---
Все еще не открывая глаз, Джон прильнул лбом к ладони Робба. У него раскалывалась голова, но это прикосновение, кажется, приносило с собой облегчение. Внезапно свободной рукой Робб погладил его по спине — оказывается, он тоже не спал. Джон приоткрыл глаза и понял, что Робб не спал, должно быть, уже много, много дней; круги под его глазами впечатляли своей величиной, а на подбородке пробивалась щетина, которой когда-то он так гордился, утверждая, что она придает ему мужественный вид. — Конечно, ты очнулся, когда каждый из нас уже перестал верить, — произнес он вместо приветствия. Мне кажется, ты все делаешь именно тогда, когда другие перестают верить. — И это все? Ты даже не скажешь мне что-то вроде: «Ты опять знатно потрепал мне нервы, Сноу»? — едва закончив фразу, Джон почувствовал странное напряжение, повисшее в воздухе, будто бы он сказал что-то не то — но его слова были невинны. Но в чем было дело? Робб вдруг посмотрел в сторону, будто бы его весьма интересовала трещина в стене. — Но я не могу больше называть тебя так, — ответил он очень грустно. Джон непонимающе заглянул ему в лицо. На мгновение его посетила безумная мысль о том, что Эддард признал его законным сыном, полагая, что Джон находился уже на смертном одре. Но то, что Робб произнес следом, на первый взгляд не имело совсем никакого смысла: — Скорее уж, я должен сказать: «Ты опять знатно потрепал мне нервы, Эйгон Таргариен». Очень долго Джон не мог ответить, зная, что это было правдой. — Что ж, теперь все наконец-то обретает смысл, — медленно сказал он. Нед Старк, почти ставший пленником в столице, разлученный с семьей… совпадения, слишком странные, чтобы быть таковыми… — Это верно, — кивнул в ответ Робб. Он склонился ниже, так что его глаза почти буравили — яркие, многозначительные, решительные; они будто пытались пронзить Джона насквозь и увидеть его с иной, неожиданной стороны. Под этим терзающим взглядом Джону почти захотелось закричать: не ищи во мне ничего нового! Это все тот же я! Тот же самый, которого еще совсем недавно ты пытался поцеловать, свесившись с лошади! Но вместо этого он пробормотал лишь: — Но откуда вы узнали? Значит, вы нашли… нашли того, кто следил за мной? — Нам рассказал об этом… я хотел сказать, «наш отец», но теперь я попросту и не знаю, как говорить, — он этих слов у Джона почти тоскливо сжалось сердце. Он почти успел воскликнуть: «Отец вернулся?», но удержал себя, и немедленно пожалел об этом. Разве Эддард вдруг перестал быть тем, кто воспитал его? — Но тех, кто преследовал тебя, мы тоже схватили. Как оказалось, они уже несколько месяцев прислуживали в нашем замке, — Робба передернуло от отвращения. — Вот почему они каждый раз умудрялись ловко скрываться. Но это, разумеется, ерунда. Того, то за этим стоит, наказать будет не так-то просто. Несколько месяцев… Выходит, уже так долго кто-то следил за ним, и готовился убить, и… знал истину. Джон вдруг почувствовал страх. Испытать его, осознав, что вот-вот он станет мишенью для множества будущих покушений, было вполне естественно, однако беспокоило его другое: что подумает о нем Робб теперь? Назовет ли, как и прежде, в шутку любимым братом? Как сильно вырастет отчуждение между ними после этой правды? Он вдруг почувствовал, что задыхается. Дверь отворилась, и в комнату ворвался Эддард, следом за ним едва поспевал мейстер Лювин. Джону показалось, что они с Недом не виделись уже много лет, что дальние земли, разделявшие их, почему-то превратились в годы. Тот наклонился и положил Джону на лоб свою широкую теплую ладонь, как бы говоря, что защитит его во что бы то ни стало — и Джон верил ему, конечно, верил, но одновременно знал, что у этой защиты может быть слишком большая цена, и перед его внутренним взором промелькнули и скрылись багровые пятна на снегу, и в апофеозе ужаса окровавленное тело Робба промчалось, страшно раскачиваясь в седле. Наверное, это все еще продолжал действовать яд, но Джон уже знал, что сделает в следующий раз, когда очнется и сможет говорить. Его превосходный план был невероятно прост, и он не смог бы родиться, не проживи он всю свою жизнь бастардом. В конце концов, это было очень полезно, ведь бастарды привыкают к тому, что не заслуживают чужих жертв. Джон не собирался становиться правителем, уносящем тысячу жизней одним мановением пальца.---
Он не знал, сколько прошло времени, прежде чем он очнулся в следующий раз, но Робб все еще был рядом с ним, и каким-то таинственным образом Джон понял, что тот был не просто рядом с ним, но вместе с ним, что необычайная тайна не сможет переменить все так просто — но, к сожалению, созревший в его голове план мог. — Мейстер Лювин сказал, что мы слишком утомили тебя неожиднанными признаниями в прошлый раз… прости, — сообщил ему Робб. — А еще он сказал, что ты должен был умереть от яда. Он был убежден в этом и не позволял нам даже надеяться. Но ты, как можно легко заметить, не умер, и он связал это с тем, что именно этим ядом тебя пытались отравить прежде. Когда… когда я ранил тебя мечом. — И еда, — вырвалось у Джона. — Еда была отравлена тоже. Каша, которую ты мне принес однажды. Лицо Робба вдруг изменилось. — И ты не сказал мне?! — почти взревел он, и Джон замотал головой, которая немедленно закружилась так сильно, что он едва мог усидеть прямо. — Я собирался, — ответил он, запоздало понимая, что лукавил, ведь это решение он принял далеко не сразу. — Но потом… на моем пути встретилась лестница. И в следующий раз, когда я очнулся, то почти ничего не вспомнил о прошедшем дне. А когда вдруг вспомнил, было уже слишком поздно. — С лестницы, разумеется, тебя кто-то столкнул? — Джон кивнул, и Робб, кажется, хотел вцепиться себе в волосы, и лишь от рассеянности его руки остановились на полдороге. — Если бы ты только вспомнил чуть раньше, хотя бы на один день… — пробормотал он. — Мы не отправились бы на эту глупую охоту, а заперлись бы в замке и принялись бы искать преступников. Да что там день! Хватило бы и одной минуты, чтобы тебя спасти. Даже одной минуты. — Но я спасен, — напомнил ему Джон. — Ты спас меня и вернул. — Это сейчас очевидное выглядит очевидным, а еще совсем недавно мейстер Лювин говорил, что не знает случая в практике, когда пациент выжил бы после такой дозы яда, что был на стрелах. — Тогда почему же я выжил? — Джон почти ничего не помнил о последних днях — и, наверное, это было к лучшему; и просочилось только чувство пожиравшего тело огня, смутные голоса над головой, среди которых он различил вдруг голос Эддарда, а потом ему почудилось, что длинные рыжие волосы спадали ему на грудь, пока женская рука прикасалась к его лбу, но это показалось еще более невероятным, чем внезапное возвращение отца — чего только не привидится в бреду. — Я ведь уже сказал. Мейстер Лювин решил, что именно этим ядом тебя уже пытались отравить прежде. И поскольку… никто так до конца этого и не понял, ты перенес его действие без противоядия, и это помогло тебе справиться в этот раз. Оказывается, некоторые правители раньше специально глотали яд понемногу, чтобы позднее при каком-нибудь покушении он не смог их убить. Кажется, это то немногое, что я сумел запомнить из учебников истории. — Джон улыбнулся, услышав это. — Так значит, мне повезло, что мейстер не пытался напичкать меня противоядием в прошлый раз. Значит, все сложилось не так уж плохо. — Не так уж плохо? — переспросил Робб. — Я бы с этим поспорил… — он подпер подбородок кулаками. — Робб, я вижу, что ты хочешь спросить, — от Джона, конечно, не скрылось то, как тот теребил пальцы и отводил взгляд, чтобы потом снова впиться им в его глаза. Джон был уверен, что смог бы в точности повторить вопрос, вертевшийся у Робба в голове, еще до того, как тот откроет рот: — Джон, что ты будешь делать дальше? — С чем? С тем, что вдруг я обнаружил себя не тем, кем считал всю жизнь? — Да, да. Я хочу сказать… ведь ты настоящий… подумать только, ты настоящий!.. Теперь мне кажется, что я должен был догадаться гораздо раньше. — Настоящий? — Настоящий король! — нетерпеливо воскликнул Робб. — В отличие от меня, — он замолчал ненадолго. — Конечно, я не имел в виду, что претендовал на Железный трон, я мог бы стать только королем Севера, — он ненадолго задумался снова. — Выходит, этого ты все-таки не отнимешь у меня. — Не отниму? — снова переспросил Джон. — Робб! Это ты настоящий, настоящий дурак!.. — вырвалось у него, и тот поднял на него удивленный взгляд. — Раз ты так говоришь, значит, так оно и есть, — пробормотал он. — Хотя, кажется, это первый раз, когда ты назвал меня дураком. Обычно ты всегда был так добр ко мне… что я почти привык. — Я не был добр к тебе, я просто называл вещи своими именами. Если я говорил тебе что-то приятное, значит, ты того заслуживал; если я называю тебя дураком — значит, сейчас ты ведешь себя как дурак, — строго сказал Джон. — Что это значит — отниму? И почему ты вечно повторяешь, что я в чем-то так уж лучше тебя? Подумаешь, отбил на пару ударов больше на тренировках — и что теперь? — Дело не только в этом, — пробормотал Робб. Хотя и в этом тоже, говорило его лицо. — Я просто знаю, что ты никогда бы не поступил так, как я. Ты не поддался бы на чужие слова. Не пребывал бы в глупом заблуждении. И не оставил бы меня одного в опасности — пусть даже всего лишь на минуту. — Робб, — Джон придвинулся, чтобы взять его за руку. — Хватит уже винить себя, — ему хотелось добавить, что вовсе не в терзаниях его совести ему хотелось провести последние дни перед расставанием, и все уже шло к этому признанию: — Так или иначе, Железный трон теперь твой по праву, — упрямо повторил Робб. — Что ты будешь делать с этим? — Надеюсь, ты не думаешь, что я буду пытаться его занять. — Нет?.. — на лице Робба отчетливо проступили недоверие и разочарование. Конечно, на его месте он бы непременно попытался. Это не было плохо, но, по мнению Джона, не было и хорошо. — Но я думал… ведь мы не раз говорили с тобой прежде… что Роберт Баратеон — дурной правитель, способный на подлое убийство, и вот — в лице тебя наконец-то появляется другой, законный и, что самое главное, по-настоящему стоящий! — И многие, по-твоему, думают так? Бастард с далекого Севера вдруг станет пользоваться всеобщей поддержкой? — Джон помедлил и продолжил уже без сомнений: — Всю жизнь у меня не было никаких мыслей о власти, и вдруг, узнав неожиданную правду, я обязан начать бороться за возможность править, которой не желаю? Можешь представить, сколько крови прольется, если я вдруг задумаю отнять трон? Я не могу позволить этому случиться. Пусть Роберт Баратеон — никудышный король, но это не значит, что я должен прийти ему на смену, шагая по горе погибших в сражениях тел. Может быть… — он старался не смотреть в лицо Робба, на котором наверняка прочитал бы разочарование. — Может быть, однажды все придет к тому, что люди сами смогут выбрать нового правителя. Это самое лучшее, что только можно придумать. — Робб сделал неопределенный жест головой — не то отрицания, не то согласия. — Ты считаешь меня трусом? За то, что я не собираюсь бороться?.. — Я? Тебя? — удивленно переспросил Робб. — Конечно, нет, хоть именно тебя я бы предпочел видеть на троне, чем кого-то из Баратеонов или Ланнистеров. Но даже если ты не вступишь в борьбу, тебя будут пытаться убить снова и снова, разве не так? Мне вполне хватило нескольких первых. Я не уверен, что смогу снова быть этому свидетелем. — Тебе не придется. Я не останусь в Винтерфелле. — Робб подпрыгнул на этих словах и испуганно округлил глаза. — Я собираюсь отправиться на Стену. — На Стену!.. — воскликнул Робб. — Я знаю, откуда растут ноги у этой нелепой затеи! Я знаю, что уже давно собирался туда вслед за дядей Бендженом! Ведь так? Признайся, что это так! — Это так, — согласился Джон. — Мне всегда казалось, что это лучшее место для бастарда с фамилией Сноу. — Но не для наследника с фамилией Таргариен? — вырвалось у Робба, и Джон опустил голову, собираясь с мыслями, тщетно пытаясь представить эту фамилию своей. — Полагаю, почти все в нашем мире считают, что наследнику с такой фамилией самое место в гробу, — медленно сказал он. — Можешь упрекнуть меня в этом, но я одинаково не желал бы умереть от кровавого сражения за трон, который мне не нужен, и от яда, подсыпанного мне в воду по приказу того, кто боится потерять власть. К тому же, я… я ведь пообещал тебе, что буду всегда прикрывать твой тыл. А что может быть тылом для короля Севера, как не Стена? — Ты… ты пообещал это задолго до того, как узнал, что являешься наследником всех королевств! — закричал в ответ Робб. — Это отменяет любые обещания, данные мне! Я отзываю их, я… — но Джон покачал головой. — Как ты можешь отказываться от всего ради меня? Ради какого-то обещания, данного, когда мы оба были детьми? — Так-то ты вынуждаешь меня стать лучшим в мире королем, переступая через обещания, пусть даже очень давние? — пожурил его Джон. — Робб, я давно уже понял, что хочу этого. Хочу защитить дом, в котором я вырос, от опасностей, которые приходят с дальнего севера. Но если тебе так претит, что в своем новом положении я останусь безвестным, — Джон улыбнулся снова, — я попытаюсь стать Лордом-командующим. — Но разве на Стене тебе будет безопасно? — Робб оставался очень серьезен, и ни тени улыбки все еще не было на его лице. — Я понимаю, что тебе нельзя оставаться в Винтерфелле или где бы то ни было… тебя снова найдут и снова попытаются убить. — Но на Стену не проникнуть так просто. Там каждого знают в лицо. К тому же, это можно будет расценить как гарантию того, что я отказываюсь от претензий на престол. Если я сбегу оттуда, меня могут казнить по закону, неважно, чей я сын. — Джон тряхнул головой. — Пойми, Робб, так должно быть! Я знаю, что так нужно. Что так или иначе я оказался бы там. — Вот как, — невесело сказал Робб. — Ты уже все для себя решил. Уже давно решил, что отправишься на Стену. Разве ты не собирался рассказать об этом мне? — Конечно, собирался! — попытался заверить его Джон. — Ведь я не думал, что придется так скоро… Я хотел бы, чтобы все это осуществилось хотя бы немного позднее. — Да уж, я бы тоже хотел расстаться с тобой «немного позднее», — передразнил его Робб. — Ведь это расставание, Джон! Ты покинешь меня, и мы почти не будем видеться. Этого ты хочешь? Ведь ты так бдишь все обещания и клятвы — а ты знаешь, какие клятвы дают те, кто отправляется в Дозор? — В Дозоре дают клятвы безбрачия. А я, кажется, никогда не собирался иметь жены, — Джон снова попытался прикоснуться к руке Робба и отвлечь его от мрачных мыслей — но те, кажется, вовсе не спешили его покидать. — Какая разница? — спросил тот с досадой. — Это просто фигура речи. Все знают, что имеется в виду: нельзя заводить тесные отношения, быть связанным с кем-то. Можно встречаться только со шлюхами на одну ночь. — Прекрати, Робб. Это правило я буду понимать буквально. Видишь, на что я готов ради тебя? Даже лукавить с клятвами, которые, по твоим словам, я так люблю. — Прости, я знаю, что у тебя нет особенного выбора сейчас, — Робб ожесточенно потер лицо. — Но почему я должен мириться с этим? Именно сейчас, когда у меня словно открылись глаза, когда я увидел себя со стороны, увидел все дурное, что я готов теперь побороть, когда я понял, что не могу тебя потерять… я все-таки в каком-то смысле потеряю тебя? Когда я наконец-то готов любить тебя, как ты того заслуживаешь, ты удалишься от моей любви? Когда моя мать наконец-то потеплела к тебе, когда она готова искупить свою вину — и такой возможности ты не оставишь ей? — Не сердись, Робб, ты же знаешь, что я хотел бы остаться. — И когда ты уезжаешь? — Завтра утром. Кажется, Эддард хочет воспользоваться твоим советом и отправить письмо о моей внезапной кончине, чтобы выиграть время. Так я смогу добраться до Стены. Знаю, это не похоже на отважный план. Но так нужно, чтобы позже я мог выполнить то, что задумал, в полной мере. — Добраться до Стены? Да ты не удержишься в седле! — Джон вдруг почувствовал, что краснеет. — Я надеялся, ты проводишь меня. — Робб демонстративно повернул голову в сторону. — Ну же, Робб. Пожалуйста. Иначе я попрошу Теона. — Здесь Робб, не удержавшись, фыркнул. — У меня ведь тоже нет выбора? — спросил он неожиданно жалким голосом и подозрительно потер глаза. — Тебе опять кажется, что я зол на тебя, хотя на самом деле я лишь жалею, что относился к тебе… не так, как должен был, и не любил тебя так, как ты того заслуживал. — Это ерунда, — быстро сказал Джон. — Никто никогда не любил меня так, как ты, и не будет любить. И мы будем видеться так часто, как только сможем. Только не забывай о своих важных делах короля, — он обнял его за шею, и Робб наконец-то поддался, деловито устроился рядом и переплел их пальцы. — Проведи со мной эту ночь. — Ни с чем из того, что ты предлагаешь, невозможно поспорить, Сноу, — сказал ему Робб и осекся всего на мгновение, будто бы не уверенный, можно ли было произносить эту фамилию, и Джон поспешил поцеловать его в эти сомневающиеся губы: — Не вздумай называть меня как-то иначе.