Самый неловкий контракт

      В коридорах мэнора было темно, когда она возвращалась из кухни в свои покои, единственным звуком, нарушившим тишину вокруг, был мягкий стук ее каблуков по полированному полу. Она решила сама сходить на кухню за стаканом воды, совершенно выбитая из колеи мыслью о том, что Пинки обожает помогать ей в любое время дня и ночи. Девушка и так настолько сильно напугала остальных эльфов, что они стали хватать ее за лодыжки и целовать ноги, умоляя простить за все, что они сделали, раз сама Хозяйка мэнора спустилась на кухню. Ей потребовалось много времени, чтобы убедить их, что она просто считает неправильным вызывать эльфов для простых вещей, в то время как ее беременность провоцирует странные выбросы ее магии. В ту ночь она трижды произнесла Агуаменти только для того, чтобы наполнить свой бокал веществом, подозрительно похожим на вино, прежде чем сдалась и решила отправиться на кухню.       Эльфы отказались отправить ее обратно с кувшином, балансирующим на подносе, нагруженном закусками, которые тихо плыли за ней, пока она шла по темным коридорам мэнора. Было поздно, очень поздно, и Гермиона была удивлена, увидев слабый свет свечей, исходящий из большой гостиной, когда она проходила мимо одной из больших гостиных на первом этаже. Она придвинулась ближе к источнику света, осторожно заглядывая внутрь на случай, если найдет Нарциссу внутри. К ее удивлению, Кингсли сидел в большом кресле со стаканом темного ликера. — Кингсли? — она позвала, и темнокожий человек поднял голову, слегка улыбнувшись ей. — Доброй ночи, Гермиона, — тихо сказал он. Она подошла ближе, разглядывая мантию министра, которая все еще была на нем. — Ты только что пришел? — удивленно спросила она. Она подошла к ближайшему креслу, и поднос опустился на столик рядом с ней. — К сожалению, да. В последнее время приходиться делать довольно много работы. — О, — тихо сказала она, — я была уверена, что все замедлится для всего министерства со всем… этим… — она подумала о Гарри и загруженности отдела авроров, и о том, что Артур почти каждый день возвращался домой довольно рано. — Ах, если бы только, — Кингсли издал тихий рокочущий смешок. — Как дела после принятия закона и всего остального? — спросила она. Кингсли на мгновение заколебался. — По-другому, — наконец ответил он. — Совсем по-другому.       Его голос звучал торжественно, и она подумала о том, как, должно быть, обстоят дела в Министерстве теперь, когда Закон о браке поднял их на новый уровень хаоса. Хотя война закончилась, между их правительством и гражданами возникла новая, когда их заставили подчиниться или лишить их магии и бросить в Азкабан. Отчаянные времена требовали столь же отчаянных мер, и поэтому Гермиона довольно легко подчинилась, оказавшись в центре поиска решения их проблемы народонаселения.       Но для других… для других это было так же тяжело, как пощечина, снова разрушающая их жизни, когда те, кто выжил, пытались оправиться от чумы. Она представила, как они изо всех сил боролись против этого, и Министерству пришлось так же сильно сопротивляться. Кингсли был на переднем плане всего этого, и теперь, когда она смотрела на него, действительно смотрела на него, она могла видеть, как повлияли на него события последних двух лет. Его красивое лицо было измучено морщинами напряжения, черты вытянулись от усталости.       Она протянула руку и накрыла его ладонь своей. Он осторожно взял ее за руку, но ничего не сказал. Он продолжал потягивать свой напиток, его глаза были отстраненными, когда он наблюдал за мерцанием единственной свечи в комнате. — Там так много… — начал он. — Так много, чего мы не знали. Она озадаченно посмотрела на него.  — Так много чего, Кингсли? Мужчина сделал большой глоток своего напитка, прежде чем ответить. Его глаза скользнули вниз к ее животу, а затем он отвел свой взгляд от нее, прежде чем он ответил. — Я… — Ты можешь поговорить со мной, — настаивала она. Он снова долго молчал, все еще глядя куда-то вдаль с отсутствующим выражением в глазах. — Долорес Амбридж мертва, — сказал он наконец. Глаза Гермионы расширились. — Мертва? — повторила она. Кингсли молча кивнул. — Они нашли ее сегодня утром. — Как она…? — Похоже, не было никакой нечестной игры, — ответил Кингсли. — Она просто… попала под удар. — О, — сказала Гермиона, все еще потрясенная этой новостью. Все эти годы она не питала дружеских чувств к жестокой женщине, но ее внезапная смерть все равно стала для нее шоком. — А как насчет…ее — она должна была присутствовать на свадьбе этой женщины утром. Она задумалась о Джордже и других, чувствовали ли они какую-то потерю или просто купались в облегчении от этой новости. — Они будут…перераспределены в другие семьи, — ответил Кингсли. Она подняла на него глаза. — Это может… коснуться нас? — она представила, как к этой смеси добавится еще один муж, и у нее закружилась голова. Кингсли, наконец, посмотрел на нее, только на мгновение, прежде чем отвернуться. — Возможно. Несколько долгих мгновений она сидела молча, впитывая его откровение. Она посмотрела на профиль Кингсли, понимая, что напряжение не покинуло его лица даже после признания. — Амбридж… На самом деле тебя беспокоит не это, не так ли? — спросила она. Кингсли снова замолчал. — Ты можешь сказать мне, — прошептала она. — В конце концов, я твоя жена. Он невесело рассмеялся. — Моя жена… — печально сказал он. — Моя жена. — Мы так многого не знаем… — повторила она его прежние слова. — Так много мы не знаем о чем, Кингсли? — ее слова были тихими, но с оттенком скрытой настойчивости, когда она поняла, что он скрывает что-то серьезное. — Об этом, — наконец ответил он. — Обо всем этом. — Кингсли, пожалуйста, — она взяла его за руку. — Пожалуйста, скажи мне, что происходит, умоляю тебя. Мужчина вздохнул и провел рукой по коротко остриженным волосам. — Ты помнишь, как Визенгамот попросил тебя и Северуса передать им находки, которые у тебя были, и в итоги спрятал их от нас?       Она кивнула. В то время она считала удивительным, что им удалось выяснить внутреннюю работу древних связующих заклинаний и чар, с которыми они столкнулись, особенно учитывая, что поиски дополнительной информации о них были бесплодными, за исключением нескольких коротких записей в личных дневниках волшебника. — Дело было не в том, что вы нашли все, что было на эту тему, и они перепроектировали это оттуда… — продолжил он мрачным голосом. — Они нашли больше, намного больше, но они держали это в секрете, даже от меня, зная, что я мог бы возразить больше. Они… Она терпеливо ждала, когда он продолжит, хотя ее тело горело от желания узнать, что именно было скрыто от них. — Они могли бы умереть, все они, если бы были связаны. — голос Кингсли был тихим, покорным. — Все, кто… — глаза Гермионы выпучились, когда она поняла, что он только что подразумевал. — Мужья Амбридж? Все они? Кингсли кивнул. — Итак, если один из нас… Высокий мужчина покачал головой. — Только если бы это была жена, и только в самом начале, по крайней мере мы так думаем. Магия, с которой мы работаем, чрезвычайно изменчива, и самые незначительные изменения могут быть катастрофическими. — Ты так думаешь? — она почувствовала, как в ней поднимается паника от его намека. — Что мы знаем наверняка, так это то, что неустойчивость этой магии, кажется, успокаивается примерно через неделю или около того, — она молча кивнула, вспоминая, как ей больше не требовались постоянные дозы успокаивающего зелья Снейпа, способного снизить ее желание спать с мужьями после первых нескольких дней. — Но если бы ты умерла раньше… У Гермионы мурашки побежали по коже от его откровения. — Зачем рисковать? Они могли бы связать нас с волшебниками, а затем сказать нам размножаться…мы могли бы найти способ заново заселить себя без этих браков… Кингсли резко покачал головой. — Нет, мы бы не смогли. То, что они обнаружили после того, как приказали тебе и Северусу остановиться, было… более чем достаточно. В прошлом… они испробовали все возможные методы для повторного заселения и обнаружили, путем долгих проб и ошибок, что единственный способ сделать это успешно-полностью связать сердце ведьмы с совместимым волшебником. Мало было просто найти схожие магические сердца и попросить их воспроизвести потомство… Магия-вещь непостоянная, и без полного слияния магических ядер результирующие беременности были… испорченными. Во рту у нее пересохло. — Испорченными? — тихо сказала она. — Испорченными, в смысле дети — сквибы, или испорченным, в смысле… — Выкидыши… уродливые дети… мертворожденные… — мрачно сказал он. Ее рука коснулась живота, места, где рос ее ребенок, и ей показалось, что ее сейчас стошнит. Она подумала обо всех ужасах, через которые прошли эти невинные ведьмы в прошлом, когда они экспериментировали с ними, как со скотом. — Боги… — прошептала она. Кингсли ничего не сказал, только печально склонил голову. Она заставила себя продолжить, нуждаясь в ответах. — Но если… если для этого требуется рождение здоровых детей, зачем разделять пары, у которых уже есть дети? Разве они не могли просто заставить их родить больше? — она подумала о семействе Уизли и их семье, которые были разрушены чумой, а затем законом. Кингсли снова покачал головой. — Те, кто был женат ранее, необязательно были идеально совместимы, и ядра некоторых женатых людей лучше подходили для других ведьм. За то время, что мы потратили на разработку закона, мы поняли, что не можем тратить время на случайности. Укороченные беременности невероятно деликатны, и наши результаты показали, что они лучше всего работают в сочетании с заклинанием связи, подобным этому. Магическая беременность сложна, даже без связующих заклинаний, используемых для усложнения ситуации. Многие из пар, которые были женаты, были чистокровными парами, уровень рождаемости которых уже довольно давно был низким. Теперь, когда мы знаем то, что знаем, вполне возможно, что их уровень кровосмешения в прошлом привел к тому, что слишком много пар с похожими магическими ядрами попытались зачать и, таким образом, потерпели неудачу. Даже такие счастливые пары, как Уизли, — она поморщилась при упоминании о них, — по-видимому, действовали на чистую удачу. Семь волшебных детей, рожденных чистокровной парой, это почти неслыханно, и нам нужно больше, намного больше, чтобы закон был успешным. Мы не могли позволить себе оставлять что-либо на волю случая. — Для меня будет неприемлемо иметь только по одному ребенка от каждого мужа, не так ли? — мягко спросила она. Восемь детей- это уже слишком много, чтобы думать о них, хотя она знала, что ей придется выносить больше, гораздо большее. Когда впервые был объявлен закон, где-то в глубине души она питала смутную надежду, что, как только она родит необходимое количество детей, ее освободят от обязанностей. Однако она много раз видела цифры и знала, что это не сработает. Кингсли печально покачал головой. — Настолько много… Настолько много, насколько женщина сможет родить. Как ты уже знаешь, число мужчин, переживших чуму, во много раз превышает число женщин. С годами Визенгамот планирует уделять гораздо больше внимания словам «по крайней мере один». — Понятно, — кивнула она. Она почувствовала, как одинокая слеза скатилась по ее лицу, когда она снова столкнулась с тем фактом, что ее обязанности в этом деле простирались намного дальше, чем она сама и ее желания. Они снова сидели в тишине, пока она переваривала только что полученную информацию. — Почему они нам не сказали? — тихо спросила она. — Обо всем этом? Кингсли вздохнул. — По той же причине, по которой мы не могли рассказать вам о многом во время войны. — она задавалась вопросом, какие секреты они хранили от Мальчика-Который-Выжил за последние несколько лет, какие жертвы они принесли, пока Гарри, Рон и Гермиона жили в неведении. — Мы все балансировали на грани добра и зла, тьмы и света…желания и потребности, — он посмотрел на нее. — Разве это имело бы значение, если бы ты знала все это? Она колебалась. — Я имею в виду, да, я бы все равно так поступила… — «Я бы сопротивлялась сильнее» печально подумала она. Кингсли кивнул, словно прочитал ее мысли. — Визенгамот счел необходимым делиться только тем, что требовалось общественности. Это отчаянная мера, которая уже встретила большое сопротивление. Если бы все было раскрыто, мы, возможно, подняли бы восстание… — …И мы бы все равно вымерли, — закончила она за него. Он не ответил, вместо этого продолжая потягивать свой ликер.