Один на один с собой

Сенку не знал, что творилось в его голове, пока он летел в воду. Наверное, рассчитывал скорость падения по привычке, но потом, скорее всего, доверился инстинктам и принял вертикальное положение сразу, как ноги коснулись дна. К сожалению, усилия оказались напрасны, Сенку тут же подхватил поток, настолько мощный, что пришлось глотать воду, чтобы не захлебнуться. Никогда он не умел плавать, наивно еще с малых лет полагал, что будет справляться за счет науки. В этот раз наука тянула Сенку ко дну прицепленной к ребрам батареей. Хорошо хоть, что обошлось без оголенных проводов, тогда было бы совсем весело. Сенку вцепился в руку Цукасы так, будто был в силах спасти его, будто это имело смысл. Копье пронзило сердце, лишило его права зваться живым, но что-то твердило ученому — это заблуждение, не мог Цукаса умереть, даже если так твердят здравый смысл и логика, даже если кожа у него настолько плотная, что пульс нащупать непросто. Сейчас на это нет времени, нет сил, все уходит на то, чтобы оставаться над водой. Из последних сил Сенку толкал Цукасу на поверхность, надеясь, что он дышит. Под водой разглядеть было сложно, но если это так, то ему нельзя опускаться под воду. Что может быть удивительного в том, что этот громила весит за девяносто килограмм? Это было несомненным преимуществом в охоте на львов, но не тут, где давить весом можно лишь товарища, отчаянно пытающегося сделать все, лишь бы они действительно возрождали цивилизацию без смертей. Просто плыть по течению было недостаточно, приходилось беспрерывно работать ногами, чтобы идти в нужном направлении. Рука онемела, Сенку приходилось прикладывать очень много сил, чтобы они с Цукасой не потонули. Дышать едва получалось, единственным желанием сейчас было поставить мир на паузу и откашляться по-человечески, но сейчас все было против него — начиная приближающимся закатом, заканчивая насквозь вымокшей одеждой. Сенку не мог снять батарею, даже если это поможет ему добраться до земли, так он не сможет ничего противопоставить Хеге, учитывая, что Цукаса вряд ли будет в силах драться. Есть шанс, но полагаться на него не стоит. Удача редко помогала Сенку, а если Цукаса умер, то и на науку надеяться нечего. В какой-то момент он вытянул руку к берегу, умудрился из последних сил взяться за рыхлую почву, у Сенку появилось достаточно времени, чтобы, вопреки стихии, поднять голову и выплюнуть горькую пресную воду, но ни на что более. Их унесло дальше по течению, а ученый теперь впивался ногтями в клочок земли, оторванный вместе с травой. Ноги не касались дна. Под ним было много воды, мелкая, но бурная речка осталась далеко позади, и, видимо, продолжать держаться близко к поверхности помогал только кислород в легких и крови, но этого надолго бы не хватило. Сенку продолжал бултыхаться в воде, поддерживая Цукасу, надеясь, что земля близко. Глаза заливало потом, да и почти всегда он даже не смотрел вперед, так что тут оставалось довериться судьбе, чему-то псевдонаучному, придуманному только для утешения суеверных людей, что их прибьет к берегу как можно скорее. Время от времени вода попадала в рот, душила, заставляла бить рукой по воде, пытаться всплыть. Сенку честно был уверен, что умирает, но еще хуже становилось от того, что Цукаса через это не проходил. Может, ему уже поздно. Сенку не знает, сколько прошло времени, не знает, сколько мучился, но он был абсолютно уверен — подобное купание точно не пошло на пользу. Ученый понял, что его прибило к берегу, когда уперся ступнями в дно. Казалось, будь он чуть сентиментальнее, на глазах бы навернулись слезы, но все его чувства сводились к смертельной усталости, боли в груди и желанию снять с себя мокрую одежду, деть куда-то волосы. Сенку притянул Цукасу на каменистый берег и рухнул рядом. Картинка перед глазами тряслась, как и он сам. Сколько бы он не откашливался, в горле будто бы все еще оставалась вода. Выдохи получались влажными и глухими, вдохи быстрыми и неглубокими. Еще и батарея мешает насытиться кислородом, но снять ее сейчас не получится — одежда не просохла, стягивать веревки будет сложно. Да и на горизонте продолжали вырисовываться проблемы. — Я проткнул Цукасу насквозь. Рана смертельная. Ему уже не поможешь. Сенку знал этот голос, так что поднимать голову не стоило, даже если он понял только последнее предложение. Он посмотрел на раненого товарища. Голова кружилась, но даже так он разглядел, что рана продолжала кровоточить, если вода и замедлила процесс, если и смыла доказательства убийства с одежды, то разорванные ткани явно до сих пор не срослись. Хеге поверить было несложно. «Он не выжил», — пронеслось в голове, быстро и легко. Сенку что-то говорил, но едва слышал сам себя. Он стал выбивать воду из ушей и быстро понял, что не отвлекаться на явно ускоренный сердечный ритм намного приятнее. — Когда я наконец избавлюсь от надоедливого Цукасы, Сенку, нам с тобой нужно будет поговорить по душам, — Хега подходил ближе. Ученый чувствовал, как руки сами собой напряглись, а брови нахмурились. Внутри отчего-то закипала ярость, но он тут же успокоил себя. Не время, не место для такого. Нужно придумать, как укрыться и сделать хоть какое-нибудь оружие. — Ты что, малолетка, которая решила за школой мне в любви признаться? — слова звучат естественно, даже если Сенку чувствует себя так, будто оставил легкое где-то у водопада и теперь должен плыть за ним обратно. — Извини, я женат. Хотя нет, мы развелись. Нам с тобой совершенно не о чем говорить. Улыбается, уверяя врага в том, что он все еще в силах бороться. Как травоядный динозавр, обзаведшийся гребнем, чтобы напугать хищника. Такое вряд ли сработает, Хегу не остановит точно, но это скорее дело привычки. — Возможно. Но прошу меня выслушать. Добьюсь я своего разговорами или же пытками… — копейщик развел руками. — Вопрос только в этом. «Найду способ», — это было всем, о чем сейчас думал Сенку, он успел повторить это уже около четырех раз за время, которое Хега распинался о своем плане. Возможно, самодовольно, но из любой ситуации можно выйти победителем — теория, еще не доказанная наукой, но это не мешало в нее верить. Сейчас его шанс убедиться, что смекалка и знания в силах преодолеть любые преграды. Наивная окраска таких желаний бросилась в глаза сразу, как кончик копья оказался в сантиметре от марганцевой батареи. Отвлечься, забыть, не думать. Страх помешает, добавит в уравнение лишних переменных. — Мы с Цукасой объединились на основании веры в то, что феномен окаменения, случившийся на Земле тысячи лет назад… Сенку не вслушивался. Ему это все было неинтересно, сейчас внимание было сосредоточено на правой руке. Тех сил, что еще не покинули его, не хватало на много действий за раз. Ладонь прижалась к ране. Сенку не рассчитывал таким образом остановить кровь, скорее искал пульс, хоть и не питал уже никаких надежд. Глаза слегка округлились, когда стук глухо отдался по пальцам. Жив. Черт, нет. Даже если сейчас жив, то вряд ли придет в сознание, а на этом клочке земли с трудом найдется что-то, что спасет от такой серьезной раны. По количеству крови ясно, что артерия точно целой не осталась. Сенку мог положиться на удачу, когда ничего другого не оставалось, но тут о ней речи не идет. Если не повреждено сердце, то удар пришелся в легкое. С таким Цукаса не выживет, без посторонней помощи точно, и Сенку бы прямо сейчас сосредоточился на способе его воскрешения, если бы копье не отвлекало, если бы тело наконец пришло в чувства. —…является сортировкой человечества, отделением зерен от плевел, — а Хега продолжал, не обращая, кажется, никакого внимания на то, как у его собеседника напрягается рука. — Такие разговорчики мне миллиард процентов не по душе, — Сенку пытается добавить насмешки в голос, пока все тело мелко дрожит в напряжении. — Напоминаю, безосновательные теории я считаю антинаучными. — Довольно красивых речей, Сенку, — речь спокойная и холодная. — Но ты и сам должен понимать, Земля больше никак не сможет обеспечить население в семь миллиардов человек. Тогда кто из нас достоин жить? Ученый кидает взгляд вправо, быстрый, осторожный. Но и секунды не прошло, прежде чем Хега резко взмахивает рукой, отбрасывая Цукасу с пугающей легкостью. Дыхание перехватило, тело само собой поднялось. Зачем копейщику атаковать лежачего? Это была мера предосторожности, или Цукаса подал еще какие-то признаки жизни? Он не смог двинуться в его сторону. Слишком резко встал, голова закружилась с новой силой, а внимание снова сосредоточилось на том, чтобы дышать. Прерывисто и поверхностно. Странно, что не так? Сенку едва понял, что за речи толкал Хега. До него дошла только последняя часть, и то с пробелами. — Избавиться от всех! Разве не рациональное решение? Окаменение дало человечеству такую возможность! — тон Хеги внезапно стал раздражающим, отдавал приглушенными нотками крика, излишней эмоциональностью. Сказать что-то он сил не нашел, да и вопрос, как ему показалось, ответа не заслуживал. Не сейчас точно, когда воздух и так был самым дорогим ресурсом. Даже активно им пользуясь в научных целях, Сенку никогда не мог в полной мере оценить, насколько туго бы ему пришлось, не будь у кислорода возможности попасть в легкие. Уже пошли осложнения? Видимо. Иначе он это не может объяснить. Сенку уже было сделал шаг назад, уже было подбежал к Цукасе, чтобы, как минимум, увеличить дистанцию между ним и Хегой, но тот среагировал быстрее. Нельзя было принять срезанные повязки за удачу, это предупреждение. Дальше будет страдать плоть, и пока Цукаса не очнулся, у него нет шансов. — Твой научный ум восхитителен, — копейщик указал оружием на луну, будто угрожая всему сущему. — Я знаю, что со временем ты и сам создашь азотную кислоту. Подчиним себе мир и проведем в нем отбор. Из нас с тобой выйдет непобедимая команда. А ведь как знал. С ювелирной точностью Хега попал по мизинцу, будто выпендриваясь. Сенку мог лишь глубже погрузиться в страх. Успокоить себя не получалось, глубоко вдохнуть не получалось, вид крови доводил до тошноты. Где-то секунду ученый боялся, что его либо вырвет, либо он потеряет сознание. Преувеличения. Такого не случится, потому что везде найдется выход. — Твой ответ — «да». Пока я его не услышу, будешь терять по пальцу, — копье, все еще покрытое кровью Цукасы, демонстративно провело тускло-рыжую линию по камням. — А потом обе ноги. Я же сразу предупреждал, что не давал тебе выбора. Я найду способ. Хега не останавливается надолго, он держится от Сенку в радиусе метра, так, чтобы достать копьем, но не пострадать от неожиданного козыря. Ученый с горечью понимает, что, будь у него шанс прямо сейчас атаковать копейщика на таком расстоянии, он бы уже давно им воспользовался. Надежда появится, только если будет возможность скрыться от глаз противника. Голова заболела. В мозг поступает недостаточно кислорода. Глаза бегают, пока тело пытается справляться с тем, что имеет. Сенку сильнее надавил ногой на каменистую землю. Пока он ее чувствует, не упадет. Возможно, бегло кинутый вниз взгляд спас ему жизнь. Цукаса жив. Он сжимает кулак и готов сражаться. Сенку озаряет настолько, что он забывает о том, что секунду назад впадал в панику. Он встает на корточки и с удивительной скоростью загребает те камни, что видит первыми. Притворится, что поддался инстинктам, что выбрал бить. — Не подходи! — никаких лишних слов, главное — передать мысль. Да и этого уже хватило, чтобы запыхаться. Сенку и не рассчитывал ранить Хегу какими-то камушками, но по тому, как реагировал копейщик, можно было понять, что затея удалась. Он не ожидает подвоха, не ожидает, что это что-то кроме заложенных природой повадок, что прямо сейчас противник откупоривает сосуд с оживляющей жидкостью. — Как же некрасиво, что до этого дошло, — разочарование в голосе противника заставило бы улыбнуться, будь Сенку актером похуже. — Возможно, я тебя несколько переоценил. Даже как-то удивительно, что все зашло настолько далеко, что пригодились ласточки. А ведь Сенку брал их с собой, даже не придумав конкретного применения, остановившись на отвлекающем маневре. И сработало. Цукасе выделили шанс покрасоваться, а Сенку мог задуматься об относительной и временной безопасности. Скоро уже и батарея может исполнить свою роль. Даже удивляло, насколько плавно Цукаса двигался, сколько собранности в нем осталось и это после колотой-то раны в грудь, но намного громче в голове отдавалось беспокойство. Двигаться нельзя, это заставит крохотные шансы на выживание еще сильнее уменьшиться, так, что невозможное по праву приобретет статус сверхъестественного. — Мой черед исполнить обещание о перемирии, — уверенно, решительно произносит Цукаса. И Сенку не остановит его. На лице проскальзывает улыбка, когда он силится встать и перебегает за спину товарища. Это выбор Цукасы, глупо полагать, что он не понимает последствий своих действий. — На этот раз я уберегу тебя от опасности! Теперь я сражаюсь за тебя! «Обнадеживает слышать такое от парня с дырой в груди», — подумал Сенку, хоть и не сомневался, что теперь у них действительно может что-то получиться. — Я просто расправлюсь с вами обоими! — копье взметнулось вверх, Хега отступил, готовясь к атаке. — Теперь, когда Цукаса на грани смерти, сильнейшим приматом среди людей стану я! Как и до этого, Сенку не были важны все эти страсти. Его цель — обезвредить человека, сулящего опасность Королевству Науки. — Объединимся и будем бороться вместе, Сенку, — Цукаса был настроен серьезно, и это заставляло ухмылку расползтись еще сильнее. Пока они на одной стороне, все пройдет по плану. Ученому уже не терпелось привести план в действие. — Возьми его на себя, я знаю, что делать, — тихо и быстро, он передал задумку, сжимая мешок с припасами сильнее. Даже если бы Хега их слушал, он не получил бы достаточно информации, не знал бы наверняка, что его ждет, хотя тут догадаться несложно. Цукаса накинулся на бывшего подручного, прерывая его очередной монолог, он с силой ударяет кулаком по копью. Сенку отошел на безопасное расстояние, пытаясь внимательно следить за течением боя. Собой рисковать он еще не решился, так что нужно действовать осторожно. Взгляд Хеги сверлил спину, но он явно не был в подходящей ситуации, чтобы обращать на действия убегающего противника пристальное внимание. Сенку только на руку, не придется беспокоиться ни о чем, кроме плана. Приходилось прикладывать усилия, чтобы ноги не заплетались, практически прикусывать язык, пережидая боль в уставших мышцах. Пригнуться к земле было благословением, но еще лучше ему стало, когда дело наконец дошло до батареи. Здесь действовать тоже нужно было быстро. Сенку с укором посмотрел на дрожащую руку, ищущую в мешке каменный нож. У него нет ни секунды на промедления, но тело этого не понимает, не слушается, приходится крепче сжимать заточенный кусок камня. Он потянулся под одежду, туда, где была закреплена батарея. В обычных условиях Сенку бы внимательно следил за тем, чтобы не ударить себя током, учитывая, что недистиллированная вода отличный проводник, но едва ли в его распоряжении были минуты. Однако минимальные меры безопасности он соблюсти смог — загнул провода так, чтобы они не касались кожи, а потом как мог осторожно протянул их вдоль плеча и предплечья. — На одиннадцать часов! — сигнал для Цукасы, что все готово. Последний штрих, Сенку закрепляет провод уцелевшими повязками и тянется к дорожке пороха, когда видит, что товарищ перелетает через голову Хеги. И как же приятно было наблюдать, как глаза противника расширяются, как он начинает понимать, что сейчас случится. Кажется, даже боль в груди притупилась. Плавным движением руки Сенку поджигает порох, практически ликуя, смотрит на Хегу. Даже поражает, как легко он справился с самым эффективным оружием, которое у них сейчас есть. Хотя нет, скорее раздражает до зубного скрежета. Кем нужно быть, чтобы с такой легкостью отмахиваться от огня? Дальнейший ход действий был предсказуем. Бык побежал на него с намерением задрать рога, и этого нельзя было не ожидать. Пускай пот заливал глаза, а боль в теле начинала нешуточно мешать, Сенку не боялся. — Я тебя одним пальцем могу убить с помощью науки! — он не стеснялся смешивать блеф с фактами, все-таки далось бы это ему не настолько просто, как звучало. Хорошо, что повязки не привлекали внимания, а еще замечательнее, что руки он до сих пор чувствовал с трудом. Холодная река и ночной воздух услуг не делали. — Такой безмозглый блеф сработает только на первобытных людей. Ему не страшно. Хега оказывается на расстоянии, достаточным, чтобы проткнуть его копьем насквозь. — Ясно, Сенку? Нет, ему не страшно. Просто что-то у ребер лопается, когда бык использует рога по назначению. Всего лишь зверская боль и глухой кашель, всего лишь теории о том, сколько костей и мягких тканей это сейчас могло повредить. Сенку отлетел на два-два с половиной метра. Может, все три, глаза почти не видят. Батарея не могла поглотить всю эту силу, соответственно, удар на себя приняло тело. А, как известно, площадь соприкосновения тел… как там слово… Ученый сжимает руку в кулак и пытается вдохнуть. Горло уже горит, в груди поселилось сдавливающее, грызущее внутренности чувство. Но он старается. Задохнуться как-то совсем не хочется. Мало-помалу воздух проникает в легкие. Его все еще не хватает, но, видимо, большего от тела ждать не стоит. В голове хоть чуть-чуть проясняется. Площадь соприкосновения обратно пропорциональна силе. Значит, вполне возможно, что он не сломал ребра, хоть такое нужно проверять, а не питать надежды. Да, нужно. Встать и прощупать грудную клетку, рассмотреть, как выглядит все это дело, потому что по ощущениям ничего конкретного — состояние не лучше второй степени ушиба. И все еще встать нужно, но тело слишком тяжелое, голова страшно болит. Черт, сотрясения ведь нет? Это бы только дополнило ужасную картину, написанную явно не самым миролюбивым художником. Это был голос Хеги, порядком надоевший за столько-то… минут? Десятков минут? Сознание отказывалось признавать, что прошло меньше получаса. Внутренние часы сбились, странно. Даже пугает. Нет, нет, нет. Сосредоточиться на голосах, не думать ни о чем, кроме как о том, что происходит вокруг. — Зачем борешься? Твоя смерть и так неизбежна. Это Хега. Кто-то из них на грани смерти, и точно не копейщик. Сенку пытается быстро изучить, как может двигаться, а что заставит застыть на месте или скорчиться от боли. Метод проб и ошибок, подкрепленный знаниями анатомии. — Что ж, я и сам не знаю зачем. Просто подумал, что неплохо бы еще посражаться. Подумал, что так будет веселее. Колени и стопы, рука, не соединенная с батареей. Пока не задерживает дыхание, боль терпимая. Сенку не уверен, стало ли зрение яснее или просто в камнях разглядывать нечего, но важно только, чтобы ладонь получилось протянуть. Батарея сковывала движения куда сильнее прежнего, она давила и вгрызалась углами в пострадавшие ткани, мешала делать все бесшумно, даже не меняя положения, Сенку все равно не мог вдохнуть достаточно глубоко. Значит, пытаться незачем. — Время веселья подошло к концу. Копье разглядеть он был в силах, но на сиюминутные действия, к сожалению, не хватило. Цукасе придется продержаться еще чуть-чуть. Буквально пару секунд. Рывки вперед бы ни к чему не привели, так что приходилось продолжать двигаться плавно, спокойно. Остался метр, прежде чем он изменил тактику; резко оттолкнувшись ногой, вытянул руку так далеко, как позволяли суставы, после чего проскользил каких-то пару сантиметров. Вдох через стиснутые зубы, чуть позже спровоцировавший еще один приступ кашля, но это уже неважно. Ничто не важно, ведь тело поверженного врага, потерявшего сознание волею науки, сотрясается ударами тока. Они победили. «Хорошая из нас команда вышла», — думает Сенку, кидая взгляд на Цукасу, держащего в руках копье, которым только что был ранен в шею. Теперь нужно перейти к финальному этапу перед возвращением назад — зализыванию ран. Сенку приподнимается, чувствуя, как протестует тело, он борется с уставшими руками и изнеможденными ногами, понимая, что надолго его вряд ли хватит. Аккуратно размотав повязки, вытащив провод, Сенку расстегивает одежду и медленно снимает с себя батарею. Попытки не потревожить ребра увенчались хоть каким-то успехом. В конце концов он разобрался и с разбухшими веревками, связывающими его с чудом технологии. Натертые плечи были последней заботой. Стоило снять с себя четырехкилограммовый груз, как дышать стало намного легче. Конечно, боль мешала, да и глубокими глотки воздуха назвать нельзя, но это всяко принесло облегчения. Смотреть вниз не хотелось, но пришлось пересилить себя — с закрытыми глазами не понять, насколько ситуация серьезна. Фиолетово-желтые пятна шли вдоль ребер, в какой-то степени подражая форме батареи, но силуэт размылся и теперь не составлял цельной картины. Ладонь прижалась к солнечному сплетению. Стоило слегка надавить, как дыхание перехватило, а сердце резко забилось сильнее. Кажется, он коротко вскрикнул, но услышать этого не удалось, только почувствовать жжение в районе шеи. — Хруста… нет, — произнес Сенку сдавленно, скорее по привычке, самому себе. Будто кто-то мог его услышать. Голова резко повернулась вправо. Пришлось заставить себя не вставать сразу, как он вспомнил о Цукасе. Я найду способ. Я найду способ. Я найду способ. Сенку переползал аккуратно, пытаясь не двигаться слишком много, пытаясь не напрягаться слишком сильно, чтобы не нарушить тот хрупкий мир, который уже получилось установить с легкими. Приходилось отсчитывать, сколько секунд идет на вдох, а сколько на выдох, но спасибо, что тело вообще еще может двигается. А вот хотелки усталых конечностей никого не интересовали, как и кофта, висевшая на Сенку только за счет пояса. Даже не хотелось думать, какой мукой будет надеть ее снова. Цукас заметно обмяк, но все еще сжимает копье так, будто боится, что Хега проснется. Рот широко открыт, кожа посерела, глаза, остекленевшие и затуманенные, смотрели куда-то в небо. Расширенные зрачки он предпочел не брать во внимание. Руки трясутся. Сенку подносит ладонь к лицу товарища, пытаясь почувствовать дыхание. Ничего. Это может быть клинической смертью, время еще есть. Целое мгновение надежда продолжает гореть в душе ярким пламенем, но через секунду уже складывается впечатление, будто костер окатило пресной холодной водой. Глаза сохнут, температура тела начинает понижаться. Отодвинуться не получается, как бы сильно не хотелось, тело не двигается. Голос прорезается сам, быстро вырывая суть из того, что сейчас происходит в голове: — Может… Нет, не найду. Мог бы… неоткуда. Нет, я… не может же… — чем дольше это продолжается, тем дальше мысли уходят от смысла, тем сильнее проскальзывает отчаяние. Дыхание ускоряется, руки тянутся к вискам. Он был готов к этому. Ведь Цукаса знал, что не выживет, правильно? Должен быть способ, Сенку ведь должен что-то сделать. Наука всегда работает. Не может быть так, что он ничем уже не поможет. Голова болит, думать не получается. Черт, почему это все должно было случиться? Почему именно сейчас тело решает предать его? Видимо, этого было слишком много. Видимо, Цукаса умер ради благой цели. Видимо, делать нечего. И это все говорило что-то животное, но человеческое не могло с этим свыкнуться, даже когда Сенку пытался лежать спокойно и забыться, поддаться наконец тому, что так просило уснуть. Дышать легче не становилось, боль все еще мешала, но как же он устал. Нельзя спать, нельзя даже думать о таком. Холодный камень и вода явно не дадут спать без страха, да и как он смеет вообще задумываться о том, чтобы оставить себя и Цукасу без защиты? Я беспомощен. Да. Да, он ничего не смог сделать. Пройдут дни, прежде чем тело придет в норму, прежде чем с плеч свалится этот груз. И Сенку собирается караулить, даже попытается сидеть прямо. Не чтобы доказать свою полезность, а чтобы успокоить хотя бы душу. Ведь все, что ему остается — свято верить в помощь извне.