Лишь одно желание

Неделя спустя после завершения заклинания…       Вперед, назад, вперед, назад… она ходила, заламывая руки и кусая губы. Падме наматывала круги у комнат Совета, ее сердце стучало в груди, пока она ждала, как Энакин и Оби-Ван закончат их отчет. Она потратила всю неделю с тех пор, как Люк и Лея испарились у нее перед глазами, убеждая Сенат, что война, сепаратисты, буквально все было задумано ситхом и не означало провал демократии. Несмотря на то, что лично она чувствовала, что в Республике были проблемы, раз ситху удалось сделать такое. Она еще не готова. Пока нет.       Однако в основном эта неделя была наполнена тем, что она помогала своему мужу освободиться. А вот Бейл, Мотма и другие ее друзья в Сенате выполняли тяжелую работу того, что касалось демократии. Она все-таки, только недавно наблюдала, как исчезают ее дети. И ей надо было работать над тем, чтобы сохранить будущее, которое они помогли спасти. Ей не хотелось все потерять. И это было, мягко говоря, не просто, но материалы, что Энакин скачал с рабочего стола Канцлера, в конце концов, убедили Сенат в том, что Энакин и Оби-Ван действительно действовали с целью спасения Галактики от безумного психопата. Записей переговоров с ключевыми лидерами сепаратистов, где он выдавал жизненно важные секреты и руководил некоторыми ужаснейшими, самыми отвратительными действиями, совершенными на войне было уже достаточно. Даже с этой глупой накидкой, его голос был достаточно узнаваем.       Однако именно планы Звезды Смерти подтвердили масштаб поистине подлых планов Палпатина и, наконец, убедили Сенат освободить Оби-Вана и Энакина этим вечером. У нее даже не было шанса повидаться с Энакином наедине. Его тут же забрали в Совет джедаев, чтобы ответить там на их вопросы. И она сердцем чувствовала, что это откроет наконец правду об их отношениях.       Это заняло часы. Ей так не казалось, но так буквально и было. Солнце было все еще над городом, когда она поднялась на верхние уровни Храма, и уже было довольно темно, когда двери в комнаты Совета наконец открылись.       Энакин стоял там. Один. Их взгляды встретились. И по его затуманенным, темным глазам и пораженно опущенным плечам она поняла. Они исключили его.       И хотя они всегда понимали последствия, с которыми им придется столкнуться, если их поймают, она была удивленна той ярости, что появилась в ней так быстро, что ее начало колотить. Выражение ее лица, скорее всего, изменилось, или он это почувствовал, потому что глаза Энакина округлились, и ему едва удалось произнести ее имя прежде, чем она пронеслась мимо него в комнату Совета.       Оби-Ван, стоявший напротив, все еще усиленно ругался с остальным Советом, яростно пытаясь защитить своего бывшего падавана. Но когда она вошла, все взоры в легком удивлении упали на нее, а Оби-Ван в шоке наблюдал ее приближение. — Да как вы посмели? — потребовала она. Она не кричала, однако, было очень, очень редко, когда она использовала такой тон, даже в Сенате. — Сенатор, — начал Мейс, поднимая руку, чтобы остановить ее. Ее глаза светились расплавленным огнем. Да ей было абсолютно плевать, что эти неблагодарные ублюдки хотели сказать. Они не правы! — После всего того, что он сделал для вас, все, чем он пожертвовал, все, что он самоотверженно отдал, вот, как вы отплатите ему? — она почувствовала руку Энакина, пытающуюся остановить ее, на своей, но вырвалась. — Нет! Я не буду молчать! Энакин сделал шаг назад, его глаза округлились, рот приоткрылся в шоке, он внимательно рассматривал разъяренную мегеру, которой обычно была его милая, безмятежная жена. — Он с честью вел клонов, — она повернулась снова к Совету. — Он сорвал бесчисленное количество заговоров сепаратистов, защитил несчетное количество мирных жителей, провел несколько самых важных сражений в этой криффовой войне, и… уничтожил самого злого Лорда ситхов, что эта Галактика видела за последние тысячу лет! А теперь, выполнив ваше драгоценное пророчество «Избранного», вы отворачиваетесь от него и бесцеремонно выдворяете его из-за меня? Да как вы смеете! — Есть правила, Сенатор… — начал снова Мейс. — Да к черту ваши блядские правила! — теперь она кричала. И Энакин и Оби-Ван отступили от нее, смотря на нее так, словно она была диким гундарком, потерявшимся в Храме. — Не было бы меня, вы бы предложили ему место в этом вашем глупом маленьком клубе! — Выучится отпускать, Скайуокер должен. Не получилось у него, — хмуро ответил Йода. — Привязанностей он не мог иметь. Понимал он это, но выбрал не только жениться, но и сделать это в секрете. Жил во лжи он. Обычно она очень уважала Гранд Мастера. Так все еще и было, типа того. Но сейчас… — Вы не правы! Все вы в Совете! Все из нас совершают ошибки. И я не говорю, что не должно быть последствий. Но вышвыривать его тоже также неверно! — Почти девятьсот лет я жил. Причины были для этих правил… — Но вы не бог, Йода! Вы не можете забирать кого-то у его матери, обходиться с ним так, словно ему нельзя доверять, одновременно взваливая на его юные плечи непосильную ношу, а потом, как только он делает то, что должны были сделать ВЫ, но не помогли, вышвыриваете его и ведете себя так, словно приняли верное решение! Он спас всю криффову Галактику! — Только потому что призвал своих будущих детей помочь ему. Детей, сенатор, что вы прямо сейчас вынашиваете, — сухо отметил Мейс. Так он сказал им о Люке и Лее. — Так вы знаете о будущем, которого мы избежали. — Возможном будущем. Она разочарованно покачала головой. — Вы все отвратительны, и каждый из вас, ныне сидящий в этих плюшевых креслах в этой комнате, потерял мое уважение. Вы не заслуживаете Энакина Скайуокера в рядах своего жалкого Ордена, что вы так чествуете! И я клянусь, мастера, что когда родятся мои дети, вы, ни в каких Кореллианских адах, не заберете их у родителей и не заставите пройти через тоже дерьмо, что и их отца! Вот увидите! Теперь члены Совета выглядели встревожено. И это сделало ее еще злее. Что? Они что уже начали решать будущее ее детей? Да ни за что! — Сенатор, не будем торопится… — начал Мейс. — О, а вы не поторопились, исключив Энакина? После того, что он сделал для вас в качестве разрекламированного мальчика с плаката? Верьте мне, когда я говорю, что Орден украл последнего ребенка у его родителей, чтобы вырастить его эмоционально неуравновешенным, бесчувственным и бездушным автоматом, подчиняющемуся вашему жалкому Кодексу. И я лично проконтролирую это! — она покачала головой в отвращении. — Пошли на хрен! Пошли вы все на хрен! Идем Энакин! Мы уходим. А потом она развернулась, голова высоко поднята, и удалилась из комнаты с ошеломленным Энакином, шедшим за ней по пятам. — Что? Падме… что это было? — недоверчиво выдохнул он. — Всего лишь капля правды, любимый, — прорычала она. Она все еще была чертовски зла, хотя отдаляясь от комнат Совета, с каждым шагом она начинала чувствовать усталость и неподдельную скорбь за своего мужа. — Мне жаль, Эни. Он взял ее за руку, останавливая и поворачивая лицом к себе. В его глазах все еще была печаль, однако та тень исчезла. Он просто смотрел на нее, словно видел в первый раз. — Думаю, — выдохнул он, прикоснувшись к ее щеке. На этот раз его ни на йоту не интересовало, что они находились в центре Храма, где каждый мог увидеть их. У них больше не было причин скрываться. — Думаю, мне понравится новая жизнь с тобой гораздо больше. И хотя ей все еще хотелось вернуться в комнаты Совета и поделиться с этими лицемерами, называемыми себя мастерами, своим мнением, она улыбнулась, и ее карие глаза озорно засверкали. — Знаешь, что я хочу сделать? — Что? — Это. И прямо перед множеством проходящих мимо падаванов, Рыцарей джедаев, даже перед Оби-Ваном, что вывернул из-за угла сразу после них, Падме обняла руками Энакина за шею и поцеловала.