***
— Ты не можешь просто взять и отнять у него имя, которое дал при рождении! — рявкнул РСФСР, сжав ладони в кулаки. — И что, что имя немецкое? Он ведь твоя столица! Нельзя просто взять и сменить ему имя. Ты хотя бы у него спросил, хочет ли он этого или нет? — Меня это не волнует, — холодно ответил Российская Империя своему сыну и на миг взглянул на смирившегося Санкт-Петербурга. — Немцы в этой войне наши враги, необходимо уничтожить всё, что с ними связанно в моей стране. Включая и имя нашей столицы. — Ты лицемер! — шикнул цесаревич, от чего Император удивлённо вскинул брови. — Сам был фанатиком всего прусского и немецкого, крутишь роман с бывшим правителем немцев, а сейчас так себя ведёшь! Во время войны забудешь даже свою любовь, чтобы?.. — хотел было закончить свой вопрос РСФСР, как Император дал ему сильную пощёчину, не стерпев такого тона и наглости к себе, от чего его сын едва не упал на пол, едва удержавшись на ногах. Бывший Санкт-Петербург затаил дыхание и замер, даже не зная, что ему делать. Заступиться за цесаревича или продолжать также наблюдать? Столица знал, что отношения наследника и Императора заметно испортились после Первой революции, но чтобы так, что Империя посмел поднять на своего отпрыска руку, а тот в свою очередь так неуважительно относился к отцу… — Петроград, выйди, — сразу же отдал приказ Российская Империя, на что Петроград сразу же вышел, тревожно взглянув на Императорскую семью. — Ты… Впервые меня ударил? — ошарашенно, будто не веря, спросил РСФСР, подняв на отца удивлённый взгляд. Старший русский заметил в глубине карих глаз сына некую злобу, которая его насторожила, но он не подал виду, потому лишь так же холодно и спокойно ответил цесаревичу: — Будешь знать с кем и как разговаривать. Надеюсь, ты усвоил этот урок. Ты слишком расслабился, РСФСР. Я никогда не поднимал на тебя руку, но видимо зря этого не делал, сразу бы всё понимал с первого раза. Если тебе нечего сказать, то уходи, — закончил Император. Наследник сжал ладони в кулаки и, развернувшись, вышел из зала, ненавистно скривившись. Идя по коридору, тот размышлял обо всей ситуации с войной, с народом и прочим. Партия РСДРП уже разделилась на большевиков и меньшевиков, последние были слабаками, как считал сам цесаревич. Он прислушивался к первым, их радикальные идеи находили в его душе больше понимания, чем программа меньшевиков. И как назло, в преддверии войны им не нашлось места в Государственной думе, вместе с эсерами, с которыми у них были схожие взгляды, поэтому они не имели никакой власти, что только больше злило наследника. И это было не совпадение, а желание Российской Империи, не допустить социалистические партии к власти, что часто приводило к спорам и конфликтом между отцом и сыном. Будучи в раздумьях, РСФСР даже не заметил, что едва не сбил высокого мужчину с короткими каштановыми волосами, в тёмно-зелёном мундире. Ойкнув, он привлёк к себе внимание цесаревича, а узнав его, наследник удивлённо вскинул брови: — Екатеринбург? Что ты здесь делаешь? — спросил РСФСР, оглядев коридор, а когда убедился, что они одни, сказал гораздо тише. — Я же сказал тебе оставаться у себя с другими членами партии. — Я бы так и сделал, правда, — ответил город также тихо, а затем и продолжил. — Но меня сюда вызвал Санк… Петроград, чтобы передать какой-то приказ всем городам Урала. Наверное, что-то связанное с промышленностью, — предположил Екатеринбург, пожав плечами. — Так, хорошо, я понял, — помассировав виски, ответил РСФСР. — Как вообще дела у вас? Как реагируют на войну? Что говорят? — спросил он, смотря городу в его янтарные глаза. — Они готовы помочь в войне, будут сражаться до победы, — ответил мужчина, на что получил недовольный взгляд цесаревича, Екатеринбург сразу же на такое ответил. — Они всё ещё не довольны таким шагом Российской Империи, но не могут пока никак повлиять на ситуацию. — Переписку с ораторами поддерживаете? — Конечно, один из них в Швейцарии активно пропагандирует идеи марксизма, — кивнул мужчина. — Это хорошо… Очень хорошо, — задумчиво ответил РСФСР, а затем и кивнул Екатеринбургу. — Ладно, я тебя понял, ты можешь идти, а то ещё заметят нас с тобой, лишние вопросы возникнут. А мне и так уже хватает разборок с отцом и его подозрениями, что я хочу его сместить. Город на это быстро кивнул и пошёл дальше по коридору, в кабинет к Петрограду, который находился рядом с кабинетом Императора. Но столица не ждал в нём своего гостя, а следил за ним и РСФСР в одной из комнат, где была приоткрыта дверь в коридор, иногда ловя некоторые фразы из диалога, звучащие чуть громче. И то, что он слышал, приводило его в ужас. — Сместить Российскую Империю? — тихо спрашивал сам у себя Петроград, выйдя из комнаты, как только коридор стал пустым. — Марксизм… Так вот на почве чего возникают у них конфликты. РСФСР хочет сделать страну после правления Императора социалистической, — ошарашенно догадался город, быстро идя по другому пути в кабинет Российской Империи, чтобы доложить ему о возможной опасности. Нет, его сын не сможет совершить переворот, это слишком трудно, в особенности в его положении, когда всё правительство встанет на сторону Императора, вся армия и народ, который в него верит. Но всё же, кто знает, как повернётся ситуация?***
— Чёрт! — крикнул Кёнигсберг, едва успев отскочить в сторону от пролетающей мимо части укрепления. Немец даже не был уверен, что это было, времени рассматривать у него не было. Главное остаться живым, а если и умереть, унести за собой сотни русских солдат, что посмели наступить на земли его страны, на земли его же провинции! Сейчас, смотря, какая ситуация сложилась, никто не поверил бы, что руководящий операцией Петроград и Кёнигсберг были когда-то очень хорошими друзьями. Оба города сейчас боролись только на стороне своей страны, не выражая сочувствия и понимания друг другу, борясь за победу только своей стороны. — Огонь! — нервно рявкнул Петроград, поправив ремень с винтовкой. После его слов поле боя вновь озарилось громкими выстрелами в армию немцев, часть которых тут же попадала, а кто-то яростно кричал от боли, проклиная своих врагов. Пули же, к счастью, не попали в Кёнигсберга, потому что тот в самый последний момент приник к земле. С облегчением вздохнув, бывшая столица продолжил наступление, взяв в руки оружие с плеча, и прицелился в ближайшего противника. Глаза Петрограда горели яростью и некой ненавистью к войскам врага, ведь прекрасно осознавал, что именно они, русские, терпят сейчас поражение, уже сейчас заметно, насколько велики их потери на фоне немцев. И ни столица Российской Империи, ни бывшая столица Пруссии не знали, как поведут себя, как отреагируют друг на друга, если они встретятся на поле боя. Сразу нападут, забыв обо всём, что было до этой чёртовой войны? Или в глазах обоих промелькнёт какое-то сочувствие и нежелание участвовать в войне? Никто не знал, и, может, к счастью, если бывшие друзья не встретятся лично на фронте. Никто на поле боя не знал, сколько времени прошло с момента начала операции, все солдаты были вымотаны, битвы уже были несравнимы с первыми днями. Русские солдаты один за другим погибали на прусской земле, но и немцы теряли своих воинов также, от чего часть поля и вовсе опустела. Не было видно даже ясного неба из-за густого серого дыма, от чего становилось не понятно: день ли сейчас или всё же ночь. Земля покрылась пылью и кровью солдат, которые лежали на ней же. Среди них Кёнигсберг с ужасом заметил несколько своих офицеров, с которыми он хорошо общался, проходил подготовку. Сам же бывшая столица сейчас медленно, прихрамывая, шёл в сторону от шума и криков людей, пытаясь хоть немного отдышаться и прийти в себя. Зажимая кровоточащую рану на плече, тот шёл через скопившийся над землёй густой дым, иногда щурясь и мотая головой, чтобы в голову не лезли разные негативные мысли. Война — сама по себе уже штука болезненная, несущая горе, это Кёнигсберг знал уже давным-давно, когда даже Российской Империи не существовало. Но немец не успел заметить перед собой высокую фигуру, возникшую из дыма, которая уже держала оружие наготове, завидев врага. Но как только они оба встали друг напротив друга, у обоих удивлённо поднялись брови вверх. Только если Кёнигсберг с ужасом обнаружил вооружённого русского, который целился прямо в него, то Петроград удивился потрёпанному и вымотанному виду бывшей столицы, но в тот же момент с трудом вернул нахмуренный и холодный взгляд в сторону немца, на что тот лишь замер, чуть прищурившись, наблюдая за русским. У Кёнигсберга была на плече винтовка, но он просто физически не успеет её достать и нацелиться на Петрограда, тот может прикончить его сразу же, на месте. — Убьёшь меня? — необычно спокойно спросил Кёнигсберг, разглядывая голубые глаза русского, в которых, и правда, отражался лёд Балтийского моря. От такого вопроса немца по телу Петрограда прошлись неприятные мурашки, но виду не показал. Как же больно было осознавать, что некогда хорошие друзья стали врагами, только по воле судьбы их правителей, которые затеяли войну друг с другом. Сейчас города стояли так, будто видели друг друга лишь мельком, будто всех речей между ними никогда и не было. «Кем мы стали, Кёнигсберг?» — мысленно спросил Петроград. «Мы стали теми, кем всегда боялись стать, Санкт-Петербург», — про себя ответил Кёнигсберг, будто прочитав этот вопрос в немного грустном взгляде русского. У Кёнигсберга возникло странное чувство. Он сильно боялся, зная, на что способен Петроград ещё со времён Отечественной войны 1812 года или же по рассказам солдат, которые успели заметить, что творил русский на фронте, с какой жестокостью расправлялся с каждым противником на его пути, что вызывало и восторг, и страх одновременно. Но, несмотря на все эти характеристики, на опасения за свою жизнь, в его душе зарождалась некая надежда вместе со спокойствием. Если он умрёт, за него обязательно отомстят, сотрут с лица земли эту Российскую Империю. А немцы в гневе очень страшны, это уже испытали многие, в том числе и французы, которые нападали на них с Запада. Перед столицей русских стоял очень трудный вопрос: убить ли? Если он сейчас даст слабину, отпустит оружие, может немец воспользуется этим и убьёт его? А может, убив сейчас Кёнисберга, армия немцев лишиться символа, за который нужно сражаться, за воплощение их бывшей столицы? В голове стали возникать разного рода картины, что будет, если убить немца, от чего Петроград даже сжал покрепче рукоять стрелкового оружия. — Нет, — едва слышно ответил он, уверенно смотря на Кёнигсберга, а затем и опустил оружие, на что бывшая столица удивлённо вскинул брови и ошарашенно смотрел на Петрограда, даже не зная, что ему делать. Может всё же взять на всякий случай в руки винтовку? Но… смысл? Русский дал понять, что не станет нападать и, тем более, убивать его. — Я не буду убивать тебя, Кёнигсберг, — уже более громче ответил Петроград, глянув на его рану на плече. — Ты слаб, ты добыча для любого русского солдата здесь, а убивать беззащитного — это поражение для самого себя. Я тебя отпускаю, просто иди и обработай свои раны, — спокойно закончил столица, развернувшись к нему спиной, чтобы скрыть своё разочарование. Он уже собирался уходить, как сам Кёнигсберг его остановил, взяв за локоть, от чего русский обернулся и удивлённо посмотрел на него. — А только ли в моём состоянии дело? — спросил немец, на что Петроград только отвернул голову и, вырвав свою руку, направился дальше, даже не боясь, что бывшая столица попробует выстрелить ему в спину. Петроград всё равно не смог бы в него выстрелить, даже если бы тот не был ранен. В этом русский был слаб. Столице был дорог Кёнигсберг, даже сейчас, будучи врагами на войне, ровно то же чувствовал и немец. Бывшая столица не смог бы причинить вред своему бывшему другу. — Благороден… Не выстрелил, зная, что я не смогу убежать… — почти шёпотом, сказал Кёнигсберг, прежде, чем его нашли немецкие солдаты: — Кёнигсберг! Вам нужно срочно перевязать раны, да и вообще осмотреть! — воскликнул офицер, уже отводя свой город в сторону палаток, где его уже ждал лекарь, чтобы осмотреть. — С вами всё хорошо? — обеспокоенно спросил ещё один солдат, глянув на Кёнигсберга, который был в каком-то отрешённом, потерянном состоянии. Город посмотрел на спросившего мужчину и покачал головой: — Всё нормально, бои просто вымотали, — нашёл причину столица Восточной Пруссии и зашёл в палатку.***
— Ничего не выходит! Пошёл прочь! — от злости крикнул Германская Империя, прогнав прочь одного из офицеров, который сообщил печальные новости: немецкая армия терпит поражение от французов и англичан, а на востоке они не могут зайти дальше Польши и Прибалтики, не говоря уже про взятие столицы. В кабинете Германской Империи около окна стоял и Австро-Венгрия, скрестив руки на груди и чуть нахмурившись. Немец подошёл к нему и обнял за плечи, от чего австриец тяжело вздохнул. — Не стоило тебе начинать эту войну из-за меня, я здесь только обуза, выигрываю бои только за счёт твоих солдат, — недовольно пробурчал австриец, положив голову на плечо возлюбленного. Армия Австро-Венгрии была слаба, это было понятно, и это осознавал сам Император. Выигрывали они бои только благодаря подкреплению армии Германской Империи, они могли дать отпор русским. Австриец ощущал, что он обуза, как бы немец его не защищал и не убеждал в обратном. И обиду за это австриец держал в первую очередь на себя. — Ты не обуза. Обуза те двое, которые не могут даже Российскую Империю задержать на своих фронтах, — успокаивающим шёпотом сказал Германская Империя. — А мы с тобой молодцы, не даём продвинуться русским вперёд, да и войну я эту рано или поздно развязал бы, просто повод долго пришлось придумывать… — Но он же прорвался вперёд. В Галиции… — хотел было воспротивиться Австро-Венгрия, как немец его остановил: — Его надолго не хватило, сейчас он чего-то выжидает, даже особо наступлений не делает, а значит, либо у него закончились силы, либо и правда грядёт что-то страшное для нас, но мне кажется, что это точно не так. Мне люди сообщили, что сейчас у них в армии дезертирство, нет чёткой дисциплины, а народ в самой стране уже бунтует. Кто-то даже присылает пропагандистские газеты солдатам, что играет нам только на руку. Как только выведем из войны Российскую Империю, сосредоточимся только на Западном фронте, а там одержим верх над Францией и Великобританией. Ещё ничего не потеряно, Австри… — прошептал немец, поцеловав возлюбленного в щёку. — И мы справимся с этой войной вместе и вместе её выиграем. Представь, как мы будем диктовать всем в Европе свои условия! Всем до единого, даже для этого наглого англичанина и глупого француза! — с улыбкой мечтательно заявил Германская Империя, на австриец также слабо улыбнулся, а затем и резко закашлялся, прижав руки ко рту, чем очень даже испугал мужчину. — Н-Не волнуйся! Всё хорошо, просто я немного приболел на фронте! — сразу же хрипло, из-за кашля, заверил его Австро-Венгерская Империя, прежде чем немец что-то успел спросить. Лучше не жаловаться на своё здоровье и скрывать от Германской Империи его состояние, и так поводов волноваться у Империи есть, а тут ещё и Австро-Венгрия будет нагружать его лишними переживаниями. — Тебе бы поправиться сейчас, Австри, — нахмурился Император. — Всё же, кто будет управлять войсками, если ты разболеешься? — спросил возлюбленный и хотел было продолжить, как в дверь, постучали, от чего он недовольно шикнул и повернулся лицом к двери. — Да! В кабинет зашёл Берлин со злорадной улыбкой, которую столица пытался сдержать. Неужели хорошие новости за это время? — С чем пожаловал, Берлин? — спросил Германская Империя. — Прекрасные новости на Восточном фронте, Ваше Величество, — ухмыльнувшись, тезисно сказал город, а Император заинтересовано смотрел на него, изогнув бровь. — В Российской Империи революция: народ бунтует, а сам Император уже отрёкся от престола.***
— Я его наследник! Я должен править! — возмущался РСФСР, стоя рядом с одним из министров Временного правительства, который лишь качал головой на все его возмущения. Сейчас наследник бывшей Империи, которая существовала около двух веков, отстаивал своё право быть будущим правителем. Но эти наглые люди, зачинщики революции, люди, которые заставляли его отца подписать отречение от престола, лишили его законного права! — Пока не будет собрано Учредительное собрание, которое решит судьбу нашего государства, даже вы не будете стоять во главе, — спокойно ответил глава правительства, хмурясь. — Раньше, когда умирали монархи, никто не ждал никакого собрания! — рыкнул РСФСР. — А я законный наследник! Я бывший цесаревич, и вы должны присягнуть на верность мне, а не сами вершить судьбу моего государства! Я законный правитель, а не вы! — Раньше революций и не случалось, которые приводили к концу монархии, — сразу же нашёл отговорку министр, а затем и сказал. — Не мешайте нам заниматься делами, РСФСР! Если будут вопросы, обращайтесь, но пока нам некогда, мы должны решать судьбу нашего государства. — Это моя забота! Я должен решать судьбу своего государства, — прошипел Советская Республика и сжал кулаки от злости, развернувшись, он вышел из кабинета министра, закрыв дверь с громким хлопком, от чего мужчина с облегчением вздохнул, начав что-то бубнить себе под нос из-за всей ситуации с сыном Императора. — Да как они смеют! — чуть ли не кричал бывший цесаревич. — Кучка наглых, противных министров! Как они смеют у меня отбирать власть?! — и всё же мужчина не сдержался и ударил кулаком в ближайшую стену, даже не взглянув на неё, попал в зеркало, от чего то покрылось трещинами. Рядом ойкнула невысокая девушка с русыми волосами, заплетёнными в две косички, и рубиновыми глазами, которая подошла к РСФСР. Русский посмотрел на неё и чуть нахмурился, узнав в ней Симбирск, которая помогала ему с Петроградским советом и пропагандой. — Разбить зеркало к несчастью, — тихо заметила город, посмотрев с разбитой поверхности на бывшего цесаревича. — Симбирск, что ты здесь делаешь? — спросил мужчина, протерев кулак, которым он разбил зеркало. Ты же должна быть на собрании у рабочих. А если тебя здесь увидят? Лишние вопросы будут к тебе. — Рабочие и главы совета хотят видеть вас, РСФСР, — тихо, смотря по сторонам, чтобы их не услышали, объяснила девушка. — Один из ораторов вернулся к нам из Финляндии, у него есть планы на вторую революцию, которая приведёт к власти… — хотела продолжить город, как русский закрыл ей рот ладонью и огляделся по сторонам, на что та лишь промычала. Многие большевики после революции возвращаются после ссылки в столицу, что не может не радовать, а то, что уже и говорят, готовятся к новой революции, которая приведёт к власти их, то это и вовсе повод для счастья, только главное не раскрыться раньше времени и не вызывать подозрений. — Не здесь же, Симбирск, — также тихо сказал РСФСР, но уже с лёгкой улыбкой, а затем и отпустил ладонь со рта девушки, а после и та неловко, смущённо улыбнулась Республике. — Но я рад, что всё идёт как нужно. А главное, что нам никто не помешает: за отцом следят, он уже не имеет существенной власти, Временное правительство слабо, хоть и имеет власть. Но что такое власть без силы? — ухмыльнулся русский, искренне злорадствуя своей скорой победе. — Сообщи это верхушкам Петроградского совета. Как только я вернусь, нам будет, что обсудить с ними. Симбирск с готовностью кивнула наследнику, сложив руки на бока, а затем и ответила ему: — Тогда мы будем вас ждать ближе к вечеру. Или у вас нет каких-то серьёзных дел? — спросила город. — Когда отрёкся отец у меня убавилось дел, — хмыкнул РСФСР без улыбки, снова вспомнив об отце, который остался совсем один и сейчас находился будто в ссылке. — Поэтому я приду туда уже через час.