На краю тебя

В душевой пахнет морем. Пахнет Лебедевым. Солоновато-терпкий запах тут же забивает нос ― не вдохнуть, не выдохнуть. Артем морщится, бездумно переступая порог кабинки. И хмурится, поймав золотистый отсвет на стене. Это что еще за… Слабое сияние гипнотизирует, манит. Вынуждая шагнуть вглубь, гладко скользнув ладонью по мокрому кафелю. Да ну, нет, не может быть. Показалось небось. Или… В тусклом отсвете ламп поблескивает, едва мерцая, кольцо. Пальцы сами собой утягивают цепочку с крючка. Узкая полоска золота и темное от времени «вместе навсегда» по внутренней стороне. Как звучит-то. Нав-сег-да. Горькая усмешка кривит рот. Ни одна вечность не способна вместить их любовь, угу. Потому что никакой вечности, никакого «навсегда» не существует. Есть только люди, которые уходят или умирают ― что одно и то же ― и больше ничего. А колечко-то женское. Неужто… Не вспышка ― тень образа мелькает перед глазами: длинные золотистые волосы разметались по подушке, а она со смехом все уворачивается от легких нежных поцелуев. Вдруг подавшись вперед и... Чужая идиллия со звоном осыпается на пол. Цепочка выскальзывает из вмиг ослабевших пальцев, грозя утечь в водосток. Он стремительно ныряет следом ― Лебедев в жизни не простит такого проеба. Не то, чтоб ему было не похуй. Но это единственное, что от нее осталось. От их с Лебедевым связи. И, по-хорошему, надо оставить кольцо здесь. Но вдруг кто другой прикарманит? Нет уж. Пусть пока у Артема побудет. Для сохранности. Злость, раздражение, тоска стекают с него вместе с теплой, мыльной водой. Острый запах цитрусов мешается с терпким ароматом моря, дурманя. Темное, жаркое вновь поднимается изнутри с удушливой волной возбуждения. И он с шумным выдохом выкручивает холодную воду до упора. Ну, никогда, блядь, не тянуло на пидорасню эту: всю жизнь телочек трахал и был счастлив. Даже с Русом не хотелось пробовать. А с Лебедевым на тебе ― искра, буря, безумие. Было в нем что-то такое надежное, незыблемое и в то же время чуткое. Настолько, что от дрочки на его светлый образ Артем спасается только ледяным душем. Похуй, плевать. Это все связь виновата. Хотя Лебедев тоже хорош. Он тут вообще-то жизнью пожертвовать собирается, а тот брезгует. Мог бы и прогнуться. Напоследок-то. Заводится мгновенно. За цепочку, не глядя, хватается и вываливается из остывшей промерзшей кабинки в теплоту душевой, на ходу обматывая полотенцем бедра. Связь молчит, но Артем уверен: Лебедев прекрасно понял, что он взял кольцо. Только гордость, сука, по-человечески попросить вернуть не позволяет. Артем бы мигом. И раз уж полковник молчит, то торопиться незачем. Слишком любопытно какими еще чужими воспоминаниями накроет. ― Что еще за маньячная улыбка, Темыч? Грохнул кого-то в душе? Питон шагает навстречу из лифта ― раскрасневшийся, потный после спортзала. Артем только руками разводит, скалясь шире: ― Только свои надежды на светлое будущее. Кольцо оттягивает карман спортивок. И как же хочется пропустить цепочку сквозь пальцы, коснуться нагревшегося металла и… ― Кстати об этом. Женек сказал, что систему эвакуации надо бы проверить: что-то там заедает. А у меня из башки совсем вылетело. ― Завтра тогда вместе глянем, лады? ― Лады. Артема едва не передергивает от отчетливого облегчения в чужом голосе. Ну да. Кому охота быть виновным в смерти друга. Ему ли не знать. Питон, махнув на прощание рукой, уползает в сторону душа. А он сам заскакивает в медленно закрывающиеся двери лифта. Под кожей все еще бродит неясное, тревожное. И стоит прикрыть глаза, воображение тут же дорисовывает Лебедева в этой его слепящей форме рядом. Только сейчас он будто моложе. Рука скользит в карман неосознанно. Тепло металла само просится под пальцы и ― ― …Валь, скоро все это закончится. Вспомни свежие сводки. Голос у нее негромкий, мягкий. Ладонь на его щеке прохладная ― нормальное кровообращение после дрифта еще не восстановилось. Лебедев привычно накрывает ее своей, к губам тянет, целуя подрагивающие пальцы. ― Совсем чуть-чуть потерпеть осталось. Смотреть его глазами - мутно, тяжело. Видеть короткий светлый пушок на ее голове невыносимо. Дыхание замирает от сожаления. Если б она только знала… Шумный вздох сам рвется с губ. Артем глаза распахивает, вглядываясь в сереющую впереди даль коридора. Привычное напряженное гудение ламп заземляет. Не дает забыться, затеряться в чужих воспоминаниях. Живо напоминая, что ему есть о ком, о чем… Сосредоточиться, выровнять дыхание никак не выходит ― какая к херам вечерняя медитация. Ему бы просто успокоиться. Но как тут, блядь, успокоишься, когда сам точно так же по крупицам бережно собираешь все, что осталось от самого близкого человека? Когда знаешь, каково это ― просыпаться посреди ночи с мыслью «Лучше бы я, а не…». За окном беснуется, клубясь снежными вихрями, буря. За пару дней до уничтожения «Легионера» тоже вьюжило. Вся база тогда высыпала наружу ― играть в снежки. И они с Русом и Оксанкой тоже. Это ж охуеть, что такое ― снег в мае. В Москве такого не увидишь. А во Владике запросто. И так же запросто слепить первый, тающий в горячих ладонях снежок, запустив им в наглую ухмыляющуюся рожу. Ибо нехрен тут… Если бы он, они тогда знали!.. Но в той ― другой ― жизни было место надежде. И вере в победу. Ведь осталось совсем чуть-чуть и… Утром. Он вернет кольцо Лебедеву утром. Ибо не хрен лезть в чужие воспоминания ― в своих бы не захлебнуться. Но поймать того никак не выходит. Ни в столовке, ни в спортзале, ни даже в доках полковника не видно. Неужто, опять министерские с самого утра маринуют? Похоже на то. Обсуждают небось план по спасению мира. Уж Лебедева-то Гугл явно первым просветил. Но ничего. Быть вторым тоже неплохо. В лаборатории непривычно шумно: механический голос монотонно чеканит случайные числа, лампы еще эти блядские гудят. Доорется Артем до юного гения или нет непонятно. Но кто не рискует… ― Гугл, привет! Не слышит, конечно, же. Слишком увлеченный чем-то на одном из огромных сенсорных экранов. ― А-артем?.. ― Гугл чуть не подпрыгивает от легкого хлопка по плечу. Тут же сворачивая все открытые окна в одно касание. Будто Артем разбирается в этих его заумных закорючках. И точно сольет инфу куда-то на сторону. ― Привет, говорю. ― Ты что-то хотел? А то мне к брифингу надо готовиться, ― аж руки на груди скрещивает, хмурясь. Это что еще за… Юлька, что ли, растрепала про Темин бездарный проеб? Или сам догадался, что у них с Лебедевыми все по пизде пошло? Да какая нахуй разница, раз он теперь как целка ломается. ― Гугл, не гони. Мы же договаривались: как только придумаешь план, сразу расскажешь. ― Не припомню такого, ― губы поджимает рассерженно. Принципиальный, сука, до тошноты. Виски слабо простреливает болью, и Артем широко скалится, щурясь: ― Да? А если хорошо подумать? Вместо ответа ― шумный выдох и только. И хули тут сделаешь? Не пиздить же его. Тем более не поможет. Он же, сука, лично Лебедевым предан. Абсолютно и безоговорочно очарован ебанутым вывертом характеров. Еще скажи он один. Глаза закрываются сами собой. Пальцы взлетают к виску в тщетной попытке унять зарождающуюся боль. Не хватало из-за этого придурка приступ словить. Нет уж. На столе у дверей глянцево поблескивает яблоко. Крепкое, ядрено-зеленое. Тема цепляет его чисто из вредности. ― Артем! ― Ну? ― оборачивается нехотя, на ходу смачно вгрызаясь в сочную мякоть. Глаза жмурит, тут же забывая все обиды. Запах, вкус кружат голову ― первая за день еда мгновенно отвлекает. ― Это Лебе-де... ва... ― голос Гугла потрясенно стихает, заглушенный громким хрустом. ― Мне похуй. Веришь, нет? Да будь это последнее яблоко на базе, Артем бы все равно его сожрал. Лебедев еще достанет. Точнее ему достанут. А Теме не на кого надеяться кроме себя. Ну, может, еще на парней. И раз со спасением мира сходу не вышло, надо бы поймать Питона ― егеря кроме них никто не проверит. Но тот сам ловит Артема у входа в доки. Видок у него откровенно хреновый: подживающий синяк просвечивает зеленым сквозь загоревшую кожу, сливаясь с темными кругами под глазами. Лебедев, конечно, тогда от души ему въебал. Да и Артем хорош, если бы не… ― Бля, братан, я тебя везде обыскался! Ты где был вообще? Нервозность Питона заразительна. Хочется рявкнуть в ответ что-то резкое, но он сдерживается, неопределенно дернув плечом: ― Да так, Гугла проведал. ― Гугла? Нахера? И как ему объяснить?.. Артем только головой качает: ― Неважно. Все равно не выгорело. ― Тогда погнали резче. У меня времени в обрез: надо к явлению готовиться. Кольнувшее нутро чувство вины исчезает, как не бывало: ― Ну и вали тогда, тебя никто не держит. Хоть по самые яйца изготовься, сам справлюсь. Да что, блядь, сегодня с ними всеми такое? Или после прошлого явления так пересрали, что теперь на измене перед новым? Ничего. Они с Лебедевым прикроют. Не впервой. Только хули он вообще с помощью влез, раз не до того? ― Темыч, ты охуел? ― Питон ближе шагает, угрожающе нависая. ― Или сдохнуть решил? А вот хуй тебе! Сначала я долг отыграю, а потом хоть… Рефлексы не подводят: подбирается Артем мгновенно. Да только Пит прям под дых заряжает одной точной фразой. Напрочь лишая слов. Потому что он, и правда, все уже решил. Сколько бы они не пиздели, а нахуй он никому не сдался. Так хоть подохнет с пользой. А не будет оттягивать неизбежный конец. ― Отыграешь, конечно. Без базара, ― короткая невеселая ухмылка кривит рот, и только. Питон хмурится недоверчиво: мол, и это ― все? Все ― не все, а желание въебать ему мигом пропадает. На правду не обижаются. ― Погнали, ну. Сам же сказал, что спешишь. И, не дожидаясь ответа от все еще молча охреневающего Пита, Артем шагает в доки навстречу ждущему их «Безымянному». Очередной прогон аварийных систем затягивается. Будто в ответ на кипящее внутри раздражение «Безымянный» капризничает, не отпуская от себя. Раз за разом выдавая критическую ошибку сброса второй спасательной капсулы. Ни тихий матерок, ни призыв спецов по внутренним системам не помогают ― экран рябит сообщениями об ошибке. Вызывая отчаянное желание от души приложиться башкой о приборку. Или закурить. Вот только бросил Артем сразу, как очнулся во Владике. От одного запаха выворачивало до сухих спазмов. Слишком родным тот отдавал. Слишком остро напоминал, что теперь не у кого вероломно стрельнуть в ночи сиги, пряча в дыму ужас очередного кошмара. Теперь вместо хрустких сигарет ― гладкость разогретого металла. Артем сгребает кольцо в ладонь, крепко сжимая. Мелкие звенья цепи перекатываются меж пальцами задумчиво. Лебедевы-то эвакуироваться из «Акелы» успели. Только ни хрена им это не помогло. Не факт, что сейчас будет по-дру… Виски вдруг простреливает такой болью, что его пополам сгибает, разом выбив из головы связные мысли. Все, кроме… ― …Так даже лучше, правда. Теперь можно всем говорить, что в шлеме с длинными волосами жарко, ― ее голос доносится, словно сквозь толщу воды. Он с трудом смаргивает, вглядываясь в тонкую, худую фигурку у окна. Ближе шагает, осторожно обнимая. Ладонью колючий ежик волос оглаживает мягко, бережно. Тихий вздох ― и она сдается, обнимая в ответ. Холодные руки обжигают сквозь рубашку, напоминая, что времени у них с каждым днем все меньше. ― Рано или поздно… ― Валя, пожалуйста. Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал. Особенно Юля. ― Если мы сейчас начнем лечение, то шансы хорошие. Как ты не понимаешь? Не хочешь понять, что… ― острое отчаяние теснит грудь. Выталкивая из сведенной спазмом глотки то, о чем он так много думал. То, о чем невозможно молчать. Она выворачивается из объятий, ошпаривая кипящей яростью нутро: ― Да сколько можно!.. Мы уже об этом говорили. Это все скоро закончится, слышишь? И тогда… ― …Тем, ты как? Возникший из ниоткуда Питон поддерживает, помогая разогнуться. В груди еще клокочет, бушует чужая ярость пополам с отчаянием, и он лишь шипяще выдыхает. Рукой машет ― мол, все заебись. Да только кто ж ему поверит. Питон хмурится, уже рот раскрывает, чтоб доебаться, но вокруг вмиг сгущается тьма. Техники обступают со всех сторон. Расстреливая пристальными взглядами: и как ему, припадочному, доверить защиту всего самого… ― Запрос одобрен. Спасательная капсула номер два к сбросу готова. «Безымянный», видно, ощутив его состояние, сжаливается. Принимая за своего окончательно и бесповоротно. И кто после такого скажет, что егерь ― всего лишь кусок высокотехнологичного металла? Техники, вон, тоже почтительно отступают обратно к приборке, в который раз запуская проверку аварийных систем. Просто на всякий случай. Но та проходит успешно. Позволяя, наконец, выдохнуть. По крайней мере, у них есть призрачный шанс… ― Ну, раз тут все в норме, я побежал. Бывай, ― Питон вдруг по плечу хлопает, выдергивая из мыслей. Сливаясь так стремительно, что Артем и глазом моргнуть не успевает. Вот так вот. Ебись, братан, дальше сам, как хочешь. Ему не хочется никак. Аварийка работает ― и ладно. А все дурные предчувствия пора затолкать поглубже ― он по-любому не жилец, так хули дергаться? Но напряжение не отпускает даже по пути в столовку. И Артем, зависнув над обедом, раз за разом прокручивает в голове чужие воспоминания. Просто не способный остановиться. Сколько фоток Лебедевых видел, но никогда не замечал. А, оказывается, жена Лебедева болела. Да так серьезно, что… В дверях мелькает светловолосая макушка ― Юлька растерянно оглядывает переполненный зал в поисках свободного места. Артем ее взгляд ловит, кивает ― мол, садись. Но она тут же голову независимо вскидывает. К выходу разворачивается ― только он ее и видел. Ой, да и похрен. Хочет ходить голодная ― пускай. Глядишь, после пары таких столкновений поумнеет. База не такая уж огромная. А единственный, кто может успешно на ней затеряться ― Лебедев. Где того носит, выяснить, и правда, не выходит. Связь, стоит к ней осторожно потянуться, прошивает предупреждающая дрожь. Мол, отъебись, не до тебя сейчас. Угу. Будто хоть когда-то было по-другому. Ведь Земля, нет, Вселенная точно схлопнется, если сам товарищ полковник снизойдет до… В виски привычно глухо стреляет болью: думать ему явно противопоказано. «А ты когда-то начинал вообще?» Знакомые насмешливые интонации ввинчиваются в мозг с новым приступом боли. Эх, Рус, знал бы ты… Артем рывком на ноги вскакивает, коротко мотнув головой. Мысли о Лебедевых хочется вытряхнуть вышибить навсегда. Обо всех разом. И для начала хорошо бы избавиться от кольца. Ну, его нахуй такие откровения. Зарекался в чужую башку лезть ― со своей бы разобраться. А все равно тянет, блядь. Да так, что хоть на стенку… В лабе, куда он почти влетает, никого. Ну как. Разжалованный до пустого места Гугл одиноко тычет что-то на сенсорном экране. И только. Говорить им после сегодняшнего утра не о чем. И Артем, упав на стул в углу, вновь тянется к связи. Глаза прикрывает с шумным вздохом. Если сосредоточиться, можно ощутить тихую, едва ощутимую пульсацию ― сердце Лебедева бьется ровно, спокойно. Не бухает тяжело, как бывало после особо отбитых сеансов связи с начальством или их очередного столкновения. Вроде мелочь, но Тему чуть попускает. Тот, очевидно, что-то решил. Осталось узнать что именно. Но ожидание затягивается. И лабораторию постепенно наводняют остальные. В дверях мелькает пара белых халатов: Леонид Евгеньевич и Глав ведут тихую беседу прямо на ходу. Следом входит Коробанов ― более расслабленный, чем обычно. Тут же привлекая внимание Гугла, который кивком подзывает его ближе. Питон притаскивается спустя пару минут, пружиня от напряжения. С насиженного места у стены лаба отлично просматривается. Позволяя разом оглядеть всех вошедших. Мда. Вот она ― его команда по спасению мира. Мстителям до них, как до Альфа Центавры!.. Последними являются Данишевские и Лебедевы ― молчаливые и сосредоточенные. Хмурая Юлька безошибочно находит его взглядом, тут же устроившись прямо напротив. Глазами сверлит ― мол, валил бы ты отсюда подобру-поздорову. Он бы с радостью, без базара. Разбавлять и без того остопиздевшее бытие остопиздевшим словоблудием Тема не подписывался. Спасибо Лебедеву ― хоть на предыдущие планерки не таскал. Видимо, в счет помощи с очень важными исследованиями Леонида Евгеньевича. Или… Да похуй почему. Главное, что никто его не дергал без особой нужды. И если бы не будущее явление и план Гугла хрен бы он из комнаты выперся. А тут, как ни крути, случай особый. Лебедеву, в отличие от Юльки, хватает полувзгляда, чтоб его пробрало. Но связь упорно молчит, ничем не выдавая чужого настроения. ― Как вы знаете, этой ночью нас ждет двойное явление. Однако кроме этого сегодня утром Глеб предоставил убедительные выкладки о стабильности прохода между нашим миром и миром кайдзю. Что позволяет нам вернуться к обсуждению плана всеобщего спасения. Спокойная серьезность интонации против воли гипнотизирует. Куда там крикливым супергероям ― Лебедев делает их всухую тихой невозмутимой твердостью. ― Глеб. Короткий нервный кивок в ответ, и Гугл с места подрывается, торопливо разворачивая тридэ проекцию прохода меж мирами. Повинуясь точным движениям пальцев, прямо в воздухе вырастает длинная кишка с широкими воронками сверху и снизу. ― Кхм, да. Как я уже говорил, плохая новость в том, что нас ждет экспоненциальный рост явлений. Но это и по-своему хорошо! ― его воодушевление вызывает глухие смешки, но Гугл упрямо продолжает. ― Итак, эта горловина или Разлом ― проход между мирами. И, грубо говоря, учащение явлений ведет к его стабилизации. А значит он будет открыт достаточно долго, чтобы сброшенная бомба разрушила его до основания, ― одно плавное движение, и в верхнюю воронку летит небольшое круглое нечто, взрывая проекцию световыми брызгами. ― Правда, для надежности егерю, который понесет бомбу, придется оказаться внутри Разлома. И шансы выбраться оттуда равны… Голос Гугла виновато глохнет. Повисшую тишину перекрывает стойкое гудение ламп, вводя в транс. Развороченный проход притягивает взгляд ― как-то так, наверное, выглядит рождение новой вселенной. Той самой, где Теме нет места. ― Вы уже связались с другими базами? Очевидно, этот план требует хорошей огневой поддержки, ― Алексей отмирает первым. Тонкие пальцы Лизы крепко сжимают его руку, выдавая их общее волнение. Артем смаргивает тяжело, коротко хмурясь. Мда, походу, он переоценил количество смертников на базе. И к лучшему. Меньше конкуренция. ― Ни о каком мировом содействии и речи не идет, если вы об этом. На базу во Владивостоке запрос я направил. Но готовьтесь к тому, что справляться придется своими силами. Безысходностью тянет со всех сторон. Гугл губы поджимает, быстро свернув рассыпавшуюся пикселями проекцию. Лиза прижимает ладонь ко рту, обреченно качая головой. Алексей лишь обнимает ее крепче. Питон беззвучно матерится сквозь зубы, емко выражая общий настрой. Победа обойдется им слишком дорого. И никто, очевидно, не готов заплатить за нее своей жизнью. Никто. Кроме Артема. ― Гугл, но ведь направить егерь в Разлом может и один пилот, так? Все взгляды давяще скрещиваются на нем. Знают, сукины дети, к чему он ведет. Ждут и надеются. ― Чисто теоретически... Да. Думаю, да, ― с Гугла вмиг слетает задумчивость, стоит ему врубиться в суть вопроса. Он уже рот раскрывает возразить, но Лебедев успевает первым. ― Исключено. Ну, кто бы, блядь, сомневался. Товарищу полковнику опять нимб жмет. Только Артему как было похуй на его мнение, так и… ― А это не вам решать. Кажется, все в лаборатории замирают. Гугл моргает так нервно, что того и гляди, под потолок взлетит, Юлька хмурится пуще прежнего, глазами между ними стреляет, Лиза сильнее жмется к Алексею, а багровеющий Коробанов, походу, сейчас лопнет от злости. Про остальных и говорить нечего. Один Лебедев, сука, спокоен и невозмутим как всегда: ― Ткачев, если у вас есть конкретные предложения, обратитесь по форме. ― Виноват, товарищ полковник. Разрешите доебаться? Предупреждающий взгляд Коробанова выжигает точку у Темы во лбу ― нашелся, блядь, Циклоп из Людей Икс. А Лебедев, Лебедев безразлично мазнув по нему взглядом, коротко отбривает: ― Не разрешаю. Кто-то еще хочет высказаться? Нет? Тогда переходим к текущей повестке. Все отмирают не сразу. Видно, ждут привычного взрыва от Темы, но он лишь хмыкает коротко. Зная Гуро, ждать помощи из Владика не стоит. Разве что в последний момент, когда все уже будет сделано, тот явится еблом посветить. Так что рано или поздно, но к этому разговору они вернутся. И тогда… ― Игорь Семенович, вам слово. ― Благодарю, Валентин Юрьевич. Хочу доложить… Глав резво подскакивает с места, но Артему уже не до него. В затылок привычно стреляет болью. И из бесконечного потока чужих слов до него доходят лишь «скоро» и «придут в себя». Юлька, сверлившая убийственным взглядом все это время, отворачивается. Но по напряженным плечам видно, как ее бесит буквально все. И Артем в первую очередь. Настолько, что она, то и дело, молча косится через плечо. Не, так-то она в своем праве. Но ему сейчас не до ее, их лебедевских заебов. И благополучно пропустив все отчеты о происходящем мимо ушей, Тема спешит слиться из лабы по тихой. А ну как Юльку посетит гениальная мысль предъявить за все сразу. Угу, если бы. С этим прекрасно справляется Лебедев. ― Ткачев, задержитесь. Лаборатория пустеет вмиг: чужие исчезающие взгляды мажут осуждением, любопытством, злостью и чем только не. Питон даже по плечу сочувственно хлопает, мол, держись, братан. Спасибо, что не «покойся с миром». Хотя и до этого недалеко. Лебедев кивком выпроваживает замершего в дверях Коробанова. Глаза на миг прикрывает, но этого достаточно, чтоб понять, насколько он напряжен. Связь рябит раздражением, усталостью и смирением ― чужой контроль слабеет, позволяя прочувствовать каждую эмоцию. Ну, точно. Сейчас упрашивать будет. ― Ткачев, Артем, ― А голос-то какой. Может ведь, когда хочет. ― У тебя кое-что мое. Кое-что очень… Лебедева прерывает тихое жужжание ― рабочий планшет вибрирует новым сообщением. Что бы там ни было, а с каждой строчкой он хмурится все сильнее. По связи прокатывается мощная волна злости, смывая собой все. Закрывается он тут же ― по вискам дает так, что Тема коротко морщится. ― Поговорим позже, мне нужно идти. ― И Артем, ― уже в дверях оборачивается, буквально впечатывая в стену взглядом, ― Не смей. Угроза повисает в воздухе. Лебедев как всегда сваливает прежде, чем он успеет ответить. А сказать ему, сука, есть что. Да не пошел бы тот со всеми своими… Злость гонит вперед. Но в коридоре никого ― лишь за поворотом тихо шуршит лифт. Похуй, плевать! С товарищем полковником разговор у них будет особый. Уж тогда-то Артем все ему выскажет. И про связь эту блядскую, и про то, что так с напарниками не поступают, и про… Про все. Боль, до того слабо пульсировавшая в затылке, мигом усиливается. Но на это тоже похуй. Он залетает в ближайший лифт, едва попадая ладонью по нужной кнопке. Кипящая внутри ярость требует выхода. И Артем чуть ли не на ходу футболку с плеч тянет. Незнакомая парочка в раздевалке испуганно отскакивает с пути, освободив проход к шкафчику. Джинсы он сдирает рывком, едва успев подхватить падающую цепочку с кольцом. Да так и замирает, крепко зажав ее в кулак. Стоп. А как Лебедеву такое?.. Цепочка фантомно придушивает, золотой змеей свернувшись вокруг шеи. Кольцо у груди болтается. С каждым движением глухими ударами отдавая в сердце. К собственной ярости вновь примешивается чужая, горчащая бессилием. Вызывая широкий блаженный оскал. Заценил-таки. Эластичный бинт привычно оборачивается вокруг ладоней. От боксерской груши Артема отделяет пара шагов. «Ну, где же вы, Валентин Юрьевич? Неужто, не хочется решить вопрос по-мужски?» А Лебедев что? Молчит, сука. Распаляя еще больше. Уж Тема бы в него парой четких ударов вбил бы простую истину ― нехуй так поступать. Нехуй ебать ему мозги экспериментами!.. Удар ― и груша упруго прогибается, отзываясь слабым гудением в замотанных ладонях. Нехуй морозиться от него как от чумного!.. Еще удар ― он ловко сдвигается влево, пружинит босыми ступнями о татами, крепче сжимая кулаки. Нехуй пользовать его как дешевую… Удар, и еще, и… Последнее смазанное яростное движение отдается во всем теле агонией ― шипящий вздох рвется сквозь плотно сжатые губы: ― С-с-сука!.. Боль тормозит, заставляя замереть. Миг ― и левая рука, сведенная судорогой, безжизненно повисает вдоль тела. Бешеная ярость накрывает с головой. И здоровая рука раз ― другой ― третий с силой впечатывается в грушу. Но ему мало, недостаточно. Ему нужно чувствовать, как задыхается под градом ударов Лебедев, наконец, осознав, что… Перед глазами темнеет от боли. Артема резко ведет в сторону. Да так, что, пошатнувшись, он без сил оседает на татами. По шее, плечу вдруг прокатывается волна тепла, гася очередную вспышку боли. Вниз по руке стекает, успокаивая. Стоп. Это что, блядь, это Лебедев, что ли, как тогда… Сука, да как он смеет вообще? Как… Как-как. Молча. Тихий смешок сам рвется с приоткрытых губ. Тема жмурится до цветных пятен, чувствуя, как с каждой секундой боль слабеет. Уступая привычному онемению. Интересно, Лебедев научился этому благодаря жене? Наверняка. Небось точно так же гасил ее боль после каждого рейда. А может и между… В дверях спортзала мелькает знакомая фигура, отвлекая. Неужто, за ним почетный конвой прислали? Вот сейчас и выяснит. Угу, если сможет встать. Каждое движение отдается в теле глухим тянущим напряжением. Но Артем упрямо стискивает зубы ― не хватало еще перед ручным офицерчиком Лебедева расклеиться. Серо-стальной взгляд Коробанова ощупывает его с ног до головы. По горлу мажет, вспарывая с тихой ненавистью ― заметил колечко-то. ― Будь моя воля, ты давно бы под трибунал пошел. А Валентин Юрьевич все нежничает, разговаривает зачем-то. А слова точь-в-точь как Лебедев цедит. Тьфу блядь, тьфу нахуй. ― Вань, горячие фантазии для него побереги. А от меня отъебись. Еще слово, сука. Еще только слово и… Но тот молчит, скривившись. Мог бы, обязательно в рожу бы плюнул. Уж сколько Тема таких взглядов повидал ― ни с чем не спутаешь. Ванька за свое теплое местечко под Лебедевым аж в горло вцепиться готов. И не западло, интересно, тому таких вот послушных шавок при себе держать? Или только таких и… «Приходи и узнаешь» Связь гудит от холодной ярости ― Артем считывает посыл безошибочно. Ну, вот. Ждал ответа, получи-распишись. И куда только с таким счастьем бежать, а. Для начала ― в душ. А то как же к самому полковнику на аудиенцию и не при полном параде. Вытереться толком не хватает выдержки. И Артем как есть ― с мокрыми волосами, в липнущей к влажной коже футболке, выскакивает из раздевалки, спеша к лифтам. За ворот холодными каплями стекает вода, спину щекочет, но как же по… От Лебедева его отделяет лишь бесконечная серость коридора, то тут, то там слабо блестящая хромированными дверями. Одна Юлькина предупреждающе мигает красной наклейкой, требуя остановиться, пока не поздно. Но куда уж позднее. Они пропали сразу, как оказались в егере вместе. А остальное, остальное лишь… Связь натягивается, звеня от напряжения. Их разделяет железная дверь комнаты-каюты. Артем выдыхает и уверенно дергает ручку. Его уже ждут. Нахуй условности. Лебедев в лучах закатного солнца кажется залитым кровью. Его тень длинно стелется по полу от окна до самой кровати. Взгляд скользит по ней туда и обратно заторможено. Вверх по крепкой фигуре ползет, цепляясь за синие спортивные штаны и белую футболку. Артем будто разом теряет весь запал. Увязая, утопая в знакомой черноте глаз. Что он там хотел?.. А не похуй ли? Теперь, когда их разделяют считанные шаги, совершенно не… ― Вытрись. Скомканное полотенце ударяет точно в грудь, выбивая тихий вздох ― что за человек, блядь! ― Да, как же вы заебали-то, а! ― полотенце с сухим хлопком шлепается об стену под нечитаемым взглядом Лебедева. Сука. Кажется, его не пронять ничем. Вот только это пиздеж. Аб-со-лют-ный. Артему ли не знать. ― Хули рожу кривите, мол, выше всего этого. Неа, нихуя. Хочется ведь по самые яйца засадить, а? Лебедев шагает навстречу стремительно, обдавая душной, жаркой волной эмоций. Ярость-похоть-раздражение-злость-восхищение сливаются воедино, выдавая его с головой. Какой, к херам, хваленый контроль, когда Артем одним присутствием… Лающий смешок легко слетает с губ, стоит Лебедеву рывком подтянуть его к себе за футболку: ― Хочется, хочется! Я же чувствую. Его буквально топит в чужих эмоциях, но этого до обидного мало. Хочется еще больше, ярче, сильнее. До искрящегося под кожей предвкушения, до… ― Ты прав, ― горячая ладонь вдруг опускается на задницу, ощутимо сжимая. И Артем воздухом давится, теряясь в привычном горячечном единении. Чужая откровенность пьянит, обнажая самую суть их связи. Отдаваясь тихой дрожью во всем теле. Лебедев отлично знает, что делает. Всегда, блядь, знал. И сейчас, сейчас его пальцы бедро мягко оглаживают, лаская. В карман скользят, вытаскивая цепочку с кольцом. Миг ― и он отступает, как ни в чем не бывало. ― Так что, разденешься сам или тебе помочь? На слабо взять решил? Зря. Футболка тут же летит на пол. Артем руки в стороны раскидывает, широко скалясь: ― Ну, что, хорош? До вашей жены, без пизды, не дотягиваю, но тоже ничего, а? Вокруг себя оборачивается медленно, красуясь. ― Не смей себя с ней сравнивать, ― Лебедев как-то незаметно оказывается рядом. Пальцы горячие, сильные стискивают челюсть до боли. Поток его чувств ошпаривает внутренности ― что бы он там не пиздел, а скрыть очевидное невозможно. Невозможнее только отказаться от… ― А-то-что? ― слова смазываются до белого шума. Да и не нужны они. Достаточно того, что они оба чувствуют. ― Все пиз-здите, да пиздите. Хоть раз-з бы… Его ладонь привычно жестко ложится на шею, фиксируя. Только толку? Артем обжигает плотно сомкнутые губы дыханием, быстро целуя. Связь коротит ― в голове будто надрывно ревут фейерверки. Заглушая собой все. Лебедев, сука, не впускает, не отпуская. Вынуждает отстраниться. А хуй там! Пусть хоть до головокружения, до крови из носа… Он же сам хочет. Так зачем, блядь, мучает их обоих? «Да что ты понимаешь!..» «Уж побольше вашего!» Миг ― и горячие сухие губы сминают собственные грубо, жадно. Второй поцелуй отдает привкусом крови ― сам не заметил, как губу прокусил. Кажется, они сталкиваются зубами до звенящей боли, до тихого лязга, но как же восхитительно похуй. Ощущение единения вытесняет собой все. И Артем теряется, тонет в ревущем потоке чужих чувств. Воздуха катастрофически не хватает, но это неважно. Важен лишь Лебедев, его горячие ладони, уверенно обнимающие лицо, глаза, неотрывно ― совсем как тогда ― следящие за Темой. Только сейчас все по-другому. Сейчас он ни за что не сбежит. Сейчас… Солоно терпкий запах окутывает, пьяня. Его хочется пить большими глотками, пока море не будет внутри. Смывая все сомнения, боль, горечь… «И откуда ты только такой взялся на мою голову». Тихо. Не громче шума набегающей волны. Горячие губы мягко скользят по крепко зажмуренным векам, вызывая дрожащий вздох. Смотреть его глазами невозможно, невыносимо. Необходимо как воздух. Край кровати врезается под колени резко и неотвратимо. Тело кажется невесомым, легким ― еще миг и Тема точно взлетит. Но Лебедев ― Валентин ― удерживает, надежно вжимая всем собой в постель. И совсем неважно, кто первым вновь тянется за поцелуем ― они едины в каждом порыве, движении, чувстве. «Сами же меня…» Где бы Артем сейчас был, если бы не… «Сам». Бархатная темнота его взгляда затягивает ― и в груди вместе с жарким, душным желанием вдруг вспыхивает болезненная нежность. Прорываясь наружу с быстрыми, легкими поцелуями. С жадными касаниями ― да и как тут удержаться, когда под ладонью быстро, тяжело бьется чужое сердце. То самое, в котором, может быть, найдется… Белизна его футболки слепит до рези в глазах. Ее хочется запачкать. Раз, другой, третий. Чтобы Валентин навсегда запомнил, как им… «Я и не забывал». Горячие ладони вновь мягко оглаживают бедра, но он не торопится. Любуясь, как послушно, стоит чуть надавить, колени Артема разъезжаются в стороны. Обнажая очевидное возбуждение. И когда они успели избавиться от… Стон сам собой рвется с губ, стоит горячей крепкой ладони обернуться вокруг члена, на пробу приласкав. Идеально, блядь, именно так, как он сам всегда... «Хорошо тебе?» А будет еще лучше ― теряется, затирается в гладком скольжении ладони по члену. Где-то совсем рядом щелкает колпачок смазки ― обещая много большее. Артем слепо рукой по постели шарит, чувствуя, как Валентина забавляет его нетерпение. Да похуй. Ему нужно прямо здесь и сейчас, нужно, как никогда. Ощущать, двигаться, став единым… Тихий стон опаляет ухо, стоит в ответ обнять скользкими пальцами крепко стоящий член. Его удовольствие эхом отдается во всем теле, вызывая крупную дрожь. Шершавая ткань футболки трется о разгоряченную кожу ― Валентин подается ближе, стремясь вплавиться в Тему с жаркими, жадными поцелуями. Бедра дергаются навстречу его ладони непроизвольно, удовольствие нарастает, накрывает мутной, тяжелой волной. Выступая капельками пота над верхней губой. Солью горчит ― стоит широко, влажно мазнуть языком по чуть загорелой шее. ― Валентин, Валя, ― его имя теряется в очередном тихом стоне, но по короткой вспышке, по легкому покалыванию Артем знает, чувствует ― услышал. ― Пожалуйста! Миг ― и его легко переворачивают на живот. Горячие губы, клеймя, вжимаются в основание шеи, вызывая долгий дрожащий вздох. Колени дрожат, левое бедро ноет, но он подушку под грудь подтаскивает, повыше вскидывая бедра ― желание чувствовать Валентина внутри, вытесняет все. А еще месяц назад Тема ни за что бы, никогда бы не позволил даже… «Сука, да что вы со мной делаете!» Прикосновений слишком много ― они жалят, кажется, руки Валентина, Вали, везде ― ласкают, гладят, лепят из него нечто новое. То, с чем ему, им обоим придется жить. «Тише, тише». Пальцы скользят внутрь медленно, мягко, но он все равно замирает с шумным вздохом. Жаркое, горячечное вновь накрывает с головой ― Валентин хочет его так, что низ живота отзывается томной пульсацией. И Тема всхлипом давится, расслабляясь ― его хочется целиком, не только пальцы, а… Удовольствие свое, чужое смешиваются ― да так, что понять, где начинается Артем и заканчивается Валентин невозможно. И так же невозможно смириться с болезненной пустотой внутри ― тот отстраняется, аккуратно вскрывая пакетик с презервативом. Шуршание фольги почти заглушает бешеный стук собственного сердца. «Не нужно. Пожалуйста, я чист!» Черный, пронзительный взгляд прошивает насквозь. Горячая ладонь стискивает бедро до боли ― уверен ли? «Да, блядь!.. Уверен, еще никогда не был так…» Смачный шлепок по заднице разом отбивает всякое желание ругаться. Разве что восторженно материться, когда влажная головка мягко скользит внутрь, заставляя податься бедрами навстречу. Матерится, как же. Кажется, он в голос скулит, разъезжаясь на слабеющих коленях, кажется… Сознание уплывает, смытое мощным потоком единения. И больше нет ни Артема. Ни Валентина. Есть только безбрежное, безграничное ― «Мы». Отстраниться сразу не выходит. Да и как тут… Когда так крепко обнимают, согревая жарким дыханием шею. Лебедев ― Ва-лен-тин ― все еще рядом. Все еще непривычно открытый. Опасно близкий. Улыбка сама собой растягивает губы. Тело усталое, заласканное не хочет двигаться, не хочет думать. Но сквозь посторгазменную дымку уже проступает силуэт знакомо-незнакомой комнаты. Вызывая привычное острое любопытство. Огромный угловой стеллаж между дверью и окном пестрит книжками. Тема сбивается со счета на тридцатой ― потом, когда-нибудь обязательно… На узком подоконнике притаилась плюшевая аку… Нет, не акула. Кит. На столе, отливая синим, рядом с ноутбуком покоится полковничья фуражка. ― Артем. Только не сейчас. Только не… Взгляд скользит вниз, к куче шмоток на полу. Разобрать где чьи в слабом свете ночника невозможно. И только тусклый блеск кольца слепит, гипнотизируя. Напоминая о том, чего больше нет. И сколько не цепляйся, а… ― Я прошу тебя уйти. Лучше бы он орал. Или обвинял во всех смертных грехах. Все, что угодно, кроме признания, что Артем всего лишь ошибка. Глупая, мимолетная слабость. Не больше. Что на такое ответишь? И зачем вообще отвечать, если все равно не услышат? Артем поднимается с постели, будто во сне. Поясницу простреливает резкой болью ― он шипит, беззвучно матерясь. Но шмотки натягивает по-армейски быстро. Пока спичка терпения Лебедева совсем не истлела. Выходит тоже молча. Смерив теперь уж точно последним взглядом. Время замирает. Даже отдающийся звоном в ушах рев сирены не способен сдвинуть Артема с места. И без него разберутся. Есть Данишевские, есть… Никого больше нет. Только он и ― Одинарная тревога напрягает. Но сирена упорно молчит ― минуту, другую, третью. Тишина сдавливает голову тисками. И пальцы тяжело мажут по вискам, растирая. Пытаясь успокоить ноющую глубоко внутри черепа боль. Если он сейчас вколет обезбол, и грянет повторная тревога… В коридоре все та же тишина и пустота. Еще бы. Вся движуха сейчас в рубке. И Ле ― Да, он тоже наверняка там. А Артем останется здесь, пока не вызовут. С глаз долой ― это про них. Еще бы связь эту блядскую обрубить насовсем ― чтоб больше ничего, никогда, чтоб навсегда стереть, вымарать... Первые тяжелые капли дождя со стуком разбивают ночную тишину вдребезги. Окно заливает сплошной поток воды. Видимость падает до нуля. Заставляя шипяще выдохнуть ― лишь бы только «Всадник» справился. Лишь бы устоял. Потому что Артем не сможет. Не выдержит. Одно дело пилотировать с кем-то не тем. И совсем другое позволить ему забрать последнее, что отделяет от. Тени сгущаются, наползая на кровать. Воздух тяжелый, вязкий едва проникает в легкие. Кажется, еще чуть-чуть и он задохнется. Угу. Если бы. Мутную тишину взрывает громкий вой сирены. «Ткачев, живо в доки» ― голос Лебедева, искаженный лязгом динамика, едва различим в оглушающем оре новой тревоги. Да как он вообще смеет, после всего, что… А ничего и не было. Осознание ― короткая вспышка между ударами замирающего сердца. Каждое движение, шаг даются с трудом. Левая нога кажется чужой ― покалывающее онемение ласково скользит снизу-вверх, щекотно сдавливая бедро. И в лифт он почти заваливается. Что ж. Хотел героически сдохнуть ― пожалуйста. А со спасением мира они сами как-нибудь… «Что ты несешь!» Его возмущение кипятком шпарит по воспаленным нервам. И когда только Артем научился различать сто пятьсот оттенков полковничьего гнева? А главное нахуя? Что это дало кроме… На выходе из лифта его буквально подхватывают на руки Женька и Питон. ― Темыч, ты чего? ― По чужому подрагивающему голосу мигом становится ясно все. Ему не нужно видеть, чтобы знать, что обе твари на куски рвут «Всадника», а тот… ― Тем, пора! ― Питон по плечу с силой хлопает, заставляя отмереть. Костюм затрудняет движения, и свое место в егере он занимает с запозданием. Темный испепеляющий взгляд Лебедева ощущается буквально кожей. Пускай, пускай смотрит. Хоть все глаза сотрет. Артему строго похуй. ― Экипажу «Безымянного» приготовиться к нейросинхронизации, ― нервозность Гугла раздражает так, как никогда прежде. Вот настолько в них… В ― него ― все верят. И за этих людей он собирается… Глубоко внутри щекочуще нарастает ощущение единения. Связь раскрывает чужую злость, напряжение и что-то еще, что-то такое… «Да идите вы нахуй со своей…» Миг ― и он рвется прочь из чужого сознания. Лебедев шумно выдыхает, кривясь от боли ― какая жалость! Зато теперь он знает, каково Теме было каждый ебаный раз, когда… ― Нейросинхронизация прервана. Повторите попытку, ― механическое равнодушие отдает обреченной усталостью. А как иначе, когда яснее ясного, что им всем пиздец независимо от… ― Артем, соберись! Ага вот так вот взял и… Самому-то не смешно? Хотя о чем базар ― у Лебедева нет чувства юмора. «А у тебя нет совести» «Кто бы, блядь, говорил!» Внутри глухо лопается последняя связующая их с егерем тонкая нить ― тот замирает в ожидании новой попытки синхронизации. Шумное дыхание Гугла в динамике кажется оглушающе громким в повисшей тишине. Лебедев лишь головой качает ― удушающее разочарование окатывает Артема холодом. Вмиг выстужая пылающую внутри ярость. Нахуя вообще он во все это ввязался, если не может держать себя в руках? Данишевские не должны погибнуть из-за его тупого упрямства. Никто не должен. Рус бы никогда не сорвался. И он не должен. ― Собрался. ― Запускаю повторную нейросинхронизацию! ― отчаянное воодушевление Гугла трогает до глубины души. Ну да. Победа или смерть ― так было, есть и будет, пока… Миг ― и его утягивает на самое дно чужого сознания водоворотом противоречивых чувств ― вина мешается с раздражением и яростью. Наконец, застывая твердой непоколебимой уверенностью в победе. Никто кроме них не справится. Плотная пелена дождя то тут, то там вспыхивает голубым. Кровь, кислота тварей брызжут во все стороны ― «Всадник» зажатый меж двух туш безуспешно пытается отбиться в одиночку. Сердце привычно пропускает удар ― видеть как чужого егеря рвут на куски невыносимо. И «Безымянный» со всей силы налетает на одну из тварей со спины, ловя в цепкий захват. Мощное, каменеющее твердыми наростами тело вдруг резко дергается, перекидывая их через себя. Миг ― и уродливые гигантские лапищи сдавливают корпус до треска. Тварь прижимает их к себе, не давая толком двинуться. И они, будто в замедленной съемке наблюдают, как вторая тварь вгрызается в левую руку искрящего «Всадника», отрывая одним мощным движением. Бессильная злоба накрывает с головой ― и «Безымянный» яростно дергается раз, другой, третий в тщетных попытках вырваться. Только раззадоривая схватившую его тварь. Та вдруг ловко изворачивается и легко, играючи поднимает его в воздух, отправляя в эффектный полет. «Сука, сука, су…» Видимость сбоит ― электронный экран сначала идет рябью, а потом вовсе гаснет. Оставляя их полуслепыми ― в ручном режиме в самый разгар шторма они много не навоюют. «Сколько раз говорил, не выражайся!» Чужая злость опаляет, заставляя собраться. Они успевают сгруппироваться, выбросив вперед обе руки. Те проезжается по дну, цепляя песок, какие-то обломки… То, что еще недавно было «Всадником». Ярость ослепляет. Объединяет. Плотная пелена дождя скрывает движения, но пропустить мощный бросок твари в сторону порта невозможно. «Безымянный» набирает скорость стремительно, взметая вокруг волны ― шаг, и еще, и… Песчанное дно пружинит под ногами, словно татами, они резво отталкиваются обеими ногами, обрушиваясь на тварь всем весом в прыжке. Злобный, яростный вой почти заглушает внутреннее торжество ― что, сука, не ожидала?! То ли еще… ― «Безымянный», мы потеряли «Всадника». Второй кайдзю движется в сторону города! Внутри что-то с хрипом рвется. Артем сглатывает через силу, на миг теряясь в накатившем волной отчаянии ― скольких еще они потеряют прежде, чем… Но Лебедев как и всегда удерживает, успокаивая тихой решительностью. Напоминая, зачем они здесь. Железный кулак с силой опускается на тупую, бугрящуюся наростами-пластинами башку ― истошный вопль твари болью отдается в висках. Но «Безымянный» удар за ударом вдалбливает в нее простую истину ― пока они здесь, ни один кайдзю не уйдет живым. ― Активировать локтевой ускоритель! Тварь, сраженная мощнейшей подачей, отлетает на несколько метров, взметая в воздух цунами брызг. Короткая передышка едва не стоит им всего ― та почти мгновенно прочухавшись, вспарывает тяжеленными лапами днище ― они едва успевают увернуться от тяжеленного кома мокрого песка. Мда, до Майкла Джордона ей, как до… ― «Безымянный» поторопитесь, вторая тварь уже крушит порт, совсем скоро она доберется до города! Отчаянный голос Гугла идет помехами. Или нет. Он обрывается сам собой от испуга. «Пора заканчивать». Кажется, это обоюдное желание ― тварь разгоняется, с разъяренным ревом врезаясь в «Безымянного». Но не на тех напала! Они успевают поймать ее в захват, сдавливая толстенную шею. Миг ― и та ловко переворачивается, цепляясь за них лапищами и… ― Активировать плазменное орудие, максимальный заряд! ― собственный голос безбожно хрипит, удерживать тварь с каждой секундой все сложнее, левая рука слабеет, и даже поддержка Лебедева не помогает. Артем чувствует, как ее прошивает боль, зубы стискивает ― разряд, еще один и… гигантская лапища отлетает в сторону. Тварь с оглущающим визгом рвется прочь, но тщетно. Железный кулак с ярость погружается в развороченное, фонтанирующее синим нутро выпуская последний смертельный разряд. Взрывая ее изнутри. Голубые фейерверки обгорелой плоти все еще тлеют в воздухе, а они уже спешат в сторону побережья. «Артем, как ты?» Заботливый какой. Но ничего, Артем еще повоюет. Тем более рука стараниями Лебедева уже почти пришла в норму. «Терпимо. Пора прикончить и вторую тварь». Дождь редеет, обнажая гибкое с карикатурно раздутой грудной клеткой тело. Непропорционально длинные передние лапы твари легко цепляют один из подъемных кранов ― обрушивая на пестрящий пожарами порт. ― Активировать меч. Тварь точно заслышав их приближение, резко разворачивается, скалясь. Меж тяжелых вытянутых челюстей мелькает длинный гибкий язык, тут же исчезая за рядами острых зубов. Та будто прислушивается к чему-то, стремительно подбираясь и ― «Блядь!» Они не успевают увернуться от резкого броска ― задние лапы твари цепляются за корпус, гибкий хвост надежно обвивает ноги, фиксируя. Острая пасть клацает зубами в опасной близости от головы «Безымянного», заставляя собраться. «Целься в…» Меч вскользь проходится по раздутому брюху не оставляя и следа. Если они не поспешат, то их выпотрошат точно так же, как… ― Хладоген в правую руку! «Нужно отбить ей хвост и тогда…» Тогда они будут свободны. Второе дыхание все никак не желает открываться ― усталость наваливается с новой силой, и Артем свистяще выдыхает сквозь плотно сжатые зубы. Еще чуть-чуть, еще немного и… Визг твари оглушает до звона в голове: хвост разлетается искрящимися осколками от одного точного удара. А они едва не заваливаются назад, наконец, освободившись. Но разъяренная тварь не теряет времени, с остервенением наскакивая. Рывок, и над ними раскрываются тонкие перепончатые крылья отрезая от света. «Нельзя позволить ей...» Чужое напряжение бодрит, но стоит им замахнуться, как левую руку прошивает такой болью, что перед глазами тут же темнеет. Миг ― и их буквально вдавливают в землю. Чтобы резко вздернуть ввысь. Левая рука безжизненно повисает вдоль корпуса, а правая с силой цепляется за мощную заднюю ногу твари. Никуда она от них не денется. И если падать, то только… Перед глазами мелькают высотки, облака, подсвеченные мертвенно бледной луной. Смазываясь до неясного мельтешения. И каждый новый вздох дается с большим трудом ― ― Снижение давления. Кислород на критической отметке. «Артем! Тема, не смей отключаться! Ар...» Голос Лебедева слабеет с каждым словом. Непривычно отчаянный, теплый, теплый… Сознание уплывает, но Теме хватает сил бросить на него последний взгляд. И смерти нет. Есть только ―