Шелки

      Доктор странная; шумная, яркая, острая на язык, как крошечная пташка — она вырвалась из клетки и не собиралась позволять удержать себя за куцый хвостик. Под пёстрым оперением скрывались старые шрамы, но не останавливали её — наоборот, вели вперёд.       Якорем не позволяли вернуться в брошенное гнездо.       Первую метку Ливси показывает после нескольких сухих глотков бренди: тонкая, кривая белая линия у самого уха.       — Клинок? — осторожный интерес.       — Волосы — я обрезала их, как потом и юбки, — смех звонкий, мелодичный, отзывается в стекле, щекочет, — Отцовским кортиком, — спохватившись, она произносит — эти слова на тон выше.       — Ваш отец морской офицер? — проба.       — Нет, сэр, — фырканье, — Принц морей, — едва скрытое предательское признание.       — Высокий чин, — хмыканье.       — Капитан, — Диана отвлекает, уводит, — Капитан, что вам оставило море? — она подходит ближе, непозволительно — неужели, догадывается?       — В этом нет никакого смысла, — шаг в сторону; едва удаётся удержать спину, сохранить прочное спокойствие на лице.       — Но — вы узнали о моих, — она невысокая, но встав на мыски, кажется, заглядывающей в гнездо кошкой.       Второй след сам попадается на глаза — едва прикрытая сбившимся высоким воротником паутина старого ожога.       — Вы пьяны, — парирование.       — Вы слишком скрытны, — обиженное сетование.       — Я не ваш супруг, — щелчок невидимого хлыста.       — Джон — не мой муж, — Ливси поджимает губы, отступает, невольно сжимает кулак, как оскорблённый ребёнок.       — Прошу прощения, — далёкий, чуждый укол вины.       — Не нужно, — отмахивается Диана, оступается, но ловко держится.       Становится тихо, неловко.       Александра может только наблюдать; присматриваться к тонким, потирающим подушечками по краю стакана пальцам. Ливси молчит, думает, легко хмурится, словно перебирая слова — подбирая, собираясь начать разговор, но — не делает этого.       Поэтому, право на первый ход остается за ней.       — Вам пора, — простое предложение.       — Пора? — выдох.       — С вас хватит — негоже появляться перед юнгой в таком, — Смоллетт медлит, — В таком положении, — это, кажется, смешит Диану ещё сильнее.       — Я в прекрасно себя чувствую, но, если вы настаиваете, — задорное фырканье.       — Это приказ, — мягкое уточнение.       — Как скажите, сэр, — чуть склонив голову набок, Ливси нескладно кивает — после подносит стакан к губам, и издевательски едва отпив, возвращает его на стол, — Доброй ночи, капитан, — неловкие шаги, короткие и частые.       — Вы справитесь? — услужливое предложение.       — Вполне, — резкое движение; переступив, Диана могла упасть, непозволительно прикоснуться, чтобы грубо узнать, но она только разворачивается — покорно уходит, покидает, оставляя после себя след из терпкого запаха лекарств.       — Осторожнее, — напутствие.       — И вам того же, — блеск улыбки; обернувшись, Ливси застывает, опираясь, присматривается — прежде, чем исчезнуть в тени чрева корабля.       Ровно, как, если бы её стакан всё время был пуст.       Притворялась.       — Настоящий дьявол, — в глубине ей вместо плаща чудятся едва различимые кремовые крылья.