(Не) ненавижу

Бывает такое в жизни, что видишь человека, ещё толком ничего о нём не знаешь, ни о его прошлом, ни о его настоящем, а он тебя уже почему-то раздражает. Годжо был из таких. Утахиме невзлюбила его с первого взгляда, с первой его глупой улыбки и такого же глупого смеха. Куда бы Годжо не заявлялся или когда бы не попадал в её поле зрения, она всегда смотрела на него таким колючим взглядом, словно он успел чем-то настроить её против себя. В глазах Утахиме были две холодные льдинки и Годжо, разумеется, не смог это проигнорировать.       — Я сделал что-то не так? — спросил он однажды в лоб. Утахиме едва проглотила застрявшее негодование в горле и почти равнодушно ответила, что ничего он не делал и пусть даже не смеет, иначе она его прикончит раньше, чем он об этом подумает. Годжо хорошо запомнил и достойно оценил такой ответ — стал раздражать её ещё больше. А Утахиме не без причин тогда сделала вывод, что Годжо хватит здоровья на ещё много-много гадостей вперёд. А то и на всю жизнь. Он делал такие выкрутасы, что всем вокруг становилось плохо, не только ей. Но надо было отдать ему должное — он успешно решал большинство сложных вопросов техникума и действительно был одним из сильнейших, если не самым сильным шаманом из всех живущих. Этого Утахиме не признать не могла. Во всём остальном придурок с повязкой был всё таким же ужасно раздражающим даже спустя годы учёбы и работы вместе. И он всё также глупо задавал этот вопрос:       — Я сделал что-то не так?       «Да по мелочи: родился, вырос, приехал сюда, ворвался в мою жизнь». Утахиме всегда было что ответить на этот вопрос, но она упрямо отвечала, что ничего он не сделал, и продолжала его ненавидеть. Ненавидеть эту повязку или очки, которыми он скрывал глаза, то, как он заправлял назад волосы своими огромными лапищами и как по-дурацки улыбался каждый раз, когда её видел. Она ненавидела всё это и тихо презирала. Годжо же откровенно забавлялся над ней и либо всё понимал и нарочно её злил, либо действительно не понимал, что он сделал не так. Утахиме порой казалось, что он смотрел на неё слишком долго и задумчиво, а временами и вовсе видел её насквозь. И это злило ещё больше. Он видел какая она была на самом деле, видел эту ненависть, но никаких претензий не предъявлял. Более того, казалось, наоборот хотел сблизиться и подружиться. А она лишь отчаянно металась между своими чувствами, не зная как реагировать и как правильнее поступить, пока в конце концов накопила их столько, что могла в любой момент прогнать проклятие даже особого уровня без каких-либо проблем. В один из вечеров, когда все учителя и директора двух школ собрались вместе поужинать после очередного собрания, Утахиме не выдержала и напилась. Пьянела она быстро, и это был верный способ ненадолго обо всём позабыть, попробовать выкинуть проклятого Годжо из своей головы хотя бы на минуту. Чтобы он оставил её в покое хотя бы там, в мыслях, где она уже давно не могла быть откровенна сама с собой, боясь, что эта ненависть перерастёт в нечто большее. Утахиме всегда было достаточно его ненавидеть и она никогда не хотела чего-то большего. И что бы Сатору не делал и как бы на неё не смотрел, её это совершенно не волновало. Её не волновали его слова, мысли, загадочные взгляды, улыбки, губы, волосы, глаза, тело и всё остальное. Не волновали собственная реакция на его близость и как сильно колотилось сердце от его тупой улыбки. Не волновало. Утахиме ушла почти предпоследней. Годжо почему-то тоже оставался до последнего, усиленно делая вид, что ему интересен разговор с директором Яга. Утахиме упрямо не понимала почему он до сих пор тут торчит, не выпив при этом ни грамма, и отчаянно надеялась, что не из-за неё. Ей такая забота не нужна была. От кого угодно, но только не от него. И она ушла. Быстро, наскоро со всеми попрощавшись, чтобы не передумать и не врезать этому придурку прямо меж дурацких очков. Не удосужившись даже такси себе вызвать, она пошла пешком, тщетно пытаясь привести мысли в порядок, и не сразу заметила, как заплакала. Злые слёзы катились по щекам и Утахиме не могла их остановить, как бы сильно не старалась. В груди пекло от обиды и досады. В растерянных чувствах она даже не обратила внимания, как забрела в какой-то незнакомый переулок и остановилась, испуганно повертев головой в разные стороны. Так же быстро пришло понимание, что надо поскорее взять себя в руки, пока не стало только хуже, и выйти на оживленную улицу, а уже оттуда вызвать такси и поехать домой. Осталось только выбраться из темного переулка.       — Утахиме! — девушка резко обернулась, не узнав высокий силуэт издалека, но распознала по голосу Годжо. — Ты почему так неожиданно ушла?       — Как ты меня нашёл? — её бесило, что он выглядел таким взволнованным, будто действительно за неё переживал. Не хотела в это верить.       — По запаху пота и слёз, — ответил он в своей привычной саркастичной манере.       — Я не плакала, — она зло шмыгнула носом.       — Ну конечно.       — И я не воняю.       — Да, ты прекрасно пахнешь, — сказал он вполне искренне и чуть улыбнулся. — Пошли. Я отведу тебя домой.       — Я сама дойду.       — Конечно, дойдёшь. На своих двух ты дойдёшь ровно до пола лицом и сразу баиньки. Удивлен, как ты вообще смогла дойти досюда, учитывая сколько ты выпила.       — А ты что, смотрел сколько я пила? — возмутилась девушка.       — Я всегда на тебя смотрю, — ответил он серьёзно. Утахиме не нашлась с ответом, но позволила Годжо себя проводить. Точнее, вызвать такси и провести до подъезда. Однако по дороге Иори укачало так сильно, что на своих двух она теперь вряд ли бы смогла дойти до квартиры. Годжо ей со всем любезно продолжал помогать, хотя даже не обязан был. Провёл осторожно до кровати и заботливо на неё уложил, пока она буквально горела во всех тех местах, где его руки её касались.       — Почему ты это делаешь? — спросила она шёпотом. — Почему ты вообще что-то делаешь для меня? Я не просила, мне это не нужно, ты… ты… — Утахиме смотрела на него дрожащими глазами, пытаясь понять себя и свои мысли, но снова заходила в тупик.       — Может, я делаю это, потому что ты мне не безразлична? Не пробовала думать об этом? — с его лица исчезла улыбка и он взглянул ей прямо в глаза.       — В каком смысле? — она уставилась на него так, будто видела впервые.       — В том самом. В Утахиме будто что-то переклинило. Годжо, его лицо, губы и дурацкие очки были так близко, что она не смогла себя остановить. Схватила его за ворот рубашки и притянула к себе, горячо мазнув губами по его губам. Сатору не стал сопротивляться, он оперся руками по бокам от её тела и завладел ею так, что у Утахиме напрочь сперло дыхание. Он, собственнически раздвигая языком её губы, захватил её рот жадным поцелуем, совершенно не похожим на её прошлую невинную ласку, а она цеплялась за его плечи, гладила руками по мягким белоснежным волосам и затылку и не узнавала себя. Чувствовала, что была готова на всё, лишь бы он не прекращал её так целовать; чувствовала, что вместе с поцелуем и всеми остатками ненависти и достоинства Годжо высасывал из неё и все остатки здравомыслия. Иначе Утахиме не могла объяснить это сладкое головокружение и желание отдать ему всё, что она знала и умела. Годжо улёгся на неё сверху, удерживая свой вес на руках, и прервал поцелуй. Он завораживающе хлопал своими нечеловеческими глазами и смотрел ими ей прямо в душу, ничего не стесняясь.       — Ты отвратительно целуешься, — Утахиме шумно выдохнула, испугавшись собственного хриплого голоса.       — Уверен, ты хочешь узнать так же ли отвратительно я трахаюсь, — он усмехнулся, да так соблазнительно, что она вся покрылась пятнами смущения от его слов и голоса. Уже не ведая, что творит, Утахиме позорно потянулась за новым поцелуем, признавая своё поражение и дрожащими от возбуждения пальцами пытаясь расстегнуть его рубашку. Решила, что завтра обо всём подумает. Сейчас ей лишь хотелось отдаться этому затягивающему до краёв безумию и забыть обо всех переживаниях. Но Годжо позволил ей расстегнуть лишь три верхние пуговицы и перехватил её руки, останавливая.       — В чём дело? — она подняла на него растерянный взгляд.       — Мы не будем заниматься сексом, пока ты в таком состоянии. Я не сплю с пьяными девушками, — он осторожно тронул большим пальцем её шрам под глазом, говоря с ней ласковым убаюкивающим голосом.       — Зато ты успешно засовываешь им в рот свой язык.       — В виде исключения. Утахиме тут же вспыхнула и разозлилась. Она почти грубо оттолкнула Сатору от себя и развернулась к нему спиной.       — Уходи. Никому ты и твой член здесь не нужны, — она поджала губы, из последних сил сдерживая горячие злые слёзы. Такая глупая. И на что она только надеялась?       — А губы?       — Губы тоже. Годжо мягко рассмеялся, лег рядом и подпер подбородок кулаком, наблюдая за её мучениями.       — Знаешь, Иори, — от того как он позвал её по имени, Утахиме вся сжалась. — Твоё тело, твоё дыхание, даже твой взгляд — они намного честнее твоих слов, — Годжо поднял и положил широкую ладонь на её спину. — Да и что бы ты ни говорила, я всё знаю.       — Не знаешь, — упрямо прошептала она, зная, что уже заранее проиграла в этом споре. Да и не только в нём.       — Знаю, — терпеливо повторил Годжо, улыбнувшись.       — Придурок, я ненавижу тебя.       — Знаю. Она не стала ничего отвечать и замолчала насовсем. Рука Годжо обжигала через одежду и она не могла сосредоточиться на чём-то другом, периодически то краснея, то бледнея. Подумать только! Он действительно остановил её, отказался от близости, назвал пьяной, вонючей, плаксивой, затоптал её гордость всеми возможными способами. И как она ещё после всего этого могла что-то испытывать к нему? Желать его? Душу Утахиме буквально распирало от досады, обиды и злости. И тупости. Она сама полезла к нему, сама виновата, что так получилось, но её всё равно злило, что Годжо её так прервал. Как он только посмел? Разве не он говорил, что она ему не безразлична? Тогда почему остановил? Неужели боялся, что на утро она спишет этот инцидент на затуманенный алкоголем разум и как всегда пошлёт его куда подальше? Неужели он хотел, чтобы это произошло по обоюдному согласию, осознанно, а не по глупости? Если так, то Утахиме не знала что думать. Эта мысль не укладывалась в голове, не давала покоя. Она заставляла сердце биться как сумасшедшее и чувствовать себя такой счастливой и взволнованной, какой Иори не чувствовала себя ещё никогда. Проклятый Годжо. Чтоб его! Он действительно всё знал и видел её насквозь. За тяжёлыми мучительными мыслями она не заметила, как провалилась в беспокойный сон, а когда проснулась, поняла, что на улице все ещё стояла глубокая ночь. Рядом преспокойно лежал Годжо, скинув длинные ноги с кровати и уложив свою голову рядом с её спиной. Он не нарушал её личных границ, но Утахиме всё равно было дурно от его близости. Или ей было дурно от выпитого алкоголя — она так и не поняла. Бесшумно поднялась и пошла в ванну. Умылась, переоделась в более удобную одежду, выпила обезболивающую таблетку и даже почистила зубы. Сатору незаметно нарисовался в проходе ванны спустя пару минут. Он слышал, как она встала, потому что прошло не совсем много времени с тех пор, как она заснула, и подпер косяк двери плечом, с улыбкой наблюдая за ней. Без своего извечного банта в волосах и традиционного наряда Утахиме тут же растеряла напускную важность, становясь обычной девушкой, довольно хрупкой, похожей на какой-то экзотический цветок, случайно завезённый в эту страну. И Годжо, как бы не бравадился, не мог на всё это спокойно смотреть. Если бы только эта злая глупышка знала, что он к ней чувствует.       — Как самочувствие? — он заговорил тихо, но всё равно её напугал.       — И как давно ты тут стоишь? — на лице Иори отразился весь ужас ситуации. Она явно не ожидала, что Годжо здесь появится, и тут же покраснела. Ей стало стыдно за всё содеянное и теперь она даже не представляла, как себя с ним вести.       — Достаточно, — он переступил через порог, а Утахиме сделала шаг назад. Годжо это заметил и мягко улыбнулся, сделав ещё один осторожный шаг.       — Почему ты не ушёл? — спросила она с дрожью в голосе.       — Потому что не мог оставить тебя в таком состоянии. Сатору приближался к ней скользящей, точно хищной походкой, а у Утахиме всё меньше оставалось шансов убежать. Её загоняли в угол.       — В каком таком состоянии? Как видишь, со мной всё в порядке, — Иори попыталась ответить привычной колкостью, но внутри всё дрожало от волнения и смущения.       — Тогда скажи мне уйти, — он остановился напротив, оставив между их телами несколько жалких сантиметров. Она понимала, что он её провоцирует, понимала, что этими выходками выводит её на эмоции, что хочет видеть её настоящей, но не могла ничего сказать. Верила, нет, знала, что он и так всё поймёт. Теперь у неё язык не повернётся сказать, чтобы он ушёл. Теперь она искренне хотела, чтобы он остался. Потому что ей действительно нравилось его внимание, нравились его взгляды, голос, губы и весь он. И что тогда вечером, что сейчас, она безмерно желает его близости.       — Так и знал, — самодовольно кивнул Сатору, улыбаясь.       — Я ещё ничего не ответила.       — Не волнуйся, я понял тебя без слов.       — Ты сказал, что не спишь с пьяными девушками, — напомнила она ему его слова, понимая, что сейчас будет.       — Ты уже не пьяная, — он довольно улыбнулся, а потом и вовсе рассмеялся. — Да и кто сказал, что я собираюсь что-то делать? Утахиме тут же вскипела от злости и стыда. Нет, она передумала. Она всё ещё ненавидит его. Терпеть не может!       — Проваливай, — зашипела девушка, не в силах больше вынести это мучение.       — Не хочу, — он наклонился и коснулся носом её щеки, глубоко вздыхая. — Не хочу, — повторил он уже более низким голосом.       — Годжо, — Иори вся ощетинилась, готовая ему врезать в любой момент.       — Прости. Мне просто очень нравится, как ты злишься, — он обнял её щеку ладонью и зарылся носом в распущенные волосы, снова вдыхая её аромат. Утахиме не стала больше терпеть — она потянула его вниз за рубашку и поцеловала. Годжо тут же улыбнулся сквозь поцелуй и прижал её к себе.       — Я могу привыкнуть к тому, что ты целуешь меня первой, — довольный, словно сытый наглый кот, Сатору рывком приподнял её за ягодицы, заставляя обвить себя ногами.       — Замолчи, — она заткнула его губами, крепко обнимая за шею. Он не стал далеко уходить и усадил девушку прямо на стиральную машину, удобно устроившись между худых разведённых ног.       — Ты же поняла, что я настроен серьёзно? — он тронул пальцами её подбородок, заглядывая в глаза. Да, его серьёзные намерения Утахиме отчётливо чувствовала через плотную ткань джинс, но всё же промолчала и искренне улыбнулась.       — Да, — она с наслаждением зарылась пальцами в его волосы. Её так сильно будоражило то, как он беспокоился о её взаимности, о её согласии, готовности идти дальше, что не могла поверить в своё счастье. Годжо исступленно целовал и трогал её везде, где ему только вздумается, а она старалась отдавать и брать взамен не меньше. Оставляла болезненные следы своего обожания на его коже, слишком громко умалчивая о том, как сильно его хочет и любит. Всё-таки любит. Потому что Годжо всегда умудрялся делать с ней что-то невероятное, затуманивал взгляд и разум, и заставлял видеть лишь его одного. Он мучал её своей глупой очаровательной улыбкой, пытал своим вниманием и влюблял в себя с каждым днём всё сильнее и сильнее. А она боялась признаться в этом. Пока в конце концов не поняла, что сколько бы не барахталась, пытаясь выбраться из этого водоворота, её затягивало все глубже и глубже. А теперь ей и вовсе не суждено было выкарабкаться из этого безумия. Да и, если честно, Утахиме не очень-то и хотелось.