На краю тебя

Утро дышит прохладным мокрым ветром в лицо. Стоять вот так на плацу и смотреть на солнце, выплывающее из-за дымной линии горизонта, непривычно. Но хорошо. Уж точно лучше, чем полночи задыхаться на чистых простынях от запаха кондея. Уснуть, несмотря на открытое окно, так и не вышло. А теперь вот время к завтраку ― и снова шумные толпы в столовке, снова невыносимая мешанина цветов и запахов, снова… Как будто все чувства выкрутили на максимум ― и живи как хочешь. Хочется долго и счастливо, конечно. И без «умерли в один день». Но им с Лебедевым точно не светит. Не в бою, так на благо науки ― выпотрошат, высушат и под микроскопом изучат. Прямо после обеда и начнут. И ладно бы… ― Ого, и ты здесь, ― бодрый голос Гугла мигом выдергивает из мыслей. Вот какого хера, а? Ему, что, спермотоксикоз спать не дает? Надо ж было в такую рань… ― Уже ухожу. Бывай, ― козыряет на прощание, стремительно разворачиваясь к спуску с плаца. Влажный ветер треплет волосы, под толстовку промозгло пробирается, вынуждая ускориться. ― Артем, постой! А вот это что-то новенькое. Неужто хочет посмотреть, как им мозги вскроют? С него станется. ― Ну? Замедляется самую малость, но Гугл в пару шагов догоняет, рядом пристраивается, чуть потерянно хлопая глазами. ― Я читал, что совместные медитации успокаивают и помогают упорядочить общий эмоциональный фон. Возможно, вам с Валентином Юрьевичем… ― Гугл, Глеб, ― вдох-выдох. Походу, он, правда, не втыкает. И лучше, если Артем сам объяснит, почему это охуенно плохая идея. А то еще к Лебедеву попрется ― а тот возьмет и согласится. И что тогда делать? ― Послушай. В нашем случае, чем меньше мы будем видеться, тем лучше. Гугл уже рот раскрывает возразить, но он, выразительно глянув, припечатывает: ― Для всех. А тому хоть бы хны ― следом до лифтов увязывается, явно считая, разговор не закончен. Артем буквально слышит, как шестеренки в его мозгу ходят. Что бы он себе не думал, озвучивать не спешит. А потом вдруг замирает, шепчет потрясенно: ― Ты хочешь сказать, что вы с ним… ― Что мы с ним ― что? Давай, договаривай, ― Артем скалится приветливо. Мол, только слово, и все пояснит наглядно ― кто, кого и как. ― Ну? ― Ничего такого, клянусь! И вообще, это абсолютно нормально. Между прочим… ― Нормально будет, если ты свои мысли оставишь при себе. Усек? ― ладонь тяжело опускается на его плечо, к месту пригвождает. Сглатывает Гугл глухо, губы напряженно поджимает. А потому что головой надо думать что и кому говоришь. Ладно Артем, другой бы уже по щам прописал и был бы прав. ― А-ага. ― А еще лучше, если придумаешь план по спасению мира. Это куда актуальнее. Злость испаряется мгновенно, будто и не было, стоит шагнуть в лифт. Гугл замирает по ту сторону хромированных дверей, коротким нервным кивком то ли соглашаясь, то ли прощаясь. Артему, честно, похуй. Как и на слухи. Да кто в своем уме поверит, что они с Лебедевым трахаются? Это фантастичнее пришельцев с Альфа Центавры. Да и не трахаются вовсе ― это все связь. Чувствует же, что они друг друга терпеть не могут, вот и пытается наладить контакт. Ну, точнее… Точнее вон, Леонид Евгеньевич скажет. А он знает только, что если душевной близости нет, то физическая должна помочь не столько синхронизироваться, сколько глубже узнать друг друга. Угу. По самые гланды. В голове мигом вспыхивает жаркое, мутное, отдавая горячей волной в пах. Тяжесть чужой ладони на затылке, шершавая ткань форменных брюк под щекой, которой он притирается к крепкому бедру, и тягучее влажное скольжение головки по приоткрытым губам ощущаются так реально, что… Тьфу блядь, тьфу нахуй. Лебедев, к счастью, молчит. А мог бы и осудить. Но просто не знает о ком, о чем Артем думает. Это через прикосновения можно ему порнуху прям в мозг транслировать, а так… Вот Леонид Евгеньевич наверняка о чем-то таком попросит. Ну, не порно, но какой-нибудь образ наверняка заставит показать. Кто его знает зачем. Но что заставит ― точно. Еще и дрифтовать вынудит наверняка. А там и до флэшбеков, как Руса… Как «Легионера» не стало, недалеко. Живодер хренов. Но, может, все еще обойдется, может… К моменту, когда Артем добирается до столовки, та успевает опустеть наполовину. И к лучшему. Питона и Женьки, правда, нигде не видно, но он потом к ним в доки все равно заглянет. Заодно и «Безымянного» проведает. Все же досталось тому неслабо. А раз тот теперь его ― их егерь ― то и присматривать за ним следует лично. ― Тема, Тем! ― звонкий Юлькин голос перекрывает общий шум. Она рукой машет, за стол к себе зовет. Разговаривать с ней после вчерашнего не хочется. Но надо. Обидится еще, что он Лебедеву больше внимания уделяет, чем ей. ― Привет, принцесса, ― целует коротко, почти невесомо, заталкивая привычное чувство вины поглубже. Он ничего плохого не сделал, чтоб… ― Лучше не жди, я сейчас в доки до обеда, а после в лабу. ― Но вечером увидимся? ― строго так. Взглядом к месту пригвождая. И как он раньше не замечал, насколько они с Лебедевым похожи? ― Обязательно, ― улыбкой в ответ сияет, и Юлька тоже улыбается, расслабляясь. По плечу на прощание гладит и исчезает, оставляя наедине с абсолютно безвкусной, склизкой овсянкой. Время за работой в доках проходит незаметно: Артем едва не опаздывает на обед. А потом и в лабораторию. И влетая в закрывающиеся двери лифта, думает лишь о том, что Лебедев ему еще и за опоздание предъявит. А он ответит и… ― Артем. Надо же, все-таки помнит, как его зовут. А то все Ткачев, да Ткачев. Будто и не делили егеря в бою, будто… ― Валентин Юрьевич. Их разделяет полшага. Жар чужого тела почти осязаем. Форма отливает неоново-синим в ярком свете ламп, слепит, заставляя болезненно жмуриться. Лебедев то ли замечает, то ли чувствует, молча прикипая взглядом. Связь подрагивает, чутко реагируя на недосягаемую близость. Вот почему именно он, а не… ― Как спалось, товарищ полковник? ― Бывало и лучше, ― отзывается сухо. Подъебки ждет? Не, так-то заслуженно, но... Не в этот раз. ― Медитируете? ― Медитирую. Помогает адоптироваться к новой реальности. Кто еще кого подъебнул, ага. Но Лебедев в своем праве ― вряд ли его на ровном месте разбила бессонница. Явно Артем своими сенсорными выкрутасами помог. А потому что нехуй забивать на основу основ. Глядишь, и не пришлось бы морозиться целую ночь под открытым окном, а потом разгуливать по плацу в попытках успокоиться. Помедитировал бы и все. Раз уж они заперты друг с другом, нужно хотя бы попытаться притереться. Как невыносимо бы ни было от мысли, что рядом с новой связью та, что делил с человеком, который был всем, но по-другому никак. И так придется каждый день видеться из-за этих блядских исследований. Незачем усложнять. Иначе, чего доброго, не только Питону, всей базе перепадет полковничьего гнева. Это с Русом у них было абсолютное понимание. С Лебедевым ни о чем таком и мечтать не приходится. А ведь потенциал… Но одного потенциала мало. Принять другого, впустить, раскрывшись честнее, чем перед собой ― важнее всего. Без этого ни одна связь не сработает. С Русом, правда, тоже далеко не сразу притерлись. Это сейчас только хорошее вспоминается. А поначалу, поначалу, как они срались во время тренировочных дрифтов! Продолжая за спаррингами, ужинами, завтраками и… ― Леонид Евгеньевич задержится. Координирует транспортировку останков кайдзю. Сказал, чтобы мы ждали его в лаборатории. Короткий взгляд ― мол, понял ли, принял, и Лебедев вновь утыкается в планшет, что-то быстро набирая. Ответ ему, конечно, не требуется. Артем коротко хмыкает, первым проходя в стерильно-белое помещение. Ничего лишнего ― скучнейшая в своей бюрократичности пустота. Тварей вскрывают не здесь. Артему однажды довелось побывать в спец отсеке в доках ― вот там да. Местами черный от крови бетонный пол, ровные ряды резервуаров с останками и прочие мясницкие радости. Спасибо Гуглу и Юльке за увлекательную экскурсию ― знал бы, куда потащат, обоих бы послал. А так пришлось прогуляться. И сейчас Леониду Евгеньевичу подогнали свежий экземпляр под распил. Только толку с этого ― хер да ни хера. К пониманию природы этих тварей за восемь лет они так и не приблизились. А без понимания… На стул крутящийся падает, ногами отталкивается, бездумно скользя по гладкому, словно лед, полу. Лебедев взгляд вскидывает, неодобрительно хмурясь, но молчит. Да пошел он, лицемер хуев. Уж Теме-то не знать, что под застегнутым на все пуговицы кителем бьется человеческое сердце. Вполне способное на эмоции, а не вот это вот… Связь колеблется едва ощутимо ― щекоткой раздражения пробирая прямо по нервам. Поговорить захотелось? Артем с радостью ответит, без базара. Правда, закончат они в горизонтальной плоскости. И застанет их Леонид Евгеньевич прямо посреди горячей ебли, как в плохом… ― Доброго дня, коллеги! Прошу прощения за задержку, но без меня было не обойтись, ― синевато-голубые потеки на белоснежном халате почти ослепляют, мигом выбивая все мысли из головы. Вынуждая долго, осоловело сморгнуть. А Леонид Евгеньевич вдруг, озабоченно нахмурясь, на ходу тянет халат с плеч ― так торопился, что забыл переодеться? Еще бы. Нахуй тварей ― тут такую дивную пару экземпляров для препарирования подвезли. ― Все в порядке. Мы только зашли. По связи протягивает предупреждающим холодком ― молчи, мол, за умного сойдешь. Да как же это все… ― Итак, начнем с простого: распознавания чужих эмоций. Для чистоты эксперимента, заполните, пожалуйста, первичную анкету. И я вас очень прошу, отвечайте честно. От этого зависит успешность всего исследования. Лебедев буквально обжигает ледяным взглядом, напоминая, что от трибунала Артема отделяет лишь его воля. И ладно бы раньше ― раз и отмучался. Теперь, теперь жить хочется до боли отчаянно. Настолько, что анкету Тема заполняет со всей ответственностью. К явной радости бегло просмотревшего ее Леонида Евгеньевича. ― Боюсь вам, Валентин Юрьевич, придется потерпеть еще месяц или чуть больше. Полностью экранировать связь сейчас невозможно. Мы убьем всю суть экспериментов. Лебедев в ответ коротко хмурится, но тут же кивает. Опять решая за двоих. Походу, Артем тут заместо собаки Павлова ― молча хавать, что дают, и капать слюной по указке, блядь. ― И да, я был бы крайне признателен, если бы вы позволили измерить общую мозговую активность в тот момент, когда… ― Может, приступим уже к этим вашим исследованиям, а? Я так-то Юле вечернюю прогулку обещал, ― его широкий наглый оскал явно лишает Леонида Евгеньевича речи. Вот и заебись. А то что-то они оба дофига о себе возомнили, решатели хреновы. ― Еще одно слово, Артем, ― от холодной ярости в голосе Лебедева по телу разбегаются мурашки. Но он лишь лыбится шире. Связь дрожит от напряжения, натягиваясь струной. Только тронь и… ― Простите, Леонид Евгеньевич. Продолжайте, пожалуйста. ― Да в общем-то все. Артем прав: меньше слов, больше дела. Чужой нездоровый энтузиазм с каждой секундой напрягает все сильнее. И дальше будет только хуже. Но ему надо постараться держать себя в руках. Глядишь, все быстрее закончится. ― Итак, я буду демонстрировать вам определенные изображения. Ваша задача вписать в опросник те эмоции, что испытывает ваш партнер при просмотре. Приехали. Словно и не было трех боевых лет. И под него вновь калибруют Легионера. Угу. Только рядом вместо близкого и понятного Руса ― Лебедев. С которым калибровка бы с треском провалилась уже на подготовительном этапе. Повезло, что «слепки» их сознаний ― череда условных реакций на усредненные раздражители, или типа того, уже были в системе. Иначе бы так лихо запрыгнуть в егеря не вышло. Но кого это волнует, когда выпала возможность вновь влезть к ним в головы на благо науки. Знал бы, что так будет ― никогда бы не согласился пилотировать. ― Начнем с вас, Артем, раз вы так рветесь в бой, ― Леонид Евгеньевич возвращает ему кривую ухмылку. Ну-ну, блядь. Можно подумать, эти исследования кому-то будут нужны после апокалипсиса. Хорошо, если от человечества хоть… Что-то неуловимо меняется. К собственному раздражению примешиваются легкая усталость и тихое недовольство. Лебедев открывается постепенно. Но этого достаточно, чтоб заткнуть Артема надолго. Вынудив сосредоточится на едва ощутимом, но постепенно нарастающем ощущении единения. Первый порыв оглянуться, он давит успешно, пристально вглядываясь в яркий снимок. Один вид утопающих в зелени бело-синих многоэтажек вызывает глухую тоску. Глубоко под ребрами ноет так, что он на миг прикрывает глаза. Искра чужого удивления проскальзывает почти незаметно ― что, не ожидали, товарищ полковник? То ли еще будет. Леонид Евгеньевич, впрочем, не жестит. Ни одного их с Русом фото, ни единого снимка останков Легионера. Артем как-то во время восстановления наткнулся на репортаж об их транспортировке сюда, на Камчатку. Названия видоса хватило, чтоб его накрыло такой паничкой, что пришлось звать врача. Связь потряхивает, передергивает болезненно ― Лебедеву слишком знакомы его чувства. Слишком понятны и близки. Интересно, как он справлялся в первые дни после? Пытался ли… Вряд ли. Скорее закрылся, отгородился от всего мира, запирая горе глубоко внутри. Там, где никто никогда не найдет. Да и кто бы стал искать? Артем-то старается не лезть ― нахер надо. Пускай, вон, Леонид Евгеньевич копается. Раз Лебедев ради науки разрешил, значит готов. Или не очень. Вспышка болезненно острого раздражения накрывает с головой, стоит им махнуться местами ― что бы тому не показывали, а взбесило мгновенно. Да так, что аж закаменел весь. А потом, потом, неуловимо быстро расслабился, смывая раздражение теплой волной любви. Ну, точно ― Юльку увидал. Взгляд сам собой прикипает к едва заметной улыбке на тонких вечно сжатых губах. Лебедев, кажется, чувствует его внимание, вопросительно поднимая бровь. Во рту отчего-то мгновенно пересыхает. Это и близко не похоже на привычное уже жаркое безумие. Нет, Артем загорается медленно, ощущая, как связь в ответ постепенно раскрывается. Лебедев глаза на миг прикрывает и только. Его внутренняя борьба отзывается во всем теле тревожным предвкушением ― с каждым новым снимком остроту чужих эмоций все сильнее заглушает похоть. Сидеть становится неудобно: член заметно натягивает ткань штанов. У Артема почти стоит от одного чужого присутствия в голове. И ему это нравится. Пиздец. Вода, за которой он подрывается к кулеру, ни хрена не остужает. Лебедев пристально следит, как он пьет, как дергается кадык при каждом нервном глотке, одним взглядом мягко придушивая. Даря непривычную острую ласку. Что там Артем в коридоре хрипел? Что тот пожестче любит? А сам-то, блядь! А сам он медленно сглатывает, языком по губам неосознанно мажет, открыто встречая темный, жаркий взгляд. Тело становится тягучим, пластичным. Кажется, он буквально перетекает к своему месту, плавясь на ходу. Каждый шаг отдает неприятной пульсацией в пах. И приходится сползти на стуле вниз, широко расставив ноги ― давление ткани на член становится все невыносимее с каждой секундой. А Лебедев что? Одним взглядом прижимает, распяливает, вынуждая демонстративно скрестить руки на груди, бровь выгнуть. Мол, вам там как, нормально, товарищ полковник? Ему, походу, заебись. Только вот напускным спокойствием Артема не пронять. Знает же, чувствует, блядь, что тот потихоньку с катушек слетает. Пусть глубоко внутри, пусть незаметно. Но слетает на хрен. Как любой другой человек на его месте. Даже Лебедеву не подвластно заложенное природой. А она требует лишь одного: стать как можно ближе. Артему бы влезть к нему на колени ― пох, что стул нихуя не выдержит обоих ― и запечатать рот поцелуем. Чтоб ни единого, сука, слова осуждения. Стереть, выгрызть голодными касаниями любые… ― Думаю, на сегодня хватит, коллеги! Леонид Евгеньевич просекает все почти мгновенно. Охреневает или нет ― непонятно. А не похуй ли? Им еще месяц друг друга терпеть. Пускай привыкает. ― Мы отлично поработали, благодарю вас за сотрудничество. Следующую встречу предлагаю назначить на послезавтра. Чтобы у вас было время прийти в себя и отдохнуть. Охуенная щедрость. Артем едва сдерживается, чтоб в ноги не поклониться ― мол, рады стараться. Вместо этого козыряет коротко под пристальным осуждающим взглядом Лебедева. «Что за блядский цирк ты тут устроил?» ― или типа… Закрывается тот беспощадно резко: в виски отдает глухой болью. Вроде и готов был к чему-то такому, а все равно взбесило. Это Лебедев отгородился и рад. А Тема шумно выдыхает, подавляя очередную вспышку раздражения. И торопится прочь ― к себе, а потом на плац. Пробежка на пронизывающем ветру прочищает мозги ничуть не хуже ледяного душа. Проверено. Но даже пробежка не спасает от снов. Хоть и отрубается Артем мгновенно, стоит голове коснуться подушки. Мелькает, было, мысль, что он что-то забыл, но тут же теряется в густом сонном тумане. Где вечно, всегда мерещится всякое. Слишком часто мерзкое и стремное, но иногда смутное, смазанное, полное неясного… Все тело ощущается тяжелым, заласканным. Ему все чудится тихий шелест листьев, душный теплый запах осенних яблок, терпко-кислые от сока губы поверх собственных… Артем невольно облизывается, на живот перекатываясь. Лицом в подушку зарывается. Грудь, бедра, задница горят от фантомных прикосновений ― это что же… Да ладно?.. Связь, стоит к ней лениво потянуться, тут же откликается. Хваленый Лебедевский контроль, походу, не так уж хорош. Раз один оргазм способен его пошатнуть. Интересно, его так после вечерних посиделок в лабе накрыло? Небось представил, как Артем к нему на колени залез, ладонью под пояс брюк скользнул и… Тема на спину переворачивается, чувствуя, как чуть ноют мышцы, словно после охуенного секса. Выдыхает беззвучно. Сейчас бы сигарету. Или нет. Лучше яблок. Путь до пищеблока и обратно растягивается до бесконечности. Ноги отказываются слушаться, уводя подальше от лифтов в сторону привычно пустующего в предрассветные часы спортзала. Мерный глухой стук встречает в самом начале коридора. Связь дрожит нервно, возбужденно ― Артему не нужно видеть, чтобы знать, кому в такую рань не спится. Достаточно расслабиться, медленно долго выдыхая. И… Лебедев вкладывает в каждое движение весь нерастраченный за дрочкой пыл. Выверенные, точные удары не приносят долгожданного облегчения. Груша дрожит, прогибаясь, но этого мало. Ему все еще хочется чувствовать под собой живое, отзывчивое, жадное до ласки тело, все еще… Горячая волна прошивает Артема насквозь, а шумный вздох рвется с вмиг пересохших губ. Ладонь сама собой накрывает член, оглаживая сквозь спортивки. Он сжимает себя неосознанно ― хочется усмирить чужое возбуждение хоть так. Память тут же подкидывает воспоминание о том, как хорошо было в прошлый раз в раздевалке. И как охуенно может быть прямо сейчас, если преодолеть эти считанные метры. Всего несколько шагов и ― Связь коротит. Лебедев то ли чувствует его порыв, то ли, наконец, справляется с собой. Привычно резко закрываясь. Вставший член ноет, натягивает плотную ткань спортивок. Артем едва не прикладывается затылком об стену ― хоть посреди коридора дрочи. И подрочил бы, если бы не блядские камеры! А так, так приходится припустить к лифтам. Считая этажи в тщетной попытке отвлечься от томной пульсации внизу живота. Но и это не спасает от желания, на ходу плавящего внутренности, горячо отдающего в пах. Настойчиво толкающего к пустой стылой постели. Темный испепеляющий взгляд и крепкая хватка на шее кажутся слишком реальными. Да сука, Артем бы прямо в коридоре ему вчера отсосал, если бы он только отпустил. Сам бы на колени стек ― ремень этот блядский… Ладонь скользит под резинку спортивок торопливо, жадно. Пальцы подрагивают, настойчиво обнимая истекающий смазкой член. А Лебедев бы наверняка запретил себя трогать в процессе. Одним взглядом бы… Артем чуть не давится стоном ― затылок будто накрывает чужая крепкая ладонь, а сам он губами по шершавой ткани брюк скользит, лаская Лебедева вот так, сквозь одежду, потому что право отсосать еще надо заслужить. Потому что… Большой палец обводит головку мягко ― раз, другой, третий. Артем стоном захлебывается, ощущая фантомную бархатную тяжесть легко скользящего в приоткрывшийся рот члена. Душно, жарко ― хочется скинуть спортивки, футболку, из белья выползти. Хочется обнаженным стоять на коленях перед застегнутым на все пуговицы Лебедевым. Глядя, как его блядский контроль летит к херам от того, что Артем принимает его почти полностью, медленно надеваясь на член ртом. Он кое-как сдергивает с себя штаны с бельем, выдыхая облегченно. Лебедеву бы понравилось. Он просто, блядь, уверен, что тот с удовольствием бы смотрел, как Артем себе потом додрачивает. Как припухшие губы кусает, стараясь быть тише, но какое там тише… Да блядь! Очередной хныкающий стон выбивает последний кислород из легких. Он тщетно хватает ртом воздух, чувствуя, как с каждым вздохом внутри все сильнее разгорается жаркое, почти болезненное удовольствие. Ладонь скользит по члену быстро, гладко, плотно, вызывая сладкую предоргазменную дрожь. «Смотри на меня» Лебедев бы неожиданно нежно большим пальцем по скуле мазнул ― раз, другой, третий. Словно задавая темп. И Артем бы подчинился. Сдыхая от накатывающего волнами удовольствия. Потому что того кроет так из-за него, из-за… Оргазм беспощадный, выматывающий прошивает насквозь ― кажется, Артем вскрикивает, как девка какая-то, но как же похуй, поебать. Сейчас хочется лишь одного: прижаться к крепкому разгоряченному телу, обнять, невесомо целуя в плечо и… ― Да сука, чтоб тебя!.. Залитый спермой кулак с силой врезается в мягкость матраса. Артем ведь не пидор какой-нибудь, чтоб… Угу. Осталось это связи доказать, блядь. Потому что вовсе не Гугл дрочит на светлый образ Лебедева. А он сам. И хуй знает, что с этим делать.