На краю тебя

От раздражающего мерцания лампы в коридоре не осталось и следа ― оперативно сработали. Хотя, скорее всего, Бинх подсуетился. Слишком уж тонкой нервной организацией отличался Тесак ― так ведь и до эпилептического припадка недалеко. Светодискотека для двоих ― заманчиво, конечно. Но не когда от вас зависят жизни миллионов. Желание разбить кулак о железную дверь настолько велико, что Артем уже заносит руку для удара. Останавливаясь в последний миг. Лебедев, блядь, все прочувствует. Точно так же, как чувствует сейчас кипящую внутри Артема ярость. От его всевидящего ока не спрятаться, не скрыться. Если только… Медитировать в подобном состоянии ― гиблое дело. Но Артем с остервенелым энтузиазмом устраивается на ковре рядом с кроватью, усаживаясь по-турецки. И закрывает глаза. Вдох-выдох. Настроиться, продышаться, позволить воздуху наполнить легкие. Позволить ярости выйти со свистящим поспешным выдохом. А раздражению, сковывающему по рукам и ногам, стечь, впитываясь в куцый колючий ворс ковра. Вдох-выдох. Что там принято представлять? Море? Лес? Горы? Артем представляет родное Чертаново. Двор, заключенный в коробку многоэтажек, детскую площадку ― самую старую, железную еще. Трав-мо-о-пас-ну-ю. Артем на ней как-то себе лоб до крови разбил ― дурачились, толкались, он головой и… Вдох-выдох. Связь, стоит только к ней потянуться, немедленно откликается. Да, неслабо Лебедев с катушек слетел, если до сих пор… И где его хваленный контроль? Или так давно нормально не траха… Додумать не успевает ― от связи его буквально отшвыривает. ― Да сука! Кулак утопает в ковре, увязает. Слабая плюшевая боль мигом отрезвляет. Ну-ну, не контролирует Лебедев себя, как же. Он и тебя, Темочка, контролирует ― вон как лихо… Ну, что за пиздец, а? Нет, чтобы дать закрыться по нормальному, он обидки кидает. Невинность оскорбленную строит. Полковник российской армии, блядь. А ведет себя хуже… Успокаивается мгновенно, ощущая, как с той стороны связи явно предупреждающе тянет. Домедитировался, блядь. ― Ну, нахрен. Артем падает спиной назад, упираясь лопатками в жесткий край матраса. Отступившая, было, усталость наваливается снова, свинцовой тяжестью пригвождая к полу. Он попробует завтра еще раз. А пока, пока надо постараться поспать. Хоть сколько-нибудь. Столовая забита под завязку. То ли все разом проспали, то ли… Даже те, кто спал, подорвались поглядеть, что там такое происходило с утра пораньше. Да и неудивительно ― двойная тревога на базе случилась впервые. И что ждать после нее ― одному Гуглу известно. Кстати о… Артем головой по сторонам вертит, высматривая знакомую вихрастую макушку, но без толку. Зато взгляд сам собой цепляется за высокую фигуру Питона на выдаче обедов. Женька рядом с ним кажется неприметным, но уже машет рукой, мол, давай к нам. С каждым шагом Артем буквально ощущает, как притягивает к себе все больше взглядов. От осознания, что вся столовая, в едином порыве, пристально следит за тем, как Женька передает ему один из подносов, начинает мутить. Тишина сгущается, давит, грозя размазать его как… Столовая отмирает вмиг, демонстративно теряя интерес, стоит Женьке громко, трагично так, шепнуть: ― Скажите, пиздец, а. ― Полный, ― важно кивает Питон. У него на скуле наливается ало-лиловым свежий синяк. И кто только… ― Это кто тебя так? ― Да Лебедев во время спарринга. Даже извинился потом, но взгляд у него был чисто бешеный. Внутри все сворачивается в тугой ком сожаления и злости. На себя в первую очередь. Мало Лебедеву собственных эмоций ― Артем сверху своих навесил. И ладно бы чего хорошего! От вчерашнего злорадства не остается и следа. От его действий, а уж тем более чувств, не должны страдать близ… Ну да. Близкие люди. У него ведь тут ближе Питона и Женьки, ну Юльки еще, никого нет. Удивительно, что они рядом задержались ― Артем совсем не… Мысль уплывает, теряется в мерном гуле голосов, стоит только краем глаза зацепиться за нестерпимо яркую горстку апельсинов. ― А можно один? ― Артем нагло влезает за фруктами без очереди, но так откровенно похуй. Про него говорят, говорили и будут говорить. И какой смысл париться? Апельсин ложится в ладонь увесистым ярко-оранжевым прохладным солнцем. И пахнет. Одуряюще пахнет предчувствием лета. Артем чуть ли не носом в него утыкается, вдыхая свежий, резкий цитрусовый аромат. И замирает. Оглядывается медленно. Осоловело. Только сейчас полностью осознавая, что стены столовой голубовато-серые, что от пляшущих по ним солнечных лучей, кажутся частично полосатыми, что хромированные металлические столы отливают серебром, а подносы строгого темно-синего, а не мутно-серого цвета. В мир как-то разом возвращаются краски. Мгновенно доводя до головокружения. ― Тем, ты чего? ― крепкая ладонь Питона сдавливает плечо беспокойно. Заземляет. Заставляет собраться. ― Да так. Охреневаю помаленьку, видишь же, ― усмехается, апельсином перед чужим лицом машет. ― Вижу. Понимает, конечно же. Ну, насколько может. Артем и рад бы объяснить, да только как? Если почти год жил, различая пятьсот пятьдесят оттенков серого. Если вся еда не имела ни вкуса, ни запаха. Если изнутри распирала пустота, которую невозможно было… Мысли наслаиваются одна на другую, сталкиваются хаотично, порождая слабую еще головную боль. Реальность, ставшая до пугающего четкой, напрягает. И он торопится к освободившемуся в глубине зала столу. Ощущая, как с каждым шагом усиливается болезненная пульсация в затылке. Стоит только сесть, как со спины налетает, обнимает, обдавая свежим запахом духов Юлька. Смазано смешливо целуя в щеку: ― Тем, у пилотов общее собрание в лаборатории в пять. Гугл передать просил. Ну, вот как с ней такой… Губы сами собой растягиваются в улыбке: ― Составишь компанию на планерке, принцесса? ― Только если хорошо попросишь, ― глазами сверкает, а потом апельсин с подноса утягивает, принимаясь чистить. Цитрусовый запах усиливается, заставляя зажмуриться. Кажется, еще чуть-чуть, и он получит сенсорную перегрузку. Всего слишком: и шума столовой, и цветов, бьющих по глазам, и запаха еды, и… ― Темыч, прием, ― Юля легенько трясет его за плечо, возвращая в реальность. Это, что же, если его так кроет, то как там Лебедев вообще? Неудивительно, что Питону от него прилетело. ― Ешь давай, а то остынет. И в кого она такая заботливая? А то ты не знаешь, ага. От фантомного ощущения горячих сильных пальцев на пояснице в груди болезненно тянет. Артем тут же шутливо головой ее в плечо бодает, мол, понял-принял. И за ложку берется. Главное, не вспоминать лишний раз. Было и было. Прошло. Самое важное сейчас ― не допустить повторения. И найти Бинха. У них с Тесаком, вроде как, была похожая проблема с ограничением связи. Может, хоть он поможет. На планерку чуть было не опаздывают. Уходить с плаца, нагретого ярким весенним солнцем, не хочется. И Артем вместе с Юлькой кругов пять лишних нарезают. Пока она, умотавшись в край, не садится прямо на теплый бетон ― мол, все. Не могу больше. ― Да ладно тебе, Юль, ― руку протягивает, помогая на ноги подняться. Целует в лоб коротко: ― Не злись, принцесса. Лучше посмотри, какая красота вокруг! Из раздраженного ее взгляд делается удивленным. А потом она усмехается коротко, головой качает. Кажется, наконец, начиная понимать. Энергии неожиданно много. Тема чувствует себя будто заново родившимся. Мир, переливающийся яркими красками, дышащий свежим морским ветром в лицо, кажется до боли прекрасным. Впервые за хрен знает сколько времени. Но и это не идет ни в какое сравнение с тем, что он снова ощущает себя целым. Сопливо-слезливое «Не мыслить свою жизнь без конкретного человека» на проверку оказалось самым страшным, что Артем чувствовал. Потому что от него будто отрезали половину. И предложили продолжать жить дальше, как ни в чем не бывало. А сейчас, сейчас вместе с кровью по венам растекается непривычно острое желание жить. Будто одно присутствие новой связи придает сил. Пусть тонкая, совсем еще слабая, но она толкает вперед, напоминая о том, каким он когда-то был. Кем он был. ― Знаешь, Тем, ― Юлька, ждавшая его на выходе из душа, легко переплетает их пальцы, ― ты другой совсем. ― Что, разонравился? Вжать ее в стену рядом с лифтом ― что может быть желаннее? Но Артем чувствует лишь слабую вину. Это что за… ― Еще не решила, ― за шею обнимает, губами его губы накрывает, заставляя тихо выдохнуть. А потом мягко углубить поцелуй. И похуй, что там Лебедев через связь ощутит. Сам виноват. Нечего было с утра мешать. ― Пойдем, а то опоздаешь, и папа тебе голову оторвет, ― Юля его уже за руку в лифт тянет. А у самой во взгляде что-то такое, чему Артем слов подобрать не может. Да ладно. Показалось небось. ― Потренируем завтра уход из захвата, а то ты совсем… ― конец фразы теряется, Коробанов глядит на них удивленно. Еще бы. Они самые первые приперлись ― вот неожиданность. Обычно-то наоборот. Гугл старается лишний раз не пялиться, но выходит хреново. Представляет небось себя на его, Темы, месте. Как зажимает Юльку по углам под угрозой полковничьего гнева. И обмирает внутри, яростно наяривая на светлый образ его дочурки. И самого Лебедева тоже. Военный, хули. Круче него только… Полковник, да не будь он опять упомянут всуе, по связи передает нечто грозяще недовольное. Мол, угомонись, щенок. Как-то так примерно. Артем, усмехается, головой качает ― тут же приковывая к себе пристальные взгляды. Гугл аж вперед подается, хищно следя за всеми изменениями эмоций. Да какого… Его теперь даже как соперника не воспринимают? Только как подопытную крысу? Или чо? ― Юле тоже полезно будет. Та, было, рот раскрывает заспорить по привычке, но сдерживается, обиженно поджав губы. Вот так вот, принцесса. Хрен его знает ― его это слова или Лебедевские. Тот что-то зачастил с ментальными поучениями, вмиг став разговорчивым, стоило делу коснуться Юльки. Глаза Гугла комично округляются, а Коробанов только кивает в ответ, соглашаясь. Удивительно, но хоть в чем-то у них с Артемом трогательное единодушие. А Юлька что? Юлька падает в одно из крутящихся кресел перед кучей сенсорных экранов. Демонстративно теряя к происходящему интерес. Мудак ты, Тема. И Лебедев тоже. Она ваших вывертов ну никак не заслужила. Пора прекращать, а не то пошлет обоих в пешее эротическое. И поминай, как звали. Потому что они-то как раз с удовольствием… ― Окей, Гугл, что говорят академические круги по поводу вчерашнего замеса? Поборемся еще или все, без шансов? ― голос не проседает лишь чудом. Внутри вспыхивает и гаснет неясное, жаркое при одной мысли о Лебедеве. Да с хера ли его вообще так кроет? Или что, тоже так давно не ебался, что все мозги напрочь отшибло от одной… ― Даже чисто статистически, ― Гугл тут же замолкает, стоит Юле тихонько хмыкнуть. Спасибо хоть не краснеет удушливой волной. Артема эти подростковые страсти всегда напрягали. Особенно в адрес его девушки. ― Чисто статистически шанс есть всегда. Вспомни тот же «Стар Трек». Не существует безнадежных исходов… ― Угу. Только долбоебизм. Упс, человеческий фактор. Коробанов губы поджимает неодобрительно. Совершенно по-лебедевски. Интересно, это воздушно-капельным путем передается или половым? Типа приходит как-то Лебедев к нему и говорит: «Хочешь быть под полковником?», а тот и согласился сдуру… В затылок стреляет такой болью, что Артем за голову хватается. ― С-сука! Нос тут же забивает острый металлический запах. Он только и успевает наклониться вперед, щедро заливая кровью пол. Юля мигом оказывается рядом, полотенце сует ― откуда? Зачем им вообще в лаборатории полотенца?.. А не похуй ли? Мир вокруг двоится, вращаясь, заставляя резко покачнуться. Юля совсем рядом ― поддерживает, аккуратно усаживая на свой стул. Помогая переждать головокружение. Вот же старый… Нет, Теме однозначно необходим Бинх. Кровь из носу как, ага. А то Лебедев его в могилу вторым инсультом, блядь, загонит. И чем только… Чем он там думает, Артем выяснить не успевает. В руки уже суют стакан с холодной водой. ― Спасибо, ― хрипит жутко. Побледневший Гугл кивает отрывисто, все еще слишком шокированный. ― Да забейте, все норм уже. Со мной это случается иногда, с тех пор как… Слова застревают комом в горле. Он ведь ни разу так и не смог. Не вслух. Порывисто к мертвой, оборванной связи тянется, чувствуя, как мир стремительно тускнеет. Как внутренности заливает привычное ощущение пустоты. Связь с Лебедевым тут же оживает, подрагивает беспокойно, напоминая о себе. Лучше бы ее вообще не было! Никогда. Лучше бы ему и не вспоминать, каково это ― когда рядом есть кто-то, кто… Ну да, понимает, как же. Уж чего-чего, а понимания между ними никогда не было. И не будет. ― Как погляжу, у вас тут крайне весело, молодые люди, ― Бинх с Тесаком на буксире появляются так же эффектно, как всегда. Тесак косится на Артема нервно ― да что с ними всеми, блядь, не так? Нет, серьезно, в чем… Спросить не успевает ― Лебедев и Леонид Евгеньевич входят следом за пилотами «Красной свитки». Вопрос, правда, отпадает сам собой. Лебедев выглядит откровенно хуево. С темными кругами под глазами с полопавшимися сосудами, бледный и заебанный в край он заставляет давно умершую совесть встрепенуться. Или это связь? ― Ткачев, почему в неподобающем виде? ― Виноват, товарищ полковник, ― руками разводит, скалясь во весь рот. Будто ты, козел старый, не знаешь. Сообщение однозначно доходит, судя по взбешенному ответному взгляду. Ибо нехуй. Тема, может, еще пожить хочет. Хуево, но пожить. А не откинуться раньше времени из-за горячего нрава одного… ― Приведите себя в порядок. А презрения-то сколько. И как только терпит его присутствие в своей голове. Артем хмыкает, полотенце смачивает остатками воды из стакана, кое-как стирая кровавые потеки с лица. Под мерное падение слов Лебедева. ― Караханов, расскажите подробнее про вчерашнее явление. И обрисуйте наши перспективы, пожалуйста. Гугл тут же с места подрывается ― что-то на своих экранах набирает, торопливо объясняя ― Артему откровенно не до того. Не тогда, когда Лебедев глаза на миг прикрывает ― явно пережидая новую вспышку боли вместе с ним. А потом, потом все не то, чтобы прекращается, но… становится ощутимо легче. Понимание приходит с запозданием. Связь с той стороны оживает, принимает часть его боли на себя. Осознанно. В горле комом встает недавно выпитая вода. Ну, кто бы мог подумать. Слабый, едва ощутимый импульс благодарности и раскаяния с его стороны ― Лебедев чуть голову склоняет и только. Но Артем и так знает, что извинения приняты. Остальные ничего не замечают. Кроме Бинха. Артем перехватывает его внимательный взгляд и криво улыбается. Ничего не поделаешь. С взаимопониманием у них пока… Головная боль постепенно сходит на нет, и вместе с ней ослабевает связь с Лебедевым. В этот раз он закрывается аккуратно, почти незаметно. Будто раскаиваясь за вспышку ярости. Что ж. Если так пойдет, они даже достигнут какого-никакого хрупкого перемирия. ―…То есть нас ждут все более частые и многочисленные явления, которые приведут к полному уничтожению человечества до конца года. Если коротко, ― Гугл виновато губы поджимает. Будто он лично ответственен за то, что Землю скоро захватят гигантские твари из Преисподней. Сгустившуюся тишину перекрывает лишь слабый гул ламп под потолком. Заглушая и без того негромкий, извиняющийся голос Леонида Евгеньевича: ― Боюсь, что вам, Валентин Юрьевич, с Артемом придется пилотировать еще не раз. И, если позволите, я бы хотел попробовать изучить вашу связь. Случай исключительный, сами понимаете, ― руками виновато разводит. Но очевидно, что на хую он вертел всех их возражения. Ученый, хули. Им только дай волю… Что Лебедев против всех этих экспериментов Артем просто чувствует. В этом они единодушны. ― Поймите, это может положить начало… ― Все в порядке, Леонид Евгеньевич. Мы сделаем все, что от нас потребуется. Загасить вспышку острого раздражения невозможно. Еще бы. С каких это пор он вообще смеет говорить за них обоих? По связи пробегает волна усталости и ответного раздражения. «Как ты мне надоел». Абсолютно взаимно, товарищ полковник. ― Всегда мечтал побывать в роли подопытной крысы, ― Артем бодро на ноги вскакивает. Больше ему тут делать нечего. От чужих взглядов ― пристальных, осуждающих, любопытных и напряженных уже мутит. Он всегда таким был. И пора им к этому уже привыкнуть. ― Ткачев! Негромко, весомо. Артем шагает к дверям лаборатории уверенно, не оглядываясь. Да пошли они все со своими взглядами, исследованиями и кайдзю. Вот когда будет очередное явление ― тогда и приходите. А сейчас отъебитесь, пожалуйста. До тех пор пока не придумаете рабочий план по спасению мира. ― Что ты себе позволяешь?! Глухой голос Лебедева разносится по пустующему коридору, догоняя неподалеку от лифта. Тяжелая ладонь ложится на плечо, сжимая до боли. Его впечатывают в стену привычно жестко. Артем не успевает даже вывернуться, не то, что ударить ― чужое предплечье врезается в горло, перекрывая кислород. ― Всегда знал, что вам нравится пожестче, ― скалится злобно, ощущая, как от физического контакта связь крепнет, позволяя уловить ответную яркую вспышку злости. ― Замолчи. А у самого глаза черные-черные. Бездонные. Дыхание сбивается окончательно. А в голове воцаряется блаженная пустота. Лебедев горячий, тяжело вжимающий его в стену, слишком очевидно теряет контроль над ситуацией. За жаркими переглядками забывая, что хотел отчитать. И Артем не может ничего с собой поделать. Это сильнее него. Сильнее их обоих. Податься вперед, впечатываясь неловким, горчащим кровью поцелуем в его губы ― единственно возможное. Необходимое. От того, как идеально горячо чужой язык мажет по губам, заставляя приоткрыть рот, Артему в голос скулить хочется. Но он лишь беззвучно выдыхает, яростно встречая настойчивые, грубые движения чужого языка. Чуть отстраняясь, лишь когда от недостатка воздуха в глазах темнеет. Голодное, жадное, неконтролируемое накрывает с головой. И как же хочется, чтобы оно длилось вечно. Одно на двоих желание стать единым целым подталкивает дрожащими пальцами схватиться за чужой форменный ремень в тщетной попытке… Лебедев делает шаг назад так резко, что Артем тянется следом по инерции. Там, где еще недавно тяжело томно пульсировала связь, сейчас абсолютная тишина. ― Леонид Евгеньевич ждет нас завтра в лаборатории после обеда. «Только попробуй не прийти». ― Вам это так же противно, а, Валентин Юрьевич. На хера согласились? ― Мне напомнить тебе про присягу? ― снова ближе шагает. Разгоряченный, злой. Такой, что Тему от одного его взгляда ведет. ― И вы, правда, верите, что это поможет? Чем и кому? Все стремительно летит в пиз… ― договорить не успевает. Лебедев за ворот футболки цепляет, дергая на себя. Осознание, насколько он на самом деле взбешен, накрывает лишь сейчас. ― Еще слово, и ты у меня под трибунал пойдешь, - Лебедев отпускает резко, губы поджимает. И, ни слова не добавляя, отворачивается. Разом теряя всякий запал. Да блядь! Артем с силой кулак в стену впечатывает, гася острую вспышку ярости. Вот и поговорили.