Меч, груша и молния

В клане Учих всегда что-то было не так. Что-то темное таилось в их укромных горных поселениях, в кроваво-алых взглядах, в чакре, не ведающей границ. Даже птицы смущались, что бросают вызов достигнутым им высотам, и пролетали ниже над их клановым имением среди скал. Даже прирожденная красота членов клана, и та не знала пощады. По слухам, когда Мадара Учиха поднял армию темных сил и заставил их сражаться друг с другом, он выглядел словно юный бог: копна черных волос, безумство во взгляде. Мадара перевернул мир шиноби с ног на голову, заставив каждого из живущих бояться за свою жизнь. А потом так же легко, словно по взмаху руки, подарил людям и демонам перемирие. Для использования чакры шиноби долгие годы посвящают тренировкам, и все это — ради защиты мира от сил зла. Простому смертному не дано победить демона, а тому невозможно противостоять как-то иначе. Долгие столетия шла непримиримая война между людьми и нечистыми, и ее результатом могло стать только полное уничтожение обеих армий. В ужасной Битве Тысячи Ночей было убито пять тысяч отважных войнов, а нечисть все не убывала — демоны всех сортов, одержимые жаждой убийства духи, оскверненные тьмой кицуне, темные твари, ожившие мертвецы и прочие создания небесной бездны наступали со всех сторон, и никто не мог ничего сделать. В итоге нечисть низших рангов объединилась в некое подобие темной звезды, обратным, всасывающим куда-то во тьму взрывом уничтожив половину континента. Катастрофы подобного масштаба еще не случалось под луной. Человечество понесло невосполнимые потери, а шиноби — невыносимое поражение. Кланы собрали оставшуюся горстку шиноби в Долине Завершения вместе с последней долей мужества, и принялись ожидать прихода демонов, когда вместо них пришли давно списанные со счетов Учихи во главе с Мадарой. На этом история мира могла завершиться, и весьма плачевно. Но этот невероятный человек, и без того будучи силен как шиноби, к тому же решил совершить революцию и поработить демонов. А поработив, отчего-то не стал уничтожать их до последнего. С тех пор клан Сенджу стал непримиримыми врагами с кланом Учих — те выступали за полное истребление тьмы и собственноручно сожгли несколько тысяч гулей и прочих мелких тварей. Но заключив договор о Перемирии, Мадара Учиха заявил, что без существования демонов шиноби исчезнут, ведь не от кого станет защищаться, а без шиноби все, ради чего они сражались, что было дорого им с младшим братом и их клану, исчезнет. Да и сами кланы сотрет с лица земли беспощадной рукой история, и настанет день, когда никто никогда не встанет на путь шиноби и развития чакры. Из всех видов тварей бездны самыми могущественными, яростными и загадочными были демоны. Детям на ночь рассказывали легенды о том, что когда-то демоны обладали собственным сознанием и помогали шиноби в борьбе со злом, но бездна помутила их рассудки, превратив магических созданий в безумных тварей преисподней. Конечно, повзрослев и заглянув хоть раз в пустые глаза и разинутые навстречу любой живой плоти пасти, никто не верил в эти сказочки — ни шиноби, ни смертные. Но почему-то именно демонов Мадара избрал в качестве «нужных» человечеству врагов, и поспорить с ним в открытую тогда никто не осмелился, включая недовольных, но очень ослабших после великой войны Сенджу. Правда, несмотря на красивые речи о сохранении традиций и культуры, о любви к долгу шиноби, взгляды Мадары были несколько радикальны. Он считал, что, покинув путь чакры, люди начнут жить в праздности, год от года поедая урожаи на радость могильным червям — как будто у простых людей нет никаких забот. Называл демонов, когда-то держащих в страхе города и селения, своими ручными псами, и относился к ним соответственно. Только после его отхода в мир иной демоны смогли оправиться, и неожиданно для остальных кланов выяснилось, что служение Мадаре (или, скорее, пленение) пошло им на пользу — каким-то образом Учихи смогли очистить демонов от темного влияния бездны и вернуть им утраченную в веках разумность. Они ушли из-под господства людей в утраченные земли и основали собственный город — Дзигоку. Помешать им тоже никто не мог — после трагической кончины брата мнительный Мадара не брал учеников и вообще не покидал земель своего клана, заперевшись в лабиринтах из хрупких минка как в крепости. И Учихи из повелителей демонов превратились в затворников. Демонам позволили делать, что хотят, при условии ненарушения Перемирия. Видимо, они тоже хотели стать затворниками — Дзигоку стал их последним оплотом, пределы которого они, казалось, покидали крайне редко. С тех пор минуло более полувека. Полувека прогресса и процветания, как говорилось в учебниках. Полувека тирании, как твердили члены клана Хьюга, забившись по темным углам. Все это Учиха Саске прекрасно знал и безо всяких наставлений. Но учитель Хиаши был особенно неумолим сегодня, во всех смыслах невзирая на чудесную погоду за окном, манящую учеников вон из душного класса, или монотонность своих бесконечных наставительных речей. — Мадара поставил под угрозу все существование шиноби, пожелав возвыситься над миром людей и демонов, — слепо уставившись куда-то перед собой, нудел сенсей под жужжание жирной мухи, по ошибке влетевшей в комнату и пытающейся теперь спешно выбраться наружу. Внутренне Саске ей позавидовал — несмотря на недолгую жизнь, она имеет крылья и может улететь прочь, а ее глаза видят не только перед собой, но и позади. Однако эта минутная зависть отцвела быстро: в плотном жарком воздухе мелькнул кунай, и за спиной послышался шелест одежд. Саске вздохнул: — Неджи-кун, — поприветствовал он бесцветным голосом, пытаясь сдержать зевок. В клане Хьюга уже много лет царила атмосфера упадка. Сладковатый запах разложения щекотал обостренные чувства последователей, стоило только ступить на порог. Саске вырос в клане Хьюга, а потому порядком от всего этого устал. И каждый год примерно в это время учитель Хиаши распинался об исторической фигуре ненавистного всем Мадары, бывшего героя, нынешнего воспоминания о былой роскоши бытия. А еще — его предка, чья кровь по-прежнему течет в венах Саске. Иногда казалось, старик Хиаши спит и видит, как пускает ее большим мясницким ножом прямо на залитых солнцем камнях перед распахнутым окном. Неджи из младшей ветви клана Хьюга сдержанно кивнул Саске и присел на свое место. Он был немного старше, а также ходил в любимчиках, и потому его не обязывали сидеть на уроках учителя с ними. Но расплачиваться за эту благосклонность Неджи приходилось своим статусом в клане. Способного и сообразительного, его использовали как всеобщего старшего братика или даже продвинутую версию слуги — он ходил на побегушках, разбирался с проблемами и обхаживал старейшин. А заодно охранял младших двоюродных сестер — будущую наследницу Хинату и надежду на выход Хьюг из сумрака Ханаби. Если Хината как старшая должна была всего лишь возглавить клан, то Ханаби доставалась честь побороться за жениха в одном из бывших великих кланов и наконец принести семье почет. Саске воротило от каждой из частей этой истории, но это было не его дело. Его положение в клане Хьюга было хуже не только чем у Неджи, но даже хуже половины слуг из более отдаленных ветвей этого когда-то обширного и цветущего семейства. Не случайно старик Хиаши год за годом талдычил одно и то же про его прославленного предка, или проклятого Мадару, как его звали теперь. — Учитель Хиаши, — вслух произнес Саске, движимый непонятным желанием, похожим одновременно на мстительность и смешливость, — можно вопрос? Он не поднимал руки, как его заставляли поступать в детстве среди Учих — в этом не было никакой необходимости, учитывая то, что абсолютно все вокруг него были слепы как восточные гули. Когда-то клан Хьюга славился войнами, словно сделанными из тростника и нефрита, а их клановой особенностью служило необычное зрение. Предки Хиаши, Неджи, Хинаты и остальных были и предками Саске, а до него — Мадары. История не сохранила ни личных имен, ни клановых — было известно только, что те так усердно тренировали чакру в области глаз, что достигли Прозрения и смогли видеть куда больше простых шиноби, не говоря уже о смертных. Затем учение раскололось на несколько направлений, благодаря чему на момент Битвы Тысячи Ночей в мире существовало сразу несколько кланов с глазными техниками, считающиеся отдаленно родственными. Каждый Учиха и Хьюга знали об этом с младых ногтей. Среди Хьюг по-прежнему оставались шиноби с большим потенциалом, включая Неджи и Ханаби, однако их громкое семейное имя померкло, как и слава великих кланов. Слава — рукотворное знамя, которое легко сбить или вырвать из рук знаменосца. Или создать свое, но больше и искуснее, и затмить им оригинал. Великие кланы соревновались между собой в уничтожении нечисти, воевали плечом к плечу против общего врага, а деревни и города под их протекцией жили лучше, чем оставшиеся не у дел. Когда же все развалилось, словно карточный домик, поддерживать величие кланов стало невозможно. Закрывшись в своих резиденциях, бывшие повелители и захватчики лелеяли былое величие и учили новые поколения смирению и затаенной ненависти к тем, кому повезло больше. Винить в случившемся им было некого, кроме самих себя и Мадары Учихи, чье предсказание по поводу падения шиноби таинственным образом сбылось, поэтому выбор был очевиден. В таких условиях невозможно вырастить героев, даже будь они зрячими и крылатыми, точно мухи, и огромными как небеса. С детства им твердили о несправедливой судьбе и бесконечных потерях. Саске оказался на обучении в клане Хьюга слишком поздно, чтобы стать таким же унылым и потерянным, а его фамилия каждый раз тыкала старейшин клана в их больные места. Но и на него давила эта атмосфера, выживая из каждой комнаты каждого богато обставленного дома. Втайне Саске мечтал сбежать из равнинных пустынь и никогда не возвращаться. Но в клане Хьюга и вправду оставалось немало отличных воинов, и покидать клан без разрешения старейшин было весьма и весьма опасно. За неудачный побег можно было лишиться ноги или руки, или даже жизни. Как будто жизнь без свободы можно считать ценной. И все же, свою жизнь Саске не мог разменять на призрачную надежду отправиться в скитания за пределами клана без единой живой души, знающей его имя по ту сторону ограды. Его жизнь принадлежала иной цели, и пока до нее было слишком далеко, чтобы пытаться. — Чего тебе, младший ученик? — недовольный, что его прервали, Хиаши всегда обращался к нему подобным образом, и Саске давно к этому привык. Вовсе не из-за пренебрежения в голосе сенсея он нарочито вежливо и бойко произнес: — Учитель, скажите, а почему вы никогда не называете родовое имя Мадары? Разве оно запрещено или сокрыто? Это было правдой, хоть и дерзкой правдой — Мадару никогда не называли иначе, кроме как Мадара, будто у него вовсе не было принадлежности к человеческому роду. Имя Мадары давно стало чуть ли не нарицательным, его упоминали, словно черта, а фамилия Учих и вовсе не звучала в сочетании с ним. Это напоминало обращение к демону — у демонов нет кланов, а значит, и семейных имен; есть лишь то, как они позволяют окружающим обращаться к себе для удобства в общении или магического призыва. Вот так главный и единственный победитель демонов, их особый враг и возродитель, породнился с ними в умах толпы самым странным и пугающим образом. Через имя. — Д-да как т-ты смеешь? — от возмущения учитель Хиаши начал запинаться, подрагивая козлиной бородкой. Саске беззвучно посмеивался, привычно не пряча улыбки. — Вон отсюда, неблагодарный! Вон прямиком в центральный дом! Центральным домом называли место поощрений и наказаний — комнаты, в которых заседали главные члены клана, проводились собрания и решались важные вопросы. Саске ухмыльнулся, поднимаясь с места. — Хорошо, учитель. Только… Вы не ответите мне? — Вон! — проревел Хиаши, пунцовея на глазах. Неджи, мимо которого Саске проходил к выходу, покачал головой. Он явно не одобрял слишком очевидную попытку Саске вывести сенсея из себя темой, которую тот не выносил, да к тому же, попытку, закончившуюся успехом. Пулей вылетев из класса, Саске почувствовал себя мошкарой, идущей на штурм открытого пламени. Впрочем, пламя — это стихия Учих, а не Хьюг; подумав так, он направился в сторону центрального дома. В тот вечер 13-летнему Саске, ожидающему там наказания, удалось положить свой свиток в гору корреспонденции, предназначенной для отправки из клана в другие земли. Его план сработал — здесь никак иначе подросток не мог отправить письмо, тем более такого содержания и в такое место. В нем говорилось, что Саске Учиха смиренно преклоняет голову перед Владыкой Демонов и просит одобрить его запрос на заключении договора, и как можно скорее. Это было не первое и не последнее его письмо в Дзигоку, город демонов. Только в день 16-летия он, дрожа от нетерпения, ночью проникнет в комнату секретаря, найдет наконец свое имя на черном как смоль свитке, вскроет почтовую печать и прочтет приглашение. А затем выйдет в главный зал центрального дома и во всеуслышание объявит, готовясь прорываться с боем: — Я отправляюсь в ад — следом за Мадарой! Кто хочет за мной? — с десяток кунаев появятся в обоих руках, зажаты меж пальцев подобно смертоносным веерам, а их владелец азартно сверкнет оскалом улыбки. Даже Неджи хмыкнет в ответ на подобное: — Ты что, окончательно рехнулся? Держи язык на привязи, Саске-кун, или придется искать его в зарослях полыни. — Пусть катится к своим чокнутым предкам! Гони его взашей! — послышится со всех сторон, и Саске, обойдясь таким образом малой кровью, покинет клан Хьюга в медовой ночи. Только молодая наследница Хината, из-за хрупкого здоровья и миролюбивого нрава запертая в своих покоях, будет затем с тревогой вслушиваться в шаги, пытаясь угадать, не идут ли это дурные вести о «неблагодарном воспитаннике». Отныне Саске даже по имени называть здесь не будут. Возможно, и это тоже — вина дьявольского Мадары, как и все остальное. *** * Дзигоку — ад в японской мифологии, место проживания они (демонов). ** минка — традиционный японский дом (букв. «дом людей»).