Спокойной ночи, Мадара.

В следующие дни все стало еще хуже, но Мадара пытался игнорировать свое состояние до последнего. На следующий день он даже вышел на работу, однако ближе к двум очередные воспоминания заставили его сбежать ото всех в уборную. И снова он помнил чего не должен был. Помнил Изуну, пристально наблюдающего за ним из ночной тени, в то время как уже юный Мадара ночевал на вокзальной скамейке. Ему тогда было восемнадцать. Мадара помнил это чертовски хорошо, ведь именно в этом возрасте его опекуны выставили его вещи за дверь во время одной из ссор и заявили, что выполнили свой долг — дальше их «сын» может отправляться на вольные хлеба. Возможно Мадара мог бы надавить на их жалость, проглотить обиду и извиниться, но не стал. Молча забрал немногочисленные вещи и ушел: сперва ночевать у Хаширамы и других редких знакомых, жить на улице в поисках работы, а затем приводить жизнь в относительный порядок. — Да. С папой было лучше, правда? — улыбнулся Изуна, усевшись на скамейку. — Он… конечно был не подарок. Но зато бы не вышвырнул нас на мороз. Мадара только сильнее укрылся старым пледом, наброшенным поверх пуховика. Было чертовски холодно. Чтобы согреться, пришлось поджать к себе ноги и сжаться в углу скамейки в тесный клубок. Ха. На улицах ведь нет никого. Рождество. — Так плохо. Зато не один. Это то чего нам не хватает, правда? — спросил его Изуна, и Мадара будто бы не замечая брата, прикрыл глаза. С отцом было лучше. Мучительно, обидно, тоскливо, но зато дома. Теперь же дом продали из-за долгов, и у Мадары мало что осталось от прошлой жизни. У них с Изуной. Но признаться честно — он был согласен с братом, отчасти поэтому в тот момент скучал по нему сильнее, чем когда либо. Даже по чувству вины и чужой бесконечной ругани, по убивающей его депрессии, запертой в четырех стенах. С отцом было тяжело, но тот хотя бы держался за детей как мог, после того как не стало мамы. Хотя бы давал им это болезненное чувство нужности. Мадара мысленно выругался, держась за края умывальника. Руки сильно тряслись. Он поспешил включить холодную воду и умыть лицо. Взглянул на свое отражение, чтобы содрогнуться от еще одного воспоминания. Мадаре восемнадцать — они с Изуной ночуют прямо в кабинете, куда их устроили по знакомствам Хаширамы. Идти больше некуда. Здесь хотя бы есть кофемашина и автомат с шоколадками. После улиц — это рай. Изуна засыпает на его плече и Мадара слушает его тихое дыхание, пока они лежат на крохотном офисном диване, глядя на город через широкое панорамное окно. Затем девятнадцать — они уже взрослые. Снимают квартиру неподалеку от работы. Могут позволить себе относительно сносную жизнь, но травматические воспоминания никуда не деваются. Только съедают с еще большей силой. Заставляют чувствовать себя вновь ребенком — беспомощно прячущимся под кроватью от гнева родителя. Шрамы не стираются. Ему двадцать два. Его первый сеанс психотерапии проходит ужасно, но Хаширама все равно уверяет Мадару и Изуну попробовать еще раз. Ничего! — говорит он, — Вы и представить себе не можете сколько в этой сфере идиотов. Просто нужно подобрать хорошего и все. Почему он помнит все больше? Мадара схватился за волосы, оттянув их так сильно, что заболел скальп. Изуна все время рядом. Даже когда мужчина уверен, что те моменты воспоминаний переживал в полном одиночестве. Но если он действительно переживал их с братом, куда он пропал сейчас? Почему так тяжело вспомнить хоть что-то. Может Тобирама прав? Мадара и правда сошел с ума. Потому Мадара стал вспоминать своего «брата» в еще более ранних моментах своей жизни, но на сей раз то было настолько быстро и ясно, что о чужеродности Изуны в его голове не оставалось и сомнений. И это было невыносимое ощущение. Сродни чему-то постороннему, попавшему в организм и отравляющему его. Сперва он лишь проснулся от ночного кошмара, в котором ясно видел чью-то темную фигуру, равнодушно наблюдающую за ним со стороны. — Спокойной ночи, Мадара, — произнесла она, и мужчина в ужасе распахнул глаза, едва не упав с кровати. Судорожно нашарил рукой выключатель настольной лампы и оглянулся. Но никого рядом не было, хотя во сне он ясно чувствовал чей-то леденящий душу взгляд. Столь близкий, словно бы смотрящий находился в метре от него, рассматривая спящего Мадару из теней. Мужчина постарался успокоить дыхание, однако тревога становилась все сильнее. В спешке он поднялся с кровати и, отыскав телефон в неубранной комнате, взглянул на время. Пять утра. Едва ли Кагуя не спит. Мадара с трудом поборол желание позвонить ей и с досадой отложил телефон. Это нужно рассказать. Хоть кому-то. Если его странные воспоминания — не настоящие, значит есть болезнь, которая заставила мозг Учихи так бредить, верно? А значит и есть лекарство. Верно? Боже, ну почему все это происходит именно так? Почему его бред заключен в выдуманном брате? Мадаре настолько одиноко? Такой настоящий, но ведь нет. Мадара знал, что Изуны никогда не существовало. Он лишь в его голове. Тобирама именно это и говорил, да? Когда они… — Брат? — прошептал он. — Мадара, я… знаю тебя не так хорошо как Хаширама, но… если уж я и могу быть в чем-то уверенным, так это в том, что у тебя никогда не было братьев. — Да. Тобирама заявлял это со всей уверенностью, в то время как… Изуна стоял рядом с ними. Смотрел на Тобираму и Мадару с явной обидой во взгляде, скрестив руки на груди. Уже такой взрослый. — Пожалуйста… не заставляй меня чувствовать себя так, будто я ненастоящий, Мадара… — в пол голоса говорил он. — Или сумасшедший. Это ведь совсем не так. — Я… — сказал Мадара, проигнорировав брата. — Нет. Ты точно должен помнить Изуну. — Слушай… Может это препараты на тебя так влияют? У них же побочек вагон и маленькая тележка. Не удивительно, что тебя иногда глючит. Изуна досадливо прикрыл глаза. — Идиот, Сенджу. Посмотри на него. Я будто привидение! Но Изуна не был призраком. Он был настоящим. Хотя бы для Мадары. А еще он был все ближе с каждым новым воспоминанием. — Сенджу, хватит притворяться! — вспылил Мадара. — Просто вспомни. Мы с Хаширамой играли в салки. Изуна попросился к нам. Потом ты пришел еще, потому что никто не хотел с тобой играть кроме брата. Помнишь? Но никто не видел его кроме Мадары. Что же это за кошмар? — Настоящий кошмар. — согласился Изуна без тени улыбки. Зашел Тобираме за спину и устало произнес. — Ты хоть можешь представить мое существование, Дара? Существование здесь. Совсем одному. Как ты когда-то. — Не могу толком вспомнить, когда я впервые… ну. Заметил его существование. Знаешь. Там. — Я хочу вырваться, Мадара. Быть большим, чем воспоминание посреди пустых комнат, в которых ты никогда не бывал. Я такой же настоящий. Более того. Я куда более настоящий, чем вы все вместе взятые. Я докажу тебе это. Нет. Это ложь. Неправильное воспоминание. Такого не было! Мадара готов поклясться. Что же Изуна такое? Что он делает в чужих воспоминаниях? Но в ответ лишь рассмеялись. - Ничего особенного. Но если ты хочешь узнать... Разве я могу отказать брату? Тобирама зашел к нему сразу после работы, решив, что сделает это сразу, как Мадара не соизволил явиться в офис после оговоренного короткого отпуска. Сперва Сенджу решил, что тот впал в банальнейший запой, какими страдал в особо тяжелые депрессивные эпизоды, однако Хаширама поклялся, что не получал от Учихи ни одной весточки после его ухода. Никаких пьяных бредней и нытья, ничего, что выдавало бы в Учихе вернувшийся алкоголизм. Странное дело. Тобираме даже стало жутко в какой-то степени. В голову лезли дурные мысли, самой жуткой из которой была о самоубийстве Учихи. Ведь как оно. Сперва жалуется на съезжающую крышу, затем сигает в петлю — так ведь и бывает. И хотя Тобираме очень не хотелось проверять свои предположения на практике: обнаружить коллегу в петле или в окровавленной ванне было бы на редкость плохим окончанием тяжелого рабочего дня, Сенджу таки заставил себя постучать в железную дверь, наконец добравшись до дома Мадары. Ему не ответили, однако в этом и не было нужды. Тобирама подергал ручку и с удивлением обнаружил, что дверь открыта. — Учиха? — тихо обратился он к темноте. Попытался нашарить выключатель на стене пальцами, но замер, как только из соседней комнаты послышался шорох. — Мадара? Что ты там делаешь? Тобираму одолело плохое предчувствие, столь сильное, что тело само, словно бы неведомо от него, отступило к двери. Однако мужчина сжал руки в кулаки и силой воли заставил себя подойти к приоткрытой двери. Осторожно открыть ее и позвать Мадару снова. И почему только Хаширама не мог навестить своего друга за него? Ах, да. У идиота же свидание. Лучше бы Мадаре не слышать о том, что дружбу с ним легко заменить на симпатичную женщину из соседнего отдела. — Черт возьми. Мадара. — прошептал Тобирама, наконец включив свет в соседней комнате. Учиха и правда оказался в этой комнате: обнимал колени руками, сидя в углу, и пристально рассматривал что-то перед собой широко распахнутыми красными глазами. Он что, не моргает? Как давно сидит здесь? Сенджу невольно взглянул на место, на которое так пристально пялился Мадара и вздохнул. Никого. Конечно, кто тут еще мог быть? Сенджу подошел к мужчине поближе, осторожно присев на корточки. Заглянул в чужие глаза и вкрадчиво спросил, — Ты что, не спал всю ночь? Мадара только покачал головой, не обращая на него внимания. Его мешки под глазами потемнели от недосыпа. — Что у тебя стряслось-то, Учиха? Почему на работу не пришел? — осторожно спросил он, опасаясь касаться чужих дрожащих плеч. Мадара ответил не сразу. — Я не могу говорить. — дрогнувшим голосом произнес он, нервно облизав губы. — Я жду, когда оно снова появится. — Оно? Ты о ком вообще? — недоуменно спросил его Тобирама. Он заметил, что руки у Учихи дрожали. — Изуна. Мой брат. Он называет себя именно так. — ответили ему. — Вчера снова пришел. Когда я проснулся от кошмара. Точнее… нет. Не тогда. Позже. В воспоминании. — Что?.. — Он может находиться только там. Я с ним так и общаюсь. Спрошу что-то вслух, и жду пока Изуна ответит мне в воспоминании. Понимаешь? — продолжил Мадара еще тревожнее. — Я не могу отвлекаться, Тобирама. Он все ближе. Подбирается к настоящему быстрее и быстрее. Через пару минут я вспомню как смотрел на него сейчас… точнее нет. Сейчас нет. Но когда этот момент станет воспоминанием. Когда настоящее станет прошлым — он появится. Оно. Сенджу ошарашено покачал головой. — Боже мой. Мадара. Я думал отдых тебе на пользу пойдет, но ты еще больше бредишь. — проговорил он с тревогой. Мужчина не отреагировал. — Слушай… Может мне позвонить твоей психотерапевтке, а? Или к кому ты там ходишь? Тебя явно кроет… — Не поможет. Только если стереть все воспоминания, но я не смогу. Они — все, что у меня есть. Тобирама цокнул языком. Быть может эта вся причина чужого безумия? Может быть… подходящие слова… — Учиха… — неуверенно обратился к Мадаре мужчина. — Не пытайся. Не получится. Я знаю — он скоро придет. Я чувствую себя таким больным. — Послушай. Я знаю, что тебе хреново из-за твоего прошлого, но, мать твою, нельзя так себя загонять. Ты ведь больше не там. Ты здесь. В настоящем. — но до Мадары едва ли доходил смысл слов. Он все еще не моргал. — Твои воспоминания это просто воспоминания, Мадара. Они неприятные, но они не могут тебе навредить. Понимаешь меня? Ты должен отпустить это все. И жить себе дальше. Мадара лишь усмехнулся, впервые за их разговор посмотрев на Тобираму. На его лице была грустная улыбка. — Я бы хотел. Но есть вещи которые никогда не отпустят меня. Есть вещи — которые и делают меня собой. Вроде этих травм. Ведь без своих расстройств Мадара вообще ничего из себя не представляет. Верно? Сейчас он хотя бы знал кем является, пусть это знание не было приятным. Но убери это все. Убери боль от прошлого — ничего ведь не останется. Что если боль исчезнет, а он вместо облегчения, ощутит лишь страх того, что не знает кто же он такой? Изуна пристально рассматривал его из длинной тени. Не сейчас. В воспоминании. Настолько раннем, что на миг Учихе показалось, будто он видит брата в настоящем. Ох, он так близко. Боже. Он почти добрался до Мадары. — Что толку вспоминать одно и тоже, говорит он. — качал головой Изуна. Его темные глаза словно бы поблескивали в приглушенном свете. Он не был человеком. Мадара видел в нем что-то чуждое человеческой природе. Самому понимаю биологического существования здесь и сейчас. Разве можно назвать живым и мыслящим того, кто способен на жизнь только в чужом прошлом? И все же Изуна настаивал на том, что он живой. — Для Сенджу все всегда легко. Он не пережил и половины того, что пережили мы. Ты ведь знаешь каково это, Мадара. Когда даже спустя столько лет все еще болит. — новое воспоминание. Мадара задал вопрос в пустоту. Решил рискнуть и попробовать пообщаться с Изуной напрямую, перед его появлением. Что же он спросил? Точно. «Ты ведь не просто воспоминание? Ты можешь говорить? Что ты такое?» «Пожалуйста, хватит меня мучить.» И Изуна ответил ему. Не сразу. В прошлом. — Ты знаешь ответ. Я Изуна. Твой брат. — А раньше? Ты же называл себя как-то до того как вторгнуться в мою голову? — Называл. — улыбнулся Изуна. — Саске. Индрой. Суйгецу. Саем. Мадара не знал, что означают эти имена, но отчего то боялся узнавать. Возможно он и не хотел догадываться о чем-то большем. О том, что «Изуна» точно такое же имя для этого существа, как и произнесенные им с небрежностью. Просто временная личина, которая станет лишь еще одним воспоминанием. Умеет ли это существо помнить? Что случится с Мадарой, как только имя «Изуна» перестанет быть необходимым? — Что тебе нужно от меня? Но Изуна никогда не отвечал честно. Даже когда был настолько близок. Мадара зажмурился, прикрыв уши руками, но голос выдуманного брата все равно звучал у него в ушах. Голова такая тяжелая. Пожалуйста, остановите это. Пшеничное поле. Их старенький сарай зияет черными прорезями окон над палящим полуденным солнцем. Изуна зловеще улыбается брату, приоткрывая его деревянную дверь. Но внутри ничего кроме плотной темноты. — Я не могу иначе, Мадара. Это все — что у меня есть. Я меньше, чем ты. Ведь Изуна не человек. Он явление. Или что-то, что можно назвать существом в очень переносном смысле. Как давно Мадара это понял? Или же ему просто дали понять? — Хватит! — Мадара… — Тобирама вновь обеспокоенно склонился над ним. — Успокойся, ладно? Я позвоню… Хашираме. И мы вместе решим как тебе помочь, ладно? Я сказал ему, что заеду за тобой. Давай, поднимайся. Он нас ждет. Оно не воспоминание. Но и не то, что способно существовать в настоящем. Тогда что оно? Мадара взвыл, когда перед глазами промелькнул силуэт Изуны. Уже здесь. Совсем близко. Но это тоже только воспоминание. Совсем недавнее. Возможно жившее всего минуту или две назад. Мадара уже не понимал, где прошлое и «сейчас». — Хватит! Прекрати это! — умолял он, в ужасе оглядываясь по сторонам. Смотрел сперва вправо — чтобы вспомнить, что Изуна стоял по левую сторону, затем влево, и Изуна виделся ему с правой стороны. Затем снова снова и снова. Изуна отставал лишь на мгновение. Так быстро. Словно он проник даже в настоящее. — Он уже здесь. — в ужасе прошептал Мадара. Смотрел снова и снова. Видел то Тобираму, то Изуну. Комната становилась тесной. — Мадара… Ты не настоящий. Это все — не настоящее. — Мадара. Не важно сколько раз ты сделаешь мне больно, папа. Я все равно вернусь. — Господи, да прийди же ты в себя! — Это не поможет, Мадара. Другие до тебя тоже пытались. Он даже не собирается в нормальную личность. Говорить толком не может. Потому что Изуна никогда не был чем-то цельным. Он — просто обрывки. Прошлое. Но Мадаре не суждено от него избавиться. — Остановись! — Мне жаль тебя. Но я не могу иначе. Это то, что не должно быть забыто. — Мадара! — кто-то ударил его ладонью по щеке и голос Изуны на мгновение исчез. Мадара ошарашено открыл глаза, уставившись на недовольного Сенджу. Тот смотрел в его глаза, не сводя с чужого лица взгляда. — Мы уходим отсюда. Хорошо? Просто давай выйдем на улицу. Тебе не помешает подышать воздухом. Учиха ошалело покачал головой, не зная что и ответить, когда Тобирама вынудил его встать на ноги. — Вот так. Пойдем. Дадим твоей берлоге отдохнуть от твоей гнусной Учишьей рожи. Он улыбнулся, на этих словах отвернувшись от Мадары и направившись в коридор. Мадара же удивленно коснулся покрасневшей щеки и ощутив странное облегчение, направился за ним. — Я… — Учиха с трудом улыбнулся. — Хорошо. Да. Я иду. Однако стоило Тобираме потерять его из поля зрения. Лишь повернуться к двери, чтобы в полумраке нащупать железную ручку — как он тоже вспомнил этого проклятого Изуну. То было незначительное воспоминание. Незаметное. О том как Тобирама подошел к чужой двери, чтобы отвести Мадару на улицу. Возможно уговорить его переночевать у них с Хаширамой или вроде того, но позади него ясно раздался чужой холодный голос. — Спокойной ночи… Мадара. Такой живой и ясный. Он не мог быть иллюзией. Не мог быть воспоминанием, посему Тобирама испуганно обернулся, отчетливо предствив за спиной Мадары того самого «придуманного брата». Однако стоило Сенджу обернуться — как он не обнаружил позади себя никого. Да и не должен был обнаружить. В этой квартире ведь никто и не жил. И зачем Тобирама вообще сюда пришел? Сенджу озадачено вышел на улицу, зябко поежившись от холода. Странное чувство внутренней тревоги не покидало его. Будто бы он забыл что-то важное. Чего не должен был забывать. Тобирама уставился куда-то в белое небо и попробовал вспомнить, однако первые пару минут голова была словно в тумане. Но затем что-то таки вспомнить удалось. Боже мой. Это правда воспоминание? Или дурной сон? Сам не зная, зачем он это делает, Тобирама достал из кармана телефон и набрал номер брата. — Ну как ты там? — послышалось на том конце трубки. — Съездил по своим делам? Ждать тебя к ужину-то? Тобирама нервно усмехнулся, взглянув на черное окно оставленной им квартиры. Кто же там жил? — Хаширама… я тут вспомнить кое-что не могу. — Правда? Что же? — Ты… я знаю, прозвучит как бред. Но у нас... никогда не было младшего брата? Хаширама удивленно ахнул, но Тобирама был уверен, что старший просто шутит. Он не мог не помнить. Ведь Каварама желал им спокойной ночи почти каждый день.