Брак по расчету

Лида окончательно проснулась только утром следующего дня. До того она вставала только в туалет и снова падала без сил спать. Ей казалось, что таким образом она сможет сбежать от ужасной постылой реальности. А еще ей снился Сережа. Здоровый, румяный, улыбающийся, одетый в свою любимую синюю летнюю спортивную форму, такой, каким был до своей болезни. Просил не грустить и не переживать. Она вытерла набежавшие слезы — больше Сережи не будет. Никакого. Ни здорового, ни больного. Только во сне и на фотографиях. Это добивало больше всего. Когда умер отец, она так сильно не жалела. Быть может, потому, что тот пил и творил всякие гадости, в том числе поднимал руку на мать. А быть может, потому, что отец особо в воспитании детей не участвовал, предпочитая впадать в две крайности — либо дарить подарки, зачастую в начале загула, чтобы придобриться, либо раздавать воспитательных лещей и подзатыльников, чаще всего в конце загула, чтобы не шумели и не мешали папке отсыпаться с похмелья. В результате подобных перекосов в воспитании отношение к отцу было соответствующим. Петр Милованов для детей стал неким странным персонажем, периодически появлявшимся в их жизни в случае трезвости и постоянно жизнь усложнявшим в случае запоя. Сережу же Лида любила, чисто, по-детски наивно и трепетно. Она помогала с ним матери, когда та зашивалась на работе, забирала братишку из детского сада, когда он подрос, потом стала водить в школу, благо его взяли в ту самую, где и она училась. А потом Сережа стал маленьким самостоятельным мужичком, поскольку отцу до него не было дела, мать пропадала на работе в попытках прокормить двоих детей, а сестра заканчивала учиться и собиралась поступать куда-нибудь, куда сдаст экзамены. А потом завертелось. Лида поступила учиться, переехала из домашнего ада в общежитие, где и оставалась до конца учебы. Сережа скатился в учебе, поскольку родителям некогда было с ним заниматься, да и денег на репетиторов тоже не было. Сама Лида оплатить его потребности не могла, перебиваясь на стипендию и случайные подработки. Потом наконец-то доучилась и попыталась устроиться в Красноярске после расставания с Антоном. Но долго там не продержалась и вернулась обратно домой. Дома все было по-прежнему — гулянки, пьянки, драки, побитый Сережка, осмелившийся отцу дать сдачи. Только сейчас Лида начала понимать, что опухоль в голове брата могла возникнуть и из-за побоев. Шутка ли — регулярно получать удары, тычки и подзатыльники с самого детства. Отец считал, что это и есть воспитание, мать препятствовать не могла, сама порой получавшая себе синие «украшения» по всему телу. Ну а дальше уже известно. Лида устроилась работать продавцом, чтобы не тяготить семью, ведь внезапно оказалось, что в Вильске культурологи даром не нужны. А пожилая бабулька-пенсионерка, занимавшая непыльную должность в местном музее при таком раскладе дел вполне могла еще пережить и Лиду, и других молодых. Вот так все и вышло. Потом отец таки допился, что отказала печень, и в доме наконец-то стало тихо. Сережка подтянул за летние каникулы свои хвосты и начал нормально учиться. Лида с матерью продолжили работать, желая, чтобы и он получил хоть какое-то образование. На вышку Лида бы не замахнулась с его оценками, но Сережа мечтал выучиться, как и сестра. Вот только платить за учебу пока было нечем. Лиду спасала непрестижная профессия и регулярная стипендия, ради которой она тянулась изо всех сил. Но Сережа вряд ли смог бы повторить ее путь. Говорить об этом с братом она не стала, но прекрасно понимала, что он не сможет сдать вступительные экзамены в какой-нибудь приличный вуз с востребованной специальностью. Его потолок — местный колледж экономики, хотя вряд ли они смогли бы оплатить обучение в нем, даже отдавая почти все деньги. А потом Сережка заболел в начале нового учебного года. Банально упал в обморок на физре, хотя раньше ничего подобного не случалось. Конечно же, учительница вызвала и скорую, и школьную медсестру, Сережу забрали в больницу обследовать, долго и нудно пытались понять, что с ним, пока не отвезли в область. Сначала все списывали на высокие нагрузки после каникул, но уже областные специалисты вынесли вердикт — рак. Ну а дальше уже было не до школы. Сначала пытались лечить его дома, переведя на домашнее обучение, потом — и вовсе уложили в больницу под врачебный надзор. Ну а потом это вот все… Вспоминая свое невеселое прошлое, Лида переоделась, наконец-то сняв надавившее руки и плечи платье и надев свой спортивный костюм, расчесалась кое-как и даже умылась в ванной, успев вдоволь полюбоваться на свое унылое лицо с припухшими веками, покрасневшими глазами и сопливым носом. Убрать последствия длительной истерики будет сложно, но пока что ее это все не интересовало. Когда Лида спустилась на кухню узнать, что творится в доме, там неожиданно оказался Виктор собственной персоной. Он осмотрел подошедшую жену и, ни слова не говоря, взялся греть приготовленный ею позавчера суп. Впрочем, оставалась еще половина кастрюли, видимо, охрана не сильно на него налегала. Лида молча клацнула кнопкой, включая чайник. Настроения что-то обсуждать не было. Когда Виктор поставил перед нею тарелку с горячим супом и ложкой, она лишь молча кивнула, выражая благодарность. — Ешь, сегодня будет трудный день, — тихо и несколько печально ответил тот, стараясь не смотреть на жену. Лида зачерпнула горячего золотистого супа с кусочком морковки и покорно проглотила. Голода она не чувствовала, да и вообще плохо осознавала свои потребности, но указание выполнила. Спорить с Виктором и тратить остатки своих моральных сил ей не хотелось. — Сегодня в десять похороны. У тебя есть час, чтобы собраться, — довольно будничным тоном заявил тот, отводя взгляд. — Знаю, я, возможно, поторопился, но хотелось все это уладить сразу. — Где? — тихо спросила Лида. — На Бактинском кладбище, — пожал плечами Виктор, — туда ближе от моего дома. Ты все равно будешь ездить отсюда, поэтому… — Я поняла, — перебила она его и постаралась быстрее доесть свою порцию. — Так как я не знаю больше твоих родственников или знакомых, то осмелился пригласить несколько человек… для массовки, — Виктор махнул рукой. Идея ему явно не нравилась, но что уж там. — Среди них бывшая классная руководительница Сергея, насколько я помню, она его уважает. — Да, твои информаторы прекрасно поработали, — грустно отозвалась Лида. Думать о том, что еще могли нарыть об их семье Виктор или Дмитрий, ей не хотелось. Эдак все грязное белье полезет наружу. — Я же должен знать, с кем имею дело, — Виктор наконец взглянул на нее, но ничего не сказал по поводу ужасного внешнего вида. Просто молча поднялся из-за стола и налил чаю, решив, что от него не убудет поухаживать за своей женой. — К тому же, среди них друг Сергея, Василий Потянкин. — Они вместе сидели за одной партой, — чуть всхлипнула Лида, вспоминая веселого рыженького мальчугана с неизменными веснушками. Он часто спрашивал у их матери и у нее, почему не может прийти в гости к Сереже. И они выдумывали какой-то бред, не желая говорить правду. Что-то в духе «отец придет с ночной смены и ему нужно поспать» или же что они будут заняты… На самом деле ни матери, ни Лиде не хотелось, чтобы чужой мальчишка видел всю эту разруху, пьянки, а то и побои. Это было чем-то слишком личным, слишком постыдным и мерзким, чтобы втягивать туда еще и чужого ребенка. — Не важно, — отмахнулся Виктор. — Главное то, что на похоронах будет от силы человек десять включая тебя и меня. — Ты поэтому назначил так рано? Обычно похороны происходят днем, а не утром, — попыталась включить голову Лида. — Не хочу лишней болтовни, это раз. Не хочу кормить людей, не имевших к Сергею никакого отношения, это два. Ты прекрасно знаешь, что на любые похороны всегда припрется десяток старушек, желающих на халяву поесть и попить. Я не понимаю этой глупой и мерзкой традиции, во Франции, например, такого нет и не было. Поэтому чем меньше народа знает, тем лучше. Если кто-то желает благотворительности, то я не против устроить такую акцию под названием «Помоги пенсионеру дожить до пенсии в этом месяце», но превращать похороны в фарс я не намерен. — Ты был во Франции? — Лида наконец смогла зацепиться хоть за что-то мыслями. В голове плавала сплошная каша. Что она скажет учительнице, друзьям Сережи? Что она вообще там будет делать? — Скажу больше, у меня там расположены швейные фабрики и еще некоторые производства. Вот поэтому мы не бедствуем, — Виктор покачал головой и поднялся. — Я пойду собираться, тебе рекомендую тоже начать. Найду тебе что-то траурное. Лида попыталась как-то сопоставить швейные фабрики с образом Виктора, не преуспела и молча пошла собираться, оставив недопитый чай на столе. Дальнейшее слилось в один какой-то странный и печальный фарс. Насколько Лида знала, на похоронах должен был присутствовать священник, но пришедший мужчина в деловом костюме, а не в рясе, на священника был похож меньше всего. Собравшийся на кладбище народ в траурных черных одеждах мерз, поэтому долго всю процедуру не проводили. Священник что-то поговорил о молодой и невинной душе, умершей за грехи семьи, учительница поплакала, несколько молодых парней стояли, понуро склонив головы. Лида то и дело вытирала катящиеся слезы, чтобы они не замерзли. День как на зло выдался морозным, хотя и солнечным. Говорят, когда идет дождь во время похорон, то это означает, что покойный грустил о своей смерти. Но что означал мороз, Лида не знала, поэтому куталась в свою теплую толстую черную куртку и черную шапку, купленную Виктором по дороге, и надеялась, что не простынет. Затягивать похороны не стали. Лиде первой доверили бросить ком земли на гроб, погруженный в яму. Она плохо соображала, поэтому сомневалась, что все должно было происходить именно так. Это было больше похоже на похороны в фильмах, так хоронили католиков, но спорить с Виктором она не захотела. Их семья не была истово верующей, самого Сергея наверняка даже не крестили, за себя Лида тоже не знала, но подозревала, что родители этим не заморочились в силу каких-либо обстоятельств. Сама она тоже не слишком верила в бога, поскольку он бы никогда не допустил всего творящегося ужаса, если бы был на самом деле. Тем более теперь, когда узнала о темных, таящихся в ночи, Лида сильно сомневалась, что бог вообще участвовал во всем этом кошмаре. Поэтому ко всем процедурам отнеслась совершенно равнодушно — делают и делают, что еще нужно? Закончив со погребением, они все распределились по машинам — на такое дело Виктор расщедрился и арендовал еще один автомобиль, почему-то черный, а не излюбленного серого цвета. Впрочем, Лида сидела в его персональной машине и молчала. Она прокручивала в голове какие-то ничего не значащие сожаления и соболезнования от пришедших людей — там была еще парочка знакомых семьи, которые знали о ситуации в целом, но никак помогать не собирались, подруга матери, тоже вызванная Виктором, и еще какая-то то ли тетка, то ли троюродная сестра по отцовской линии, которую Лида вообще видела впервые в жизни. Она с нею даже словом не перемолвилась, да и о чем вообще можно разговаривать с совершенно чужим человеком? Виктор действительно провел большую работу, разыскав ее дальнюю родню, но толку от этого никакого не было. За столом в арендованном по такому скорбному случаю кафе разговор не клеился. Парням разрешили выпить спиртного, женщины зыркали друг на друга исподлобья, будто бы пытались уследить, не съела ли соперница больше нужного. Виктор толкнул какую-то пространную речь о рано умершем молодом таланте, хотя уж кто-кто, а он точно должен был знать, что у Сережи особых талантов никогда и не было. Да, любил гонять мяч, но кто из мальчишек не увлекается футболом? Лида почти не вслушивалась в его слова, потому что это все не имело смысла. Мертвому от этих речей ни холодно, ни жарко, а живые особого интереса не проявляли. А потом до нее наконец дошло, почему сложилась такая противная атмосфера. То, что она восприняла за злость на лицах женщин, было банальной завистью. Ей завидовали потому, что она вышла замуж за богатого парня, заграничного бизнесмена, что получила просто так все те блага, которых они были лишены. На нее смотрели презрительно, мол, что он в ней нашел? Ею брезговали и презирали, но все равно завидовали. Лида отодвинула протянутую ей Виктором рюмку и уныло уставилась в свою полную тарелку. Кусок в горло не лез под взглядами родственницы… Единственным человеком, который смотрел сочувствующе, была классная руководительница Сережи. Именно она в свое время убедила мать отвезти его в область, поскольку у самой тоже были проблемы с дочерью и в областной клинике ее вылечили. Но тут ситуация была иной. На Лиду гневно зыркнула тетушка, что-то прошипела о том, что она не хочет помянуть собственного брата, но Лида лишь скривила лицо. — Не стоит, — мягко заметил Виктор, который изо всех сил сдерживал грозящую взорваться бурю. Он как мог заливал обаянием чужих теток и старался сделать так, чтобы не случилось драки. Лида его обаяния в упор не замечала, уставившись в тарелку, но сам он прекрасно осознавал масштабы ужаса. Не будь его здесь, эти мымры уже растерзали и так замученную девушку своими претензиями. — Мы дома помянем, как полагается. А нам еще в больницу ехать… — Ох, горе-то какое… — запричитала одна из материных подруг, то ли Лиля, то ли Мила, Лида не помнила, как звали эту пухленькую невысокую тетушку, знала лишь, что она работала вместе с матерью лет десять назад, а после уволилась, так как ее муж открыл собственное дело и взял ее продавцом в овощной магазин. Кто-то подхватил причитания, кто-то шмыгнул носом. Лида покосилась на Васю — рыжий пацан превратился в высокого долговязого парня — он не стеснялся шмыгать носом и смахивать слезы со щек. Пожалуй, они здесь с ним были единственными искренними в своих чувствах. Когда этот фарс закончился, Лида постаралась уйти сразу, как Виктор расплатится за заказ. Оставшиеся тетушки принялись спешно доедать салаты и какие-то пироги, Лида не могла сказать даже, с какой начинкой они были. То, что не смогли доесть, стали сгребать в кулечки домой. Выглядело это как-то… теперь Лида понимала, как. Не бедняцки даже, а нищенски. Так странно и так отвратительно. С одной стороны, она их понимала — оставить большую часть еды просто так было жалко, но с другой стороны, ей казалось, что они пришли только чтобы поесть в нормальном кафе, ведь Виктор никогда не заказал бы какой-то клоповник. — Да уж, не повезло тебе с родственниками, — вздохнул Виктор. — Я эту тетку так хотел загрызть, ты не представляешь… — он приобнял Лиду за плечи, и она не стала отстраняться. Зачем, если и так понятно, что ее жалеют и утешают. — Рыжую? — шмыгнула носом Лида. — Угу, рыжую… мне казалось, что дай ей волю, и она прямо на столе начнет мне себя предлагать вместо тебя. Если бы не остальные, то было бы сплошное позорище. Фу… Лида пожала плечами. Даже если бы Виктор и согласился, то самое большее, что грозило бы ее тетушке — погрызенная шея и уменьшение количества крови. Хотя ей полезно, а то дурная кровь била в дурную же голову. — Как ты только это терпишь? — Лида остановилась у машины Виктора и замерла. Позади кто-то был. Чей-то пристальный взгляд буквально буравил ее спину. Виктор и себе оглянулся и чертыхнулся. — Проклятые журналюги. Теперь и из этого сделают очередную сенсацию. Вот кого терпеть невозможно, — он поспешно открыл дверцу, усадил Лиду и заставил пристегнуться, сам сел с другой стороны. На этот раз машину вел Саша, который присутствовал с ними на похоронах, но больше в качестве охраны, чем для поминок. К тому же, он следил за машиной, периодически выходя якобы на перекур. Лида оглянулась — где-то справа мелькнул блик камеры. Настроения это ей не добавило. Теперь еще ее зареванная рожа будет мелькать в газетах и журналах. Вообще замечательно… Она склонила голову и задремала, пытаясь сбежать в спасительную тьму и мягкость сна от ужасной реальности. Лучше уж так, чем знать, что твое персональное горе станет достоянием публики, его будут смаковать в перерывах между кофе и туалетом, в курилках и болтая с подружкой за рюмкой чая. Как это все выдерживали знаменитые люди, Лида даже не представляла.