***
Выйдя на работу, Тэхён принялся за нее с небывалым рвением. Наметилась поездка в Сомали, и он встретил новость о ней с воодушевлением. Ему необходима была новая обстановка, незнакомые виды и ландшафты, в которых не было бы узких итальянских улочек, так и навевавших на него мысли о Чонгуке. Сомали — нищее африканское государство, уже несколько десятилетий оправлявшееся после гражданской войны — некогда принадлежало Италии и в те времена славилось богатством и красотой своего столичного города Могадишо. Тэхён, не посчитавший нужным заблаговременно поискать информацию об этом городе и стране в целом, с удивлением выслушал наставления гидов, настойчиво требовавших от них никуда не отклоняться с намеченного маршрута и не исчезать из поля зрения вооруженной до зубов охраны, коей было так много, что вся их немногочисленная группа, прибывшая для съемок, просто терялась в пестроте камуфляжа. Оказалось, приезжих в этом городе не любили, и уже многие годы существовала некая группировка, организовавшая нападения на туристов и теракты. Еще больше поразил сам город. По приезду ему в руки сунули фотокарточки прежнего Могадишо, восхищавшие изяществом восточной архитектуры, но все, что Тэхён видел сквозь толстые тонированные, да еще и запыленные окна огромного бронированного джипа, который вез их в отель — развалины, разруху и невежество. Это не были те роскошные развалины, которые можно увидеть в Риме или в Греции, где руины сами по себе настолько ценны и красивы, что представляют собой точку притяжения туристов со всего света. Руины Могадишо — обвалившиеся от взрывов, светившие многочисленными пробоинами от пулеметных очередей, тонущие в развалах мусора — стены некогда красивых зданий. И все же, когда Тэхён оказался вблизи моря, когда глаза охватили его бурные лазурные волны, накатывающие на светлый берег, усеянный такими же светлыми развалинами, он подумал, что никогда не видел более живописной картины. Как жаль, что разрушив свой город, сомалийцам не хватало ни знаний, ни стремлений, ни финансов, чтобы хотя бы сохранить и привести в порядок развалины. Этот город мог стать одним из центров мирового туризма, как знак утраченной красоты, потому что даже в столь плачевном виде, в котором находились все здания Могадишо, они были невероятно красивы и притягательны. Может даже более, чем прежде. В какой-то момент Тэхён даже подумал, что ему, наверное, хотелось бы, чтобы жители вообще покинули этот город, оставив его на охрану ЮНЕСКО, которое бы привело его в порядок, очистило от мусора и пускало в него туристов, как в памятник фантастической человеческой глупости. Однако он был удивлен, увидев, что одна из прибрежных зон Могадишо активно застраивалась современными высотками. Как выяснилось, кампания модного дома, на который он сейчас работал, также разворачивалась под эгидой привлечения в Сомали новых капиталов. И вместо того, чтобы приводить в порядок старый город, иностранные инвесторы строили новый. Впрочем, Тэхён об этом сильно задумываться не хотел, в конце концов, он никогда не желал быть сопричастным ни экономике, ни политике. Не хотел, да позже все-таки пришлось. В один из дней они посетили маленькую сомалийскую школу, в которой работали практически одни волонтеры. Штат работников был небольшим и состоял в основном из женщин. Нашлась среди них и кореянка, которая, к удивлению Тэхёна, единственная из всех, выражавших искренние симпатию и благодушие при знакомстве с ним, осталась отстраненной, холодной и даже, как показалось Тэхёну, откровенно его не переносила. По крайней мере, она не спешила отвечать на его попытки завести с ней разговор и частенько делала вид, что не понимает, когда он обращался к ней на корейском. После небольшой фотосессии они вместе направились к памятнику погибшим, где также сделали несколько совместных фото. Потом на берег. В один из улучившихся свободных моментов, когда Тэхён оказался рядом с землячкой, он еще раз попытался вывести ее на разговор, хоть и не сильно надеясь на ответ: — Кажется, Вы не слишком рады быть здесь? Она вдруг резко обернулась и посмотрела прямо ему в глаза. — Почему я должна быть рада? — ответила она. — За день, потраченный на пустые фотосессии, я могла бы провести как минимум шесть уроков арифметики для сомалийских малышей, которых никто кроме нас не считает нужным чему-либо обучать вообще. Моя новозеландская коллега Аниса должна была провести несколько занятий для взрослых касаемо необходимости сохранения экологии, Мэг могла бы изучить со своими учениками новый урок по английскому языку — перечислять можно бесконечно. Так чему я должна быть рада? — Вы имеете что-то лично против меня? — растерянно спросил Тэхён. Не ожидая ответа вообще, он был серьезно сбит с толку внезапной откровенностью этой женщины. — Вас — нет. Зато очень много чего против лицемерия богачей, разведших тут ненужную строительную активность, в то время как настоящий город и его жители утопают в нищете и невежестве. Что дадут эти ваши бесконечные фотосессии? Привлекут еще одного отельера? — она повела рукой, призывая Тэхёна оглянуться. — Давайте, застроим последний более-менее чистый пляж ненужными никому отелями, привезем сюда кучу туристов, оградим территорию их пребывания колючей сеткой... Вы, Вы, Тэхён-ши, хоть видели, что на самом деле представляет из себя Могадишо? Были на рыбном рынке? Были на других пляжах? Хотя, что я спрашиваю: на них не возят таких, как Вы. Тэхён покачал головой, хоть и понимал риторичность вопроса. — Вот именно! Нигде не были. Ничего не знаете. Не видели, что творят здесь люди и к чему приучают своих детей. Сюда надо привлекать общественные организации, волонтеров — всех, кто готов нести знания в ряды местных жителей, а не капиталы на строительство новых стекляшек! Тэхён растерянно молчал, потрясенный выпадом. Несмотря на то, что мозгом он понимал, что женщина не стремилась задеть или обидеть лично его, все же ее слова попали в цель, хотя бы потому, что — Тэхён знал это за собой — его не так уж сильно интересовала жизнь людей вокруг. Даже позволив себе рассуждения на счет развалин и человеческой глупости, благодаря которой за четыре десятка лет цветущий город превратился в руины, он все же не считал нужным вникать, почему так произошло и какова была жизнь жителей Могадишо и Сомали сейчас. И как и многие люди он мог отделаться мыслью: я лишь капля в море, чтобы что-то сделать. Но ведь это было неправдой. Он не был каплей в море. Миллионы людей по всему миру знали его и готовы были поддержать любую инициативу, не говоря уж о том, что он сам мог финансировать любую кампанию. Кому, как не таким, как он — имевшим доступ к финансовым и человеческим ресурсами— брать на себя ответственность за судьбы тех, кому в жизни повезло меньше. Эту мысль внезапно подкрепил произошедший позже непонятный и неприятный инцидент, когда несколько их джипов были окружены толпой агрессивно настроенных людей, не пропускавших их в отель. Глядя на размахивающую своими автоматами охрану, поднявшую такой галдеж, что Тэхён слышал его даже сквозь толщу бронированного стекла, он сильнее осознал, каковы на самом деле реалии жизни в Могадишо. Особенно учитывая, что среди людей, преградивших им путь, были и дети. Позже, улучив момент, он снова попытался заговорить с той кореянкой. — Покажите мне, — сказал он, привлекая ее внимание, — какой он: настоящий Могадишо. — Точно хотите? — уточнила она. — Точно. Однако на следующий день, когда Тэхён планировал и даже согласовал все свои дальнейшие передвижения с охраной, в отель неожиданно нагрянул Чонгук. Увидев его на пороге своего номера, Тэхён в прямом смысле подвис. — Собирайся, Тэхён, — сходу сказал тот, подвинув его рукой и проходя внутрь. Зашарив глазами по номеру, он нашел чемодан и даже успел его раскрыть, когда Тэхён наконец пришел в себя. — Что ты делаешь? Я, вообще-то, на работе. — На работе? — сразу вскинулся Чонгук. — В твоем контракте нет пунктов, согласно которым компании разрешено подвергать твою жизнь опасности, привозя в небезопасные для туристов страны. Я подам на них в суд! — Чонгук! Его удивленное восклицание было прервано визгливым звонком стационарного телефона. Тэхён, нахмурено глянув на Чонгука, обошел кровать и поднял трубку. Оказалось, звонил юрист, тут же принявшийся извиняться за произошедший вчера инцидент, обещавший выплатить штраф и просивший не обращаться в суд. После окончания разговора Тэхён некоторое время просто растерянно смотрел на Чонгука. — Чонгук, ты что — заявился к моему работодателю? — А что я должен был делать?! — воскликнул тот, доставая из кармана мобильный. — Что это? На вас вчера напали, Тэхён? Это есть работа? Тэхён удивленно смотрел на экран, где разворачивалось видео с произошедшим вчера на дороге случаем. Удивительно, как в городе, где сотовую связь не сыщешь днем с огнем, кто-то умудрился не только все это заснять, но еще и каким-то образом выложить в интернет. Еще больше удивило то, насколько быстро Чонгуку удалось попасть в Сомали — насколько Тэхён помнил, вопрос с визами и сопровождением, которое было обязательно в этой стране, решался довольно долго. Трудно было представить, что заставило Чонгука приложить, несомненно, немало усилий, чтобы получить разрешение на приезд уже на следующий день. Тем не менее, его появление здесь с таким настроем потихоньку начало раздражать. — И что? — холодно спросил Тэхён. — Это позволяет тебе вести себя подобным образом? — Я бы, возможно, и вел себя по-другому, если бы ты удосуживался отвечать на звонки или хотя бы на сообщения! — Знаешь, ты ведешь себя странно для... — Для кого, Тэхён? — подогнал его Чонгук, видя, как вспыхнувший Тэхён замешкался. Для ёбаря, трахаря — на языке вертелось черти-что. Ну да, только попробуй ему это сказать! — Для не понять кого, Чонгук! — в итоге вывернулся Тэхён и, желая скорее свернуть с щекотливой темы, твердо закончил: — Я не собираюсь отсюда уезжать. У меня есть дела, которые я собираюсь выполнить вне зависимости от того, хочешь ты этого или нет. — Какие такие дела? — продолжал настаивать тот. — Все, Чонгук, давай прекратим! Мне уже пора. Однако Чонгук перехватил его у двери, прижав к стене и блокировав любой отход руками. — Не прекратим, Тэ! Ты отсюда не выйдешь! Точно не без меня. — Ну окей, отлично. Давай со мной! — психанул Тэхён, оттолкнул его и, схватив маску, спешно покинул номер. Через десять минут, когда они усаживались в джип, Тэхён уже не был уверен в том, что не поторопился с решением: насупленный Чонгук, естественно усевшийся с ним в один автомобиль, смотрел на всех волком, в то время как остальные: и члены съемочной группы, которые выразили желание отправиться с ним, и охрана — с живейшим интересом пялились уже на них двоих. Впрочем, все мысли о том, как они, демонстративно отвернувшись друг от друга, выглядели со стороны, вскоре вылетели у него из головы, так как они приехали на побережье, состояние которого потрясло Тэхёна с первого взгляда. Кореянка-волонтер уже поджидала их там. — Нравится, Тэхён-ши? Как думаете, кто-нибудь захочет построить отель на этом пляже, если Вы на нем сфотографируетесь? — Несмотря на очевидную иронию вопроса, в голосе кореянки слышалось только грусть. Она уверенно шагала впереди, не обращая внимания на мусор под ногами, и тем самым подгоняла всех за собой, хотя Тэхёну хватило одного взгляда, чтобы понять, что из себя представляло здешнее побережье. — А, я наступил на какой-то труп! — вскричал один из фотографов, всполошив всю их небольшую группу. — Не беспокойтесь, — спокойно откликнулась кореянка. — Это всего лишь труп дельфина. — Всего лишь?! — Хотя чему тут было удивляться: почему бы трупам дельфинов не найти здесь свое место, если в огромных развалах мусора из бутылок, предметов личной гигиены и фекалий, химических препаратов и шприцов находились даже палатки, в которых на постоянной основе жили люди. Что еще сильнее поразило Тэхёна — что в воде, в этом полном смраде, где на поверхности какой только мерзости не плавало, бултыхались дети. От одной мысли, что среди них могла бы быть его Ю-Ри, Тэхёну поплохело. Еще хуже было на рыбном рынке. С трудом скрывая омерзение, съемочная группа шагала по кровавым разводам на полу, огибая туши рыб, черепах или млекопитающих. Тэхён любил рыбу, любил мясо и, конечно, не ему так думать или говорить, но кушать кусок мяса, думая о нем, как о чем-то абстрактном, не имеющем отношения к живому существу, не то же самое, что видеть, как это самое живое существо заживо освежевывают. Но, главное — бегающие здесь кругом дети, что уж говорить о взрослых, воспринимали этот акт вопиющей жестокости как нормальное положение вещей. В отель они вернулись подавленными. Тэхён был настолько оглушен увиденным, что даже не возражал, когда Чонгук прошел в номер следом за ним, сел позади него на кровать и молча обнял. — Так можно жить, Гуки? — тихо спросил он. Память рисовала людей, которые жили хуже бродячих собак. И сами были хуже зверей. — Но ведь живут же. — На месте каждого увиденного сегодня ребенка я видел Ю-Ри. — Чонгук промолчал, только крепче обнял, и они сидели так еще долго, погруженные каждый в свои мысли, пока Тэхён немного не пришел в себя, не огляделся по сторонам и не сказал: — Тебе нельзя оставаться в моем номере. Тут строгие мусульманские законы. — Я и не собирался. — Чонгук поцеловал его в шею и, пожелав спокойных снов, вышел. На следующий день они вместе вернулись в Милан, однако Чонгук уехал почти сразу, лишь повидался с Ю-Ри. Тэхёну от этого было даже легче: проще сконцентрироваться на другой задаче, которую он поставил перед собой. Практически сразу по возвращению он впервые за долгое время подключился к онлайн-трансляции. Зрителей набралось неимоверно много — он не ожидал, что спустя столько лет бывшие арми и нынешние фанаты проявят активность и встретят новость о его трансляции с подобным радушием. Рассказав о своей жизни в последние годы, Тэхён поделился своими впечатлениями о Сомали, показал фотографии с пляжа Могадишо, с рынка и еще несколько особенно впечатляющих картин, и в конце призвал — нет, попросил — всех неравнодушных посодействовать, кто чем может, будь то деньги, личная помощь, распространение информации или еще что-то. Судя по всему, этому своему выступлению он был обязан приглашению в Могадишо — теперь уже не по работе, а группой активистов и знакомых ему волонтеров — недели три спустя. Возвращаться в Сомали особого желания не было, однако, сделав первый шаг, Тэхён уже не мог отступить. Как и прежде сопровождаемый многочисленной охраной, он приехал в знакомую уже школу. Его провели в актовый зал, и Тэхён был по-настоящему сбит с толку и удивлен, увидев, что тот весь был полон народу. Более того, при его появлении зал оживленно заскандировал. Ведущая со сцены пыталась восстановить порядок и призвать всех занять места, однако на это ушло приличное количество времени. — Господин Ким, — наконец начала ведущая, коей выступала главный координатор волонтеров в Могадишо, — мы попросили снова приехать Вас сюда, чтобы отблагодарить. Вы, наверное, удивлены такому количеству народа, но и мы тоже, потому что все здесь присутствующие — волонтеры, которые приехали после вашего обращения. Более того, многие другие люди по всему миру подали заявки на участие и сейчас проходят соответствующие процедуры оформления. Среди них учителя, медики, энергетики, люди самых разнообразных профессий, которые не побоялись и выразили желание работать в Могадишо на общественных началах. Кроме того, уважаемый Тэхён-ши, на счет нашей организации поступили большие средства, — она назвала какую-то баснословную сумму, услышав которую Тэхён даже неверяще потряс головой, — и человек, пожертвовавший практически треть этой суммы, сейчас также здесь. Позже, когда все овации, поздравления и благодарности завершились, а Тэхён пожал руку, кажется, каждому новому волонтеру, он, стоя рядом с Чонгуком, оказавшимся тем самым благотворителем, сказал: — Ты не должен был. — Почему? — Чонгук смотрел на него не то чтобы удивленно, скорее вызывающе. — Тебе это не интересно. — С чего ты взял? Ты же сам сказал в своей трансляции: пока не увидишь — не поймешь. Я увидел. Понял. Принял. Так что не думай, что это только ради того, чтобы угодить тебе. Их отношения на протяжении уже нескольких недель стабильно катились к черту. Тэхён понимал, что причиной тому был сам. Даже увидев Чонгука здесь и узнав, что он не просто откликнулся на его призыв о помощи сомалийцам, но и пожертвовал на это крупную сумму, первое, что почувствовал Тэхён — раздражение. Поняв причину, почему Чонгук так настойчиво вернулся в его жизнь, Тэхён перестал строить какие-то надежды и оттого — от охватившей его безысходности — начинал все больше на Чонгука злиться. Зачем вернулся? Зачем заявил о себе, заставив снова закровоточить душу? Зачем всякий раз показывал, насколько он хорош? И пусть Тэхён не был по-настоящему счастлив, живя один, с Ю-Ри, тем не менее, это было лучше, чем сейчас, стоило лишь представить, что будет, когда это самое проклятое притяжение пройдет и Чонгук решит окончательно его оставить.Часть 9
2 мая 2021 г. в 16:43
Солнечный луч, пробившись через невесомую завесу белого тюля, пробрался на подушку, заставив спящего Тэхёна поморщиться и потревожено заворочаться. Он перевернулся на бок, сквозь сон пошарил рукой по соседнему месту и, ухватив ладонью пустоту, открыл глаза.
Соседняя подушка была продавлена, сбитое белье хранило следы прошедшей ночи, однако в кровати он был один и, судя по прохладе белья, давно. Тэхён медленно поднялся, натянул домашние штаны и вышел из комнаты. Осторожно заглянул в комнату Ю-Ри и, убедившись, что дочь в ближайший час точно не собиралась просыпаться, прошел в гостиную, а затем и на кухню, растерянно оглядываясь. Пустота и тишина, царящие в квартире, заставили усомниться, не привиделись ли ему все: и прогулка по ночным улочкам, и последовавшая ночь. Стало вдруг очень холодно.
— Малыш...
Тэхён облегченно выдохнул: руки, обвившие его сзади, разом изгнали просочившийся в душу холод.
— Где ты был? — спросил он, накрывая ладони Чонгука своими и вместе с тем подаваясь ближе к его теплу, кожей к коже, впитывая его в себя.
— Спал, — вздохнули под ухо, мягко прихватили губами мочку. И даже если Тэхён хотел уточнить, что значил его ответ, однако то, как шумно Чонгук вдохнул его собственный утренний запах, как горячо, почти влажно задышал ему в шею, трясь носом и в конце концов начиная лениво-сладко целовать, постепенно сжимая кольцо рук — все это в миг рассеяло любые мысли в голове Тэхёна.
— Проклятье какое-то, — тем временем зашептал Чонгук, толкаясь в него бедрами. — Хочу тебя, как подросток. Постоянно. На всех поверхностях. Помнишь, как тогда, в нашей квартире?
Тэхён кратко кивнул. Он тоже хотел, вспоминал. Тоже чувствовал себя подростком, который будто не налюбился вдоволь — настолько резво тело реагировало на любую близость Чонгука. Его голос, его руки творили с ним нечто невероятное, заставляя принимать любую нужную им форму, будто он был пластилином. Поэтому он нисколько не возражал, когда Чонгук подтолкнул его к кухонной стойке.
— Какой ты все еще растянутый, — хрипло и восхищенно шептал Чонгук, плавно в него проталкиваясь. Ладони, блуждая по спине, обжигали кожу. — Мокрый. Боже...
Тэхён, прикусив ладонь, старался не застонать. Все, что сейчас происходило с Чонгуком, открывало для него новые грани собственной сущности. Он думал, что давным-давно переступил черту, когда сексуальная близость была до такой степени желанной, однако с Чонгуком его тело жило отдельно от сознания. Более того, с каждым разом ему хотелось больше.
На следующую ночь все повторилось. И на следующую. Все дни до этого они провели, гуляя по городу, а вечером, уложив Ю-Ри, целуясь и ласкаясь, перебрались в его комнату.
Как обычно, Тэхён не помнил, когда заснул: Чонгук в очередной раз довел его до того состояния, когда сознание плавно гасло, вяло фиксируя единичные моменты: как Чонгук обтирал его полотенцем, кажется, гладил щеки, отводя с лица мокрые пряди, как шептал что-то — Тэхён не помнил, что, — а потом была темнота.
Проснулся Тэхён на едином вдохе. Сев на кровати, он слепо осмотрелся — в комнате было темно, вероятно, была лишь середина ночи — и глаза подстроились не сразу. Какое-то время он бездумно вглядывался в темноту, мало помалу выхватывая из общей монохромной массы очертание убранства комнаты: окна, тускло подсвеченного с улицы, стола с покоящимися на нем книгами, разворошенной кровати. Сознание медленно и вяло, не сопровождаемое спящими пока эмоциями, констатировало простую истину: в кровати он снова был один.
Тэхён поднялся и, одевшись, покинул комнату. Прошел к гостевой. Как он и ожидал, хотя не очень понимал, почему — видимо, неясное чувство, сопровождавшее его весь предыдущий день, наконец оформилось в понимание, — Чонгук спал там, раскинувшись на кровати.
Тэхён опустился на пол, прижался спиной к ребру кровати и опустил лицо в ладони. Сознание, просыпаясь, возвращало себе обычную текучесть мыслей. Вернулись чувства и эмоции, и сейчас, сидя рядом с кроватью, на которой мирно и крепко спал Чонгук, не находясь в его руках, глушащих любые мысли, Тэхён с ясностью осознал, что настала пора перестать себя обманывать. Яркой вспышкой вдруг вспомнилось, как Чонгук сказал с утра: “Что за проклятье постоянно тебя хотеть”, и это фраза внезапно объяснила все, что между ними происходило.
Какой же ты глупый, Тэхён... От таких, как Чонгук не уходят. То, что ты сделал, не прощают. Сам бы ты точно не простил.
И пусть всеми фибрами души Тэхёну хотелось верить, что некогда связывавшие их чувства чудесным образом выжили, это, конечно, не могло быть правдой.
Ласка, нежность Чонгука? Их наличие объяснялось проще всего: особенностями мягкой натуры и доброты. Тэхён никогда не смог бы представить, чтобы Чонгук мог быть хоть с кем-нибудь грубым — видимо, это до сих пор распространялось и на него.
Любовь к Ю-Ри? Но ведь и сам он некогда полюбил Джейми, разве ему требовалось для этого любить его отца — Стива? Или, может, любовь требовалась для того, чтобы лечь со Стивом в постель? Ерунда все это, розовые фантазии мечтательных особ, романтизирующих интимную близость. И пусть сам он любил Чонгука до сумасшествия — как начал, так и не переставал, но все поступки Чонгука умещались лишь в одну им же сказанную фразу: проклятье тебя хотеть. Ничего удивительного, что спать он предпочитал без него.
"Как много тех, с кем можно лечь в постель, как мало тех, с кем хочется проснуться" — кстати вспомнилась строчка из некогда услышанного им стихотворения. Раньше Тэхён никогда не воспринимал ее на свой счет, сейчас же она забилась, заскреблась внутри, все переворачивая в душе. Стало до безумия больно, хотелось кричать в темноту. Но все, что позволил себе Тэхён — сжать руками голову и с силой зажмуриться, не позволяя себе слезы.
Этой ночью Тэхён больше не ложился. Заглянув поутру в зеркало, он первым делом подумал, что следует вернуть прежний цвет волос. Быть блондином не шло не только в его возрасте, но и в образе мыслей, а именно так он себя и ощущал в последнее время.
Когда Чонгук появился в кухне, Тэхён был уже там. Он сам сходил за круассанами и теперь так же, как и некогда Чонгук, варил капучино.
— Ты уже встал? — Чонгук, сонно улыбаясь, остановился на пороге.
Тэхён обернулся и окинул взглядом его фигуру: красивый. Ну какой же ты красивый, Гук! Сильный. Чонгук был в одних лишь домашних штанах, и обнаженная грудь поблескивала гладкостью чуть золотистой кожи, натянутой поверх идеально подкачанных мышц. Оправдывать себя было так легко: как можно не растечься на все готовой лужей при виде этого великолепия?
Видимо, все эмоции отразилось у него на лице, так как Чонгук, криво усмехнувшись, незамедлительно шагнул в его сторону.
— Садись, Чонгук, — Тэхён увернулся, сделав вид, что не заметил намерения Чонгука его обнять. — Сейчас налью кофе.
— У нас все хорошо?
Тэхён обернулся. Чонгук, послушно усевшийся за стол, смотрел на него прищуренным взглядом.
— Что может быть не хорошо?
— Не знаю, малыш. Молоко закончилось, круассаны в булочной подгорели... Может, черная кошка перебежала дорогу, когда ты выходил на улицу.
Тэхён хмыкнул, снова отворачиваясь к кофеварке.
— Все хорошо, Чонгук. Я не настолько мнителен.
— Да неужели? — Чонгук все же исхитрился незаметно к нему приблизиться: снова обнял со спины. Снова сильные ладони обожгли кожу, скользнув под футболку и постепенно лишая Тэхёна воли. Если бы не последовавшие за этим слова, которые Чонгук, поцеловав его в затылок, вдруг горячо зашептал в ухо: — Подожди немного: сейчас отведем Ю-Ри в садик, и потом я тобой займусь...
— Займешься мной? — Тэхён на секунду обомлел, прежде чем вспыхнуть спичкой, выворачиваясь из чужих рук. — Займешься мной, Чонгук?! Я для тебя вид спорта? Может, штанга, которые ты так любишь тягать?
— Господи, Тэхён, — Чонгук на мгновение приложил ладонь ко лбу.
— А, может, пмс-ная девица, которую нужно хорошенько оттрахать, чтобы поднять настроение?
— Что такое ты говоришь? — Чонгук попытался поймать его за руку, но Тэхён не дался, отступил, раздраженно отмахнувшись от него рукой.
— Пей свой кофе, Чонгук! Я пошел будить Ю-Ри.
Когда пришло время выходить из дома, Чонгук с ними не пошел, да и Тэхён не хотел. За все утро они больше не перекинулись ни единым словом. Тэхён самостоятельно собрал Ю-Ри, накормил завтраком, а Чонгук только поцеловал ее перед уходом.
Передав дочь воспитателю, Тэхён первым делом направился в парикмахерскую, а затем — на вокзал, где купил билет на ближайший поезд, желая развеяться и побыть в одиночестве. Италия была настолько компактной и живописной в каждом своем уголке, и столь удобной в плане логистики, что через сорок минут после посадки в поезд Тэхён оказался в невероятной по красоте и уюту деревеньке, а, как известно, ничто не лечит раненое сердце настолько же хорошо, как путешествия и новые впечатления. Вот и Тэхён, оказавшись в новом месте, почувствовал себя немного лучше. Жалеть себя сразу как-то расхотелось, вспомнилось, что, даже когда Чонгук рано или поздно их оставит, у него все еще будет Ю-Ри, а значит и смысл жизни.
Под вечер пришло сообщение от Чонгука: “С тобой все хорошо, Тэхён?”. “Замечательно”, — ответил он, а потом вспомнил, что Чонгук собирался на следующий день уезжать. Впрочем, ни о каких прощаниях даже думать не хотелось, поэтому домой он не торопился.