***
Это все киношное вранье. Он был уверен в этом. Он видел головидео, где женщины рожали. Там все было быстро и легко, женщины там выглядели так, словно им больно, но в конце концов, все казалось контролируемым, а из их прически не выбивалось при этом ни одного волоска. Но это… Сила, это было совсем по-другому. — Ты уверена, что время еще не пришло, ангел? Оставаться спокойным для него было постоянным сражением с самим собой. Уже сейчас, Падме была совершенно измотана, покрыта потом, волосы выпали из запутанного пучка, что она завязала, а локоны прилипали ко лбу. При каждой схватке ее лицо искажалось в агонии, она сжимала зубы, и сейчас, целых десять часов спустя после того, как они прибыли в медицинский центр, она не могла сдержать непрерывный поток болезненных звуков, смешивая их несколькими отборными ругательствами для меры, и это разрывало ему душу. Он ненавидел видеть свою любимую жену, страдающую от боли, но это было хуже всего, что он когда-либо представлял себе! — Нет, — она положила голову ему на плечо, абсолютно уставшая. Каждые пять минут, он тянулся сквозь Силу, проверяя, что все в порядке, но все что получал — ужасное чувство боли, а также сумасшедшее и невозможное желание заснуть, чтобы восстановить силы. Он не умел исцелять Силой. Он не знал нормально ли это. Все, на что он мог положится — было слово доктора, который вероятно вообще ничего не знал о чувствительных к Силе детях. Меняло ли этот факт что-то в процессах деторождения? Он крифф возьми понятие не имел, в нем росла неуверенность, а тот факт, что она была мертва в изначальном будущем Люка и Леи, сводил его с ума, даже не смотря на упражнения, что он пытался делать. — Схватки еще не совсем частые. Хотя скоро. — Мне стоит позвать доктора? — Я дам знать когда, Эни. — Но как…? — Потому что это то, что женщины делали с начала времен. Это инстинкт, любимый. Доверься мне, — она выдавила улыбку. — Кроме того, я почти уверена, что доктор уже ненавидит тебя. И она была права. Он так часто звал доктора, чтобы убедится, что все в норме, что мог чувствовать тревогу мужчины каждый раз, когда находил его. — Он должен быть здесь все время… — практически заскулил Энакин, его лицо выражало беспокойство. — Все десять часов подряд? — засмеялась Падме, звук был слабее и натянутее, чем он когда-либо слышал. — Эни, правда, спустись на землю. Я не единственная рожающая здесь женщина. Он открыл рот, чтобы запротестовать, когда дверь по другую сторону занавески, скрывающей их от посторонних глаз, открылась, вошла медсестра и заглянула к ним. — Сэр? — она позвала Энакина следовать за ней. — К вам посетитель. Он нахмурил брови, неуверенный кто к нему мог прийти сюда и сейчас. Он знал, что родители Падме были в пути, но их не стоило ожидать ранее следующего утра. Роды все-таки начались рано. Но когда он потянулся сквозь Силу, чтобы исследовать присутствие вне комнаты, что занимала все его внимание за последние сутки, он узнал два невероятно ярких присутствия в Силе снаружи. И все же, ему не хотелось оставлять Падме даже на мгновение. — У тебя есть время, Эни, — снова начала убеждать его Падме, нежно погладив усталой рукой по его предплечью. — Иди, вдохни свежего воздуха, а потом возвращайся. Я никуда не уйду, обещаю. Другими словами — он снова паниковал, и она надеялась, что он использует этот шанс, чтобы выйти и успокоится. Оставив нежный поцелуй на ее вспотевшем лбу, он неохотно покинул комнату, хотя и не оставил ее полностью в своей голове. Свечение Падме в Силе было как всегда постоянным, а ее чувства были связаны с ним, как и его собственные. Он ничего не упустит. В холле стоял Оби-Ван вместе с крепкой, слишком хорошо знакомой Энакину джедаем-твилечкой. Вокара Че. Целительница, она лечила его, Оби-Вана и даже Падме после битвы на Джеонозисе. — Оби-Ван, — с удивление поприветствовал Энакин, а потом с уважением кивнул Вокаре. — Мастер Че. Оби-Ван подошел к нему и, прежде, чем Энакин успел среагировать, обнял его. Сильный, успокаивающий свет наполнил их обоих. После того, как он покинул Орден, их связь только укрепилась. — Я чувствовал твою тревогу на протяжении всего пути из Храма. А еще ты не отвечал на свой комм, — он отстранился и указал на целительницу. — Потом я услышал, что у Императрицы начались роды, и я… сумел убедить Вокару прийти помочь. Все еще ошеломленный и приросший к полу, Энакин нахмурился. — Ты убедил Совет согласиться на это? Он знал, что большинство членов Совета все еще не смогли отпустить его нарушения Кодекса и, по словам Оби-Вана, некоторые все еще были расстроены яростной словесной атакой, которую устроила им его жена. Плюс, этой всей имперской историей, и тем, что Падме стала Императрицей. — Я не нуждаюсь в их разрешении, чтобы помочь нуждающемуся, — горячо ответила Вокара, выступая вперед. — Мастер Кеноби выразил твои сомнения за безопасность жены, основанные на твоем… желании, — ее тон говорил о том, что она не до конца верит в то, что он смог вызвать своих детей из будущего, но она, так или иначе, продолжила. — Я здесь, чтобы убедится, что ты не потеряешь свою жену, а галактика не потеряет свою Императрицу. — Но… но я думал… И снова Вокара прервала его. — Я стала целительницей не для того, чтобы помогать только тем, с кем я согласна по политическим взглядам. Кроме того, насколько я слышала, наша Императрица тоже относится к своей этой роли с неприязнью. Так и было, но… — Ты позволишь мне помочь ей, Скайуокер? Взгляд Энакина перешел на Оби-Вана, и он молча кивнул Целительнице. Они могли доверять ей. Он разберется с Советом потом. И он должен признать, что помощь Падме такого опытного в исцелении джедая, как Вокара… — Хорошо, мне надо рассказать своей жене, но… — он остановился. — Спасибо, Мастер. Он задохнулся от благодарности, а его глаза наполнились слезами. Ему всегда нравилась Вокара. — Поблагодаришь меня, когда все закончится, а твоя жена и дети будут в безопасности.***
В ушах звенело. К этому моменту он уже заработал себе головную боль. Сила! Эти крики теперь всегда будут преследовать его в кошмарах. Он был уверен в этом. Он сражался в нескольких самых кровопролитных сражениях Войн Клонов. Он наблюдал за тем, как существа умирали действительно ужасными смертями. Он научился спокойно к этому относиться и продолжать двигаться дальше. Но это… это был совершенно другой уровень боли и решимости. Такого он раньше не видел. Так и есть, то, на что женщины были способны — было невероятно… а его жена уже тысячу раз заслужила его глубочайшее уважение, это точно. — Тужьтесь, Ваша Светлость, — приказала спокойно Вокара. Падме сжала его руку так сильно, что он подумал, что его кости сломаются, а ее ногти вонзились в его кожу так сильно, что он подумал, что пошла кровь. Ее спина наклонилась вперед, глаза были плотно прикрыты, ее зубы сжались, когда она приподнялась, тужась со всей своей силой. И закричала. Прямо в его пульсирующее ухо. И определенно она кричала так, словно умирала. Ее боль отражалась в Силе. Он поморщился, уверенный, что Оби-Ван тоже это почувствовал там, где он сейчас ожидал в холле. Однако, не было чувства того, что ее дух покидал его, только желание увидеть своих детей. Снова. Он почувствовал себя таким бесполезным и беспомощным. Его жена вела монументальную битву, ту, что он даже не мог представить, и лишь Вокара действительно была способно помочь ей пройти через это. Он мог лишь просто подбадривать ее словесно и эмоционально. О, ну и позволять ей ломать ему руку и разрушать свои барабанные перепонки. — Я верю в тебя, ангел, — снова выдохнул он. — У тебя прекрасно получается, любимая. И снова потуги. Снова крики. Снова ломание его руки. А потом, с последним мощным рывком и хриплым воплем, что был похож больше на боевой клич, чем когда-либо… неожиданно комнату наполнил мягкий плач, следующий за ослепляющим ярким присутствием, в котором он тут же узнал Люка. Их сын, их первенец здесь. Снова! — Поздравляю! — произнесла сияющая медсестра, и мгновение спустя она держала маленького, розово-красного, их вопящего сына так, чтобы они могли разглядеть его. Вокара вернулась сразу же к Падме, которая наполовину с облегчением, на половину от усталости воспользовалась моментом, чтобы откинуться на подушки. — Это мальчик! Он уставился на сына с благоговением. Мальчик, что несколько месяцев назад появился из ниоткуда уже взрослым мужчиной с отрубленной рукой на Дантуине, обвинявший его в том, что он ситх, разрушивший всю их жизнь. А теперь, вот он только что родившийся младенец, такой до невозможности маленький, светлый и невинный, что Энакин боялся дотронуться до него. Он нерешительно потянулся к нему сквозь их связь, что образовалась так быстро с тех пор, и чувства и впечатления вернулись ему от его сына. Ему было холодно. Он не был знаком с присутствием человека, державшего его. И оно ему не нравилось. Где его сестра?! — Люк, — мягко выдохнула Падме, ее голос был наполнен любовью. Люк услышал ее голос, повернул к нему голову, издавая слабое хныканье в знак узнавания, и чувство близости и желание быть ближе к женщине, которая вынашивала его все эти долгие месяцы, запульсировало между ними. Энакин встал, чтобы взять в руки своего сына… И внезапно, крик боли Падме вернул его на место рядом с ней, медсестра унесла Люка, чтобы вымыть, что совершенно не понравилось Люку. — Мы еще не закончили, — напомнила ему Вокара, стараясь перекричать здоровые вопли Люка, выражающего неудовольствие. — Твоя дочь определенно хочет родится. Сейчас. Великолепно. У нее это пресловутое нетерпение Скайуокеров, как и у меня. Но, я думаю, я уже знал это. — Все ведь в…? — Скайуокер, я говорю тебе в последний раз, она в порядке. Теперь, замолчи и дай мне работать. Хорошо. Замолкаю. Падме снова схватила его теперь за очень болезненную, не упоминая о ушибленной, руку и сжала ее так, словно она была спасательным грузом, выслушала инструкции Вокары и начала тужиться снова. На этот раз все было дольше. По крайней мере, так казалось. И все равно, Вокара оставалась спокойной и непоколебимой, отдавая Падме строгие инструкции, а она им следовала. Он, правда, не знал, как у нее получилось в первый раз, и теперь он волновался, что она не сможет во второй, а это, возможно, и стало причиной ее смерти тогда… Вокара приказала: — Тужьтесь так сильно, как только сможете, Ваше Высочество! Давайте! Один разок! Глаза Падме загорелись, она сжала зубы и, издав ужасающий крик, который Энакин потом назовет как «преодолевающий звуковой барьер», она наклонилась и потужилась… И, заглушая все остальное, невероятно громкий вопль наполнил комнату вместе с подобно ярким присутствием, что практически требовало внимания. Лея родилась. Даже младенцем она была так же настойчива, отметил ее отец со смесью удивления и благоговения. Где мой брат? Кто это держит меня? Мне здесь не нравится! — Появились очень прямые ощущения в их связи. Она замерзла и была также растерянна, как и Люк, и ей нужен был близнец. Сейчас. И ей хотелось, чтобы вся больница узнала об этом. Его бедные уши. Энакин уже начал задаваться вопросом — не останется ли он потом глухим. — Двойные поздравления, — произнесла Вокара, улыбнувшись, и подняла Лею, чтобы они увидели ее. — И да, Энакин, Императрица Амидала впорядке. Падме откинулась на подушки, наблюдая за своей кричащей дочерью с любовью и обожанием. — Она такая красивая, — выдохнула она. Так и есть. Она была столь красивая, как и будет в будущем, с головкой, полной темных кудряшек, как и у ее мамы. Она и Люк, которого уже вернули обернутым в теплое одеяльце, были идеальны. Да громкие, но идеальные. И до того, как Энакин смог произнести хоть слово, сестра уложила сына ему на руки, и мальчик тут же успокоился, удовлетворительно устроившись, почувствовав их родство. А Лея… Лея была передана своей матери, которая наконец, после всего случившегося, смогла взять свою дочь на руки. Все хорошо. Это мысль ударила ему в голову. Вот он, с женой — живой! И они держат их драгоценных детей, кто сияет в Силе так ярко, что он уверен, что они затмевают звезды. Они все живы. Все вместе. Он не мог быть более счастлив или горд в этот момент. — Видишь, Эни? — мягко выдохнула Падме, наконец, оторвав взгляд от Леи и взглянув на него. По ее лицу стекали слезы радости, и она улыбалась. И даже потная и уставшая, она была намного красивее для него, чем когда-либо ранее, и он чувствовал, как его сердце разрывается от любви к ней и своим детям. — Я говорила тебе. Все будет хорошо. Может он и был неправ. Может, и не роды убили ее в предыдущей временной линии близнецов. Он никогда не узнает. Да это и теперь не имело значения — она была жива, а близнецы, наконец-то, останутся здесь. Он посмотрел на Лею, которая мгновенно успокоилась, оказавшись в безопасности и сохранности в руках своей матери. Он посмотрел на Люка, кто, наслаждаясь теплом отца, прижался к его груди так близко, как только мог. И Энакин заплакал. Из-за всего этого беспокойства. Из-за страхов и неуверенности. Из-за долгих часов ожидания… и все это оказалось пустяком, по сравнению с этой радостью. Этим светом и невинностью и любовью, чем являлась его семья. Да, будущее было все еще неясно. И было поменьше мере странно держать крохотные версии взрослых людей, которых они встретили несколько месяцев назад. Но все над чем он трудились, над чем продолжат работать, все это стоило этого момента, и множества других моментов, которые произойдут в семье Скайуокеров.***
Люк. Лея. Ее драгоценные дети здесь! Наконец-то! Несмотря на дикую усталость, что она чувствовала, она отказывалась быть от них дальше, чем следовало. И если она не держала Лею, то она убаюкивала Люка. Они были такими крошечными, такими отличающимися от их взрослых версий, но одновременно и такими похожими. Даже за то малое время, что она знала их, она уже, видела мягкость в ее сыне, как и в себе, то, как он спокойно вел себя, хотя и был расстроен, что его мыли. Лея наоборот была настоящим огненным шаром, и когда она была чем-то расстроена, она давала знать об этом каждому. Как и ее отец. Эта мысль безумно забавляла Падме. Но одна вещь почти сразу же стала ясна родителям — оба близнеца становились невероятно капризными, когда были разделены. По любой причине. Им это не нравилось. Ни капельки. И именно по этой причине они получили титул Самых Громких Скайуокеров. Она припомнила последний раз, когда она видела их, стоящих в комнате Леи в королевском дворце на Альдераане. Она вспомнила страх на лице Леи, вспомнила, как она взглянула на своего брата, ища помощи, так же, как он смотрел на нее на боевом корабле Энакина. В каждом случае близнец действовал так, как требовалось другому близнецу: Лея защищала и охраняла своего брата, пока он восстанавливался, а Люк убеждал свою сестру, что они будут вместе, не смотря ни на что. Она не смогла помочь им в те разы. Ох, как это было больно. Но теперь… Теперь, она свободно могла их держать, они были ее. И пока она дышит, они никогда не разделяться и не узнают ничего, кроме чистой любви и самого верного воспитания, что они заслуживают — на этот раз от обоих родителей. Да, Империя все еще поднималась. Но теперь ситхов не было, или они были в бегах, Звезда Смерти никогда не будет построена, и так долго, сколько она будет Императрицей, она сохранит большую часть власти за Сенатом. И, если потребуется, она будет работать до конца, убеждая Галактику и Сенат снова довериться честной демократии, чтобы ее дети наконец могли почувствовать свободу, которая приходит с ней. Но пока… она просто прижмет их ближе, тихо восхищаясь чудом, что их взрослые дети подарили им — доверив своим родителям сделать все это возможным.