жизнь человеческая

Человеческая жизнь — короткая нить в веретене. Тонкая, выцветшая, как седой волос, легко рвущаяся, тихо растворяющаяся в темноте под мерный звон старого колеса прялки. Человеческая жизнь для фейри — усмешка на губах и повод лишний раз поглумиться над существами столь несовершенными, что им не ведома жизнь дольше века. Человеческая жизнь для Маллеуса — прекраснейший жемчуг, что своим молочным перламутром превращает серое полотно времени в чарующий узор. Жизни людей расшивают безвкусную ткань бытия, потому что в своей безответной обреченности они сияют, подобно серебру. Жизни людей — это жизнь одного человека, прекраснейшего из всех. Улыбка Сильвера мягкая. Она сокровище, он сам сокровище. Нежнейшая благоуханная роза. Дикий цветок на колком стебле, сорвать который нельзя — пальцы поранишь в кровь, как и глаза, что, не в силах вынести чужой красоты, заплачут вязкой кровью. — Молодой Господин, вы снова смотрите на меня так. Слова Сильвера — выправка воина. Сдержанность, но не холод. Для Маллеуса в них горит теплота, которую тот прячет в расщелине между ребер, глубоко внутри груди. Не отпускает и не отпустит никогда. — Как «так»? Дракония пытается тоже улыбнуться — в ответ преподнести достойный дар. Но его губы растянуты в узкую полоску клыков и выученного благородства. Королевский оскал, а не улыбка. Маллеусу давно не больно от осознания подобной беспомощности, но давно обидно. Что не может показать, как сильно ему сейчас хорошо. — По-особенному, — Сильвер, как и всегда, смотрит открыто, без страха. Он просто не знает низменных порывов летучей души. Ни страха, ни горя, ни зависти, ни ревности. Ничего из присущего несовершенствам в нем нет. И потому так сладко и щемяще рядом с тем, кого двор Долины Шипов нарек «простым смертным». Их глупость рассеивается алым румянцем по щекам их наследника, их извечная, нескончаемая глупость — это его терпкая любовь. Чем больше вельможи заблуждаются в том, что человек подле Господина «затянувшаяся игрушка», тем крепче узы между Маллеусом и Сильвером, Сильвером и Маллеусом. Выбор сделан, жребий брошен. Семя искренности много лет назад дало свои всходы. Из него появился терновник, что крепко оплел сердце Драконии, превратив его в раба желаний. Желаний быть. Быть с мальчиком, который так скоро умрет. — Потому что ты сам особенный, — ответ простой и лишённый какой-либо эстетики. Прямой и честный, как сам Сильвер, не требующий доказательств. Ведь все доказательства уже во взгляде Маллеуса. Там боль, там радость. Уродство печали, неразрывное с благодарным смирением влюбленного. Как мало у них времени, как не хочется заканчивать все то, что должно закончиться. — Лучший из всех. Мой единственный. Неосторожные и громкие слова, но в них нет и капли лжи. Воспитание Драконии не позволило бы ему разбрасываться клятвами, как сорная трава разбрасывается своей пыльцой. Сильвер — лучший, и тут даже не нужно говорить в чем. Ведь во всем. Его доброта и нежность рука об руку со стойкостью и верной преданностью. Его забота и чистое сердце шаг в шаг с храбростью и жертвенностью. Он один стоил всех, что смертных, что фейри. Что принцев, что королей. Хотя бы потому, что только один Сильвер за столько лет, пробежавших вереницей из звезд, остался открыт и правдив со своим «Юным Господином». Никогда не потакающий, но всегда встающий на сторону Принца. Не боящийся рассказать без таинства о собственных мыслях, но всегда готовый терпеливо выслушать. Сильвер был человеком во всех смыслах, и потому только он смог полюбить Маллеуса, как человек — полностью, без язвительных уловок и рамок. Принять каждую песчинку темной души. Отдать себя в чужие руки. — Я люблю тебя, Сильвер. Как жалко сейчас звучит признание в том, что разумеется само собой. Часто звучащие речи притупляют вкус чувств, что вложены в них. За последние года, сколько раз Дракония уже произнес это? Сколько раз шептал, произносил, пел, кричал? Для него нет молитвы роднее, чем эта — «я люблю тебя, мой». Просто мой. Потому что Сильвер и был его. Так долго по меркам простого человека. Так безвозмездно, что хотелось изредка плакать. — Я тоже люблю тебя, Маллеус. Слова затухают, как ароматное пламя свечи. Медленно. Неописуемо медленно каждый звук рассеивается в воздухе. Вскоре от голоса остается только эхо внутри себя самого. От голоса и от жизни. Они были вместе почти восемь десятков. Солнце и луна танцевали на небосклоне сорок високосов, пока они держались за руки, забываясь в смехе и счастье. Но человеческая жизнь — короткая нить в веретене. Маллеус знал это всегда. Но глупое черное сердце хотело бы и не знать. И все же, не могло же все длиться вечно? Вечность — расплата для одного.