Пятьдесят оттенков красного

      – Я ни за что, мистер Нильсен, не приму ваше предложение! Помимо руки и сердца Вы предлагаете мне ворох проблем!       Мужчина потёр переносицу, и устало вздохнул. Весь его вид показывал власть, имеющуюся у него в руках. А руки такие аристократичные и тонкие походят на руки дирижёра или хитрого крупье, владеющего не только колодой, но и всей игрой. Никто кроме него не знает, кому выпадет туз, и чаще всего он оставался у него в кармане.       Часы на безупречной золотой цепочке у него в кармане пиджака отсчитывают время, которое он так безобразно растрачивает на убеждения юной Агаты Харрис. Время для мистера Нильсена, во всех смыслах – деньги, но если постараться, то он сможет с процентами покрыть эту заминку.       – Я предлагаю Вам построить империю. Взойти на английский трон торговли.–Он нетерпеливо покосился на дворецкого, тот стоял неподалёку от обеденного стола и только сочувственно пожал плечами своему Господину, в этой ситуации он бессилен,– К тому же, милая Агата, Вы разве не помните, как я ухаживал за вами? Я помню тот танец полгода назад на балу по случаю дня рождения младшего принца. Вы великолепно двигались, не удивлюсь, что Вами занимались лучшие преподаватели танца.–Мужчина опустил приборы на край тарелки и слегка наклонил голову. – Почему же Вы так яростно сопротивляетесь? Я вроде не так плох.       – Вы лживы, Нильсен. От Вас за километр несёт кровью и грязными деньгами,– горделиво подняв голову, сказала Агата. В темных глазах читался бунтарский огонёк, что подстрекал большее любопытство в мужчине. Страха нет – опрометчиво, учитывая, в каком она положении. Но так игра становилась интереснее, будто поставил на кон последние средства. Остаётся только гадать – уйдёшь в золоте или в нищете. – Да и что тут скрывать, Вы мне противны, как носок поношенный.       – Как грубо,– усмехнулся Александр. – Такому Вас тоже учитель танцев учил?       Девушка фыркнула.       Она сидела в другом конце дубового стола за массивным стулом, сделанным, скорее всего, из такого же материала. Спинка была жесткая, и молочный корсет впивался в кожу спины. От неприятных ощущений мисс Агатаерзала на стуле, кидая хмурые взгляды на хозяина дома и на свою порцию окорока. Голод давал о себе знать тихим урчанием, но она намеренно его игнорировала. Не за чем поддаваться в бою с этим человеком, у него и так слишком много преимуществ. Хотя довольное жевание с другого конца стола и подламывало её силу воли — она держалась стойко. Это мужчина подметил. А когда тот задал вопрос, почему она не притронулась к ужину, та захохотала:       – Я не идиотка. Вдруг Вы туда яд подложили? Я ещё рассчитываю пожить пару десяток лет.       Теперь хохотал Нильсен:       – Я не работаю так чопорно. Люблю что-то поизящнее ртути в вине. Зарезать во время полового акта, к примеру. Или утопить в собственной моче,– сказал он и положил ещё один кусок свинины в рот.       Мисс Харрис смутило.       – Вы в открытую признаёте себя убийцей? Это даже для Вас смело.       – Нет. Просто люблю своеобразную литературу. Камасутру очень советую. Изменяет представление о жизни.       Александр опустил глаза на тарелку с остатками ужина, дабы не смущать девушку ещё больше. Воспитание в купеческой семье выковало в ней неплохой стержень, но всему есть передел и мистер Нильсен смог его нащупать. Он краем глаза видел, как она расправляет складки своего платья с кружевами и всё же тянется к бокалу бордового вина.Набравшись храбрости посл е глотка, миссХаррис спросила:       – Любите древнегреческую мифологию? – Она покосилась на стену слева. На ней висели многочисленные копии росписей с амфор и сосудов сделанных тысячи лет назад. На полотнах уместились грозные боги, великолепные и устрашающие существа, свои грязные истории. И что-то во всём этом смраде нравилось предкам Александра и облачалось в золотые рамы.       – Нет, не особо. Мой, если не ошибаюсь, прапрапрапрадед после поездки в Афины начал писать такие картины. Родственники считали его фанатиком, но картины сохранили.       Агата оглядела помещение ещё раз. Первый раз был, когда она открыла глаза прикованная к этому ужасному стулу. Приятного в этом мало, и оценить всю роскошность столовой девушка не могла. В стене слева помимо картин было две большие двустворчатые двери с росписью. Узоры – стилизация каких-то желтых цветов, буква «L» с завитками. Такая же дверь была за спиной хозяина дома. Напротив дверей– в стене справа– были окна с плотными темно-зелёными шторами. Если бы у мисс Харрис была возможность – она бы с удовольствием потрогала их материал, но, увы, кандалы сдавливают запястья и лодыжки. Кожа под металлом чесалась и слегка покалывала.       – Спрашивать, когда Вы меня отпустите, бесполезно, не так ли?       – Совершенно верно. Я не для этого Вас выкрадывал из покоев, чтобы отпустить так быстро. Да ещё пришлось ждать пока пройдёт действие снотворного. – Нильсен покрутил в руке бокал и допил его содержимое.       – Бедный Вы, несчастный. Это так утомительно людей выкрадывать.       – Не срывайте на мне свою злость.       –Только Вы виноваты в том, что у меня затекла поясница. Я могу срывать на ком угодно и что угодно.       Мужчина ухмыльнулся и жестом показал дворецкому, чтобы тот убрал со стола. Седовласый мужчина во фраке послушался молодого Господина и ретировался за одну из дверей слева.       Они остались одни.       Она. Агата Мария Харрис, почтенная дама в кругах торговых семей, завидная невестка, отказывающая всем знатным мужчинам в предложении руки и сердца, куколка внешне, бунтарка по сути.       И он. Александр Нильсен, криминальный авторитет с феноменальными способностями выходить сухим из воды, мужчина с прошлым и, скорее всего, фальшивым именем, если судить по букве на дверях отличной от первой буквы всем известной и устрашающей фамилии Нильсен.       – Агата, ты знаешь, что я не сделаю тебе больно и…       – Я не могу этого знать. Никто не может, – перебила Агата мужчину и положила кисти рук на стол, благо длина цепей позволяла это сделать, - Когда мы последний раз виделись, я ещё не знала про Вашу… твою дурную славу. Тогда твои харизма и манеры вскружили мне голову. Это была ошибка, простить которую я не смогу ни тебе, ни себе.       – Ты разбиваешь мне сердце, – грустно усмехнулся Александр, обвел глазами локон темно-русых волос мисс Харрис, изящно размещенный на её оголённых ключицах.       Его и вправду задело.       «Это была ошибка…»       Хотя он слышал такое от своих пассий чаще, чем его имя. Но из её уст, из уст девушки, заставляющей мысли Нильсена кипеть и плавиться, как масло, это было больно.       – Пусть.       Александр медленно встал со стула и подошёл к окну, оставив для обзора Агаты только спину с широкими плечами, обтянутыми в светлый шёлк фрака, да затылок. Мисс Харрис могла бы сказать, что видит помимо вышеперечисленного ещё и все то, что ниже талии, но приличия не позволяли. Зато наслаждаться видом никто не запрещал – тут даже приличия бессильны.       – Знаете, мне очень хотелось бы оправдаться пред Вами, – начал мужчина не отрывая глаза от сада за окном, - за мой побег после той ночи, но не буду.       Слух мисс Агаты порезало возращение их общения на Вы, она поморщилась, но умолчала о своих мыслях. Непостоянство в мистере Нильсене вызывало недовольство у неё всегда, но сейчас особенно – прикованная она не имела контроль над ситуацией, а что выкинет молодой человек, знает лишь Господь Бог. Сначала официоз, потом она утоплена в собственной моче. Одно понятно точно – мисс Агата Мария Харрис должна выбраться отсюда живой.       – Почему? Многие мужчины так делают, – прыснула девушка, прикидывая самые удачные способы побега из лап Александра и его людей.       – Я не тот человек, который оправдывается перед…       – Женщинами?       Мистер Нильсен повернулся, с серьёзным видом посмотрел на свою пленницу и кивнул. Задумчиво, будто раньше не раздумывал над этим. Но понятно, что он думал, только в другом ключе - на языке так и вертится не досказанное «людьми».       Он подошел к стулу, восседающая на нём мисс съежилась, и присел на корточки, положив руку на правый подлокотник. Задумчивое настроение у хозяина дома, появившееся так внезапно, сменилось на грустную мечтательность, он вспомнил осеннюю прогулку по роще на заднем дворе одного старого графа со странным влечением на молоденьких американок.       — И что ты ему ответил, Александр? – Агата хохотала, прикрывая рот изящной ладошкой в белой перчатке.       – А я, милая Агата, ничего не ответил, это же откровенное и бессовестное оскорбление! Только дурак будет обзывать меня старым ворчливым дедом!       Очаровательная пара, как называли попивающие чай гости поместья графа Сителло мисс Харрис и мистера Нильсена, прогуливались по протоптанной дорожке меж невысоких кленов. Платье девушки сливалось с оставшимися зелеными листьями. Александр нёс на сгибе руки её пальто, благо затянувшееся бабье лето позволяло насладиться последними лучиками ласкового солнца. Оно в золоте листвы сверкало ярче - Агате приходилось щуриться, чтобы видеть своего красавца-собеседника.       – Повежливее, он всё же мой кузен. Тем более что ты заслужил, нечего было запрещать ему танцевать сФелисией.       – Она же замужем, Агата! – волна возмущения накатила Нильсена, но глядя на улыбающееся лицо девушки сразу отхлынула назад. Она специально его подстрекает, а он, как старый ворчливый дед ведется на это.       –Миссис Теодор, по-моему, это не очень волнует, – она обогнала мужчину и теперь шла спиной, любуясь его нахмуренными бровями. Александр всегда был нахмурен, он никогда не улыбался. Мисс Харрис при их знакомстве считала это плохим знаком, но вскоре смирилась с вечно каменным выражением лица этого молодого человека, – Она сегодня очень открыто флиртовала с тем мистером в забавной шляпке, помнишь, я тебе его показывала?       – А где в это время был Даниэль?– проигнорировал вопрос.       – Вроде танцевал с дочерью графа. Она странная. Мне напоминает чем-то белку, такая же рыжая, – съязвила Агата.       – Не ты ли мне говорила, что желала бы иметь рыжий цвет волос?       Девушка остановилась и, поравнявшись с Александром, подхватила под свободную от пальто руку. От такой дерзости на губах его проявилась крупица улыбки – маска мужчины треснула по швам.       –Да, и до сих пор желаю. Но графиня из тех, кому этот цвет не к лицу. – Девушка лукаво улыбнулась, приподняв голову в сторону мистера Нильсена.       Дорожка подходила к концу. В сотне футах от них виднелась великолепная беседка, сделанная из дорогого белого дерева, привезенного с востока. Они поднялись внутрь. Дорога была не быстрая, нужно перевести дух, прежде чем оправится обратно в сторону поместья.       – По-моему, составлять впечатление о человеке, основываясь лишь на его внешности, данной ему от природы, – рассуждал мужчина, поджигая дорогую сигару. Он присел на скамью, припорошенную листьями и росой, закинул ногу на ногу и наблюдал за брюнеткой. Её профиль ласкало солнце, кудряшки на спине, обычно имеющие цвет горького шоколада, озолотились, а перышко в причудливой шляпке пропало из виду, – чистой воды глупости, их можно сравнить с теми, что мы, смертные, совершаем в порыве очень ярких эмоций. Гнева, например, или страсти.       – Знаешь, я пожалуй соглашусь со своим недотепой кузеном – ты настоящий ворчливый дед, – рассмеявшись от собственной шутки, девушка присела рядом с Александром. Сложила руки на коленях и наблюдала за клубами дыма с едким запахом, которые брюнет старался пускать подальше от лица мисс, – Разве тебе не нравится совершать глупости? Некоторые глупости, – добавила она под скептицизмом голубых глаз.       – Нет, – стряхнул пепел, – не нравится. Они порой становятся ошибками.       Они погрузились в молчание, переваривая, услышанные друг от друга философские мысли. Каждый находил что-то своё – Александр подходил с излюбленной стороны цинизма, а Агата шла ему навстречу, считая глупости не чем-то аморальным, а напротив, романтичным и заманчивым, словно запретные плоды.       Их молчание сопровождалось трелью перелётных птиц, затянувших с миграцией на холодные периоды в Англии. И шуршанием юбки мисс Харрис – она сминала её, собирая всю свою решимость в единое целое. Сигара изжила своё, была потушена о беседку и бесцеремонно выброшена в кусты шиповника, растущего неподалёку.       – Тогда, – девушка не решилась поднять взгляд, – надеюсь, ты простишь мне мою глупость.       Она придвинулась ближе и поцеловала Александра в губы.       Сердце девушкибилосьгде-то в глотке, мурашки пробежали от позвоночника к голове. Она закрыла глаза, боясь увидеть реакцию мужчины, боясь быть отвергнутой и засмеянной, но получила в ответ раскрытые губы и гортанный стон, когда она потянула назад русые волосы на затылке Александра.       Он ответил на её поцелуй.       Он слишком долго его ждал, чтобы не ответить на него.       Нильсен подтянул Агату за талию ближе к себе, к своему телу, пылающему изнутри, пока она пылала снаружи – щеки налила краска, и ладошки вспотели. Слишком хорошо, слишком не правильно, но кого это волнует, когда пальцы Александра поглаживают лопатки. Язык вылизывал бордовые губы, а до гостей, решивших прогуляться вслед за очаровательной парой, доносились лишь звуки поцелуев, которые они, скорее всего, восприняли, как щелканье птиц.       Александр простил ей эту глупость, но она – нет.       Из гордости, – думал он так, но впервые в жизни думал неверно. Агата из интересного сорта женщин – они всегда делают вид, что неискренны, когда на самом деле уязвимей, чем сейчас, никогда себя не чувствовали. Боятся, что найдут их слабые места. Хотя, по мнению Александра, женщины не имеют слабых мест – они и есть слабые места.       – Отпустите меня, – сказала мисс Харрис через чур тихо – мистер Нильсен подумал, что ослышался. – Отпустите меня, и я никому не скажу, что Вы меня выкрали. Ни единой душе.       Её голос перешёл на умоляющий шепот, глаза полны печали – она тоже вспомнила ту сцену в беседке. Она полностью расслабилась, развалилась в кресле как кукла, которую набили ватой.       Устала бороться по правилам Александра, но не устала думать по-своему.       – Не сейчас. – Александр поднялся на ноги, нависая над креслом, и нежно приподнял подбородок девушки большим и указательным пальцами. От удивления её губки раскрылись. – Не сегодня.       Последнюю фразу он выдохнул Агате в губы, ладонь зарылась в волосы, и оттягивали прядки назад – так делала она, а он лишь немного поддавшись сентиментальности, воспроизвел её действия в точности, как-будто это происходило вчера, в беседке.       Нильсен потеряв последние задатки разума, хищно целовал свою жертву, отдававшуюся к нему в пасть полностью, пытался одной рукой развязать шнуровку на корсете мисс Харрис. Получалось нервно и нетерпеливо – имевшийся опыт выполнения этого хитрого трюка улетучился, стоило почувствовать под рубашкой холодные кандалы на ручках Агаты.       Мисс Харрис прогнулась к груди мужчины, проводила коготками по его спине, чуть ли не мурлыкала от удовольствия, когда Александр опустил поцелуи на её ключицы, которые с остервенением рассматривал на протяжении всего «ужина». Покусывал кожу и зарывался носом в кудри, пахнущие чем-то сладким, и думал, как ему не хватало её тела, её смеха, её… Смелую и наглую, беззащитную и интересную.Постанывающую от его прикосновений, подрагивающую, словно в лихорадке, от его тела.       Это странное чувство эйфории рядом с ней, забыть которое не сможет никогда.       Стянув верхнюю одежду с любовника, Агата впилась губами в его сосок и тихо посмеивалась от звука лязганья ножа. У Александра – грозы лондонскихнаркопритонов– не получилось развязать шнуровку корсета, поэтому он просто перерезал её, дав возможность девушке нормально вздохнуть.       – Он у тебя всегда с собой? – смеясь, шептала она, отчерчивая пальчиком подбородок со шрамом и губы, расплывшиеся в улыбке. Наверно, самой искренней, которая когда-либо появлялась у него на лице.       Агата обвила ногами талию Александра, и теперь, упираясь ладонями на подлокотники, он практически лежал на ней. Оба задыхались от страсти. Топились друг у друга в глазах. Упивались вниманием и желанием. С тремором в руках девушка стянула под весом партнера свое платье, грудь сдавил камень, разгоняющий бабочек внутри и одновременно мешающий им спокойно порхать. Ноги стали ватные и не слушались свою хозяйку.       Девушка попыталась снять одежду и с брюнета, но ничего не вышло – она разочарованно выдохнула на щеку Александра, облизала мочку уха. Ему пришлось самому освобождаться от одежды.       Агата нетерпеливо кусала губу, теша самолюбие мужчины, но ей было не до гордости. Желанное уже столько месяцев тело было перед её глазами во всей красе, без утаек и стеснения. Сокращение мышц его рук она чувствовала спиной, ловила движение языка губами.       Нильсен обводил пальцами внутреннюю часть бедра, ягодицы – всё, кроме главной изнывающей по нему точки. Агата втягивала живот и умоляла Александра не издеваться над ней, но ничего не могло его остановить, даже его собственное желание прикоснуться к ней, такой сладкой и мокрой. Он продолжал оглаживать её ребра и грудь, несмотря на метания Агаты по стулу. Облизывая свои губы, брюнет ощущал эту патоку зависимости – его от неё, а её от него.       – Александр, на столе нож, я могу и убить за такое, – последнее слово поглотил их общий протяжный стон удовлетворения.       Мужчина вошел в неё, пару секунд не двигался и начал толчки навстречу её раскрытым и изящным бедрам. Темп усиливался, как и громкость мычания мисс Харрис. Она давила в себе те крики и от переизбытка эмоций, что разрывали изнутри её горло. Впивалась когтями в плечи и поджимала пальцы на ногах, выцеловывала губы своего мучителя.       Так продолжалось ещё минут двадцать, пока девушка не кончила, впиваясь руками в подлокотники стула. Александр кончил следом, излившись на внутреннюю часть бедра Агаты. Оба обмякли на не удобном дубовом кресле, ощущая теплые прикосновения друг друга. Столовая пропахла сексом. И казалось им, что лучше этого момента быть не может…

***

      Александр проснулся в десятом часу, от холодного порыва ветра. Сначала он проклял холодное весеннее утро, потом удивился – откуда ветер мог дуть в замкнутом пространстве его спальни – и открыл глаза. Уставившись в распахнутое настежь окно и пустую половину кровати, где ещё ночью мило посапывала Агата, он долго спросонья соображал что к чему. Когда мужчина поднялся с кровати и выглянул в окно, до него наконец-то дошло и из того же окна полетели старинная ваза и крик «АГАТА!».       Через четверть часа брюнет восседал в излюбленном кресле в гостиной и читал свежую газету. Пробежавшись по заголовкам, он глубоко вздохнул и прикрыл глаза. Вокруг него суетился дворецкий, напевая какую-то мелодию.       – Во сколько, Вы говорите, ожидать гостей? – поинтересовался он.       – Ни во сколько. Я отменю все встречи, точнее этим сейчас займешься ты, Виктор.       Александр бросил газету, один из заголовков которого гласил «Мисс Харрис выходит за овдовевшего мистера Даниэля Теодора», на соседнее кресло. Сложил руки на груди и на пару минут уставился в одну точку, отдавшись тягостным мыслям.       –Хотя, погоди, – остановил он дворецкого, собиравшегося ретироваться и выполнить его поручение, – для начала подай кофе и прикажи подготовить карету часам так к одиннадцати.       – Что-то задумали, сэр? – улыбнулся Виктор.       Он прекрасно знал этот взгляд Александра. За столько лет услужения роду его предков,– раньше фамилия была Линд,–что выучить наизусть манеры и мимику всех его обитателей не составило труда. Правда, из рода Линдов остались здесь только Александр и его кузина Рейчел, прослывшая искусной карманщицей Лондона.       – Ничего серьёзного, просто в вечерней газете будет сказано о трупе несчастного Даниэля, – будничным тоном произнес Нильсен и по удобней расселся в кресле, ожидая свой утренний кофе.       Александр не простит ей эту глупость.