Путь к себе. К тебе. К нам

Они и вправду были подобны подросткам, оторвать которых друг от друга могли лишь внешние обстоятельства — настолько они были друг до друга голодны, так сильно не могли насмотреться, надержаться за руки, надышаться одним воздухом. Одежда, парфюмерия, предметы личной гигиены, даже ювелирные изделия уже через несколько дней перемешались в едином беспорядке, в котором ни один из них не думал разбираться: надеть на себя вещь другого, воспользоваться его гелем для душа или сбрызнуться его духами стало единственным способом постоянно ощущать его рядом. Они витали в облаках, и на землю их спускала в основном лишь Ю-Ри. — Это папотькина лубаска! — обвинительно провозгласила она, тыкая в Чонгука пальцем, пока он медленно расхаживал по кухне, застегивая на груди пуговицы. — Ничего подобного. — Конечно, это была рубашка Тэхёна, но ведь чем-то он должен был компенсировать себе необходимость в очередной раз от него оторваться. — Папотькина! — продолжала настаивать дочь. — Нет! — продолжал в ответ отнекиваться Чонгук, посмеиваясь в сторонку и между тем вытаскивая из холодильника необходимые для завтрака продукты. — Сама подумай: папочка чей? — Тчей? — Мой. А, значит, и рубашка моя. И ты моя. — Патиму папотька твой? К счастью, по лестнице как раз спускался Тэхён. Увидев его, Ю-Ри сразу же забыла про свой вопрос, бросившись к нему в объятия. — Чего расшумелась? — спросил он, присаживаясь перед дочерью на корточки. Ю-Ри, как это частенько бывало в его присутствии, насупилась, угрюмо поглядывая на Чонгука из-за плеча. — Чонгуки сказал, что ты — его! — Называй Чонгука папой. — Патиму? Тэхён закатил глаза, а Чонгук, как раз подошедший к плите в намерении приготовить омлет, рассмеялся: не очень-то им с Тэхёном удавалось справляться с внезапно подросшей любознательностью Ю-Ри. Да и вопросы с каждым разом становились все более каверзными. Вот как объяснить ребенку, почему у всех детей в ее окружении есть мама и папа, а у нее — два папы? — Разве плохо иметь еще одного папу? — и, предупреждая очередной неудобный вопрос типа «А где моя мама?», Тэхён добавил: — Ты умылась? Иди быстро. Завтрак почти готов. Ю-Ри послушно поплелась в ванную, посматривая на них из-за плеча, а Тэхён, подойдя к Чонгуку сзади, прижался к нему со спины, делая вид, что наблюдает, как тот взбивает венчиком яйца, но, на самом деле, просто соскучившись по его теплу, хоть и оторвались они друг от друга лишь с полчаса назад. — Неужели ты никогда не готовился к такому вопросу? — спросил Чонгук, потершись затылком в ткнувшийся в него нос. — Готовился. Но мне определенно нужно время подготовиться лучше. — Подумаем над этим вместе? Тэхён благодарно поцеловал его за ухом и глубоко вдыхнул его запах. После душа волосы Чонгука были влажными и — Тэхён не сразу сообразил — пахли его собственным шампунем. От этого понимания, от вмиг охватившей его тихой радости, захотелось растворить Чонгука в себе. Он туже сомкнул на его груди ладони, одновременно вжимаясь сзади всем собой. — Патиму ты обнимаес Чонгуки?! Тэхён вздрогнул, но руки ослабил лишь совсем немного, не отпуская до конца. Пробудился внутренний бунтарь, не желавший дальше скрывать свои чувства, тем более, дома. Рано или поздно Ю-Ри придется привыкнуть к этой картине, почему бы не начать процесс привыкания сейчас? — Почему тебе можно, а мне нельзя? — серьезно спросил он и, не услышав мгновенный ответ, повернул голову и посмотрел на дочь. Та стояла с задумчивым выражением лица, сжимая перед собой своего зайца. — Я ни абнимаю! — Обнимаешь, я видел — много раз на дню. — Эта он миня абнимает! — А почему он тебя обнимает? — Потому сто я — его! — Как это ты его? Он что, твой папа? — Да! — Вот и называй его тогда так! Ю-Ри смешалась, не понимая причудливого хода его мысли. Чонгук в его руках уже откровенно веселился: спина его так тряслась, что Тэхён шутливо зафиксировал его на месте, сжав предплечья, волнуясь, как бы яичная масса не вылилась мимо сковородки. Напоследок придержав его за бедра, Тэхён потерся о них своими и в конце концов нехотя оторвался, принявшись собирать на стол и поглядывая на Ю-Ри, которая, надувшись, сидела на стуле. Таким и было их маленькое, вновь обретенное счастье — счастье на троих, и каждое мгновение Тэхён, с бережливостью скряги, собирал в копилку своей души. Но случались в их маленьком раю и случаи недопонимания, которые могли затягиваться на неопределенное время. Они не ссорились — видимо, им обоим требовалось время, чтобы до конца осознать, что малейшая ссора уже не разведет их в разные концы света. И все же они пока побаивались быть друг с другом слишком откровенными — Тэхён уж точно, предпочитая переживать свое плохое настроение внутри. Однако причины для него крылись вовсе не в Чонгуке — вернее, в нем, но с иного ракурса. Будто переключившись с себя на другого человека, Тэхён часто чувствовал, что Чонгука что-то тревожит, не дает покоя. Иногда тот расхаживал по дому настолько потерянным, что Тэхёну начинало казаться, что Чонгук жалеет о сделанном, и это мгновенно портило Тэхёну любой настрой. Однако потом тот приходил в себя, обнимал, целовал, говорил, как сильно любит и никогда не оставит, и в итоге Тэхён начал приходить к пониманию, что причины странного поведения Чонгука кроются в другом. На самом деле, ключи к разгадке таились в мимолетно сказанных фразах, случайно озвученных мыслях, брошенных как бы невзначай и чаще всего затушеванных другими темами, и Тэхён все сильнее приближался к разгадке. — У вас не сильно много фотографий, — как-то сказал Чонгук, рассеянно рассматривая несколько фотокарточек в рамках, стоящих на стеллаже в гостиной. Их было, действительно, совсем мало, да, честно сказать, Тэхён вовсе не помнил, какие из них стояли на полках. Он почти никогда не смотрел на них ни прежде, ни, тем более, сейчас, но теперь, подойдя к стеллажу вслед за Чонгуком, замер, растерявшись. Сердце болезненно кольнуло: на некоторых из них они были сфотографированы всей семьей, на паре — он со Стивом. Почему он до сих пор не догадался их убрать? И с этой панической мыслью сразу же понял: не может. Это был дом, где они жили со Стивом, с Джейми — как он мог убрать их фотографии? Что он скажет сыну, когда тот решит вернуться домой? Кроме того, дань памяти не позволяла ему так поступить. Стив был важной частью его жизни, и пусть Тэхён любил его совсем не так, как Чонгука, но, все же, и он, и память о нем были для Тэхёна бесконечно дороги, и фотографии были здесь абсолютно на своем месте — не столько, как часть интерьера, сколько как часть воспоминаний, которые жили в этом доме. У него ни за что не поднимется на них рука. Он, тем не менее, пошел на договоренность с собой и убрал те фотографии, где они были вдвоем со Стивом, бережно сложив их в альбом. За те же, что оставил, чувствовал вину и пылко извинялся перед Чонгуком, как мог, в основном в постели, хоть тот, конечно, не понял, за что ему такое счастье. В другой раз, задумчиво стоя у витражного окна и глядя на океан, Чонгук спросил: — Вы покупали этот дом? — Нет, — с заминкой ответил Тэхён, стараясь понять, к чему вел вопрос. — Строили. — Странно. Тут совсем нет ничего, похожего на тебя. Тэхён оглянулся. Ему было комфортно в этом доме, построенном практически на берегу океана, с ним было связано много хороших воспоминаний. Однако сейчас, после сказанного Чонгуком, он с удивлением осознал, что, убери из дома те же фотокарточки, избавься от личных принадлежностей, одежды и других персональных вещей — и дом станет одним из тысяч подобных, которые строились на побережье. Ничто в нем, действительно, нисколько не отражало его характер. И, если вспомнить, он довольно равнодушно выбирал проект, полностью поручив все работы архитекторам и дизайнерам. Кроме того, Тэхён вдруг неожиданно понял, что так тревожит Чонгука: как может быть уютно в стенах, где его муж когда-то делил жизнь с другим человеком? Тэхён в который раз попенял себе за твердолобость, и только возня Ю-Ри где-то рядом остановила его от того, чтобы незамедлительно броситься заглаживать свою вину. Все, что он смог позволить себе в тот момент — потянуть Чонгука на диван и тепло приникнуть к его плечу головой, обнимая и молча прося прощения за свою недогадливость. Вечером же, когда они оказались за дверью своей спальни, он был более активен и пылок. — Господи, малыш, — Чонгук бессильно откинулся на кровати, тяжело, почти рвано дыша. — Что это было? — Понравилось? — Тэхён обтер губы тыльной стороной ладони. — Мог бы и не спрашивать, — улыбнулся Чонгук. Тэхён растянулся рядом и, оплетя его всеми конечностями и уютно устроив голову на услужливо подставленное плечо, принялся выводить на влажной груди Чонгука какие-то рисунки. На самом деле, он думал о том, как начать разговор. — Чонгук-а, — он помедлил, — хочешь, уедем куда-нибудь? Чонгук пошевелился, слегка сменив положение, и, подцепив его за подбородок, приподнял, заставляя встретиться взглядом. «Только не говори, не говори это», — с мимолетной паникой подумал Тэхён, ведь ответ, по сути, был прост, как табурет: Сеул. Там была работа Чонгука, его жизнь, семья. Они еще не разговаривали на эту тему, но Тэхён не сомневался, что Чонгук не был готов порвать с Кореей с той же простотой, что он сам когда-то. Для Тэхёна эта тема была в высшей степени болезненной. Корея была не только его родиной, она была страной, давшей ему все: известность, богатство, любовь, и все же, однажды уехав оттуда, он больше ни разу туда не возвращался. Подобно слишком хорошему родителю, вложившему в воспитание своего чада чересчур много любви и сил, Корея в ответ возлагала слишком большие ожидания. Такого родителя страшно было разочаровать, показав свою истинную, далекую от идеала сущность. Проще было сбежать, чем снова притворяться, прикидываясь хорошим и правильным, достойным любви и понимания. Тэхён уже сам стал родителем и каждый раз, думая на эту тему, клятвенно обещал себе никогда не возлагать на плечи своего ребенка груз неподъемных родительских надежд. Кроме того, все еще жила внутри обида: разве это преступление — любить человека? Почему Корея все еще была настолько далека хотя бы от простого принятия истины, что в мире существуют люди, которые могут любить людей одного с ними пола? Чонгук, словно поняв его немую мольбу, сказал: — Куда ты сам хочешь? Тэхён молчал, не зная, что сказать. Чонгук застал его врасплох. И хотя впору было вздохнуть с облегчением, что тема с Кореей пока оставалась закрытой, тем не менее, он не знал, что ответить. Знал только: если не уедут — он по гроб жизни будет извиняться перед Чонгуком везде и всюду, ведь прошлое было не изменить, и оно жило в каждом уголке этого дома. В голову пришла мимолетная мысль, которую он тут же попытался откинуть, однако Чонгук был проворнее: — Ты о чем-то подумал. — Нет, — смутился Тэхён. — Скажи, Тэ, — мягко потребовал Чонгук, все еще держа его за подбородок и не давая разорвать взгляд. Тэхён вздохнул. — Я всегда хотел пожить в Италии, на вилле, подобной той, где снимали «Зови меня своим именем», — неуверенно сказал он. Чонгук промолчал, хоть и поглядел на него долго и внимательно, и Тэхён успел подумать, что тот вовсе не понял, о чем он говорит. А в следующий момент Чонгук перевернул его на спину и накрыл своим телом. — Чонгуки, ты опять? — с удивленным восхищением выдохнул Тэхён. — Я постоянно, — улыбнулся Чонгук, приникая к его губам. На самом деле, вилла, где снимали полюбившийся ему в прошлом фильм, была галочкой, которую Тэхён так и не смог поставить. Он и в Италию приезжал семь лет назад, чтобы осуществить свою давнюю мечту — уж очень этот дом ему запомнился, запал в душу. Однако посетить он его так и не смог: прежние хозяева наотрез отказались принимать у себя гостей. Но сейчас, чувствуя, как Чонгук всем своим естеством плавно наполняет его тело, какой он горячий, тяжелый, но ужасно осторожный и бережный, последней мыслью Тэхёна было лишь то, что вопрос, где им жить, оставался висеть в воздухе. И так продолжалось до тех пор, пока примерно через неделю Чонгук не сообщил внезапно: едем в Италию. — Апять Италя! — закричала Ю-Ри, затопав ножками. — Не опять, а снова, — рассмеялся Чонгук, подхватывая ее на руки.

***

— Чонгу-у-к, — недоверчиво произнес Тэхён, через пару недель обнаружив себя стоящим перед тем самым домом, будто выплывшим к нему из экрана телевизора. Декорации в настоящем были иные: поздняя осень оголила ветви деревьев и толстым слоем укрыла газон; лозы винограда больше не препятствовали свету, и мрачное в этот день небо свободно просматривалось сквозь их вившиеся по решеткам плети. Пока еще желтые и упругие листья разукрасили яркими пятнами старинную лестницу, которую венчала шедшая трещинами статуя, и плавали в воде красивого небольшого бассейна, которому было посвящено много кадров фильма. Сам дом, каменный, с местами облупившейся старой штукатуркой, возвышался над унылым сейчас садом внушительной громадиной. Дитя двадцать первого века, Тэхён реально ощущал себя так, будто оказался в средневековье. — Разве не сюда ты хотел? — подмигнул Чонгук и, подхватив за руку, потянул его внутрь. Они прошли по широкому коридору с мозаичным полом, и их шаги отдавались под высокими сводчатыми потолками загадочным гулом. Тэхён прикасался чуть ли не ко всему — впервые за многие годы в нем неожиданно проснулся тактильный маньяк. Ему хотелось ощутить подушечками пальцев буквально все в этом доме: темное дерево явно очень старой и ценной мебели, мраморные столешницы консолей, висящие на стенах карты… — О, боже, Гук, смотри! — Тэхён подлетел к великолепному роялю, но, в разрез своему решительному приближению, коснулся его почти боязно, с трепетом. Инструмент был очень старый — это было заметно — но в настолько хорошем состоянии, что так и манил к нему прикоснуться. — Сыграй нам, Тэ. И Тэхён, без единой мысли, поднял крышку и сыграл несколько аккордов. — Папотька, ты сто, умеешь иглать? — спросила Ю-Ри. Тэхён вздрогнул, не сразу поняв вопрос Ю-Ри. Затем нерешительно перевел взгляд на Чонгука. Тот смотрел внимательно, странно — так, что Тэхён в конце концов смутился и опустил глаза. Он не знал, как признаться, что за все эти годы не то что не пел, но даже не прикасался ни к одному инструменту. К счастью, Чонгук не стал поднимать эту тему и просто предложил осмотреть другие комнаты. — Гуки-и, — снова и снова восторгался Тэхён, пока они последовательно обходили все комнаты дома. Оказывается, он никогда не интересовался этим домом по-настоящему. Он запомнился ему живописными картинками из фильма, но Тэхён даже не представлял, насколько он на самом деле огромен. — И какая из комнат будет наша? — Все наши, — усмехнулся Чонгук. — По очереди. — Он со значением посмотрел Тэхёну в глаза, поиграв бровями. Тот сразу же все понял и, конечно же, незамедлительно представил. Четырнадцать комнат — это надо же!!! Однако уже через пару дней выяснилось, что их грандиозные планы были довольно трудно осуществимы. С отоплением в доме было не очень — содержать такую громадину выходило в копеечку, поэтому хозяева не слишком заморачивались по поводу отопительных приборов и использовали зимой лишь несколько комнат. Зато летом, наверное, при обычной итальянской жаре, в этом толстостенном каменном доме должно было быть живительно прохладно. Благо, с электричеством проблем не было в любое время. Как это и стоило ожидать, в итоге они облюбовали лишь несколько комнат, где и проводили практически все время, в первую очередь огромную библиотеку. Безумно уютная, с высоченными книжными стеллажами, к которым была подставлена деревянная лесенка, с медальонами портретов на стенах, с толстым ковром на мозаичном полу и, естественно, впечатляющим камином, который они приноровились растапливать практически каждый день — она сразу полюбилась их маленькой семье. Ю-Ри имела обыкновение играть на ковре, так как там было особенно тепло и уютно, в то время как они устраивались на диване, читая или просто обнимаясь и разговаривая. Ну и, конечно же, рано или поздно, но этот момент настал. Тэхён периодически кружил возле рояля, почти заставляя себя обходить его стороной, однако инструмент привлекал его мысли и чувства и так и тянул прикоснуться к своим клавишам. Тэхён однажды не сдержался и все-таки сел на табурет, нежно погладил потемневшие от времени клавиши, вспоминая их звучание, легко и не слишком уверенно понажимал на некоторые из них, закрыв глаза. А потом его неожиданно обняли. Тэхён, повернувшись, увидел, как Чонгук опустился рядом с табуретом на подушку, обхватив его руками за бедра и прижавшись головой к его боку. — Спой мне, малыш. Тэхён смешался. — Я… давно уже не пел, Гуки. — Знаю, — покачал головой Чонгук. — Спой, Тэ. Я ужасно скучаю по твоему голосу. — И Тэхён не смог отказать. И с того раза в нем будто затеплилась, а потом и разгорелась новая искра — он играл буквально каждый день, бесконечно радуясь тому, как легко пальцы вспоминали технику, как с каждым разом получалось все лучше. И уже через какое-то время он просто поверить не мог, как — как! — он мог настолько долго не прикасаться к клавишам вообще. Из него лилось неиссякаемой рекой, он был настолько погружен в процесс, что не замечал, как порой, остановившись на пороге, Ю-Ри спрашивала у Чонгука: — Патиму папотька так много иглает? — Музыка лечит, — отвечал Чонгук. — Пойдем, не будем ему мешать. Постепенно Тэхён осознал, насколько ему стало легче. Не только в этом доме, а вообще. Он почувствовал в себе эти изменения: проще стало смеяться, выражать эмоции — даже если они не всегда были позитивными, легче стали слетать с губ признания, проще выражаться чувства — будто он много лет спал, а теперь, наконец, проснулся. Как только эта мысль пришла ему в голову, он встрепенулся, вскочил с табурета и помчался в кабинет, где находились Чонгук с Ю-Ри. Ворвавшись в дверь, чем вызвал удивленные взгляды дочери и мужа, он тут же проследовал к дивану и завалился на него, просовывая свои ступни под бедра Чонгука. В этом доме его ноги отчаянно мерзли, хотя большую часть времени он не обращал на это никакого внимания. Зато обращал Чонгук, который в первые же дни съездил в город и купил несколько пар шерстяных носков, которые Тэхён потом постоянно забывал надеть, а Чонгук на него за это ворчал. Вот и сейчас, пробурчав что-то про ледышки, он все же несколько сменил положение, позволив Тэхёну удобнее устроиться на диване, и, накинув на него дополнительно плед, принялся дальше читать какую-то книгу. Тэхён не мешал, погрузившись в созерцание: скользил взглядом по его резко очерченному профилю, по серьге в ухе, которая смотрелась так красиво и органично, по высокому затылку… — Ну, невозможно, честное слово, — вдруг сказал Чонгук. Тэхён, вырванный из своего благоговейного созерцания, непонимающе заморгал. Тот отложил книгу и, вытащив из-под себя одну из его холодных ступней, обхватил ее своими горячими ладонями. — Я так сам замерзну. — Он несколько раз растер ее ладонями, помял пальцы, заставляя Тэхёна захихикать от легкой щекотки и вдруг, поднеся к губам, поцеловал. — Гуки?! — севшим голосом пролепетал Тэхён, не доверяя тому, что видит. Ему было неловко, но так ужасно тепло и хорошо внутри, что он весь поплыл, чувствуя, как изнутри наполняется горячей волной любви и благодарности. — Разве не так делал Оливер с Элио? — спросил Чонгук, еще раз поцеловав его ступню, и Тэхён вдруг не сдержался, практически позабыв, где находится. Откинув плед, он подался вперед, взбираясь Чонгуку на колени, обвив руками его шею. Чонгук тут же принял его в объятия, и на их возню тут же обратила внимание Ю-Ри. — Папотька, ты чего? — спросила она. — Папочка немного замерз, — откликнулся вместо Тэхёна Чонгук и, высвободив из-под них плед, натянул его поверх Тэхёна, скрывая их от Ю-Ри. — А патиму он замелз? — Потому что он, в отличие от тебя, сидит довольно далеко от камина. А здесь холодно. Его надо согреть. Играй, Ю-Ри, не отвлекайся. — Проконтролировав, как Ю-Ри снова отворачивается, возвращаясь к своим куклам, он сильнее прижал Тэхёна к себе: — Так что? — Давай найдем какую-нибудь самую дальнюю комнату, — горячечно зашептал Тэхён ему в щеку, — чтобы оттуда не доносилось ни звука. И всю ночь ты будешь любить меня так, как захочешь. Чтобы я голос свой сорвал, чтобы завтра ходить не смог, Чонгуки… — Ложь и провокация, — улыбнувшись, ответил Чонгук, натягивая плед еще выше, почти скрывая их обоих под ним с головой. — Все для того, чтобы весь завтрашний день я носил тебя на руках. — Но, увидя, как Тэхён слегка нахмурился, растерявшись, насмешливо добавил: — Я согласен! Когда Ю-Ри спать? — Я не хатю спать! — раздался звонкий голос дочери. Оба вздрогнули и посмотрели друг на друга. Затем Чонгук слегка приспустил с них плед. — Ю-Ри, ты что, все слышишь? — недоверчиво спросил Тэхён, глядя на нее из-за плеча. — Ни фсе, — откликнулась Ю-Ри. — Что еще ты слышала? — Сто папотька завтра не смозэт ходить. Чонгук задушено всхлипнул, дыша Тэхёну в грудь. — А почему папочка не сможет ходить, слышала? — глухо спросил он. — Неть. — Ю-Ри, давай договоримся, — Чонгук слегка подтянулся, садясь прямо — так, чтобы Ю-Ри могла его видеть. — Мы разрешаем тебе поиграть еще с полчасика, а ты перестаешь подслушивать, что говорят родители. Ю-Ри некоторое время задумчиво на них смотрела. А потом, будто взвесив все «за» и «против», серьезно сказала: — Халасо, Чонгуки. — Называй Чонгука папой, — поправил Тэхён. — Халасо, папа, — послушно откликнулась Ю-Ри, снова берясь за игрушки. — Она слышит все, — вздохнул Тэхён, возвращаясь в свой персональный теплый кокон. Чонгук, улыбаясь, тут же поцеловал его в шею, потом в щеку, потом руки, скрестившись у него на спине, вдавили Тэхёна в свою грудь, вырывая из него судорожный вздох. Скользнули за кромку штанов, оглаживая ягодицы, и почти занырнули в проем между ними. — Смерти моей хочешь? — глуша голос, зашептал Тэхён. В пледе стало почти душно от их дыхания, которое становилось все быстрее и глубже. Тэхён и сам не заметил, когда начал подаваться вперед бедрами, потираясь о явно набухающий пах Чонгука. — Не умилай, папотька! — Ну да ради Бога! Чонгук рассыпался смехом, и Тэхён нервно выпутался из его объятий, неловко заваливаясь на диван и стягивая на себя весь плед. Чонгук уже реально смеялся в голос, утопив лицо в ладонях. От этого его заразительного смеха встрепенулась и Ю-Ри, запрыгала на полу, засмеялась, а потом и вовсе полезла к нему на колени. Чонгук крякнул, не готовый к такому повороту, и Тэхён, жалостливо понаблюдав, как он пытается прикрыть пах, подхватив Ю-Ри под подмышками, пересаживая на себя. — Что раскраснелся, папуля? — насмешливо спросил он, смотря на Чонгука, на его разрумянившиеся щеки и шею. Тот, утопив лицо в ладонях, продолжал смеяться. Плечи тряслись. — Я хатю к Чонгуки! — выдала Ю-Ри уже коронную свою фразу. — А Чонгуки хочет совсем другого... — Тчего? — оживилась Ю-Ри. — В туалет, очевидно, — подмигнул ей Тэхён и начал подниматься: — Пойдем, будем готовиться ко сну. На следующий день Тэхён, действительно, немного прихрамывал, но ходить все же мог. Правда Чонгук, памятуя о вечернем разговоре, каждый раз норовил подхватить его на руки, хоть Тэхён и сопротивлялся. Но делал это шутливо, нехотя, больше из внезапно проснувшегося в нем кокетства, чему оба в конце концов были рады. Вечером, в очередной раз уютно устроившись на диване в объятиях Чонгука, Тэхён заглянул в телефон. Бездумно просматривая новостную ленту, он внезапно наткнулся на фотографию. — Чонгук, — обомлев, сказал он. — Ты видел это? Чонгук повернул голову, фокусируя взгляд на экране его телефона. На фотографии были они в последний вечер перед отъездом в Италию: Тэхён был в пальто, и большой шарф колыхался под порывами ветра. Чонгук шел немного впереди, держа его за руку. Фотография была слегка размытой, сделанной явно на смартфон с большого расстояния, однако их лица считывались прекрасно. — Ага, — беспечно уронил Чонгук. Тэхён завозился, стараясь сесть так, чтобы лучше видеть его лицо. Электрический свет они не включали, поэтому единственным источником освещения в кабинете был камин. — И… — неуверенно начал он. — Тебя это нисколько не беспокоит? — Нет, — сказал Чонгук и добавил: — Ты мой муж. Я имею полное право гулять с тобой за руку, обнимать и даже целовать на людях, нравится им это или нет. — Гуки… — Тэхён смотрел на него во все глаза — недоверчиво, восхищенно, не очень понимая чувства, заворочавшегося где-то в районе живота. В этот момент телефон запиликал, уведомляя о сообщении. Офигеть, чувак, офигеть! Кент? — написал в ответ Тэхён, не в силах не разулыбаться от узнаваемого стиля своего давнего знакомого. Они не общались очень давно, однако Тэхён был уверен: он узнает Кенни, с какого бы номера тот не написал. Чувак! Да этот же парень, что держит тебя за руку на фотке, я же видел его! — на мгновение удивившись, что это фотография дошла даже до Кенни, который в принципе редко пользовался какими-либо средствами связи, Тэхён уже хотел возразить что-то типа «Конечно, видел. Это тоже участник группы BTS», когда тот добавил: — Это же он сломя голову носился по всему Бхагалпуру. Я еще подумал: что за паника. А, оказывается… Блин, чувак…. Он что же, искал тебя?! На дальнейшую переписку Тэхён обращал уже мало внимания, все чаще и чаще цепляясь взглядом за Чонгука. В конце концов он отложил телефон в сторону и еще долго молча смотрел на него, погруженного в чтение, думая: «Любимый, родной, сколько же ты делал и продолжаешь делать для меня еще. Неужели же я никак не могу отплатить тебе достойно?» — Гуки, — тихо сказал он,— родной, давай вернемся в Сеул.

***

Аэропорт Инчхон встретил давно позабытым гвалтом, роем вспышек, беспорядочными выкриками его имени и ощущением абсолютной растерянности. — Журналисты как-то узнали, что я нахожусь на этом рейсе, — говорил Чонгук, когда самолет маневрировал по посадочной полосе, и он уже успел поговорить со своим менеджером. — Давай я выйду первым, отведу толпу, а потом мы встретимся на стоянке. Тэхён согласился, пытаясь поверить, что у них все получится. Однако их планам явно не суждено было сбыться: вездесущие журналисты прознали о прибытии далеко не одного Чон Чонгука и, конечно, не купились на попытку последнего отвести им глаза. Стоило Тэхёну, держа за руку Ю-Ри, выйти в разъехавшиеся двери, ведущие из зоны получения багажа, как они оказались перед кишащей стеной людских тел, чудом удерживаемой хлипкими заградительными лентами. Ю-Ри пугливо прильнула к его ноге, пока он в ступоре стоял в самом фокусе направленных на него камер. — Ким Тэхён! — Тэхён-а! — Тэхён-ши! — Я люблю тебя, Тэхён! — обдавало со всех сторон, и Тэхён, ошеломленно ведя взглядом по сплошной череде фонтанирующих эмоциями лиц, растерянно думал, каким образом им отсюда выбраться. Выходящие следом пассажиры тоже испуганно жались, не понимая происходящего, но в итоге, с горем пополам, все же пробирались сквозь толпу на выход. Чего не скажешь о Тэхёне, которого просто так точно не выпустят. — Папотька, — жалостливо всхлипнула Ю-Ри, отвлекая на себя его внимание. Тэхён опустил взгляд и пропустил момент, когда движение вокруг стало интенсивнее. Только подняв глаза, он увидел, как в его сторону, пробиваясь через толпу с кучей мощных охранников, движется Чонгук. Преодолев разделительную ленту, тот шагнул в загороженную зону, и для Тэхёна весь мир на какое-то время замер, пока он наблюдал, как Чонгук приближается к ним, как наклоняется, поднимая Ю-Ри на руки и, наконец, берет его самого за руку. Только почувствовав горячее пожатие, Тэхён очнулся. — Идем, — сказал Чонгук и решительно потянул его на выход. Охрана незамедлительно обступила их со всех сторон, огораживая живым щитом. Тем не менее, преследовавшая им толпа в конце концов вынудила их остановиться и ответить хотя бы на несколько вопросов. — Чонгук-ши, вы держите Ким Тэхёна за руку. Прокомментируйте, пожалуйста. — Чонгук-ши, Тэхён-ши, вы вместе? Вы подтверждаете, что вы пара? — Вы вернулись насовсем? — Кто эта девочка? Вопросы летели непрекращающимся градом. Чонгук выпрямился, удобнее перехватил Ю-Ри, обвившую его шею руками, и, притянув ближе к себе Тэхёна, решительно заявил: — Отвечая на ваши вопросы: Ким Тэхён — мой муж, поэтому я держу его за руку. — После этих слов поднялся такой гомон, что на какое-то время стало вообще ничего не слышно. Как только шум немного унялся, Чонгук продолжил: — Надолго или нет, покажут время и то, насколько комфортно нам будет жить в Сеуле. Но хотелось бы, чтобы люди встретили эту новость с пониманием и дали нам жить спокойно. И последнее: это наша дочь. Больше они ни на какие вопросы не отвечали. Охрана провела их до внедорожника, и уже через секунду они оказались практически в полной тишине салона. Чонгук не сразу осознал, что Тэхён уже довольно долгое время смотрит на него, практически не моргая. — Тэ? — спросил он. — Ты мой единственный, Чонгук, — откликнулся Тэхён. Он думал о том, что да: будут трудности, многое им предстоит еще решить не только с местом жительства, работой или обществом, но и друг с другом. Не всегда он будет чувствовать себя счастливым, но ведь, как сказал ему когда-то монах Ардан Ешэ, «Счастье мимолетно и относительно, поэтому даже не стоит пытаться быть счастливым всегда и везде. Это противоречит естественному ходу жизни». Но зато Тэхён понял: если Чонгук будет рядом, вместе они все преодолеют.