе стать чуть более откровенной и доверчивой. Потому что говорить и тем более откровенничать с непосвященными в некоторые — многие, на самой деле — подробности людьми невероятно трудно. И эту грань, отделяющую обычных людей от одаренных, преодолеть чаще всего просто невозможно. — Я из-за шока тогда пробудила свой дар. Помню, как посмотрела в безжизненные глаза того мужчины, а потом резко оказалась сознанием в его голове на микроскопическом уровне. Тогда я взяла и просто вырвала его сердце из груди. Когда пришла в себя, вся комната оказалась залита его кровью. Я тут же бросилась звонить в скорую и милицию, а потом меня поставили на учет в Отделении по изучению людей со сверхъестественными способностями. Мне помогли осознать свой дар и попытались переманить на свою сторону. Вот только тогда я им четко сказала, что больше не хочу убивать и буду спасать жизни людей с помощью своей способности. На некоторое время воцаряется молчание. Саито дает возможность Хиросэ-сану переварить полученную информацию, а себе — подготовиться к самой устрашающей части. — Меня тогда отпустили. Я поступила в медицинский университет, потом устроилась работать в больницу и однажды спасла умирающего от пулевого ранения человека. Мне было очень страшно использовать свою способность на людях в больнице, но в привычной обстановке я чувствовала себя в безопасности. Таким образом, я организовала у себя дома нелегальный госпиталь. — И часто к тебе приходят? — Время от времени. Когда я поняла, что с помощью дара не смогу спасать жизни людей, а, как хирург, я очень посредственна, то решила стать сиделкой и помогать людям пережить смерть близких. А потом узнала, что мой дар меня убивает. После каждого использования мои внутренние органы смещаются, меняются в размерах, исчезают или проникают друг в друга, словно объединяются. Как врач, я смогла определить, что из-за этих совершенно ничем не контролируемых изменений умираю. Не знаю даже, почему все еще жива. Я держусь в этом мире лишь благодаря какому-то чуду, какой-то силе, которая дает мне возможность продолжать жить. — И никто не может тебе помочь? — Не знаю, пусть и хочется узнать. Вот только если я обращусь за помощью к правительству, то, несомненно, они найдут решение этой проблемы, но только тогда мне придется начать работать на них, а это не сулит ничего хорошего. Моих же связей вряд ли будет достаточно, чтобы найти того, кто сможет мне помочь. — Безвыходная ситуация, значит. — Именно. — А как называется твоя способность? — «Тени в раю»*. — Как прозаично. Они останавливаются на пустынном кусочке пляжа и некоторое время смотрят на море, удаляющееся куда-то за горизонт. Смотрят долго и молча, а потом Саито решает сесть на песок. Белые босоножки, которые девушка до этого несла в руках, падают рядом с ней, как и сумочка. Хиросэ-сан тоже садиться рядом с ней, не заботясь о чистоте своего делового костюма бежевого цвета. Они продолжают хранить ставшее таким уютным молчание. Наоки понимает, что да, выговориться ей стоило бы уже давно, да найти подходящего человека все никак не удавалось. — Вы многое знаете о родственных душах? — В свою бытность мы с другом проводили исследования над явлением соулмейтов. И многое смогли узнать. Тебя что-то интересует? — Да. — Тогда можешь спросить, не стесняясь. Помогу, чем смогу. — Какова вероятность того, что человек будет расплачиваться за грехи своей прошлой жизни? — Никаких. — немного подумав, изрекает Хиросэ-сан, и Наоки окончательно теряется от его ответа. Это было единственным объяснением, почему у нее могла так сильно болеть рука при проявлении имени родственной души. Непонимание плавно перерастает в возмущение, и Саито решает рассказать о той проблеме, что мучает ее почти всю сознательную жизнь. — Меня очень сильно мучает боль, когда имя родственной души начинает проявляться. И с каждым разом эта боль становится сильнее и сильнее. Не думаю, что это происходит из-за однажды убитого мужчины, так что это был единственный вариант. — Конечно нет. Если все происходит так, как ты говоришь, то все это очень странно. Хотя однажды при исследовании мы столкнулись с похожим случаем. У девушки были сильные боли, но она была из благополучной семьи, да и никогда никому не причиняла не то что боли — вреда. Позднее оказалось, что ее родственной душой был преступник, убивший большое количество людей и на тот момент уже приговоренный к смерти. — А он что? — Этот мужчина никогда в своей жизни не чувствовал боли. Мы решили назвать этот прецедент «Аномалией родственной души» — случай, когда родственные души настолько сильно связаны между собой, что чувствуют чужое проявление вместо своего, и способны через эту связь воздействовать друг на друга ментально или, что случается крайне редко, с помощью сверхъестественных способностей. — Понятно. — сухо роняет в ответ Саито, опускает голову ниже, утыкаясь разъяренным взглядом серых горящих глаз в песок под ногами и сжимает кулаки сильно, до побеления костяшек. Аномалия. Чертова аномалия, из-за которой она столь долго страдала и переживала, представляя себя каким-то чудовищем. Саито крепко стискивает челюсти и обещает себе, что поднимет всю подноготную Дазая. Чего бы ей это не стоило. *** Уже которая по счету ночь проходит в этот раз под дикие вопли и крики мужчины, которому в очередной перестрелке Портовой мафии и какой-то иностранной группировки умудрились раздробить колено и попали в сердце пулей достаточно маленького калибра. Использовали миниатюрный женский пистолет, обычно применяемый только в качестве самообороны или чтобы напугать не разбирающуюся в оружии жертву. В этот же раз стрелял невероятный мастер, раз смог настолько хорошо воспользоваться предоставленной возможностью. Наоки мысленно восхищается навыками неизвестного, после чего забирает волосы в тугой пучок и принимается за лечение, заглядывая в едва раскрытые глаза пациента. Саито приходится очень долго возиться с извлечением пули. Поначалу девушка даже не представляет, как подступиться, а потом запускает процесс регенерации и заделывает едва заметное отверстие в сосуде одновременно с извлечением пули. Этот кусочек металла до этого момента сдерживал рвущуюся из крупного сосуда кровь, и когда Наоки залатала это отверстие, то больше не был нужен в организме. Саито мысленно делает пометку, что пуля буквально спасла жизнь мужчины, спасительно предотвратив внутреннее кровотечение. С коленной чашечкой приходится возиться примерно столько же по времени, но отнюдь не из-за сложности операции. Просто слишком много сил самого мужчины нужно подключить, чтобы восстановить кость. Наоки заканчивает лечение уже под утро, когда солнце успевает подняться и осветить утренними теплыми лучами лес и часть ее спальни. Саито покидает тело мужчины и возвращается в свое, после чего чувствует привычную слабость и легкое покалывание в пальцах, как при судороге. Девушка позволяет занять пришедшим к ней гостевую комнату и удаляется в свою комнату, надежно запирая дверь. Наоки устало падает на свою кровать и натягивает одеяло до самого носа, чувствуя, что ее знобит. Впрочем, все это должно пройти после хорошего сна. О возможной опасности уставший разум девушки не хочет даже думать, полагаясь на благородство гостей, которые вряд ли решат убить во сне своего — и еще многих других людей — спасителя. Долгожданный сон, по всем законам жанра, оказывается непродолжительным. Ее телефон разрывается раздражающей мелодией в метре от кровати, мешает продолжить заслуженный отдых и отгоняет от девушки последние шансы выспаться хотя бы раз до скоро выхода на законную работу. Саито, лениво и ничего не понимая, поднимается с кровати, подходит к телефону и садится около него на корточки, после чего смотрит на высвечивающееся имя. Куникида однажды оставил ей свой номер телефона на всякий случай, но такой случай с тех пор наступать, казалось, не собирался. Наоки скептически спрашивает себя, что могло ему понадобиться так рано утром — в треклятые девять часов до полудня, после чего тихо отвечает на звонок и ждет хотя бы разъяснений причин, по которым ее потревожили. Слова блондина сразу приводят заспанную девушку в состояние шока, после чего Наоки смотрит на свое правое предплечье и пугается. Имя Дазая начало выцветать. Саито стремительно одевается, на скорую руку приводит себя в порядок и вызывает такси, чтобы незамедлительно отправиться по указанному адресу. Имя родственной души надежно спрятано под длинный рукав розового худи, и Наоки не решается посмотреть на не до конца выведенные кандзи. Впрочем, характерное жжение исправно сообщает, что ее соулмейт все так же находится на грани жизни и смерти. Наоки мигом вылетает из такси, едва успев расплатиться с водителем и оставив ему на чай достаточно большую сумму денег, после чего влетает в здание. Саито нервно оглядывается вокруг и глазами ищет хоть что-то, что поможет ей найти Дазая. Светлая голова Куникиды оказывается к месту, и Наоки подлетает к мужчине, который вышел, чтобы ее встретить и позднее сопроводить. Они заходят в лифт, блондин нажимает на кнопку четвертого этажа, и они молча поднимаются. Только сейчас Саито, кажется, осознает, что приехала не в больницу, как это обычно полагается. Куда именно приехала, Наоки не знает и знать пока не хочет, лишь сильнее сжимает переставшую зудеть руку и боится того, что может увидеть. Или того, что вовсе ничего не увидит. Куникида быстрым шагом отводит ее к какому-то кабинету, и Саито с молчаливого согласия блондина входит в кабинет. Первое, что бросается в глаза, — это живой и вполне здоровый Осаму, стоящий к ней спиной и лениво потягивающийся. Наоки зависает на месте, потом поднимает рукав худи и смотрит на имя своей родственной души. Привычные красивые кандзи, пусть и не до конца выведенные, без малейшего намека на предполагаемое выцветание. Саито тупо смотрит на иероглифы, совершенно потерянно моргает несколько раз и пытается удостовериться в увиденном. — О, Наоки-чан, а ты чего тут делаешь? — легкомысленно и невозмутимо спрашивает Дазай, когда наконец замечает в комнате еще одного человека. Кроме себя любимого, естественно. Куникида, перед тем, как Саито зашла в кабинет, кратко излагает суть дела. Дазай на рабочем месте игрался с пистолетом, оставшимся от очередного преступника, и по своей неосторожности выстрелил себе в голову. Благо на месте оказалась доктор Йосано, которая незамедлительно и очень своевременно вылечила его. Наоки устало отшатывается назад, наталкивается спиной на стену и облегченно выдыхает. Осаму следит за ее поведением и тщательно пытается скрыть довольную улыбку. Саито откидывает голову назад, ударяется затылком о стену, но не чувствует этого — она вообще больше ничего не чувствует, смотрит в белый потолок, а потом скатывается по холодной стене, сгибает ноги в коленях и утыкается лицом в ладони. И пытается держать себя в руках, хотя ее психическое состояние в последнее время оставляет желать лучшего. — Какой же ты никчемный человек, Дазай Осаму. — тихо, но так оглушающе в воцарившейся тишине шипит Наоки и чувствует, как ее трясет. От перенапряжения ли, от злости ли, от пережитого страха ли — сейчас не имеет никакого значения. — Как же я ненавижу тебя всей своей душой. — Какие жестокие слова ты говоришь, Наоки-чан. — А тебе все смешно? — резко и несдержанно рычит ему в ответ Саито, вскидывает голову и встречается с насмешливыми карими глазами мужчины. — Ни в коем разе. — почти серьезно отвечает Дазай и делает такую озадаченную мордашку, что Наоки повелась бы, если бы не видела, что он просто смеется над ней, издевается. И это становится отправной точкой для ответных действий. Саито поднимается на ноги, которые больше не ощущает. Наверняка это последствия, настигшие ее после использования дара. Ей бы сейчас да отдохнуть нормально и подлатать себя, но нет, она должна была приехать из-за долбанутого на всю голову соулмейта в другой конец города. — Ничтожный и не способный ни на что путное кретин — вот ты кто, знаешь? — несдержанно шипит Наоки, старается удержать себя от рвущегося наружу оскала, отчего уголки рта то поднимаются, то опускаются, и делает несколько шагов вперед, навстречу Дазаю. Ее взгляд становится насмешливым, надменным. Взгляд Осаму напротив теряет все эти качества, становится острым и режущим. — Следи за своими словами, Саито Наоки. — А что такое? Правда глаза режет? — саркастично тянет Наоки и усмехается насмешливо и криво. — Дазай Осаму, бывший член исполнительного комитета Портовой мафии. — Откуда… — Сто тридцать восемь убийств в сговоре, — продолжает Саито, не обращая вообще никакого внимания на недоуменное начало фразы Осаму. — Триста двенадцать вымогательств, шестьсот двадцать пять других мошеннических действий. Прекрасный послужной список для такого человека, как ты. — ядовито выплевывает ему в лицо информацию, полученную от одного из своих пациентов, Наоки и с презрением смотрит в его глаза, потемневшие на несколько тонов от осознания всей ситуации. Саито знает, что поступает плохо, но поделать с собой ничего не может. Идти против ярого и неконтролируемого желания причинить мужчине столько же боли, сколько он причинил ей, не хочется. Хочется втоптать мужчину в грязь, которую Осаму сам же организовал под своими ногами собственными действиями, показать, кем он является на деле, и увидеть хоть каплю раскаяния за свои преступления. Вот только Наоки видит тщательно скрываемую ярость и безумие, затаившиеся в его глазах. Однажды мама сказала, что с психами водиться не стоит. Саито полностью солидарна с ней и после сегодняшнего выяснения отношений больше не будет связываться с брюнетом. Дазай в образовавшуюся паузу хватает цепкими пальцами Наоки за шею и притягивает к себе. Он не душит, не сдавливает горло, не причиняет боли, только легкий дискомфорт, и, вероятно, просто хочет припугнуть, чтоб несносная девчонка держала язык за зубами. Другое дело, что Саито не собирается отступать перед ним и доставлять ему удовольствие от успеха после своих навряд ли просчитанных действий. — Чего ты смотришь на меня так, будто это я виновата в том, что сделал ты? — ядовито выплевывает Наоки, высокомерно вскидывает голову и смотрит надменно и презрительно, что становится неприятно и противно от себя же. Цепкие пальцы едва-едва сжимают тонкую шею девушки и тут же принимают исходное положение, не собираясь вредить и калечить. И как только Дазай умудряется сохранять здравый рассудок в ситуации, выходящий за рамки его контроля? — Почему ты так поступаешь? — едва слышно спрашивает Осаму и смотрит непроницаемо в ответ. — Что такого плохого я сделал тебе, что ты возненавидела меня? — А ты не в курсе? — недоверчиво и скептически кидает Наоки, но потом понимает, что Дазай и вправду ничего не знает. — Ты и правда особенный. — разочарованно и печально выдыхает Саито и чувствует, что готова разрыдаться от собственной беспомощности. Это чувство, так тщательно спрятанное в уголках разума, душит ее, убивает и калечит исковерканную душу. — Единственный в своем роде анти-эспер, да еще в придачу с аномалией родственной души. — горько поясняет Саито, все еще чувствуя на своей шее пальцы Осаму. — Полагаю, ты не знаешь, что это означает, так что я расскажу. Иногда случается так, что родственные души оказываются связаны слишком сильно, и тогда чувствуют вместо своего проявления чужое. — Ясно. — А я счастливая обладательница родственной души в лице самого молодого главы мафии и ее живой легенды. Всегда мечтала об этом. — ядовито шипит Саито и скалится, после чего хрипло и нервно смеется. — Прости. — Мне вот всегда было интересно, какое было бы у меня проявление, если бы не насмешки Вселенной? Если любезно поделишься информацией, то я в подробностях опишу и расскажу о той боли, которую чувствую всегда после твоей очередной попытки самоубийства. Думаю, тебе тоже интересно знать это, не так ли? Наоки делает шаг назад и чувствует, как пальцы мужчины скользят по ее шее и полностью отпускают. Саито старается дышать ровно, взять себя в руки и отчаянно отказывается выдавать свое расклеившееся состояние. Долгие годы самобичевания, непонимания и смирения стягиваются в огромный ком, нарастающий с каждой минутой, и давят на плечи, на затылок — на все тело, пригвождая его к земле без возможности пошевелиться. Но окончательно Наоки добивает проявление, режуще-ноющей болью обжигающее правое предплечье. Давно уже пора — прошло как раз три часа. Саито сгибается в три погибели, стискивает зубы и терпит боль, ставшую в несколько раз сильнее с прошлого раза. Слезы стекают по щекам, щипают чувствительную кожу и изредка отвлекают от режущих ощущений, становясь успокаивающим бальзамом. Перед девушкой на корточки садится Осаму, Наоки пытается отползти от него на непослушных руках, больше вообще ничего не чувствуя в своем теле, и остервенело машет головой из стороны в сторону. — Наоки. — Нет. — Я просто хочу помочь. — Не надо. — Пожалуйста, позволь мне облегчить твою боль. — Это твоя боль. — Наоки. — Не смей. — истерично вскрикивает Саито и спиной прислоняется к стене. Рыдания громко и неконтролируемо вырываются из груди, слезы обжигают щеки, а глаза настолько устают за последние дни без сна, что отказываются открываться. Наоки пересиливает себя и смотрит вперед, туда, где стоит Осаму и растерянно смотрит на девушку, корчившуюся на полу от нестерпимой боли. Дазай делает несколько шагов по направлению к Саито и останавливается. Наоки смотрит на него затравленно, испуганно и с ярой ненавистью, и эта смесь оказывается настолько сильнодействующей, что у Осаму в груди все переворачивается. Дазай присаживается рядом с ней плавно и аккуратно, так, чтобы не испугать еще больше и не спугнуть, тянется к ее руке, но замирает на расстоянии в несколько сантиметров, поднимая глаза и натыкаясь на серые глаза, искрящиеся упорством и неуступчивостью в крайне тяжелой форме. — Наоки. — еще раз мягко зовет ее Дазай, но ничего не меняется. Кажется, что девушка всерьез считает, что лучше умрет от разрывающей ее боли, чем примет хоть каплю его помощи. — Не смей. — плаксиво и умоляюще еще раз предупреждает Саито, едва чувствуя даже руки, но боль все так же сильно мучает ее и не позволяет уйти хотя бы в беспамятство, скрыться в безмятежности бессознательного состояния. — Не смей приближаться ко мне. Не смей говорить со мной. Не смей прикасаться ко мне. Не смей. — разъярённо указывает на границы дозволенного Наоки, но из-за усталости тела и души ее ярость остается едва ли заметной. Дазай видит в ее действиях глупое детское упрямство и обиду. Девушка перед ним упрямо поджимает губы — терпит, не иначе — и пытается отползти еще дальше, но стена ей не позволяет этого сделать. Осаму хочет помочь — впервые искренне, но наталкивается на препятствие, которое не может обойти. — Убирайся. Саито шепчет едва различимо, но Осаму слышит и полагает, что прислушаться к желанию своей родственной души будет правильно. Дазай поднимается на ноги, кидает сожалеющий взгляд на девушку, а потом отворачивается и направляется к двери. Когда он едва касается металлической ручки, то чувствует мягкую негу на правом предплечье и поначалу не понимает, что происходит. На мгновение Осаму успевает обрадоваться, что это проявляется и фамилия его родственной души, что его простили за всю причиненную боль и довольно улыбается, чувствуя приятные волны морского прибоя. Дазай быстро освобождается от бинтов, и улыбка слетает с его губ. Красивые кандзи начинают выцветать по краям. Его не простили. От него хотят отказаться. — Нет. — ошарашенно шепчет Осаму одними губами, а потом оборачивается и испуганно смотрит на все еще плачущую и тяжело дышащую девушку. Мужчина в мгновение подлетает к ней, хочет прикоснуться к ней, но одергивает себя. Она этого не хочет. — Даже не думай об этом. — жалостливо шепчет Осаму, пытается вглядеться в серые глаза и найти там ответы на свои вопросы. Наоки смотрит словно мимо него, куда-то вдаль, и слезы продолжают катиться по ее щекам. Отстраненность и даже отрешенность Саито пугают, потому что морской прибой все так же ощущается на правом предплечье. Осаму вновь ощущает то самое чувство, которое чувствовал во время и после смерти Сакуноске. Привести девушку в нормальное состояние в ближайшее время не видится возможным. Осаму понимает, что у него остается только один вариант. Дазай дает резкую и такую обжигающую пощечину Саито, и девушка от неожиданности и достаточной силы удара падает в сторону, не в силах сопротивляться прекратившей свое действие инерции. Наоки не понимает этого, но каким-то образом успевает подставить руки под голову, чтобы не удариться головой об пол. А потом полное понимание происходящего доходит до нее. Наоки поворачивает голову в сторону и встречается с уверенным взглядом Осаму. Во рту чувствуется противный привкус крови. Саито чувствует, как что-то внутри нее переключается, обрывается, и тяжесть, ощущаемая до этого, отступает, даруя вместо себя невесомую легкость. Она смотрит на Осаму с такими презрительностью и ненавистью, что серые глаза режут намного лучше его собственных. Наоки отворачивается от брюнета, смотрит на свои руки, упирается лбом в ладони и смотрит из-под полуопущенных век на свои пальцы. Дышать становится проще, но привкус крови во рту портит момент. Саито прикрывает глаза, чувствует витающий вокруг нее металлический запах все той же крови, укутывающий ее с головой. Отчего-то становится так спокойно и умиротворенно, что больше не хочется подниматься и что-либо вообще делать. Наоки чувствует на интуитивном уровне, что медленно окунается в темную воду беспамятства, которое ждала уже давно. Дазай делает движение вперед, когда голова Саито безвольно падает назад. На полу стоит небольшая лужица крови, из приоткрытого рта вниз тянется алая струйка. Осаму подходит ближе, внимательно осматривает девушку. Сознания нет. Пульса — тоже. Витиеватые, красивые кандзи продолжают высвечиваться по краям.