Шелки

      — Что дальше? — чужое-близкое дыхание щекочет пересохшие губы, кусает теплом, — Что мне нужно делать дальше? — от приглушенного смеха становится жарче.       — Вы можете обнять меня, капитан, — в этот раз Диана не теряется, опирается на стену, с шутливым вызовом не уходит в сторону, позволяя удержать себя — близко.       Как голодная кошка, словно — это не её поймали в ловушку, а она загнала пташку в тесный угол.       — Помогите мне, доктор, — не остаётся в долгу Александра — в робком свете свечей она кажется медно-бледной.       — Мы зашли достаточно далеко, чтобы справиться без подсказок, — довольно щурится, но едва подрагивает — опасается ли?       — Ливси! — выдох.       — Тише, — кивнув, Диана отстраняется, — Всё хорошо, милая, — осторожная улыбка, кроткая.       — Я не юнга, — протест.       — Отвлеклась, — заботливая насмешка.       — Ты настоящий дьявол, — почти оскал.       — Мы стали ещё ближе? — звонкий рокот вопроса.       — Хватит, — детское требование.       — Если ты не готова, то я не буду настаивать, — переступив границу, продолжает Ливси, — Всё можно прекратить, — тон меняется, срывается с игривой мягкости на наставническое беспокойство. Порой невыносимо сводящая с ума черта; простая перемена — посторонний, видевший её впервые, мог бы пошло назвать это примеркой масок.       — Я справлюсь, — стряхнув пелену лишних мыслей, Смоллетт опускает взгляд.       — Это не борьба, — тонкие ладони скользят по плотным рукавам широкого мундира, замирают на напряжённых плечах, чуть давят, — И не морской бой, отпусти это, — слова звучат тяжело, нелепо.       — Диана, — призрачный, жалящий солдатским выговором хлыст.       — Прости, — оступившись, Ливси сжимается; выпускает, но прежде, чем она успевает закончить Александра подаётся вперёд.       Это не было поцелуем — она застывает, совсем рядом, достаточно неосторожного движения.       — Я не могу, — дрожь; Смоллетт оступается, отклоняется.       — Всё в порядке — когда ты будешь готова, — Диана отталкивает — кончиками пальцев, нежно, но достаточно твёрдо, чтобы почувствовать.       — Когда буду готова? — Александра делает несколько шагов назад.       — Верно, — лепет.       — Позволь мне, — Смоллетт торопливо ловит запястье Ливси: подносит к лицу.       — Если, — шумный вдох, — Если ты, — Диана замолкает.       — Прошу, — упрямство.       — Ты уверена? — дыхание сбивается.       За непроизнесенные слова говорит открытый жест; Александра чуть склоняется, всё же целует — напыщенно, неосознанно.       — Смогла, — если бы у Ливси был хвост, то сейчас она бы виляла им от счастья, хлеща по бедрам — в её тёмных глазах читалась материнская гордость, которую Смоллетт захотелось вытрясти из неё любым способом.       — Не смотри на меня так, — смятение.       — Как? — издевается.       — Как на неё, — бормотание.       — Глупость, — аккуратно, грациозно Диана стряхивает прикосновение, освободившись шутливо повторяет вслед — целуя чуть выше, но задевая.       — Ты невыносима, — вздрогнув, Смоллетт поводит плечом, отворачивается — невольно отступает.       — Похоже на танец, — Ливси легко оказывается рядом, подхватывает Александру под руки, позволяет положить ладони на бока.       — Это объятия — я полагаю, — Смоллетт подтягивает её ближе, утыкая.       Мимолётное замешательство вспыхивает на лице Дианы, заставляет спрятать смущение в складках пышного шейного платка.       Она чихает.       — Что-то не так, доктор? — ехидство; Александра чувствует, как бьется сердце Ливси — мелко-мелко, как у птицы в сомкнутых ладонях.       Нервничает.       — Ты смешно пахнешь, — не отстраняется.       — Смешно? — теперь её очередь удивляться.       — Как порт, — Диана поникла.       — Это плохо? — сомнение.       — Нет — когда он твой, то — хороший, — странно, совершенно по-детски.       — Всегда будешь вспоминать своего отца? — ладонь смещается, переносится на затылок Ливси, запускает пальцы в пушистые рыжие волосы.       — Он — отвратительный призрак, — смешок.       — Я прогоню его, — обещание.       — Верю, — мурлыканье.       — Клятва? — рука помощи.       — Клятва, — согласие.       — Итак, — предложение.       — Не отпускай, — мольба.       — Как скажешь, дорогая, — передразнивает.       — Меня сейчас стошнит, — плечи подрагивают, но от нарастающего горько-сладкого смеха; Диана ластится, не уходит от ласки.       — Всё — так плохо? — осторожность.       — Думаю, на сегодня с нас хватит, — Ливси отстраняется, но не отпускает.       — Я могу проводить тебя, — Смоллетт не спорит с ней, не настаивает.       — Не стоит, — сглотнув, заверяет Диана — кажется, она боится ответа.       — Приму это, — утешение.       — Мне жаль, — пожав плечами, Ливси кротко выскользнула из ослабших объятий; перешагивает, обхватив себя руками.       — Не нужно, — Александра рывком по-солдатски подшагивает, хлестко приобнимет за поникшие плечи — прежде, чем оставить короткий поцелуй на влажней коже, и отступить.       Диана содрогнулась; точно кошка отскочила от неожиданности.       Её глаза широко открылись, а губы сомкнулись в бледную линию.       Эта болезненная перемена царапнула сердце Смоллетт, отравив ядом вины, но только на мгновение — мрачность обернулась детским восторгом.       — Хорошая девочка, — сияющая похвала.       — Дьявол, — ругань.       — Ты никогда не изменишься, — замечание.       — У нас будет время узнать друг друга, — клятва.       — Доброй ночи, сэр, — тёплый трепет.       — И вам, мэм, — любящая издёвка.       Жар обжигает, клубком сворачивается в сердце, непривычно согревая — что-то забытое, важное.       — Я люблю тебя.