По-разному

      — Тебе хорошо со мной?       Юнги распластан по кровати, волосы размётаны по простыням, потому что подушку они нечаянно сбросили, пахнет хвоей этой своей сильнее обычного, периодически срывается на крик, а всё-таки умудряется спросить.       Умудряется сомневаться.       По Юнги всегда было трудно что-либо понять. Хосок, даже живя с ним уже несколько лет, всё ещё не может понять, что происходит у его омеги внутри, если Юнги специально захочет ничего не показывать.       Они всегда были такими — Хосок несдержанным, эмоциональным, тем, кто выплёскивает всё, что чувствует, и не может врать; Юнги — внимательным, тем, кто всё увиденное собирает и копит в себе. Хосок пахнет мандаринами, Юнги — хвоей, раньше их за это называли новогодней парой.       Бледная кожа, расцветающая оттенками красного и фиолетового, если поцеловать так, как чувствуешь, острые ключицы под пальцами, скулы, которые губам подставляют, — Хосоку не просто хорошо.       Когда они только встретились, Юнги был примерно таким же — с белыми волосами, падающими на глаза, с отсутствующим выражением лица, даже серёжки были похожие, длинные, в виде цепочек.       И тогда Юнги был внимательным, запоминающим и подмечающим все детали. Он много чувствовал — в этом они с Хосоком сошлись, но мало показывал — тут они различались противоположно.        Как Хосок понял тогда, что этот стоящий на ступеньках торгового центра с виду равнодушный омега на самом деле переживает, он даже сейчас не знает. С первых секунд рядом у него закружилась голова от запаха хвои и защекотало в груди, но это не объяснение — так альфа думает и сейчас.       Юнги под ним выгибается навстречу, подаётся ближе, обвивает рукой хосокову шею. Другая перехвачена рукой альфы и прижата к постели чуть выше головы. Хосок, наверное, должен был привыкнуть уже к его поцелуями, но разве можно привыкнуть к тому, без чего не можешь? У Хосока без Юнги начнётся ломка, неужели он не понимает?       Тогда лил дождь, на редкость сильный, сплошной. Хосок, выбежав из торгового центра с кучей пакетов, остановился на ступеньках, над которыми заканчивалась крыша. Это было невероятно красиво, а ещё у Хосока не было зонта, потому что он в любом случае его бы не открыл. От того, чтобы побежать прямо в стену из дождя, альфу останавливали только бумажные пакеты, не защитившие бы его покупки.       Рядом стоял незнакомый парень, и, судя по его лицу, он или не любил дождь, или был равнодушен ко всему миру. Судя по лицу Хосока, он или обожал дождь, или просто умел только восхищаться.       Тот, кто стоял рядом, оказался омегой. Хосок понял, когда, ничего не чувствуя, как это обычно бывает, из-за запаха дождя, вдруг уловил запах хвои, да так отчётливо, словно все остальные запахи исчезли. Это было странно, но могло ли это значить, что незнакомый омега слышал его запах тоже?       Они сорвались со ступенек одновременно, можно было даже сказать вместе, если бы они были знакомы. Какой-то городской кот, переходивший через дорогу в дождь, почти остановился под стеной ливня и навряд ли мог видеть, что совсем недалеко под крышей стоят люди, в тепле и сухие.       У незнакомого омеги тоже не было зонта, у Хосока были только пакеты с покупками, которые он оставил на ступеньках. У кота вдруг оказалось целых два человека.       У них всегда были одни чувства и даже одни мысли на двоих, хотя они так сильно отличались.       Омегу звали Юнги, и он переживал не меньше Хосока, хотя ничего сказал.       Юнги размыкает губы и, не сдержавшись, стонет имя своего альфы ещё и ещё. Хосок прислоняется лбом к чужому и совсем не может говорить. У них одна концентрация чувств, одна и та же плотность ощущений, из одинакового материала вселенные внутри, так всегда было. Просто Юнги закатывает глаза и мычит от блаженства, а Хосок рычит на той же частоте и смотрит в лицо.       — Мне с тобой охуенно, Юнги-я.