Эпитафия двуличным

Гениальные идеи как вероломные бляди: приходят, когда им вздумается, и покидают тебя точно так же. Можешь ждать их хоть всю жизнь, но явятся они именно в тот трагичный момент, когда жена будет умирать от рака или лучшему другу зарядит пулю в лоб поехавший мафиози. Мартин Фаранан — молодой, успешный и талантливый — как писатель себя полностью исчерпал, а ведь ему едва перевалило за тридцать. Остатки его идей уныло плескались где-то на дне бутылки, выдохшиеся и отвратительные на вкус. От былого величия остался лишь дурной запах. Но еще не поздно было вернуться на пьедестал. А вот Уильяма Бикла, безнадежно растерявшего свой актерский успех еще лет так десять назад и с тех пор катящегося по карьерной лестнице прямиком в жопу, — как раз посетила одна сногсшибательная идея. Родилась она, впрочем, не случайно. От скуки или чтобы выплеснуть накопившийся стресс или в поиске чудодейственных эндорфинов (подчеркнуть нужное, несущественное) он иногда потягивал прелестного, но занудного ангелочка с Беверли-Хиллз. По всей вилле были раскиданы фото ее дружка-мафиози с плоскомордой собачонкой. Анджела трепалась об этом мудаке без умолку и затыкалась, наверное, только когда ей хорошенько вставлял кто-то другой (видать, включался режим проветривания). Билли был сыт по горло ее трепом. А еще он устал слушать нытье Марти: о том, что сценарий не пишется, идей ноль, вообще полный голяк-пойду-нажрусь-и-сдохну и все такое. Только если на Анджелу ему было плевать, то проблемы Марти его еще как заботили. И вот однажды, лежа в своей постели и с отвращением вспоминая (примелькавшиеся, бесконечные и такие, блядь, невыносимо приторные) фотографии парня своей секс-подружки, он вдруг подумал: как было бы круто и даже аристократично избавиться от всех этих мафиозных ублюдков. Включая якудза. Только представьте: если, скажем, Капоне там или Ротштейна застреливает неизвестный парень в маске. Просто так. Ему не нужны ни деньги, ни слава, ему вообще нахрен ничего не нужно, и зачем он убивает мафию — тоже нахрен никто не знает. Но выглядит он внушительно. Как супергерой. По факту им и является: так как организованная преступность определенно уже всех достала, парню в маске скажут спасибо. Отличный персонаж, решает Билли и улыбается, представляя, как обрадуется такой идее Марти. И тут же скисает: Марти — душа ранимая, ему недостаточно просто поднести на блюдечке с голубой каемочкой какую-то свою идею и сказать: «Пиши, родимый! Все для тебя!». Нет, это не сработает, ведь Марти птица гордая. Марти нужно что-то свое, а не подаренное чужое, на крайний случай сойдет взятое из жизни. И тут в голове у Билли щелкает. «А почему нет?!» Стрелять — он умеет. Даже двумя руками (спасибо, дорогой кинематограф, за бесценный опыт). Пистолеты, кстати, тоже есть. Осталась супергеройская экипировка. И образ такой, и имя, чтобы врезались в память, сразу вызывали ассоциации с чем-то всем хорошо известным. Взгляд Билли, блуждая по комнате, падает на колоду карт и лежащую рядом, запоротую в минуты грусти, вязаную красную шапку. Карты. Красное. Бубны. Валет. Его личный ассоциативный ряд идет нахер, зато образ получается невъебенно крутой. Билли вскакивает с кровати и начинает планирование… Иногда идеи бывают слишком гениальными. Они разъедают сознание автора как червь-паразит, подчиняют и убивают. И вплоть до самой смерти автор — больной рассудком и телом — уверен, что создал шедевр. Что горы трупов и сломанные жизни — того стоили. Что его имя запомнит Вселенная. В случае с Билли — он готов свой шедевр бросить к ногам Марти. И сам там оказаться. И он, черт возьми, это сделает! Билли уверенно надвигается на двух прилизанных типов из банды Костелло и целится им в затылки. И знает, что, убив их, он не перестанет спать по ночам, не станет терзаться муками совести и испытывать бесконечный приступ тошноты от отвращения к себе. Не будет чувствовать все, что чувствовал бы нормальный человек, что чувствовал бы Марти, убей кого-то. Нет, ему совершенно плевать на этих свиней, сколь долго они будут мучиться, и будет ли по ним кто-то плакать. Им просто не повезло встать на пути творца, создающего шедевр. Но свои роли они сыграли с успехом. Все, что Билли чувствует после выстрела — приятное волнение от того, что сделал первый шаг к цели. Но об этом шаге, о личном вкладе Билли, Марти никогда не должен узнать. Как и о многом другом, что способно разбить ему сердце. К примеру, узнай Марти хотя бы десятую долю того, что думает о нем Билли или пишет в своем дневнике — давно бы уже послал нахуй и вдогонку оформил судебный запрет приближаться, на всякий случай (и не без основания). Или о том, когда, где и кого трахает Билли. Любая информация об этом вызывает у Марти градацию от перекошенного ревностью рыла до полного отрицания. Тот, может, и не замечает своей реакции, но Билли — видит. Так что, нет, Марти, что ты, у меня вовсе нет девушки. В моей жизни только одна девушка — ты, да и о ней тебе лучше не знать, как и о многом другом, тебе же во благо. Ты вообще многого не знаешь. Ты себя не знаешь, Марти. Ты себя не знаешь. Зачем тебе семь психопатов, когда хватает одного? Но тебе, правда, нужен этот сценарий и этот финал, чтобы понять себя и раскрыться. Пора закончить этот бесконечный кошмар из насилия, разбитых и заново склеенных сердец. Перечеркнуть всю ложь, спрятанную за улыбками. Пора умереть и послужить тем самым во благо чему-то великому. Оставить что-то после себя. Чтобы мгновение смерти оказалось в тысячу раз лучше, чем вся жизнь обычного американского неудачника — никчемного актера-похитителя собак. А потом снимут блокбастер, и Билли сыграет не кто-нибудь, а по меньшей мере Мэтт Дэймон. И у «Семи психопатов» будет такой грандиозный финал, что на титрах зал захлебнется в реве! О, Билли предвкушает этот финал. Беря на руки лохматого, плоскомордого и невероятно милого ши-тцу, он уже рисует в красках, как озверевший Костелло приговаривает его к смерти на глазах у потрясенного Марти. И тогда наконец-то все закончится. Не будь земля на кладбище по цене полета в космос, и не будь участью Билли оказаться в дешевой, никому не нужной, урне — он бы все-таки удостоился собственного надгробия. Белоснежно-мраморного. На котором напишут нечто пафосное, но полностью отражающее его реальность: «Он был отчаянным и прожил короткую, но яркую жизнь. Сгорая внутри, каждый день вспыхивал и догорал как спичка — дочерна. Жил ради одного человека и умер ради него, как преданный пес. Он страшно заебался и, подохнув красиво, избавился от мук». Хотя нет, это слишком длинно. Его эпитафией будет: «Билли Бикл. Лучший друг и двуличная мразь».