День моего выпускного в старшей школе
В этот день счастьем распоряжались та категория людей, заканчивающая вступительный этап во взрослую жизнь с любимым подле себя людьми. Даже не думаешь, что хватает лишь двоих-троих улыбающихся тебе напротив лиц, чтобы чувствовать себя окутанным вселенской уверенностью, которая, напротив, толкает тебя дальше на свою финальную речь, начерканную за один последний урок в школе. Помимо благодарственной речь, надо было что-то подготовить учителям и одноклассникам, а творить и дерзать этого после сообщения об отсутствии Хёнсок-хёна желание напрочь отбило. На мне идеально сидела бордовая жилетка, школьные штаны, намытые руками моей матери до сияющей ткани, и тут уже никак не обошлось без кипенно-белой рубашки с воротничком. До того как надеть доходящую до лодыжек мантию, я прошёлся своей рукой по волосам. Думал, в какую сторону их уложить, чтобы они на мне лучше смотрелись с точки зрения камер, когда нас будут фотографировать. Я задумчиво почесал копну, припомнил, как однажды Хёнсок-хён сделал мне комплимент о причёске, которую я сделал на его день рождения, и принял решение расчесать свои локоны по обе стороны. И так я остался доволен своим образом окончательно. До церемонии мне в руки то и дело переходили разносортные цветы, чей запах начал раздражать мои носовые рецепторы, школьные альбомы на подписку, и самый неотъемлемый элемент каждого ученика в школе — телефон, с намерением сделать со всеми последнее селфи, которое им как-то поможет сознательно тужится и страдать о безвинных днях. Я по своей натуре внешнее спокойный, но радушный, соглашаюсь на каждую фотографию. Только под конец меня буквально выворачивает от кликов камер. Долго дергаться в хаосе этих звуков меня не оставило начало празднества. До того, как мы заняли свои места в актовом зале, мы все нахлобучили на головы бархатные шапки с желтым пером (забыл их название, но это же дневник, так что всё равно). Многие на входе в зал подарили друг другу какие-то своеобразно грустные улыбки. Прощальные, что ли. Парни парням, девушки девушки, парни девушкам, - полный кишмиш. Я также заставил себя чуток улыбнуться своему однокласснику по парте, однако знал, что улыбка эта не целиком и полностью искренняя, потому что…. потому что кидать так людей некрасиво, Хёнсок-хён (ненавижу тебя, ударить хочу сильнее чем снять эту душную тряпку и с глаз долой в дальний угол). Вся вина лежит на тебе, Чхве Хёнсок, лишь на тебе. В актовом зале школы было полно гудящего народу, где я выискал и своих родителей, и друзей из другой школы. А от Хёнсока ни слуху ни духу. Я до последнего момента, до окончательного шага на сцену зала вверял себя надеждой, что он бросит свои дела в больнице и обрадует меня своим визитом. Ради хотя б того зрелища, которого он, по его словам, так долго ждал. Лишь конченный эгоист, коего я старался в тот момент прогнать из своих мыслей, может препятствовать человеку в его действиях, не зная на то причины. Как на зло, я её знал, поэтому и запрещал своему сердцу подпускать к себе близко эту ехидну. Мои одноклассники по очереди получали диплом за дипломом, строго по списку, громким голосом посылали вглубь зала свою речь; как уже они будут скучать по всему, что здесь пережили и чему насобачились. Мне на одну минуту показалось, что один взрослой за мной зевнул, слушая этот приукрашенный набор слов, и я мог единодушно зевнуть вдогонку ему, но было одно но — выходил я следующим. Я четко запомнил всепоглощающее торжество. В мои руки попал три года ожидаемый документ, подтверждающий мою зрелость, и незаметно просиял частично подлинной улыбкой, пожимая руку директору, и готовясь к своей речи — не такой долгосрочной, как у некоторых, ибо задерживать ею надолго присутствующих в мои планы не входило. Стоило охватить одним взглядом то великое множество людей, в большинстве своём с каменными лицами, чтобы вернуться мыслью о хёне, Хёнсоке. Я сжимал губы, снова задумывался о том, кому я сейчас, кроме родителей и друзей, расскажу свою речь, написанную посредством Хёнсока, свой лаконический поклон в знак уважения всем зрителям, свой новый отрезок жизни, пройденный от начала до конца этой сцены… Кому, если не Хёнсоку? Прямо на пороге своих первых слов, перед всеми меня как морённые голодом собаки затерзали своими наточенными клыками, так-таки подталкивая опуститься на колени и обхватить голову руками, чтобы хоть там сберечь несколько кусочков от себя. Я должен был его здесь видеть, он был обязан стать свидетелем этого мероприятия и разделить со мной общую радость. Бедную женщину совсем не жалко, урод? Благодаря индивидуумам как ты помаленьку гниёт наш прекрасный мир. Он сам желал моего выпуска больше, чем я сам. Почему он не мог заглянуть на одну минуту? Жаждешь, когда её с концами сожрёт агония ради одной звёздной минуты перед ним? Коль так, то вперёд, действуй. Почему, Хёнсок-хён? Эгоистичная мразь требует к себе внимание. Он мне так нравится, я не смогу простить себе, если утеряю это чувство. Ещё и о любви думает, когда молоко на губах не обсохло. <I>ПРЕКРАТИ!</i> В зале царило молчание на целые три минуты, которые я потратил на борьбу со обеими голосами. Как ни смешно, но из-за неловкости я не мог ни на кого поднять глаза. Привел в чувства директор, спросивший о самочувствии. Я легко отмахнулся тем, что просто не смог так быстро собрать свои мысли в кучу. Моя речь изначально была хорошо поставлена и текст был не самым крайним по содержанию, но моя внутрення смута посеяла за собой раскрученную пустоту, не способную наполниться аплодисментами из зала и самым главным — присутствием близких. Весь мой перфоманс покатился под откос, и я больше не желал мелькать перед глазами чужих мне людей. Как раз после этого в зале тотчас ярко замелькало одно новое лицо и то принадлежало никому другому как Чхве, мать вашу, Хёнсоку. Он, как потом окажется, показался там совсем недавно, в своем повседневном обличии, где присутствовали наспех перевязанные Найки и криво съехавшая черная бини. Отчетливо распознав хозяина этих вещей, я словно примёрз к деревянному покрытию ступенек. Как только он помахал мне, заняв в самом последнем ряду место с букетом цветов на коленях, я еле поднял свою дрожащую руку вверх и деревянному помахал ею то влево, то вправо. Затем я ощутил нечто похожее на лихорадочный сон, вернувшись на своё место. Моё настроение шло перепадами до такой степени, что нельзя было охарактеризовать подтекст этих эмоций одним единственным значением. То ли чувствую себя на девятом небе, то ли как погружённый в яму с дерьмом. То я зол на него, то всё же на себя. Тем не менее я не был способен отрицать того, что по большей мере был счастлив и облегчён. С окончанием мероприятия ранее та пустота скоро свернулась до микро размеров, и каждая последующая секунда сближала мою и встречу с хёном. На редкость моё изжитое лишними переживаниями тело хорошо попозировало для коллективной фотографии. Я как всегда поднял палец вверх, воспользовался золотой классикой, и этого было достаточно коротко брошенным взглядов девчонок. И взглядов Хёнсока. Наверное и так уже понятно, на чьи из них я взаимно ответил (~…~). Мне надарили значительную дюжину из букетов и одиночных цветов. Столько, что я мог после этого дня открыть возле своего дома цветочный магазин и перепродать их по завышенной цене. Оба родителя подарили мне общий букет, впридачу к материнскому поцелую в щеку, а заботливый хён до кучи подарил необходимые для моего здоровья витамины. Добротные врачи всегда прекрасно осведомлены о нуждах своих пациентов. Пока я рассказывал им о прошедшей церемонии, к нам тишком присоединился Хёнсок, до сих пор таская за собой бордовые бархатцы в бумажном свертке. Не мог я не улыбнуться ему и не позвать к себе. Прямо перед всеми мы наконец поздоровались и он без лишних прелюдий вручил мне свой презент, повязанный золотой лентой. Ясно как день я знал, с кем хочу продолжить праздновать окончание этого дня, не в обиду родителям или друзьям. Родители знали Хёнсока, как моего старшего друга, и они без лишних слов разрешили нам праздновать мой выпуск вместе. Хёнсок, в свою очередь, уверил их в моей сохранность под его крышей. Так мы разошлись своими путями с семьей, друзьями и в целом со школой. Большинство, как я знал по разговорам, планировали вместе либо выпивать, либо гудеть во все горло в караоке. Я был не прочь выпить, но Хёнсок сказал, что я никогда адекватно с ним не попью, ибо он совсем не то общество, которое для того нужно. Если честно, вечер, проведённый нами в его уютной студии, с волшебно усыпающей малиновой подсветкой, был по своей значимости ближе мне всех вместе взятых красных рож, которые я мог видеть, если бы Хёнсок не хлопотал как умалишенный вокруг меня. Он никогда не забывал об извинениях, провинившись передо мной, и в этот раз без исключения просил у меня прощение за опоздание. Когда он держал меня за руки, смотря прямо на моё лицо и так медленно, вразумительно извиняясь за элементарные, если уже на то пошло, вещи, в тот миг я просто взял и простил ему это. По-моему, каждый здравомыслящий человек принял бы извинения от близкого его сердцу человека, если бы знал, с чем ему приходиться сталкиваться, чтобы вот так мирно сидеть, пока в другом месте в это время борется за жизнь и смерти человек, который был всей вселенной в детстве Хёнсок-хёна. В любых прочных отношениях закладывается фундамент, состоящий из взаимопонимания между партнерами и идущими друг за другом компромиссами, в целях сохранения союза. По такому принципу жили мои родители, знакомые, и я также собираюсь копировать алгоритм этой концепции в своем будущем. В будущем, которые я пока предоставлял себе лишь с Хёнсоком. Но в любом случае, забывая про грустное и крайне печальное в жизни хёна, я напомнил ему об обещании. Ради него мне пришлось стать временным рабом учёбы, школьных мероприятий, репетиторов и прочей бурды. Они оттягивали меня от Хёнсок-хёна очень долго, но никогда не смогли внести в мою голову забытие насчёт обещания, осуществление которого зависело от решения хёна. Он обещал, что мы сможем официально стать парой, о который я так давно мечтал. Только всего-то школу осталось закончить. Вся обстановка этим вечером провоцировала нас двоих. Я четко предчувствовал и понимал, что время поцелуя не за горами. Хёнсок выглядел немного смущённым, когда я уже решительно переместил свои руки повыше, на шею. Без намеков было понятно: я желал его одобрения и того самого поцелуя. Дальше… как же это всё произошло. Даже словами ту цепочку событий я сейчас не могу написать, ибо моя гелиевая ручка напросто отказывается расписывать это на второй день после выпускного. Мы без слов провозгласили о себе как паре… в поцелуе. И чёрт, я бы соврал, что мне не понравился поцелуй с парнем. Однако нет. Он ничем не отличался от поцелуя с противоположным полом, в основном тем, что моим оппонентом был хён. Этого было достаточно, чтобы влюбиться в его прекрасное сердце, тело и душу по новому кругу. Мы долго, запредельно участливо (наш первый поцелуй, как ни изворачивайся) соединяли наши губы, даже как-то слишком неестественно долго для меня. Не мудрено, что все мои силы в теле после этого процесса в очередной раз ускользнули в неизвестном направлении (рука до сих пор дрожит, чтобы писать об этом тут, кроме того, какие сладкие губы были у хёна от губного бальзама с запахом мёда, просто отпад). Я закончил свой праздник на чашке свежего кофе и чизбургера в руках, поворотным футбольным матчем на плазме хёна и его тонкой рукой на своих плечах. Люблю тебя, мой милый донсен, моя маленькая любовка, говорил он. А я тебя. Люблю. И прости меня за всё, через что ты был вынужден пройти ради меня. **Открыл новую чистую страницу**Цитата дня №19:
Мы узнаем любимого человека только по силе мучения, какое мы из-за него испытываем.
(Марсель Пруст)
07.01.2022 Сегодня я назначил встречу с некоторыми близкими мне одноклассниками после выпускного. Выбрали место встречи в Оджан-Доне, в ресторанчике мяса, и столкнулись всей компанией практически в одно и то же время у входа. Подготавливая порцию говядины к поджарке, мы подняли тему о выпускном, и каждый захотел поделиться своими впечатлением. Трое из них точно втихаря от предков напились с друзьями где-то на краю города у знакомых, вывернули свой желудок, и зареклись больше не пить как свиноты. Ещё двое сделали подобное, лишь дома и с головняком на утро в постели. Я их послушал и по их приключениям констатировал, что они уж очень весело провели наш первый и единственный выпускной со старшей школы. А я не считал свою историю торжества столь увлекательной по сравнению с ними. По оригинальности мой вечер отставал сразу по нескольким параметрам, потому что какую причину можно найти, с которой пустить смешок, когда всё, что мы с хёном делали — это сидели в обнимку, ликовали вслед любимой команде Хёнсока, и просто повторяли один через другого одну и ту же фразу: как же я благословлен, что могу находится с тобой здесь и сейчас. Тогда уж лучше промолчать, не сбивая ничью мысль своей трезвой головой.