***
Она любила октябрь. Этот вечный дождь, мелодии грома и раскаты молний над головой. Замок со стороны превращался в нечто настолько масштабное, что казалось, она спала. Гермиона до сих пор не могла к этому привыкнуть. Потрясающая красота. Грейнджер медленно шла в совятню, заметив, что лестница была уже практически отремонтирована. Новая кладка отличалась цветом и ровной фактурой камня. Домовики до сих пор восстанавливали Хогвартс. Поднимаясь и уже запыхавшись, Гермиона услышала голос. Очень узнаваемый. — Что б вам худо было… — Пенси резко обернулась, когда Грейнджер, появившись в проёме, прокашлялась. Совы ухали и шуршали крыльями. Гермиона заметила в руках слизеринки разорванное надвое письмо с фамильным гербом, которое она быстро спрятала за спину. — Привет, — Грейнджер поздоровалась почему-то предположив, что ответа не услышит. — Привет… Вот так они и стояли посреди совятни под звуки птичьих разговоров. Паркинсон смотрела куда угодно, но не на гриффиндорку, а Гермиона смотрела под ноги. Было неловко. — Возьми неясыть, — Пенси указала рукой на молодую серую сову. — За все годы я поняла, что они самые быстрые… Гермиона достала из сумки письмо для семьи Уизли и отдала в клюв птице. — Спасибо, — она погладила её по макушке, и сова вылетела из арочного окна. Пенси уже на выходе вдруг резко остановилась и обернулась. Её волосы немного завились от влажности. — У него пропала надпись? Можно было не уточнять, о чём она спрашивала. Грейнджер лишь покачала головой и заметила, как Паркинсон нахмурилась. — Как от неё избавиться? — Ты должна просто подумать об этом и отпустить ситуацию, буквы сами исчезнут. Пенси сделала решительный шаг в её сторону, закатывая рукав зелёного свитера. На предплечье всё так же чернели слова. Её рука подрагивала. — Я всю голову сломала! — громко проговорила она. Досада чувствовалась в каждом слове. — Сколько бы я ни думала, надпись не пропадает! Грейнджер посмотрела ей в глаза и вздохнула. Разговор был очень личным. — Ты хочешь правдивый ответ? — На тысячу процентов, Грейнджер! — Если метка не пропадает, то ты сама этого не хочешь, — она заметила, как Пенси открыла рот, но не дала ей вновь заговорить. — Это древняя магия. Она изучала тебя много лет и послала того, с кем ты будешь счастлива. Слова не пропадут, пока ты сама серьёзно этого не пожелаешь… Паркинсон опустила руку и облокотилась о стену, запрокинув голову назад. Её рот скривился в какой-то искаженной, ненастоящей улыбке. Злой и отчаянной. — Салазар, это же чушь! Я и Поттер! — она говорила это будто сама себе. — Скажи ещё, что существует рубиновая омела, о которой вечно талдычит Лавгуд! Не бывает предрешённой любви! — Пенси, я говорю лишь то, что знаю… Слизеринка оттолкнулась от стены и прежде, чем быстро покинуть башню, бросила: — Посмотрю на тебя, когда твоя рука расцветёт словами, от которых тебе станет так противно, что легче будет отрезать руку сектумсемпрой! Гермиона смотрела, как девушка удалялась вниз по лестнице. Ей бы хотелось ответить Пенси, что она знала, каково это. Хотелось бы также закатать рукав и показать ей уродливые шрамированные буквы позора. Хотелось бы… Но***
Глаза жгло. Гермиона просыпалась тяжело; солнце, проникающее в больничное крыло — острое, холодное, неживое. Здесь тихо. Мадам Помфри, увидев, что девушка очнулась, быстро подбежала к ней и потрогала лоб. — Лихорадка спала, — выдохнула она. Грейнджер попыталась привстать на локтях, но её тут же удержали тёплые руки женщины. — Рано, — подчеркнула она. — Ты спала три дня. Тебя сильно лихорадило, милая. Три дня. Вот цена правды, которую она узнала. Гермиона помнила всё в мельчайших подробностях, и от этого становилось ещё хуже. Лучше такое забыть, как страшный сон. Ей стыдно. Ей до боли стыдно. Она и представить не могла, через что он прошёл. Мерлин. Это было отвратительно. Теперь ей была ясна причина его хромоты. Сколько же его нога заживала, будучи полностью оторванной? Дьявол… Со стороны послышались шаги. Первое, что она увидела — Гарри и Полумна, замершие в проёме, заметившие, что она очнулась. — Гермиона! — Поттер быстро подлетел к ней и сел на стоящую рядом табуретку. — Как ты? Но тут же встал, уступая место Лавгуд. Та же вежливо отказалась, подчеркнув, что: — На Гермиону удобнее смотреть сверху, — сказала она загадочным тоном, к которому все за столько лет уже привыкли. — Я рада, что тебе лучше… Гарри ругал себя, полагая, что подруга простыла под дождём, когда пришла к нему на поле. Гермиона же успокаивала его, объясняя, что это простое переутомление. Без подробностей. Без всех ужасов, что увидела. Поттер рассказал ей все последние новости. Под руководством Аберфорта ему удалось обучить патронусу восьмерых слизеринцев. Ещё рассказал то, что в школе дико ненавидят Майнд, которая всё так же приглашала к себе учеников. Но кто-то выходил из её кабинета воодушевленным, говоря, что терапия подействовала и стало легче. Большинство же выходили в слезах. Очередь до Гарри ещё не доходила, но он её очень ждал, чтобы высказать всё то, чего жаждала психолог. Друзья уходили подгоняемые мадам Помфри. «Вашей подруге нужен отдых», — стандартная фраза женщины, после которой в больничном крыле никого не оставалось. Гермиона осталась наедине со своими липкими мыслями. В голове громкий марш: кошмар, кошмар, кошмар. Она замотала головой в поисках признаков его присутствия здесь. На тумбе лежали сладости и цветы, явно не его стиль. Стиль Малфоя — загноить душу и уйти, оставив болезни делать своё — добивать. Так он и сделал. «Высказался», оставив Грейнджер размышлять над всем самостоятельно. Картинки в глазах настолько живые, свежие, что смазывались слезами, которые вновь и вновь проступали, смешивались с болью и скатывались вниз. Этот крик Малфоя, гнущий кости, разбавлялся безумием, о котором она даже не подозревала. Господи, что же с ним происходило во время войны… Все голоса пожирателей смерти смешивались в голове в нечто однородное, которое воняло как мокрая псина. Гнило и просачивалось в поры, как трупный запах. Ей хотелось в душ. Отмыться жёсткой мочалкой. Стереть с себя все крики Драко, которые она впитывала пока смотрела воспоминания. Грейнджер проебалась. Сильно и вязко. Она и представить не могла, что творилось на «той» стороне. Правда оказалась ужасной. Гермиона повернулась на бок, стараясь скрыть подступающую истерику от мадам Помфри. В груди болело — наверное, это сердце, которое перестало биться ещё тогда, когда Драко произнёс последние слова. Боже. Ей стыдно. Как попросить прощения у него? Скорее всего, она даже в глаза его заглянуть не сможет. Стыдно… Уже поздней ночью, когда мадам Помфри пришла проверить её, Гермионе удалось уговорить женщину — она чувствовала себя хорошо, да и не терпелось вернуться к себе в спальню. Спускаясь по лестницам, освещая путь люмосом, Грейнджер заметила встречное движение. Когда движущиеся лестницы соединились, гриффиндорка подавила вздох. Встреча, которой хотелось бы избежать. — Смею доложить старостам или преподавателям, что вы в столь поздний час возвращаетесь в гостиную. — И вам доброй ночи, мадам Майнд… Гермиона уже хотела было перейти на следующую лестницу, как женщина крепко схватила её за рукав. В её лицо не хотелось смотреть. Вообще лучше было не разговаривать с ней. Грейнджер смотрела в пол. — Завтра днём я жду вас у себя в кабинете. Она кивнула в ответ, и совсем на секунду перед глазами мелькнуло нечто узнаваемое. Голова резко заболела, потому что эти воспоминания были не из приятных. На Майнд были те же туфли, что были на Нарциссе, когда Драко показывал ей видения. Ошибки быть не могло. Тёмно-синие атласные туфли с прямоугольной пряжкой, инкрустированной камнями. — Эти туфли… — вырвалось у Гермионы. Стало до жути холодно. Насквозь. Майнд вытянула стопу вперёд, поводила ей то влево, то вправо. В свете люмоса камни блестели. Красиво… — В единственном экземпляре, как и вся моя новая коллекция, — ухмыльнулась женщина. Значит, ошибки быть не могло. — Эти туфли Нарциссы Малфой, — произнесла Гермиона, подтверждая догадку. — Как вы могли? Неконтролируемая обида жгла в подкорке мозга. Грейнджер наблюдала за реакцией Люсиль, а та, в свою очередь, ядовито улыбалась, всё ещё оценивая красоту теперь уже своей обуви. — Я по праву выкупила их на аукционе, не вижу в этом проблемы, мисс Грейнджер. Я вижу проблему лишь в том, что вы нарушаете правила и возвращаетесь в спальню ночью. Где вы были? «В аду», — хотела ответить она, но, обойдя Майнд, спустилась и вышла в коридор не ответив женщине. Омерзение от Майнд окутало с головой. Гермиона начала готовиться к завтрашней терапии уже сейчас…***
Магловедение стало обязательным занятием для всех учеников. В этом году предмет вёл добродушный профессор Калим Фаранзи. Трудно было не расположиться к нему симпатией. Его улыбка на контрасте с тёмной кожей буквально ослепляла. Добивало всех и то, что он был весьма неуклюж. Каждый раз спотыкаясь или ударяясь ногой о парту, он ругался на иранском языке. Дин с Симусом пытались запомнить слова, чтобы потом найти в библиотеке перевод и пополнить свои словарные запасы, но Фаранзи всякий раз пользовался новым словом, и парни не могли с точностью запомнить ругательства. — Рад всех вас видеть, господа и дамы, — профессор развёл руки в стороны, поприветствовав учеников. — У вас на партах я оставил предметы из мира маглов. Кто первый опишет их свойства, тому достанется приз! Предлагаю сегодняшний урок сделать весёлым для всех нас. Теодор поднял руку. — Но профессор, среди нас есть маглорождённые, и они справятся быстрее… — Ох, не волнуйтесь, мистер Нотт, маглорождённые и полукровки будут помогать мне проверять задание. Гермиона выдохнула. Ей вообще сегодня не хотелось идти на магловедение. Для неё эти уроки были проще простого, лишь тратой времени, которое она могла бы провести в библиотеке. — А какой будет приз? — Симус вышел вперёд. — Вдруг я тоже захочу участвовать? Профессор Фаранзи подошёл к своему столу, все внимательно следили за его действиями. Двумя пальцами он защипнул красную ткань и поднял её вверх, широко при этом улыбаясь и глядя на класс. Но их реакция была не той, которую он ждал. — Фломастеры? — Финниган скептически приподнял бровь. — Детские фломастеры? Ученики загудели. — Это волшебные фломастеры! Я немного изменил их свойства. Скрестил, так сказать, магию с магловским предметом! — Калим воодушевленно поднял цветную упаковку и достал красный фломастер. — Вы только посмотрите! Он подошёл к доске и отодвинул первую панель, за которой мелом было вычерчен рисунок. Неуклюжий и кривой, но по длинным ногам и по длинному туловищу был едва узнаваем силуэт животного. А затем он прислонил к доске лист бумаги и поднёс к нему кончик фломастера. — Я не умею рисовать, как вы видите, — начал он, — но умею воображать! Я всегда любил лошадей. Ваше воображение станет реальностью в поразительно точном рисунке! Он начал чертить фломастером линию, кривую, намеренно, но вскоре эта линия сама выравнивалась, выгибалась в нужную сторону. Ещё штрих, и точное сходство с мощной челюстью лошади появилось на листе. Всего несколько секунд — и на бумаге возник красивый рисунок коня с развевающимися гривой и хвостом. — Я в деле, — громко сказал Блейз. — В моей голове такое воображение… Хохот оглушил кабинет, и все быстро зашагали к своим партам, рассматривая предметы. — Но я тоже хочу участвовать! — не успокаивался Симус. — На этот случай у меня есть альтернатива! — профессор подошёл к нему и закинул руку на плечо. — Вас здесь четверо. Для вас я разделю всех на четыре группы, которые вы будете потом проверять. Если ваша группа победит, то и вам достанутся эти замечательные фломастеры! Гарри досталась правая половина слизеринцев, Гермионе — левая. Симус и Шарлотта поделились так же, только с гриффиндорцами. Они вчетвером сидели рядом с профессором и обсуждали развлекательное шоу, которое посмотрел Калим этим летом. Грейнджер слушала вполуха. Она смотрела на то, как Малфой нехотя крутил в руках степлер. Ей хотелось, чтобы он посмотрел на неё. Пока весь класс был занят разглядыванием предметов, они вчетвером решили сыграть с профессором в монополию, которую он любезно достал из шкафа. Игра выдалась спорной. Они смеялись и ругались, и даже те, кто закончил с главным заданием, начали подходить к ним и наблюдать. Ей удалось отвлечься… Она до последнего тянула, проверяя по партам задания и сравнивая ответы с предметами. Гарри и Симус втянулись в гонку за фломастерами быстро и проверили свои группы буквально за четверть часа. Она остановилась у парты Блейза, взяла в руки одноразовый фотоаппарат и бегло прочитала ответ Забини. «Уверен, что эта чёрная шкатулка выступает в роли урны для праха. Даже имя выгравировано — «Кодак». Гермиона улыбнулась и поставила жирный минус напротив умозаключений Слизерина. Но вот второй и третий пункт Блейз угадал с точностью. Батарейки оказались «бутарейками для заряда магловских приборов». Раскладной карманный зонт — «зонт, очень ненадёжный». С четвёртым предметом он вновь ошибся. Точилка для карандашей ассоциировалась у Блейза со «сломанным перстнем, где можно прятать порошок». Когда очередь дошла до Малфоя, Грейнджер подняла лист и горько выдохнула. «Какая-то хрень». «Ещё одна херня». «Салазар, это предмет для пыток?» «ХЕРНЯ». Она посмотрела на заданные ему предметы. Проще простого. Они проходили их на первом курсе. Хотя, судя по Драко, он вряд ли вникал во всё это… — Ты закончила? — с другой стороны класса спросила Шарлотта, отдавая Фаранзи проверенные листы. Гермиона покачала головой. Ей нужно проверить ещё пять человек. — Ох, — Калим сипло выдохнул через нос, поправляя очки и вчитываясь в листы. — Кажется, у нас есть победитель! Но если у вас, мисс Грейнджер, окажутся все четыре попадания, то будет два победителя! — И кто же выиграл? — ей правда интересно. Профессор широко улыбнулся. — Староста школы… — Невилл? — улыбнулась она в ответ. Ну конечно же это Долгопупс. — Мисс Паркинсон! — поправил её Фаранзи. Гермиона отмотала несколько минут назад, вспомнив, как Гарри, склонившись над партой, хмурился. Его лицо — удивлённое, он что-то черкал на листе, а потом вновь вздыхал и заносил перо, приговаривая себе под нос «всегда сверху…» К сожалению, её группа лидировала только по двум угаданным Блейзом пунктам. Вряд ли это победа, но она с чистой совестью оставила листы у профессора на столе, попрощалась и вышла за дверь. Для неё сейчас начнётся самое сложное. Майнд… Грейнджер остановилась прямо посреди коридора, и в её спину чуть не впечаталась младшекурсница. Гермиона извинилась и отошла в сторону, села на каменный выступ и просто смотрела вперёд. Вновь эти голые холодные стены. Она на секунду подумала — быть может, лучше вообще не появляться на пороге кабинета психолога. Лучше вообще не ходить. Изначальный план был прост: прийти и ответить на все вопросы дерзко и коротко, игнорируя всё. Но почему же именно сейчас появилось чувство тревоги? Гермиона поставила локти на колени и зарыла пальцы в волосы, массируя голову. Чёрт возьми. Она устала… А в ноздри заполз уже до боли узнаваемый аромат. Гермиона резко выпрямилась и ударилась локтем о каменный подоконник. — Чёрт… Малфой хмыкнул. Сев рядом, он закинул ногу на ногу и смотрел, как она потирала локоть. — Приложи что-то холодное, — скучающе произнёс он. — Например, твоё сердце? Они молчали, и Грейнджер стало неловко. Это первая их встреча после… После того ужаса, что она увидела. Гермиона копалась в сумке, делая вид, что что-то искала. Глупо, но лучше так, чем сидеть молча. — Твоя реакция… — произнёс он. Грейнджер бросила сумку и распрямилась, поглядев на него. — Вновь упадёшь в обморок? — Вряд ли ты покажешь мне ещё что-то столь… Он усмехнулся. — Отвратительное? — Драко, я… — Не нужно, Грейнджер, — он откинулся на стену и даже не посмотрел на неё. — Не нужно этой снисходительности… Господи. Она вновь злилась. Он всегда так. Из крайности в крайность. — Зачем ты сидишь здесь? — грубо вырвалось у неё. Драко смотрел вперёд какое-то время, а потом повернулся к ней. И на развороте, буквально на долю секунды, проскользнуло его настоящее лицо. Разбитое горем, держащее в серых глазах сто литров боли. Всего мгновение — и это настоящее лицо снова сменилось маской безразличия. — Ты идёшь к Майнд? — спросил он. Она кивнула. Но прежде, чем он вновь что-то сказал, Гермиона оборвала его. — Её туфли… — произнесла она. — Я не уверена, но это же… — Эта сука скупила весь её гардероб, — надлом такой сильный, что вена на его виске стала отчётливее. — Лучше бы я сжег мэнор. Лучше бы я всё уничтожил, чтобы эти коршуны не клевали ещё тёплый труп моей семьи. Голос его — сломленный. Хриплый, будто пачку сигарет за раз выкурил, и жизни в нём всё меньше и меньше. Это чувствовалось. Это было видно. — Малфой, — процедила она глядя перед собой, на проходящих мимо учеников, которые оборачивались на них. — Зачем ты здесь? — Сижу, — просто ответил он. — Или я потерялся и ищу выход. Или пытаюсь найти ответы. Или мне хочется кого-то убить… Грейнджер засмеялась, и её смех был на грани истерики. — Убийцы не говорят о своих планах… Она повернула голову, посмотрела на его профиль. Об острые скулы можно порезаться. Он болен… душевно болен. Его жаль… — Ты в задании написал, что это предмет для пыток, — сменила она тему. Драко непонимающе посмотрел на неё. — На уроке магловедения, — уточнила Гермиона. — Это всего лишь щипцы для завивки ресниц… Гермиона поднялась с места и взяла сумку. Поправив свитер, посмотрела на парня сверху вниз. Эти их короткие диалоги стали почти привычными. Они никогда не приходили к единому знаменателю. Это был просто обмен взаимными колкостями, которые казались ей лейкопластырями. Через боль — лечили, в каком-то извращённом смысле. Кто болен из них больше? Она уходила не оглядываясь…***
Этот кабинет когда-то был складским помещением. Гермиона помнила, как на втором курсе они с Гарри и Роном прятались здесь от Филча. Сейчас же тут стол и удобные, на удивление, кресла напротив. Сев в одно из них, она почти утонула. Майнд заваривала чай. Грейнджер ловила отвратительные флешбеки, и всё это время ждала надвигающуюся пытку. Люсиль обошла стол, в руках её была фарфоровая чашка. Мизинец криво отгибался в сторону. Она с причмокиванием сделала первый глоток и села в стоящее рядом кресло. Гермиона невольно посмотрела на её ноги. Чёрные бархатные туфли покрыты пылью… и это добило её. Это какое-то блядское кощунство. — Как ты себя чувствуешь на этом курсе? — протянула Майнд. — Вполне себе, — резко ответила она. Ей вообще не хотелось говорить. Она чувствовала, что дальше — глубже. — Я слышала, вы отлично коммуницируете с факультетом Слизерин. Вы вместе с мистером Поттером обучали их патронусу. Грейнджер держалась из последних сил. Настенные часы отвратительно клацали каждой секундой. Точно так же клацало в голове болью. — Да, — коротко ответила она. — Мисс Грейнджер, я понимаю, что вы героиня войны, но мне необходимо убедиться в вашем психологическом здоровье. Гермиона засмеялась. Честно, это у неё вырвалось резко. Абсурд. — О моём психологическом здоровье? — переспросила она. — Для чего, позвольте спросить? Майнд сделала глоток и поставила чашку на стол. Скрестив пальцы, она повернулась к Гермионе. На её лице — вежливая улыбка, которая на вид не стоила и гроша. Абсолютно фальшивая. — Всё верно. Я так понимаю, вы хотите в будущем работать на министерство? — уточнила она. — Я составляю психологический анализ для тех, кто пережил все этапы войны. Чтобы в будущем это не сказывалось на работе… Гермиона стиснула края подлокотников. Эта стерва ей угрожала. — Сказывалось на работе? Поясните. Прозвучало резко, но ей всё равно. — Чтобы во время ответственных решений у вас не было срывов. Чтобы это не сказалось на будущей работе и той ответственности, которая ляжет на вас. В анкете, которую вы заполняли на пятом курсе, вы писали, что хотите стать министром магии, — она улыбнулась, премерзко. — Вы понимаете, что на министре магии лежит огромная ответственность? Он должен подходить к работе со свежей головой, без каких-либо срывов… — У меня никогда не было срывов! — огрызнулась она в ответ. Палец болел от жестокости ногтя. Она ковыряла уже зажившую рану. Её бесило всё. Эта ситуация. Эта женщина. Эти голые намёки. — Ну как же. Три дня назад вы упали в обморок прямо во дворе школы после общения с мистером Малфоем. Он вам угрожал? — Что? — с ужасом переспросила она. — Что за чушь! Он не угрожал мне! — Видите ли, я стала свидетельницей того, как он взял вас за грудки и плотно прижал к себе, после чего вы упали… Господиблятьправый…. — Всё было не так! Грейнджер передёрнуло от усмешки этой женщины. Она больная. Майнд будто наслаждалась этой пыткой. Больная! Больная стерва! — Честно говоря, я считаю, что стоит усилить контроль над всеми, кто был причастен к пожирателям смерти, — протянула она, вытягивая носок туфли и рассматривая её. — Стоит усилить контроль, чтобы не было больше таких инцидентов, в которых честные ученики падали бы в обморок. Гермиона вскочила с кресла. Кулаки болели от того, как сильно она их сжимала. — Вы говорите чушь! — рявкнула она. — Дети пожирателей смерти ни в чём не виновны! Они не принимали участия в войне! — А как же мистер Малфой? — парировала женщина, улыбаясь. — Мистер Малфой понёс наказание. С него достаточно! — она развернулась к двери и остановилась тогда, когда рука схватилась за ручку. — По моему мнению, изолировать нужно вас. Вы прибегаете к отвратительным методам. Вы только усугубляете обстановку, мадам Майнд! Гермиона посмотрела на её туфли. — Миссис Малфой никогда бы не позволила этой обуви так запачкаться. Вы носите её только потому, что хотите удовлетвориться в своих амбициях, которые никогда не сбудутся. Вы чувствуете удовлетворение, когда своими ногами втаптываете что-то, принадлежащее семье Малфоев? Или вы хотите быть похожей на неё? — Грейнджер улыбнулась, глядя на обувь, выстроенную в ряд у стены. — Раз уж мы здесь откровенничаем, то вот вам моя правда: вы никогда ею не станете. Даже если выкупите всю её одежду и атрибуты дома. Вы, мадам Майнд, фальшивка. Подобие той, которая считает, что от её мнения зависит всё. Вы отвратительны и не профессиональны. Запишите это в свой протокол! Дверь захлопнулась. В груди мокло. В голове — пусто. Гермиона впервые за долгое время чувствовала, что выговорилась…