***
- Ради всего святого, просто трахни меня уже, ублюдок! - Люблю, когда ты говоришь непристойности, - напевает Дазай, дёргая Чую назад за волосы на затылке. В такой позе неприлично твёрдый член Чуи, текущий с каждым новым толчком четырёх пальцев, которыми Дазай сумел проскользнуть в него, оказывается на виду. - Такой чертовски нуждающийся, когда я не даю тебе то, что ты хочешь. - Смешно слышать это от самой плаксивой постельной принцессы Йокогамы. Единственный ответ Дазая - свести пальцы и начать истязать простату Чуи случайными ударами и толчками. Происходящее, как и многие другие аспекты их отношений, всего лишь очередное сражение в ведомой ими обоими долгой войне. Ни одна из сторон не уступит, и как же приятно видеть, как далеко они могут подтолкнуть друг друга. - Если ты так сильно хочешь мой член, ты скажешь. - Ты думаешь, что сможешь заставить меня умолять? Чуя стонет. Чёрт побери, пальцы Дазая так хороши. Чуя не должен любить это так сильно, как любит. Потеря власти, контроля; он расцветает от командования. Но нет никого, кто мог бы доминировать над его телом так, как Дазай, потому что никто не может заглушить хаос внутри него. Чуя всегда помнит, что может одолеть любого чуть ли не одной силой мысли. С Дазаем он может отпустить себя, попасть в это чёртово место, свободное от борьбы, мыслей, забот и всей его неуверенности в себе. Но, блять, чёрта с два, если он не заставит ублюдка заработать его послушание. - Ты великолепен в таком состоянии, - бормочет Дазай так тихо, что Чуя вынужден задержать дыхание, чтобы услышать его. И ох, эти слова отдают прямо в его член. - Мой прекрасный Чуя. - Не твой... Ох, блять! - спина Чуи болезненно выгибается, вспышка удовольствия слишком острая. - Прямо там, блять, ты так хорош, Осаму, пожалуйста. Использовать имя Дазая, зная, что оно с ним делает - грязный трюк. Чуя будет ощущать последствия ещё несколько дней. Он почти злорадствует, когда Дазай ругается себе под нос, убирая пальцы. - Детка, трахни меня, ты мне нужен. Рука сжимает бедро Чуи, и его разворачивают так быстро, что босые ноги скользят по кафелю. Длинные, забинтованные руки ловят его, и Чую втягивают в поцелуй, от которого пальцы на ногах поджимаются. Дазай поднимает Чую на стойку, и его руки совсем не трясутся, когда он направляет свой член к конвульсивно сжимающемуся кольцу мышц. - Ещё раз, - выдыхает он голосом, лишённым прежнего самодовольства. Чуя сдвигается вперёд, покачивает своими бёдрами так, что головка члена Дазая лишь слегка раскрывает его. - Осаму, - стонет он. - Трахни меня. Два громких стона сливаются в один, когда Дазай входит в него одним сильным толчком. Чуя шипит сквозь зубы, зарываясь лицом в горло Дазая. Они остаются так на мгновение, запертые в объятиях друг друга, и рука Дазая лениво поглаживает Чую вдоль позвоночника. - Двигайся, - рычит Чуя в кожу Дазая, впивается в неё зубами, когда Дазай выходит и толкается снова, набивая более быстрый темп. Ноги Чуи обвиваются вокруг бёдер Дазая, когда он кричит сильнее, больше, быстрее. Он не может вспомнить, когда в последний раз они становились такими взвинченными и отчаявшимися, как будто снова были злыми подростками, жаждущими почувствовать хоть что-то. - Никто не сможет трахать тебя так, как я, - фыркает Дазай, подхватывая Чую под спину, когда снимает его со стойки и впечатывает в стену. Он поднимает ногу Чуи на своё плечо и придерживает член, толкаясь под таким углом, чтобы попасть по простате. - Ты, правда, думаешь, что они могут удовлетворить тебя? - Отношения - это нечто больше, чем... А-ах, чёрт! Чем просто хороший трах! - Это то, что мы, Чуя? - спокойствие Дазая противоречит внезапному скрутившему его кишки страху, что это лишь простые разговоры о сексе. - Мы в отношениях? Чуя зарывается пальцами в его волосы, втягивая в грязный поцелуй, в котором больше зубов, чем чего-либо ещё. - Ты мне скажи, - он рычит, толкается бёдрами навстречу, заставляя член Дазая входить под правильным углом. - Блять, ох, блять, здесь. Дазай замедляет толчки, игнорируя проклятие протеста Чуи, покачивает бёдрами. - Я не люблю делиться, и мне не нравится... - он толкается со шлепком бёдер о ягодицы, прекрасно зная, что мучительные стоны Чуи - это стоны удовольствия, - ... видеть, как тот, кто принадлежит мне, выдаёт себя за какую-то обычную шлюху. - Если ты так сильно хочешь меня заполучить, - шипит Чуя, сжимая ноги, чтобы удержать Дазая на месте, когда тот плавно толкается в него, - тогда, блять, сделай меня своим. Это чудо, что Дазай не кончает в одиночку от одних этих слов. Вместо этого он использует оставшуюся силу, чтобы переместить их из кухни в спальню. Чуя не облегчает задачу, ёрзая и притираясь, гонясь за собственным удовольствием. Дазай шлепает его по заднице, чтобы отвлечь, прежде чем позволяет им обоим упасть на кровать. - Перевернись, - рычит он и сам переворачивает Чую, прежде чем тот успевает даже подумать о том, чтобы возразить. У Чуи трясутся колени, но его задница выставлена напоказ, умоляя, чтобы её заполнили. - Думаешь, ты сможешь продержаться достаточно долго, чтобы я кончил на твоём члене в одиночку? Сможешь заставить меня пожалеть, что я задумывался о том, чтобы позволить кому-то ещё взять меня? Рычание, вырвавшееся из Дазая, дикое, и Чуя кричит от ощущения его зубов. Его слова буквально кусают его за задницу. Дазай посасывает метку на нежной коже. - Что это было, крошка? - Дазай практически поёт, проводя языком по укусу. - На твоём месте я бы осторожнее выбирал слова. Собака кусается, когда её еда под угрозой. Спина Чуи красиво выгибается, когда Дазай толкается, проскальзывает внутрь. - Насколько я знаю, собаки верные. - Я всегда был верен тебе. - Я тоже, - признаётся Чуя и смотрит через плечо широко распахнутыми голубыми глазами. - Я был с другими, но никогда таким. Это всегда был только ты. Он скулит, когда Дазай выходит из него, и посмеивается, когда его переворачивают на спину, а затем затаскивают на колени. - Передумал? - Я хочу увидеть, как ты кончаешь на моём члене, - шепчет Дазай. - Я хочу увидеть твоё красивое лицо, когда ты, наконец, признаешь, что принадлежишь мне. Он толкается вверх, и Чуя раздвигает ноги, заставляя его проникнуть ещё глубже. - Скажи, что хочешь меня. Скажи, что я нужен тебе. Скажи, что я единственный, кто когда-либо заставлял тебя чувствовать себя так. - Ты, - стонет Чуя, - первый! Слова бесполезны перед лицом действий. Когда ногти оставляют кровавые линии, когда они впиваются в кожу, в отчаянном желании быть ещё ближе. Зубы оставляют следы на коже. Синяки настолько тёмные, что продержатся несколько дней, и Дазай знает, он заставит их продержаться так долго, как только сможет. Мир должен знать, что этот человек принадлежит ему. Это сияющее, золотое, неземное существо, которое даровало Дазаю счастье и награду за пережитую острую агонию в виде своей любви. - Чуя, - он задыхается, кусая губы, чтобы сдержаться. Он ещё не может отпустить себя, не тогда, когда Чуя продолжает держаться на грани. - Чуя, я хочу жить для тебя. Звёзды взрываются перед глазами Дазая, когда Чуя сжимается внутри и кончает между ними, заливая горячим животы, выкрикивая имя Дазая, и мужчина следует за ним. Из него вырывается разбитый всхлип, когда Чуя валится ему на грудь. - Чуя, - выдыхает он. - Мой Чуя. - Твой.***
И только после того, как они прибрались, и Дазай начал водить пальцами по спине Чуи, поглаживая её вверх и вниз, он заговорил. - Если ты знаешь, что я чувствую, - с мягкой, но грустной улыбкой он крутит прядь волос Чуи, - зачем эти игры? Глаза Чуи закрыты, его голова покоится на скрещенных руках. Небольшая складка между его бровями - единственный признак того, что он услышал, что сказал Дазай. - Только потому, что я знаю, что ты чувствуешь, - его глаза открываются, и Дазай задаётся вопросом, когда он влюбился в голубой цвет, - это не значит, что ты можешь просто не признаваться в этом. Мне нужно это услышать. Чуя ёрзает, перекатывается на бок и не скрывает удовольствия из-за прижатого к нему Дазая. - Я хочу, чтобы ты переехал ко мне. - Почему? Чуя фыркает, приподнимая подбородок Дазая. - Потому что я люблю тебя, тупица, - Чуя поклялся, что не скажет этого, не позволит этой правде выйти наружу, пока Дазай не скажет это первым. Но как он мог ждать, что Дазай поймёт, если он не поделился с ним этим. - Я люблю тебя и хочу, чтобы ты был здесь, со мной. Дазай не плачет. Он давно научился подавлять эту часть себя: слёзы - не самое подходящее оружие в его работе. Но он может чувствовать их и надеется, что Чуя знает, что они внутри, заперты до тех пор, пока не наступит время, когда Дазай по-настоящему освободится, чтобы принять эти давно похороненные, неизвестные эмоции. Вместо этого он целует Чую со всей страстью и пылом человека, изголодавшегося по прикосновениям своего любимого. Он держит лицо Чуи в своих ладонях и целует уголок рта, кончик носа, даже ресницы. - Что случится, когда пустота станет слишком большой? Когда я причиню тебе боль, потому что боюсь тебя потерять? - Тогда я надеру тебе задницу, - смеётся Чуя, прижимаясь ближе. - И мы будем заниматься любовью, пока не сможем двигаться. - Нам понадобится много смазки, - не задумываясь, говорит Дазай и тут же краснеет от осознания сказанного. - Ты сломал мой мозг своим дурацким лицом. - Эй! - цыкает Чуя, шутливо ударяя его по голове. - Ты любишь моё лицо. - Нет! Я ненавижу его. Ты такой чертовски красивый, что я не могу мыслить ясно. - З-з-заткнись! - щёки Чуи такие же пылающие, как его волосы. Дазай думает: красный может быть так же красив, как и голубой. Дазай садится и смотрит на Чую с игривой, открытой, настоящей улыбкой. - Заставь меня.|End|