Девочка Джокера

      — Ушли, не ушли? – шепот Джесс был похож на шелест листьев. Гретта прислонила лоб к стеклу, стараясь как можно больше увидеть.       — По-моему да. – отозвалась она и прижала ухо к панорамному окну.       Я наблюдала за ними, сидя на кровати. В комнате было прохладно, по полу дул сквозняк, и я забралась на кровать с ногами. Айсли расстилала кровать возле меня, не обращая внимания на происходящее за ее спиной.       — Что они делают? – спросила я шепотом.       Айсли оглянулась, посмотрела на девушек в углу комнаты, хмыкнула и продолжила заниматься своим делом.       — Объедки, то, что недоели они - едим мы. Девочки высматривают можно выходить или нет. Я не голодна, так что останусь тут. – Айсли кинула подушку и плюхнулась на кровать. Она выглядела уставшей и разбитой. Я не знала многого, но похоже здесь ей приходилось много двигаться: готовить, ходить в магазин и для нее это не было работой, а постоянными ударами, разрушающими нервную систему.       — Сколько тебе платят за это? – прошептала я и в этот же момент об этом пожалела.       На лице Айсли растянулась улыбка.       — Платят? Ты серьезно? – рассмеялась она. Джесс и Гретта обернулись. — Нам тут не платят, очнись.       Девушки подошли к нам.       — Харл-с, ты о чем? Разве слова Мэгги не дали тебе понять, что мы тут не по своей воле? – встряла Джесс. Гретта скрестила руки на груди и посмотрела на меня как на дуру.       — Стоп. Харлин, они тебе обещали денег, да? Что они пообещали тебе? – Гретта сделала шаг вперед, меняясь в лице.       — Эм… Покойный муж моей сестры оставил после своей смерти большой долг… И Джеймс Миллер предложил мне работу здесь и зарплату, которая будет уходить в счет долга.       Гретта схватилась за голову и, развернувшись устремилась вперед:       — Черт… - прошептала она.       Айсли приняла сидячее положение и придвинулась ближе ко мне.       — Харли, отсюда не выбраться. Они не отпустят тебя.       Перед глзами поплыли черные круги, меня бросило в жар. Они не могут знать, что и как. Возможно они здесь и в заложниках, но я подписывала договор, мы с Джеймсом говорили.       — Нет…Вы не понимаете…       — Отсюда можно уйти лишь в одно место – на тот свет. Очнись, подруга, ты не в магазинчике на Кортон-драйв, за прилавком в ожидании зарплаты от старика босса. Ты попала к бандитам, к самому Джокеру и знаешь, я больше чем уверенна, что этот договор фикция.       Ее слова привели меня в бешенство. Первое что пришло в голову это до конца отстаивать свою правду, объяснить все еще раз, чтобы они поняли, что хоть мы и в одной лодке, я не в таком бедственном положении. Но их сочувствующий взгляд давал усомниться в моих мыслях.       Если это так, если Джеймс Миллер обвел меня вокруг пальца, как маленькую девочку, то я попала в большую беду.       Гретта глянула на домик чуть подальше, в котором секунду назад погас свет. Она открыла дверь и обернулась, глядя на нас:       — Кто-нибудь голоден?       Айсли выжидающе посмотрела на меня. Голода я не чувствовала, но почему-то оставаться в замкнутом пространстве совершенно не хотелось. Воздух. Мне нужен воздух.       Я встала и все взгляды устремились на меня. Айсли последовала моему примеру, и мы все отправились на улицу.       В доме напротив все так же стоял полумрак. Стрекотали сверчки, шелестели листья кустов, ветки которых качались от легкого ветра.       На столе творился бардак: валялись грязные салфетки, бутылки пива лежали, а некоторые из них стояли на земле. Остатков пиршества было предостаточно, но при мысли что мы будем есть то, что уже побывало в чужом рту, мне становилось тошно.       Гретта села за стол и закинула в рот помидорку из чашки с салатом. Она потерла руки и стала оглядывать тарелки.       — Единственное правило, новенькая, это не пить алкоголь. Если найдешь полу пустую бутылку, лучше поставь на место. – сказала она, прожевывая лист зеленого салата.       Джесс села возле нее и потянулась к тарелке с пирогом. Айсли села по другую сторону, и я пристроилась рядом.       — По началу кажется отвратительным, но позже привыкаешь и теперь…. - Айсли взяла испачканную вилку и воткнула в кусочек мяса. — Мы относимся к этому, как к обычному ужину в кругу семьи, когда взрослые обычно доедают, то, что не доели малыши. – сказала она и отправила пищу в рот.       Я не хочу привыкать.       — Эм… А сколько ты здесь?       Айсли, активно пережевывая пищу, положила к себе на тарелку больший кусок мяса и поперчила.       — Я…Не знаю. – пожала плечами. — Примерно месяца два, может три.       — Три. – подтвердила Гретта. — Я стараюсь не терять ориентиры. Хотя иногда следить за временем совершенно не хочется. Грустно осознавать, что ты тут не день, не два, а несколько долгих месяцев.       Джесс заботливо переложила с моей тарелки обглоданные кости в тарелку с мусором, наложила салата и положила кусок мяса       — Поешь. Сегодня остатки есть, а завтра их может не быть.       Гретта покрутила бутылку в руках.       — Как ты думаешь, - обратилась она к Джесс. — Сегодня можно нарушить наше правило? Я думаю, они не заметят, если мы слижем со дна.       — Не знаю. В принципе, они сейчас не в том состоянии, чтобы думать о остатках пива. – Джесс кинула взгляд на дом, погруженный во мрак.       — Давайте стаканы. – подытожила Гретта, взвесив все «за» и «против».       Я взяла кусочек мяса дрожащей рукой и откусила. Гретта, не обращая внимания на мое равнодушие к ее словам, налила в стакан немного пива.       — Тихонечко. – прошептала она.       Я взяла в руки свой и мы чокнулись. Девушки запрокинули головы, залпом осушая содержимое, а я так и замерла, ощущая на себе пристальный взгляд. С осторожностью повернула голову, решая еще раз убедиться, что все, кто в доме спят. Там, на верхнем этаже, был зажжен свет, в окне стоял отчетливый мужской силуэт. Рот приоткрылся, глаза распахнулись. Я посмотрела на девушек, продолжающих трапезу.       — Там…Там кто-то стоит…Смотрит на нас… - сбивчиво сообщила я. Девушки перестали жевать и как один повернули головы. Лицо их не изменилось, они продолжили пережевывать пищу и через секунду повернулись, в непонимании глядя на меня.       Я взглянула на дом. Свет уже не горел.