"If you know what I mean"

— Вы пошли на рисковый шаг, — начала женщина, внимательно рассматривая меня, пытаясь понять кажется мои мысли, но я давно перестал понимать себя и свои мысли.       Это было глупо… — И оно того стоило? — Как сказать… * * * — Дорогуша, я не пытаюсь сделать тебе больно, — начал Саша, аккуратно меня поднимая так, чтобы я сидел. Подложив под голову подушку, чтобы я имел возможность смотреть прямо, сам же присел на маленький столик напротив меня, упираясь локтями в свои ноги. — Правда, я не хочу сделать тебе больно, но признаться честно, ты сделал мне больно, а такое простить очень сложно.       Кажется он ожидал от меня ответа, внимательно заглядывая в глаза, как неожиданно комната наполнилась его звонким смехом. — Точно! Ты же не можешь говорить! — добавил, а после как-то резко успокаиваясь. — Это не яд, можешь не писать завещание, нет-нет. На самом деле, есть травы, которые раньше использовали для создания современного наркоза. Было много опытов, как удачных, так и не очень, но со временем медицина ушла вперёд, а все неудачи остались в прошлом. Обидно, если честно, поэтому я решил, что было бы не плохо возродить некоторые прошлые достижения. Ты же любишь историю, да? Ты начитанный и очень творческий, а я вот всегда любил больше ботанику, знаешь, это очень интересно. Биологию тоже люблю, но ботаника…м-м…будоражила мне кровь, но, как видишь, в итоге пошёл в юмор, — посмеялся, кладя руку на моё колено. — Это долго не продлиться, но на ближайшие сутки ты мой.       Гори, блять, в аду, мразь. — Мне нравится, когда ты послушный, но когда ты злишься, проявляешь не свойственные тебе эмоции — возбуждает сильнее, — усмехнулся тот, проводя рукой выше по ноге, останавливаясь у очень опасного места. — Но…пользоваться тобой вот так, я не хочу, скучно, — убрав руку, я мысленно поблагодарил всё на свете, потому что от его касаний меня буквально начинало тошнить.       Ну, или от голода и большого количества алкоголя. — Ладно, а теперь к сути дела, — начал серьёзно, поднимая на меня взгляд. — Я долго наблюдал за тобой и твоими друзьями, присматривал, и честно, за вами можно смотреть, как за сериалом, правда. То любите, то злитесь, ругаетесь, а теперь и беременность, удивительно. Да, я в курсе всех этих ваших дел, и нет, я никому не угрожал из твоих крысок, просто у меня везде есть глаза и уши. Да и, знаешь, я удивлён, ты же обычно всегда такой на позитиве, по тебе не понять, что у тебя на душе, а здесь…ты злишься, разочаровываешься, испытываешь боль, погружаешься в отчаяние и сдаёшься страху. Господи, будь бы я Антоном, даже не метался бы меж двух огней, а сразу бы выбрал тебя. Столько эмоций, чувств в одном человеке, и твои срывы, неудержимая ярость, огонь, этот запой в два дня…это и есть ты настоящий. Как много о тебе не знают…- последнее он сказал с некой мечтой, надеждой, словно это реализуемо.       За-ва-ли-сь. — Я думал, ты сразу после потери друга дойдёшь до этой стадии, но нет, продержался, даже смог побыть счастливым. Скажи, оно того стоило?       Его слова перестали меня почему-то бесить. Почему-то я видел в них…смысл? — Столько страдать из-за человека, верить ему, любить всем сердцем, жертвовать своим телом и душой, позволяя душе окунуться в омут тьмы и отчаяния. Вы много пережили вместе за столько лет, и правда, признаться был удивлён, что ваши чувства в итоге оказались всё-таки взаимными настолько. А теперь…какого это? Знать, что любимый тебе человек женится на ненавистной тебе женщине, которая скоро родит от него ребёнка? Неужели, и правда сдаёшься? Это как-то разочаровывает, если честно. Я думал ты будешь бороться до конца, но ты и правда сдался.       У-у, пытаешься подбодрить меня? — Я хочу знать, чем это закончиться, чем в итоге обернётся эта ваша «любовь». И для этого, сегодня и до завтра ты будешь отлёживаться, — усмехнулся, прикусывая нижнюю губу, осматривая меня каким-то хищным взглядом. — Отходи и трезвей. А пока, как бы по закону жанра, я должен тебе угрожать или что-то вроде того, но всё-таки решил кое-что тебе сказать, напутствие, что ли… Может быть, даже надежду, а то не хочется вылавливать твоё тело со дна реки, — посмеялся, поднимаясь на ноги. — Отзови своих собачек, пусть перестанут искать, Диму вы всё равно никогда не найдёте, да и сам подумай, хотел бы он вернутся, зная, как вы всё угробили? Смерть — не конец, она лишь начало, и чем быстрее ты смиришься с жестокой правдой, тем проще тебе будет её потом принять. * * *       После нашего разговора, я и правда отлёживался, так как другим больше ничем не мог заниматься. Шевелится смог лишь ближе к ночи. У меня было много времени, чтобы подумать над словами Саши, поразмыслить и понять, что Дима ещё жив и что его можно найти, раз он сказал прекратить искать значит, они были близки. Либо, это очередная его игра, в которой уровень его безумия превосходит все границы. Плюс, в какой-то степени, я был ему благодарен за эти сутки, так как меня хорошо подлатали, я смог привести немного мысли в порядок, осознать свои чувства и то, что хочу действительно сейчас сделать.       После того, как мне полегчало, я не смог найти Сашу, мои расспросы каждого сотрудника того стрип-бара закончились тем, что меня просто вышвырнули.       По дороге домой, вновь зашёл в бар, где хоть и выпил самую малость, но умудрился ввязаться в драку. Именно поэтому на утро, когда добрался всё-таки до дома, выглядел, как смерть. Хотя, боюсь даже она бы не опустилась до того уровня, до которого докатился я, чтобы заглушать боль алкоголем, драками и встречей с тем, кто причинил боль не только тебе, но и всем твоим близким друзьям.       Конечно, было глупо после идти сразу и напиваться, но страх и безысходность не давали поступить правильно, поступить по совести и сделать тот самый первый шаг к истине и разрыве порочного круга, в котором я кажется прописался.       Но сейчас, сидя в такси, листая инстаграм Антона, молился, чтобы мой выбор не испортил всё сильнее.       План был прост — пока меня не будет в городе, Саша наверняка последует за мной, а значит ребятам ничего не будет угрожать. Скорее всего. Конечно, в этом плане было много пробелов, но нужно с чего-то начинать. Да и как можно было заметить, все наши проработанные планы всегда срывались, поэтому чем меньше размер плана — меньше вероятности того, что всё пройдёт не так. Серёжа знал о моём плане лишь то, что я собираюсь продолжить поиски Димы, чему тот был мало рад, что проявляю опасную инициативу, но я пообещал, что буду держать его вкурсе дел.       Спустя неделю, я был уже далеко от Москвы, в какой-то деревушке, где поиски волонтёров закончились, так как они не видели смысла продолжать искать, а я видел и продолжал. Ездил из деревни в деревню, развешивал объявления и расспрашивал, но ничего не получилось и в какой-то момент даже начал отчаиваться, но…нельзя. Я обязан его найти. — Солнышко, ты скоро нас навестишь? — спросила мама очень взволнованным голосом, чуть ли не плача в трубку. — Мам, что-то случилось? — тут же спросил, выезжая на шоссе, направляясь к следующей деревушке. — Я сейчас… — Папе плохо…он уже две недели в больнице… Арсюш, он… он… — Мам? — спросил, резко разворачивая машину, направляясь обратно в Москву. — Он…умер? — Нет, нет…господи, помилуй, но…прошу, ты сможешь приехать? Я не могу… — Почему ты не рассказала раньше, мам? Я же не чужой человек, почему ты не рассказала мне? — я пытался не срываться, но ком в горле не давал говорить спокойнее, боль вновь пронзила моё сердце, а мысли о том, что скоро…я потеряю отца…       Нет… НЕТ…НЕТ!       Я сразу же направился обратно в Москву, по пути ещё час успокаивая маму по телефону, давая клятву, что уже еду, что скоро буду, прося его подождать, прося передать отцу, что скоро приеду и буду рядом…       Если я потеряю и его, то как мне дальше жить?       Почему всё постоянно происходит через жопу?!       ПОЧЕМУ?! — Мам?       Больница. Всегда ненавидел этот мерзкий запах таблеток, мрачные взгляды врачей и угнетающую атмосферу. Вокруг буквально веяло смертью. — Господи, Арсюша! — воскликнула мама, замечая меня несущегося по коридору, тут же подбегая и обнимая меня. Я прижал её, как можно крепче, уткнувшись в её седые волосы, ощущая запах недавно приготовленного клубничного пирога и шоколада. От неё всегда пахло чем-то вкусным и очень сладким, это всегда на мгновение возвращало меня в детство. — Всё было хорошо, мы даже не думали, что…такое может случится, мы думали, что всё будет хорошо, — она говорила взахлёб, прижимаясь, продолжая проливать горькие слёзы, а я держался, просто молча обнимая её. — Почему вы не сказали раньше? — тихо спросил, поднимая взгляд на Марию, которая нервно переминалась с ноги на ногу, еле сдерживая слёзы. Она была близким членом семьи долгие годы, живя по соседству и всегда помогая, поддерживая. По её глазам можно было понять, что всё очень плохо, хуже, чем рассказала мама по телефону. — Мы не хотели тебя тревожить…- начала она, в ответ поднимая на меня испуганный и измученный взгляд. — Я рядом, мам, — лишь смог после выдавить я, отпуская её не охотно, проходя к двери палаты, в которой лежал отец.       Он был подключён к приборам, лежал неподвижно, бледный и измученный. Оказывается, он уже год боролся со страшной болезнью — Лиомфома Ходжкина. Если проще…рак лимфоузлов. Мама сказала, что сначала отец начал сильно терять вес, и он списывал это всё, то на одну болячку, то другую, не позволяя отвести себя в больницу. Лишь год назад папа признался, что у него какие-то шишки появились на теле и это было финальной каплей терпения мамы. Вскоре врачи сказали, что рак прогрессирует уже около пяти лет, и даже, если бы обратились раньше, то всё равно они бы не смогли помочь. В таком возрасте уже поздно делать химиютерапию, а препараты, которыми пичкали весь год, лишь сдерживали третью стадию, но за последний месяц всё усугубилось и метастазы начали проникать в мозг. Он переставал узнать маму, постоянно звал кого-то и пытался куда-то уйти.       Ей было тяжело, и я не представляю на сколько надо быть сильной, чтобы так долго нести в себе такое… но она терпела и молчала, не позволяя мне знать, чтобы мне не было так же больно. Мы все слишком привыкли держать всё в себе, чтобы никого не огорчать, чтобы поддерживать сраную идиллию. Забавно…       Но меня разрывали чувства, ведь это я должен о них заботиться, потому что я уже не ребёнок, это должен делать я! Но…родители всегда будут защищать своего ребёнка даже от правды. — Прости, пап… — прошептал я, оседая на стул рядом с кроватью, на которой спал отец. С дрожью в руках и слезами на глазах, с трудом взял его за руку, ощущая, какой он тёплый и в то же время ужасающе расслабленный.       Я никогда не видел, чтобы он грустил, или на что-то жаловался, никогда не показывал, что его что-то беспокоит, или что заболел. Он был для меня настоящим супергероем, который всегда мне помогал и защищал, а сейчас…когда я наконец вырос, стал взрослым, и кажется, уже могу делать всё для их спокойствия и безопасности, чтобы теперь я мог защищать их…как вновь ошибся, вновь становясь тем самым глупым и наивным ребёнком.       За неделю, которую я провёл в больнице, не оставляя его одного и позволяя маме отдохнуть и поспать дома, проигнорировал каждый звонок ребят, лишь изредка позволяя себе отдохнуть, отвечая им на сообщения. Толком ничего срочного не было. Были лишь сообщения о предложении где-то поучаствовать, идеи об открытии нового проекта, и иногда вопросы о том, как дела у родителей, а я просто не знал, как им ответить. Отвечал что-то типа: «всё хорошо», «передают привет всем», «откармливают меня». Каждый писал похожие вопросы, словно роботы, а вскоре, ещё через несколько дней не выдержал, отписавшись, что не скоро появлюсь в сети и смогу ответить на сообщения, якобы дела. Против был только Серёжа, но всё равно смирился с моим решением, вновь прося хотя бы держать его в курсе событий.       Ха, событий…каких из?       Почему я так сделал? Просто невыносимо тяжело и больно врать им каждый день о том, что у меня происходит в жизни, но и признаться в правде — тоже не мог…       Это тяжело — признать факт того, что скоро я потеряю важного мне человека. В очередной раз я потеряю часть своей семьи, которую мне не хватает сил ни защитить, ни толком поддержать.       Как ни странно, но мы с Антоном всё это время общались…правда однотипными фразами, по типу: Как дела? Что делаешь? Смотрел игру между Россией и Бельгией? Это напоминало какие-то диалоги с ботами в социальных сетях, где заранее был подготовлен алгоритм ответов на любой вопрос, но даже так, я был рад, поговорить с ним. Да, я сам не захотел его слушать, и да, я понимаю, что идиот, но что такого он мог сказать, чтобы мне полегчало? Что мы можем остаться друзьями? Коллегами? Зачем оно мне? Я не хочу коллегами или друзьями, я хочу быть с ним, как нормальная пара… хотя бы как пара! Но это кольцо на моём пальце, которое мне не хватает сил снять и выкинуть подальше, почему-то давало надежду, а не отбирало её, и что ещё не всё потеряно и, может быть, ещё что-нибудь да получится. Я хочу в это верить, и надеется…       Постепенно мне стало казаться, что всё постепенно начало налаживаться. Анализы отца были хорошими, даже не смотря на то, что он не просыпался толком, но я надеялся, что скоро он поправится, вернётся домой, а вскоре я смогу вернутся в Москву. Заберу вещи, и скорее всего навсегда покину столицу, чтобы быть рядом с семьёй, помогать и поддерживать, возможно, даже вернусь в театр. Так будет лучше…       Но как по щелчку, из-под ног земля ушла, и мир окунулся в серые краски. — Нам очень жаль, — тихо сказал врач, выключая приборы, в которых больше не было смысла.       Звон в ушах заглушал все мысли, здравые и не только, была лишь кромешная темнота и звон, а вскоре, он сменился плачем матери и её криками.       Дальше, всё было в тумане.       Похороны. Плачь мамы. Соболезнования родственников. Вновь слёзы.       Сейчас, смотря на то, как мама аккуратно складывает вещи отца, а Мария ставила рамку с его фоткой на полку в серванте, понимаю, что всё, что было до этого было такой ерундой, таким детским трепетом, что сразу же потеряло какой-то смысл. Угрозы мы и раньше получали, и надо было и правда, просто заставить принять полицию заявление на Сашу и всё. Ссоры с Антоном тоже не однократно присутствовали, и да, последние разы было значительно больнее и серьёзнее, но рано или поздно, мы бы как обычно помирились. А Ира…все и так прекрасно понимали, что так будет правильнее, а то, что мы с Антоном чувствовали друг к другу…были лишь наплывом эмоций из-за страха потерять близкого человека, с которым был знаком не первый год. Это лишь чувства, которые меняются сотню раз на дню. Может и это было лишь одним из тех разов, когда нужно было просто перетерпеть? Может и правда, всё это было лишь иллюзией, в которую мы ошибочно окунулись с головой?       Не хочу больше думать… — Арсюш, я хочу завтра съездить к нему…завтра девять дней, хочу привести его любимые пряники. Можешь сбегать и купить, пожалуйста? — неожиданно попросила мама, поднимая на меня тяжёлый и очень замученный взгляд. — Конечно, я схожу, — тут же отозвался, подходя к ней и целуя в щеку, приобнимая. — Я быстро. — Дорогая, давай я закончу? Иди приляг, хорошо? — предложила соседка, кивнув мне, что побудет рядом.       И минуты не прошло, как я быстро вылетел из квартиры, желая справиться, как можно быстрее, чтобы вернутся к матери. Сейчас ей нужна была поддержка и я не хотел оставлять её, и так слишком на долго покинул родной дом. Я был рад, что Мария была рядом с ними, когда я не мог, но теперь я ни за что и никогда их не оставлю. Да, изначально мы были просто соседями, но со временем, она стала частью нашей семьи, хоть и не имела своей. Она говорила, что потеряла мужа и дочку в аварии много лет назад, и то, что мы называем её своей семьёй и всегда поддерживаем, очень ей помогает держаться.       В ближайшем магазине не было тех самых пряников, и мне, как ненормальному, пришлось бежать по улицам, почти под колёса, в другие магазины, лишь бы найти их. Конечно, торопиться не стоило, да и к чему бы, но я чувствовал, что должен был вернутся, как можно скорее.       Уже подбегая к дому, я заметил, как от моего подъезда отъезжает карета скорой помощи. Стоило ей отъехать, я сразу разглядел Марию, которая стояла в домашней одежде и зажимала рот рукой, провожая взглядом машину. — Почему вы тут? Почему маму оставили одну? — набросился сразу на неё с вопросами, стоило подойти. — Арс…она…- начала объяснять она, как сразу взахлёб начала истерично плакать. — Сердце не выдержало…- с трудом произнесла и робко обняла меня. — Всё же…было хорошо…- еле выдавил я, прижимая в ответ Марию, уже не сдерживая слёзы, поддаваясь эмоциям.       У меня больше нет сил идти дальше, делать каждый раз шаг и верить…хоть во что-нибудь.       И я бы очень хотел сказать, что всё будет хорошо, что я справлюсь с любой трудностью, как учили меня мама и папа. Никогда не опускать руки и идти только вперёд, потому что трудности нас закаляют, но почему их так много на меня одного? Почему все, кого я люблю умирают или исчезают, уходят из моей жизни?       Мам, скажи, как я должен себя чувствовать?       Почему ты не дождалась меня?       Пап, как мне лучше поступить?       Пап, как ты справлялся всю жизнь с трдностями?       Как у вас получалось быть такими сильными?       А я ведь даже не успел вам рассказать про Антона… — Что же…мне делать теперь?       Ради кого жить? — Ради себя, идиот, — услышал я за спиной очередное послание своего с ума сошедшего разума. — А оно мне надо? — спросил в голос, опуская взгляд на то, как с недавно похоронившим отцом, закапывают новый гроб.       А дальше, всё было на каком-то автопилоте. Родительскую квартиру я не хотел продавать, уж больно она была мне дорога, ведь в ней было столько дорогих мне воспоминаний, столько происходило за всю жизнь… Здесь же на каждом углу было то или иное воспоминание, счастливое и грустное, но воспоминание о том, как раньше было хорошо! Поэтому, я попросил Марию присмотреть за квартирой, пока съезжу в Москву за вещами, а потом уже будем…решать, что делать дальше.       Да, надо жить так, чтобы построить лучшее будущее для себя, отпустив прошлое, но как это делать? Как вообще люди справляются с такой болью?! КАК?!       Я. Так. Больше. Не. Могу. Не. Хочу. НЕ ХОЧУ!       Меня не было в Москве месяц, за который произошло слишком много боли и потерь, и честно, мне жизни не хватит справится с этой болью, но…я ещё верил, что смогу справится с этой болью, ведь ребята ещё рядом, и Антон ещё желает со мной общаться. — В смысле, ты у меня дома? — непонимающе спросил Серёжа, возмущённо пыхча в трубку. — Я же сказал, что хочу тебя встретить… Блин, Арс, а как же родители? Может стоит всё-таки перевезти их в Москву? Что они думают по этому поводу? Ты говорил с ними об этом? Я помогу с поиском квартиры, это вообще не проблема. — Серёж, всё нормально, не переживай, извини, пожалуйста, что не предупредил, просто хотел сделать тебе сюрприз, — улыбнулся я, проходя на кухню, наливая себе воды.       Да, я не рассказал никому, потому что это как минимум не телефонный разговор. Да и…я не готов ещё…простите… — Так что, Серёж, по пути домой заскочи в магазин, купи чего-нибудь «вкусненького» и посидим, поговорим, — посмеялся я, еле сдерживаясь из последних сил, чтобы не разреветься. — Ла-адно, скоро буду, — проворчал друг, а после тихо посмеявшись, сбросил вызов.       Кто бы мог подумать, что всё обернется вот как? Да, жизнь меня знатно выебала, при чём не раз, не два, а сука пустила по кругу, передавая из рук в руки, как шлюху какую-то. Меня морально изнасиловала моя же жизнь, подкидывая на каждом шагу сраные проблемы, от которых я уже не просто падал, я ломал кости и душу. — О, нифига, быстрый, — удивлённо сказал я, взглянув на время. Прошло минут пятнадцать с нашего разговора, а он уже звонит в дверь.       Ключи достать что ли не может? — Серёж, надеюсь, ты купил много, — сказал с надеждой я, открывая дверь, упираясь взглядом в весьма знакомую толстовку. Подняв взгляд, увидел не менее шокированного Шастуна, который совсем не ожидал видимо увидеть меня, как и я его. — Арс? Ты…уже вернулся? — спросил Антон, заглядывая мне за спину. — Да, только пришёл, — кивнул, не сразу, но пропуская его в квартиру. — Ты к Серёже? Он скоро будет, проходи, — спокойно сказал, а сердце ушло в пляс, просто радуясь тому, что наконец вижу его. Здесь. Одного. И да, мне было страшно, что мы одни, но вдруг…вдруг, всё-таки, есть ещё тот самый маленький шанс того, что я ещё могу его вернуть? — Как дела? — спросил Антон, проходя в гостинную, явно ощущая себя неуютно. — Хорошо. У тебя как? — мне было дико не ловко, а от волнения ладошки аж вспотели. Я не мог перестать улыбаться и радоваться. — Тоже хорошо, — кивнул, поворачиваясь ко мне. — Устал очень. — От чего? — спросил, продолжая стараться перестать улыбаться, как идиот.       Это Антон. Тут. Со мной. Да… Да! ДА! — У меня свадьба через пять дней, ответственный шаг, как ни как, — произнёс вполне спокойно тот, словно мы говорили о погоде.       Нет, всё-таки шанса нет… — А, так ты из-за этого, — еле выдавил я, глупо посмеявшись, опуская взгляд, больше не имея сил смотреть ему в глаза. Не могу… — Это же свадьба, забей, Тох, и расслабься. Это лишь ещё один этап твоей жизни, ещё один шаг к новой жизни и счастливому будущему. — Спасибо, — с тихим смехом поблагодарил, и воцарила неловкая тишина. В голове крутилось слишком много мыслей, которые я хотел озвучить, но боялся, что всё испорчу, боялся, что они мне не помогут, но лучше я сделаю хоть что-то, нежели буду потом жалеть всю жизнь, что так и не смог? — Арс, слушай, у меня к тебе просьба, — первым начал Шаст, опуская взгляд в пол, заметно нервничая, теребя кольца на своих руках. — Ух, ты, какая? Неужели быть твоим свидетелем? — посмеялся, стараясь расслабиться, но вновь этот страх, и сраное предчувствие топили меня. — Не пойми меня не правильно, но…я не хочу, чтобы ты присутствовал там, — его слова звучали, как приговор. Жестоко и несправедливо.       Не могу…дышать… — Ничего не понимаю, почему? — непонимающе спросил, пытаясь рассмотреть в его глазах ответ, но не смог, его глаза словно не выражали ничего кроме грусти и сожаления. Я знаю этот взгляд. Он такой же, как у Марии последние дни…такой же, наполненный печалью и болью от безысходности, и необходимости принять правду. — Ну что же ты молчишь? Не поднимаешь взгляд… Тош, объясни, прошу… — Ты же знаешь, что я…я не могу при тебе, — не сразу и с большим трудом ответил Антон, смотря куда-то в сторону, словно там было что-то интереснее, словно сраная стена сейчас важнее меня! — А мы ведь поклялись всегда быть вместе, — прошептал я, проводя рукой сначала по своей щеке, а потом по шее, вновь забывая, как дышать.       Дыши. Дыши. Раз. Два. Раз… Два… — Ты должен меня понять, Арс… — Я ничего тебе не должен, — тут же отреагировал я, шумно выдыхая. — Пожалуйста, Арс, по другому просто не могло быть. Она беременна, от меня, я не могу бросить её только потому что что-то к тебе чувствую, — резко сказал, поворачивая ко мне голову, заглядывая в глаза с каким-то отчаянием. -…Что-то? — переспросил, усмехаясь. — Просто…что-то блять? — Успокойся… — Не успокаивай меня! — сорвался, толкая его в грудь. — Мы же клялись, Тош… ты обещал, что мы будем вместе! Зачем тогда ты врал? Зачем ты трахал мне всё это время мозг, обманывая и делая больно? Что я тебе такого сделать блять?! — Арс, так будет правильнее, этот мир… — С каких пор тебя волнует окружающее мнение?! — и вновь толчок, а на глазах уже появилась пелена из слёз. — Вы посмотрите на него! Подумают о нём неправильно! Бедный, сука, не счастный Антон! Да срать ты должен на чужое мнение! — А я не могу! — вырвалось у Антона, а взгляд в мгновение ока стал злым. — Я люблю Иру, и всегда буду её любить, а ты…мы были ошибкой и детской глупостью, которая переросла в неправильные вещи, которые мы должны забыть, как страшный сон! — Ну и живи тогда всю жизнь, словно, скот в загоне! Чёртов слабак! — прокричал, толкая сильно его в грудь, от чего Шаст на долги секунды даже потерял равновесие. — Проваливай от сюда! — Вот и поговорили… — сказал Антон, поправляя толстовку. — Арс… — Пошёл нахуй из моей жизни! Проваливай к своей Ире, чтобы я тебя никогда не видел! Совет вам, да любовь! — я орал так, словно от этого зависела чья-то жизнь, словно это могло что-то исправить или вернуть, но… — Прощай, Арс, — тихо сказал Антон, заглядывая последний раз мне в глаза, незамедлительно покидая квартиру, хлопая за собой дверью.       Подушки с дивана летали от стены к стене. Стаканы со столика беспощадно разбивались о пол и стены. Перевёрнутое кресло. Разъёбанный стеклянный столик у дивана. Руки были в кровь. А по щекам стекали горькие слёзы.       Вся боль. Всё отчаяние. Всё вырывалось из меня, всё, что копилось почти пол года у меня в душе, вырывалось, разбиваясь о стены реальности и безвыходности. — Ну, что? Полегчало? — Нет, — прохрипел я, сидя на полу у разбитого столика, протягивая руку к большому стеклянному осколку. — Уже сдаёшься? — Да… — тихо ответил, поднимая взгляд на стоящего в паре метрах от меня Диму. — Друг… — Возьми. Себя. В. Руки. — скомандовал тот, тяжело вздыхая, а после подходя ко мне ближе и присаживаясь на корточки напротив. — Дим, я не могу…я так больше не могу…- прошептал, вновь уходя в истерику, снимая сильнее осколок в руке. — Должен, — тише ответил, уже более спокойно, одновременно кладя свою руку на мою, забирая осколок и откидывая в сторону. — Тебя же здесь даже нету… — Нету…но кто-то же должен направить тебя на путь истинный?