Jägerophilia

      В ночь с субботы на воскресенье Жану снился человек в рясе. Руки его были перебинтованы красными лентами; одна ладонь сжимала посох, другая держала светильник. Лицо его скрывала тень капюшона — лишь жёсткие на вид каштановые пряди торчали из-под ткани. Чем дольше Жан на него смотрел, тем сильнее чувствовал, что узнавал не то самого человека, не то позу, в которой тот замер. Жан определённо видел её где-то раньше. Или это разыгралось его воображение, внушившее сознанию эффект дежавю? Может, всё бы прояснилось, дотянись он до капюшона и загляни под него, но прямо над ухом вдруг послышалось:       — Ну и... кто она?       Сновидение рассеялось как дым. Жан неохотно продрал глаза: Конни сидел на полу у изголовья его кровати и улыбался.       — Чего? — Жан, нахмурившись, зевнул.       — Кто та девушка, что тебе снилась? Микаса? Или это была не девушка? Это был Эрен, я угадал?       — Понятия не имею, — он приподнялся на локтях, — а ты откуда знаешь, что мне кто-то снился? Я что, говорил во сне?       — Вроде того. Бормотал что-то, я не разобрал, — Конни зачем-то посмотрел Жану на живот, — стояк прикрой. И сделай с ним что-нибудь, только не при мне. К нам скоро Микаса заскочит, не забыл?       Жан проследил за его взглядом.       — Не забыл. Не пялься, — и сконфуженно завернулся в одеяло, которое за ночь успело сползти в ноги.       — Вы, кстати, надолго с ней отчаливаете?       — Не знаю, а что?       Конни замялся.       — Армина сюда привести хочу.       — А про время зачем спрашиваешь? Я ж вам ничем не помешаю, если только ты не собрался его...       — Ничего из того, что ты себе надумал, я с ним делать не собираюсь! — перебил он Жана. — Просто вдвоём хочу зависнуть, вот и всё.       — А я просто...       Стук в дверь оборвал Жана на полуслове.       — Это Микаса, — Конни подскочил к шкафу и бросил комок одежды Жану на постель, — чего разлёгся? Я, так уж и быть, скрашу её ожидание, пока ты будешь прихорашиваться, но лучше тебе поторопиться.       — Эй, да с чего ты взял, что это она? Рано ведь ещё.       Конни стукнул себя по лбу.       — Чёрт, самое главное забыл сказать! Ты проспал всё к херам.       Жан намеревался возразить: он совершенно точно не мог проспать время встречи с Микасой. Это же была Микаса — стоило ему услышать её имя, как сердце замирало. Висел бы в комнате настенный календарь, Жан бы обвёл день их прогулки красным маркером. Кроме того, шесть будильников подряд, которые он завёл накануне вечером, проигнорировать было почти невозможно. Но, вспомнив о сне, который надолго овладел всем его вниманием, Жан лишь повторил за Конни:       — Чёрт! — и, подобрав ком из швов и рукавов, заперся в ванной.       По ту сторону двери он различил звуки шагов и голос Конни: «Привет, чай будешь?» — спросил тот Микасу. Меньше всего Жану хотелось заставлять её ждать. Поэтому он спешно умылся, прополоскал рот и, не глядя в зеркало, переоделся. А затем, вылетев из ванной, в два счёта пересёк жилую комнату, добрался до кухни...       ...и застыл на пороге: он впервые увидел, как Микаса смеётся — громко, заливисто, запрокинув голову. Её смех завораживал, и Жан попытался запомнить этот момент в мельчайших подробностях, чтобы позже воспроизвести его в памяти и, быть может, нарисовать в ночи при жёлтом свете настольной лампы. Однако вскоре восхищение сменилось тягучей завистью: Конни, которому не было до Микасы никакого дела, она быстро раскрылась с новой, такой недоступной и желанной для Жана стороны. Чем он мог её так развеселить?       Микаса обернулась. Её лицо вновь обрело невозмутимое выражение — лишь едва уловимая улыбка скользнула по губам, приветствуя Жана.       — Привет, Микаса. Извини, что я так долго.       Она задержала взор на его груди и отчего-то улыбнулась шире. Конни же ощутимо напрягся, заметив, с каким интересом Микаса её рассматривала.       — Доброе утро. Всё в порядке, я недавно пришла. Мне нравится твой свитшот.       Жан опустил голову и оторопел: собираясь впопыхах, он и не подумал проверить, какую кофту Конни вытащил ему из шкафа. А Конни, в свою очередь, не нарочно вытащил ту самую — ту, что Жан когда-то получил от него в подарок, с огромным принтом-надписью «Большой хер снова в здании». Жан встретился взглядами с Конни: тот одним ртом произнёс беззвучное «прости». Выдавить из себя неловкое «спасибо» стоило Жану немалых сил; он был готов провалиться сквозь землю, когда Микаса внезапно спросила:       — Дашь поносить?       Конни чуть не поперхнулся чаем, а Жан — воздухом. Он мог посчитать, что ослышался, если бы не схожесть их реакций. И принять слова Микасы за шутку, если бы не её серьёзный тон.       — Э-э-э... Конечно, — Жан взял с тарелки последний бутерброд, проглотил его в два укуса, почти не жуя; запил чаем, обжёг им язык; и, намереваясь поскорее удрать из общежития, будто это помогло бы остудить его горящие щёки, обратился к Микасе: — Идём?       Первое время они шли по улице молча. Жана это поначалу напрягало, и потому он задавал много вопросов: куда они направляются, продолжает ли Микаса заниматься стрельбой (именно в школе стрелкового спорта, куда Жан когда-то приехал забрать Сашу после тренировки, они и познакомились)... Но, убедившись, что Микасе было комфортно гулять в тишине и она не спешила её прерывать, прекратил и стал просто за ней наблюдать и думать.       Микаса никогда не стремилась вывалить всё о себе за раз — напротив, за каждой её фразой шлейфом тянулась дразнящая недосказанность. В этом они с Эреном совершенно друг на друга не походили. Из таких, как она, слова клещами тащат; и то, добиться в итоге получается лишь односложного ответа, после которого вопросов становится только больше. Кого-нибудь другого это бы, возможно, утомило, но не Жана: он был нацелен познать каждую грань Микасы, пусть пока и не представлял, как это сделать. Обаяние Конни ему бы пригодилось.       Ажурные снежинки таяли на ресницах Микасы. Ещё позавчера Жан и представить не мог, что увидит нечто подобное вблизи. А сегодня он шагал с ней нога в ногу куда глаза глядят, высматривал талые росинки и любовался эпикантусом. Скоро ли наступит пора, когда один на двоих сигаретный фильтр прекратит казаться экзотикой? На этой мысли Жан поджал губы: пора может и не настать вовсе, если Микаса обидится. Он ещё не успел вообразить, какой она будет чудесной, а уже должен был отказаться от своей крошечной мечты. Хоть нежелание отпускать её и заставляло Жана чувствовать себя эгоистом, избавиться от него не получалось.       Впереди показались очертания дома и фигура, которая, склонившись над асфальтом у входных ворот, старательно на нём что-то вырисовывала. Вскоре, приблизившись к силуэту, Жан и Микаса различили в нём Имир. Та, пока они не подошли к ней почти впритык и не окликнули, их не замечала: слишком уж была увлечена своим занятием.       — Здоро́во, — она разогнулась и потянулась, подобно гибкой хитрой кошке. — Гуляете?       — Ага. А ты что делаешь?       Имир неопределённо пожала плечами и махнула рукой себе за спину. Микаса обошла и внимательно осмотрела разрисованный, нет, расписанный участок дороги. И по слогам прочитала ещё не оконченную и не высохшую надпись «Хистория, выходи за».       — Не знала, что у тебя есть девушка.       Услышав слова Микасы, Имир скривилась так, словно разжевала кислую конфету.       — Она ещё не... Неважно. Покурим?       Микаса вытащила из кармана новую пачку сигарет, распечатала её и уже приготовилась прокрутить колёсико зажигалки, когда Имир схватила её за локоть и пробурчала:       — Не здесь только. А то ещё все окна дымом закоптишь и землю харчой своей заляпаешь.       Микаса одновременно с Жаном вскинула брови, но спорить не стала.       Они остановились втроём у высокого дерева с раскидистыми голыми ветвями. Жан, приложившись губами к испарителю Эрена, сделал глубокую затяжку. Имир подожгла необычного вида сигару, задержала на поде взгляд и, склонив голову набок, сощурилась.       — Чью-то херню мне эта херня напоминает.       — Это Эрена херня.       Имир тотчас же переменилась в тоне и осклабилась:       — Э-э-эрена, значит! Быстро же ты, Жанчик, оправился после... — Она заговорщически подмигнула Жану и выпустила ему в лицо клубок дыма, пахнувший каннабисом. — Ну, ты понял.       Жан вспыхнул: он, конечно, привык к подобным её выходкам, но не при Микасе же, в конце концов, их себе позволять! Кроме того, отчасти она была даже права — да, пожалуй, именно её правота злила сильнее всего. Жан понадеялся, что Имир лишь ткнула наугад и попала, сама того не подозревая, в яблочко, а не тщательно скрывала ото всех свои хорошо развитые дедуктивные способности.       — Имир, хватит воображать себе всякое! — Он осторожно покосился на Микасу: та, кажется, совершенно их не слушала, пока рассматривала когтистые сухие ветки.       — Ладно-ладно, — Имир примирительно потрепала Жана за щёку под его недовольное, полное протеста рычание. — Вижу, ты ещё не готов обсудить это со своим сенсеем по части этих дел. Ничего, я подожду. Но в таком случае готовься, как созреешь, опровергать всё то, что Эрен к тому моменту успеет мне про вас двоих наплести.       — Боже, да нет никаких «нас»! И вообще, о каких делах ты говоришь?       — О тех самых. Вы мне, кстати, докрасить не поможете?       Микаса, выпав из раздумий, отчеканила:       — Не поможем, — и затушила бычок подошвой ботинка.       Жан был с ней полностью солидарен.       — Как хотите, — Имир закатила глаза, — я же больше надышусь, ха!       Смесь снега с грязью под ногами то хрустела, то хлюпала и чавкала. Чирикали птицы. Микаса молча шагала впереди Жана.       Внезапно она замерла на месте и развернулась на сто восемьдесят градусов, отчего Жан чуть в неё не врезался.       — Ты тоже заметил, что с ней что-то не так?       Жан заметил их разницу в росте и смутился, обнаружив у себя сайз-кинк. Он также заметил, что из-за этого внезапного открытия с трудом улавливал, к чему Микаса вела. Что-то было не так с тропой или их прогулкой? Наверное, ему стоило уточнить.       — С ней — это?..       — С Имир.       Конечно, с кем же ещё. Жан потупил взор.       — Да, пожалуй, — признался он, — Имир всегда казалась мне странной, и я никогда её не понимал. Вряд ли у меня вообще когда-нибудь получится её понять, если учесть, что в последнее время она ведёт себя куда страннее, чем обычно. А что? Считаешь, нам стоит беспокоиться?       — Считаю, это из-за Хистории. Я предпочту не лезть в её дела, пусть сейчас я и насторожилась. Для этого есть Эрен. Мы же с ней далеки от того, чтобы называться подругами. Имир кажется одной из тех, кто общается со всеми подряд, но на самом деле держит всех на дистанции и немногим удаётся эту дистанцию преодолеть. А с Эреном у неё всё наладится: он слишком упёрт и эмпатичен, чтобы позволить Имир зачахнуть.       Жан вспомнил диалог Эрена с Сашей, свидетелем которого он стал вчера.       — Хочется верить.       — Я не собиралась сплетничать. Просто... это правда беспокоит. И почему-то мне захотелось поделиться этим с тобой.       Микаса снова повернулась спиной к Жану и, не дожидаясь ответа, продолжила шаг.       Они быстро оказались перед отрезком дороги, который замело снегом. Микаса не растерялась: она шла, чуть проваливаясь, и протаптывала для Жана узкую тропинку из следов. Постепенно сугробы на пути стали слишком высокими. Микаса выбрала тот, что был ниже, разлеглась в куче ледяного пуха и начала по-ребячески вычерчивать руками и ногами снежного ангела.       — Жан, падай!       И Жан ей повиновался — плюхнулся рядом, не жалея любимого пальто. Он наслаждался коротким мгновением, которое по его подсчётам должно было закончиться... да вот сейчас.       — А я... хотел тебе кое о чём рассказать.       Жан не был уверен, что именно побудило его действовать в этот конкретный момент: откровение Микасы или что-то другое. Знал только, что поступит правильно, если его не упустит.       Микаса села, расшнуровала свой правый ботинок и начала вытряхивать из него снег, частично растаявший и промочивший носок.       — О чём?       Руки Жана непроизвольно сжались в кулаки, когда он выпалил:       — В общем... между нами с Эреном кое-что произошло. Это было по пьяни, на той вечеринке, но...       — Ты протрезвел и передумал? — перебила его Микаса. — Эрен оказался не в твоём вкусе?       — А? — Жан определённо ожидал услышать что-то другое. Сам, правда, понятия не имел, что. — Нет, я не об этом. Я это к тому, что… боже, эта ситуация такая сложная, — он слепил снежок. — Мы просто поцеловались… случайно. Так глупо звучит… Я хочу попросить у тебя за это прощения.       — Э-э-э, а зачем?       Подобные вопросы вводили в ступор, сбивая с мысли. С Эреном говорить было легко, а вот с Микасой диалог не клеился.       — Ну, я чувствую себя перед тобой виноватым, потому что наговорил тебе всякого в ту ночь, а потом случилось это… Но всё, что я говорил, было правдой, можешь не сомневаться! И я тебя уважаю и не хочу, чтобы ты подумала, что я считаю тебя очередной и могу кем-то заменить. Эреном, например, — снежок полетел куда-то в сторону. — И он — никакая не замена.       Мир вокруг застыл. Жан зажмурился, будто готовясь услышать приговор. И вдруг ощутил прикосновение к ладони.       — Тебе не за что извиняться, Жан. Я и не думала обижаться, я всё понимаю. Хотя если ты обидишь его, я не посмотрю, что ты мой друг! — последняя фраза Микасы прозвучала даже угрожающе. — Я замечала, как он оказывал тебе знаки внимания: ты ему действительно понравился.       ...И всё?       Мир отмер: всё так же пели птицы и плыли по ясному небу облака, словно ничего и не случилось. Мгновение продолжилось, а Жану стало легче дышать и захотелось улыбаться.       — Я понял. Эрену повезло с сестрой.       Микаса ответила невпопад:       — С сестрой, точно... В общем, если у вас двоих что-то получится, я не буду препятствовать. И, если понадобится, вовсе отступлю.       Жан собрался заверить её, что отступать никуда не придётся: как она могла им препятствовать? Но звонок ему помешал — это звонил телефон Микасы.       — Алло, — она обулась и поднялась. — В смысле?.. Что такое? — В её дрогнувшем голосе послышалась тревога, а грудь начала нервно вздыматься. — Оставайся дома. Мы скоро будем.       Одним рывком Микаса заставила Жана встать, резко потянув его за руку. И, так и не отпустив её, скомандовала:       — Бежим!       Жан ринулся за Микасой незамедлительно, не раздумывая ни секунды.       Одышка из-за курения вскоре напомнила о себе. Микасе же, которая курила едва ли не больше Жана, продолжительный бег будто никаких неудобств не доставлял.       — Что случилось? — спросил Жан, запыхаясь. Его мучило дурное предчувствие. — Куда мы?       — В общагу. Пока не знаю. Эрен позвонил. Сказал, что сейчас умрёт.       — Чего?..       Путь до общежития они преодолели быстрее, чем когда-либо.       Эрен на пороге комнаты не мог ничего внятно объяснить. Он лишь ловил ртом воздух, задыхаясь; взгляд его метался из стороны в сторону, плечи дрожали.       Микаса вмиг оценила обстановку.       — Эрен, попробуй посчитать до десяти, — она, не разуваясь, приблизилась к нему и начала гладить его ладони.       — О…дин.       — Дальше, — прошептала она нежно.       — Два. Три… Я умру, Гос…поди. Умру!       — Тише, тише. Что потом идёт?       Взор Эрена стал почти бешеным.       — Я умираю! Умираю!       — Чёрт, не помогает, — Микаса обернулась. — Жан, ты знаешь какой-нибудь другой способ?       Жан в ответ помотал головой. Он даже не представлял, что они останавливали: впервые видел нечто подобное и решительности Микасы мог только позавидовать. Ноги словно приросли к порогу. Может, Эрен чем-то отравился? Или это было связано с местом, в которое он сегодня ездил? Растерянность одолеть не получалось.       — Ладно, тогда… — Микаса вымученно выдохнула. — Пожалуйста, не слишком удивляйся тому, что сейчас увидишь.       И поцеловала Эрена. Совершенно не так, как целуются брат с сестрой и вообще любые родственники. У Жана не было сестры, но он точно знал, что если бы и была, целовать её так он не стал бы. И неважно, что бы она ему кричала.       Эрен отпрянул. Он больше не задыхался — только смотрел, подобно испуганной лани, то на Микасу, то на Жана.       — М-микаса… Ты что делаешь?       Такой же вопрос собирался задать ей и Жан, однако он застрял комом в горле. Микаса смущённо на него взглянула. В её глазах читалось: «Я объясню всё позже». Или Жану это привиделось.       — Задержка дыхания помогает остановить паническую атаку. Я… в сериале такое видела. Это ведь помогло? Садись, — она усадила Эрена на пол и набросила ему на плечи одеяло. — Что случилось?       По щеке Эрена скатилась первая слеза. Он вымученно улыбнулся.       — Я сделал эск… эпс… быстрый тест, короче. Он… положительный.       Всё вокруг вновь померкло. Что… это значило?       Эрен был… болен? Заразен?       Он был молод, пылок и красив. Наверное, у него уже были мужчины. Если учесть его историю и то, как уверенно он с Жаном флиртовал… Это для него далеко не впервые, да? Связь с мужчиной.       Конечно, нет.       Эрена было легко заинтересовать. Он был импульсивен. Логично, пожалуй, что и неосторожен… Возможно, много раз, что и привело к…       Мысли путались. Проживать сегодняшний день было по-настоящему тяжело: он стольким Жана огорошивал, что тот не справлялся. Он понятия не имел, что следовало делать, говорить и думать.       — Как? — вырвалось у него.       Микаса, ошарашенно сев рядом, механически обвила Эрена руками.       — ...салон, да?       — Да, — раздался всхлип.       Салон!       «Эрен, здоровье — это не шутки», — пронеслось у Жана в голове.       Он почувствовал себя мудаком: подумал об Эрене плохо, ни в чём не разобравшись и ничего сначала не узнав. Это оказалось так просто — судить о человеке, с которым знаком совсем недолго, по крупицам того, что удалось подглядеть за считанные дни. Судить заранее и преждевременно осуждать было очень легко, настолько, что Жан сделал это бессознательно, рефлекторно.       А ведь вспомнить вчерашний разговор Эрена с Микасой тоже было бы просто.       Стало мерзко от собственных предположений. С другой стороны… что ещё он мог подумать? Разве половым путем ВИЧ не передаётся чаще? Разве это не вирус, которым заражаются при занятиях однополым сексом? В средней школе в Тросте уроков полового воспитания не проводили, поэтому о болезни Жан знал только из слухов, ходивших между сверстниками.       Когда Эрен начал беззвучно трястись в объятиях Микасы, изредка шмыгая носом и бросая на Жана взоры, полные неясной мольбы, тому захотелось наконец что-нибудь сделать. Но что Жан вообще мог предпринять? Он и слова не мог из себя выдавить, не то, что Микаса — она казалась непоколебимой, как скала; способной что угодно решить и кому угодно помочь. И помогала ведь. Благодаря ей Эрен уже справился с паникой и рассказал, в чём дело. А Жан до сих пор не сдвинулся с места: тело его не слушалось.       Точно, Микаса. Нужно повторять за ней.       Жан опустился на колени возле Эрена и поправил одеяло, которое медленно съезжало с его плеч.       — Вы с Имир были правы, я безответственный придурок. Который не думает головой и не заботится о последствиях. Который думает лишь о том, как бы сэкономить и… — Эрен вытер слёзы рукавом. — И знает, чего это может ему стоить, но считает, что это случится не с ним, а с кем-нибудь другим.       — А это может быть ложный положительный? — Микаса достала телефон и стала вбивать что-то в поисковой строке, не замечая, что пальцы будто окостенели. — Нужно сделать ещё тестов. Что можно узнать из теста, который делают за полчаса?       Она не упрекала Эрена, хотя прекрасно знала, что предупреждала его и была права. Она просто… была с ним, понимая, что сейчас ему это нужно. И сохраняла ледяное спокойствие. А Жан, как выяснилось, так не умел.       — Точно! — Эрен вскочил и начал ходить по комнате. — Я сделаю ещё один, нет, два. И тогда последний окажется или положительным, или отрицательным. Если отрицательным, то я научусь на своих ошибках и больше никогда не буду таким беспечным долбоёбом. А если положительным… — Он, всхлипнув снова, вдруг переменился в лице: теперь оно было яростным. — Я засужу на хрен этот салон! Затаскаю ублюдков по судам, всех до единого за решётку отправлю!..       — Эрен, успокойся, сядь!       Эрен послушался не сразу и нехотя. Злость и обида переполняли его и выплёскивались через плач, крики, метание подушек… И отнимали много сил. Прежде чем он, уставший, вновь уселся на пол, комната пережила самый настоящий хаос. А затем Эрен, словно не имел к нему никакого отношения, засопел на плече у Микасы. Щёки его были красными, нос — влажным, ресницы подрагивали. Ладонь сжимала ладонь Жана: Эрен будто опасался, что тот от них сбежит. Откровенно говоря, мысль о побеге правда вертелась у Жана где-то в районе затылка.       Микаса попыталась поднять Эрена, чтобы уложить его на кровать, и Жан ей помог. Какое-то время они сторожили его сон, чтобы ничто его не спугнуло, а потом Микаса на носочках ушла в кухню. Жан последовал за ней.       — Кофе будешь? — спросила она.       — Давай.       Кофе из банки просыпался мимо кружки.       — Микаса, тебе помочь?       Её глаза блестели, но, в отличие от слёз Эрена, слёзы Микасы не прольются — почему-то Жан был в этом уверен. В её взгляде всё равно читалась сила вопреки тому, что всемогущая маска разлетелась на осколки.       Микаса кивнула. Жан разлил кипяток по чашкам с мелкими гранулами из зёрен.       — Меня усыновили. Ты знал?       Кофе обжёг язык. Не знал. Жан удивился, но решил молчать, чтобы не сбивать Микасу с мысли. Он помотал головой.       — Я тогда совсем маленькой была, — продолжила Микаса. — До сих пор скучаю по своим биологическим родителям, и приёмные никогда их не заменят. Но они для меня так же важны, тоже родные, просто по-своему. И чужого места в моём сердце не занимают — у них там своё, отдельное. А Эрен… — Она посмотрела в сторону двери. — Мы с ним вместе взрослели и исследовали жизнь. И часто из любопытства наблюдали за мамой и папой. Затем мы решили поиграть в мужа и жену. Тогда мы ещё не понимали, как строится брак, и просто повторяли за родителями: Эрен рвал мне в поле одуванчики, а я готовила ему из них салат на завтрак… Игра затянулась. И когда началось половое созревание, она не закончилась — наоборот, стало только интереснее. Так что… То, что ты увидел сегодня, я делала не в первый раз.       Жан не представлял, как относиться к услышанному: да, они не были родственниками, а документы — это простая формальность, однако… Эрен называл Микасу своей сестрой и всё равно занимался с ней такими вещами. Это не вписывалось в картину мира Жана и совершенно не соответствовало его моральным ценностям.       — Мы не считали это чем-то зазорным, пока не узнали, что общество с нами несогласно. Подумав, мы решили прекратить. Я надолго оставила мечту о семье, как у родителей, потому что не видела её с кем-то, кроме Эрена. Не вижу её и сейчас. Но, поскольку это давно в прошлом и появился ты, сегодня я поцеловала его только, чтобы помочь. Так было нужно.       Жан ощутил, что был здесь лишним, что мешал им, пусть и ненамеренно. Микасе нужен был Эрен и только он. А Эрен… да, он говорил, что нуждался во внимании Жана, но, быть может, одним вниманием всё и ограничивалось? И когда он им насытится, вернётся к Микасе, которая точно примет его диагноз. А в себе Жан на этот счёт очень сомневался. Наверное, он должен был отступить: так будет проще для всех, зачем тянуть?       — Надеюсь, мы тебя не оттолкнули своей историей. Если ты хочешь сблизиться с нами или с кем-то из нас, ты должен её знать. Это большой пласт нашей биографии.       Нет, что-то крепко удерживало его здесь, с Микасой, пьющей кофе напротив, и сопящим Эреном за стенкой. Они сблизились слишком быстро, и никто этого не ожидал, но к ним обоим Жана влекло и влекло сильно. Так сильно, что дружба с ними уже казалась какой-то потребностью. Дружба… Вот что было гораздо важнее. Пожалуй, строить отношения, чтобы наслаждаться компанией Эрена и Микасы, с ними было необязательно.       — Я понял. Я вас не осуждаю и всё ещё хочу получше узнать.       Лицо Микасы посветлело.       — Эрен сейчас очень уязвим. Я могу рассчитывать на твою помощь?       Жан хотел бы сказать: «Можешь». Но не был уверен, что не сделает Эрену хуже. И потому ответил честно:       — Не знаю. Я в таком совсем не разбираюсь, и мне страшно. Очень. Это эгоистично, да?       — Не знаю, — повторила за ним Микаса, — но мне тоже страшно, Жан. Только я не могу сейчас себе этот страх позволить. Среди нас должен оставаться кто-то с трезвой головой, кто-то, кто внушал бы уверенность в завтрашнем дне и… — она осеклась. — Я предлагаю вместе подумать, как нам с этим разобраться и что делать дальше.       Решимость Микасы восхищала и вселяла веру в то, что выход из ситуации существовал. Просто они его ещё не нашли.       — Звучит… здорово. Хорошо.       Когда на пороге Жан зашнуровывал ботинки, готовясь прощаться, он поинтересовался:       — Слушай, Микаса. Ты мне рассказала сегодня о таком личном. Это значит, что ты мне доверяешь?       Она прислонилась спиной к дверному косяку.       — Да, наверное. А ещё это значит, что по какой-то причине рядом с тобой я чувствую себя как дома. И чувствую, что имею право на слабость.       Всё-таки они с Эреном были похожи: вместе рвали шаблоны и много говорили, когда было больно. Сторона Микасы, с которой она открылась Жану сегодня, была куда более значимой, чем та, которую увидел Конни. Расстраивало лишь то, при каких жестоких обстоятельствах эта сторона проявилась.       Выйдя наконец из комнаты, выжатый как лимон Жан поддался переполнявшим его чувствам и закрыл уши руками.